Курская заря. Ч4. Г8. Крик совы

            КУРСКАЯ ЗАРЯ. повесть
            Часть 4. Квадрат 43.
            Глава 8. Крик совы.

            Предыдущая глава:   http://proza.ru/2024/01/01/1670   

            8.1. Мелочей не бывает.   

            Уже в час дня, четырнадцатого мая, штурмбанфюреру СС Паулю Рёозе позвонили со станции. Позвонил его агент, назначенный контролировать погрузо-разгрузочные работы на железнодорожной станции Орёл…

            Основная задача офицера, назначенного шефом орловской контрразведки, на контроль погрузо-разгрузочных работ железнодорожной станции Орёл, состояла не только в том, чтобы проверять документы поездов и вагонов, благонадёжность персонала… на то были и другие службы, среди которых и эффективно работающее управление русской полиции в городе, их еще называли в Орле - «Русским гестапо» - служба Михаила Бутина, это были предатели Родины, как из гражданских, так и из пленных. Они выполняли огромный пласт работ по зачистке города от подполья и партизан. Его задача была максимально сужена шефом орловского гестапо. Рёозе талантливо умел применять весь, попадающий в его поле зрения, бесчеловечный материал человеческого рода.
            Задача агента, лейтенанта гестапо Ирвина Шиллера, в большей степени заключалась в том, чтобы любой инцидент случающийся на станции, вне зависимости от его масштаба и значимости, немедленно становился известным шефу гестапо - Паулю Рёозе. Ни вчера, ни позавчера, 12 мая, инцидентов вроде, как и не было, если не считать, что два рабочих пропали после работы, и не явились получать жалование по разгрузке вагонов с углём, это было выявлено вчера при проверке текущей бухгалтерии по использованию вольнонаёмной рабочей силы, причём этому никто не придавал практически никакого значения. Это было не впервые. И конечно не было финансовым нарушением. Доложено докладной в его адрес бухгалтером девятой ветки, где разгружалась почти вся тяжелая военная техника, если разгрузка производилась именно в Орле.
            «Может убили друг друга…» - с улыбкой на губах думал про них лейтенант Шиллер. Ведь именно позавчера там же два рабочих подрались, устроив весёлое представление для охраны Михаила Бутина, полицаев и танкистов. «Ну – не получили деньги, и не получили, если бы им переплатили… а тут, не большая, но экономия.»
            Не об этом стремился доложить лейтенант, сомневаясь - нужно ли это делать вообще. Имеет ли смысл тревожить такой малостью шефа? Но, сегодня утром ему доложили, что у танкистов позавчера пропала техническая документация… инструкция по обслуживанию ходовой части и трансмиссии нового секретного танка «Тигр 3». На самом деле – это всего лишь инструкция, но секретность именно этой машины постоянно проверялась седьмым отделом контрразведки, танк нельзя было фотографировать, перемещать его можно было только в камуфляжной сетке, это соблюдалось не всегда, но в положении о секретности, записано именно так.
            И так-как сегодня утром Лейтенант Шиллер об этом был оповещен официально, и устно, и письменно, командованием танкового корпуса, который уже четвертый день разгружается на девятой ветке. Виновные в пропаже документации, младший офицер, и водитель-механик танка, были строго наказаны дисциплинарно. А раз так, шефу об этом не сообщить, он не мог.
            Ирвин Шиллер уже давно, по крайней мере, пару последних месяцев, работу свою настроил строго, это помогло ото дня ко дню разгрузку на станции поставить на конвейере. И если еще недели три назад, от раза к разу, сходили гусеницы танков с платформ, один танк даже завалили при сходе его с платформы по пандусу, что было происшествием чрезвычайным, повлиявшим на задержку разгрузки… не так-то сразу понятно, каким образом убрать пятьдесят с лишним тонн, врезавшегося в землю острыми углами и гранями железа, к тому же - свернули орудие… то последние дни, на радость Ирвину, вся работа настроилось в унисон, и разгрузка шла никак не хуже звучания сыгранного симфонического оркестра под управлением хорошим дирижёром. А музыку симфоническую Ирвин очень любил. Особенно Бетховена.
            После утреннего звонка о происшествии из штаба танкового корпуса, Ирвин поначалу не придал этому особого значения, и тревожить шефа, какой-то инструкцией не собирался. Но когда, под роспись, прислали официальную бумагу, а через пол часа оповестили об инциденте из бухгалтерии, не сообщить о случившемся он уже не мог.
            Именно поэтому лейтенант, позвонив в час дня начальнику Орловского гестапо, внутренне опасаясь получить от него взбучку за мелочность и мнительность, в своих действиях о пропаже секретной инструкции.

            При этом...
            Все охранение на станции, связанное с осуществлением каких бы то ни было работ, осуществляли труженики Михаила Бутина. Они охраняли и военнопленных из концлагерей, задействованных не только на разгрузке, но и на строительных работах по станции и вокруг неё. Имели свою тюрьму. Производили ликвидацию и зачистку отслужившего человеческого материала, часто не возвращая военнопленных в концлагеря обратно.
            Ранее упомянутый, Михаил Бутин, не был бездумным фанатиком, выжившим из ума. Он был человек расчётливый хитрый и… наверно достаточно умный.

            Историческая справка.

            Многие русские коллаборационисты под конец войны ушли с немцами на Запад. Но были и те, кто десятилетиями жил в СССР, избежав наказания. Только в 1957 году сотрудники КГБ задержали шефа орловских полицаев Михаила Букина, который, в отличие от Тоньки-пулемётчицы, даже не стал менять имя и фамилию.

            Купец с плёткой.

            У Михаила Ивановича Букина были все основания ненавидеть советскую власть. Он родился в 1897 году в состоятельной купеческой семье города Орла. В молодости Букин был франтом, он модно одевался и носил перстни на пальцах, бросая франтом в глаза встречным и поперечным свою удаль и состоятельность. При этом выказывал, во все аспекты своего поведения, пренебрежение к беднякам. Рассчитывая пойти по стопам отца, в 1917 году Букин уехал в Киев, где поступил в Коммерческий институт. Революция в одночасье отняла у него высокий социальный статус. Однако «лишенец» всё же сумел приспособиться к новой жизни. С 1920 по 1941 год он сменил шесть рабочих мест. Букин был кассиром, кладовщиком, помощником бухгалтера, а в 1941 году работал старшим товароведом-консультантом в «Росглавхлебе». На этой должности его арестовали за превышение полномочий при закупке труб. По решению суда товаровед должен был отбыть два года в лагере в Гомеле, но вскоре началась война, и при первых взрывах немецких бомб заключённые попросту разбежались, как только возникла к тому возможность. Букин вернулся в Орёл в октябре 1941 года, вскоре после того, как в город вошли гитлеровцы.
            Через посредство соседки по коммуналке, работавшей у немцев переводчицей, Букин устроился сначала в городскую управу, а затем и в «русское гестапо». Так неофициально уже называлось сыскное отделение полиции Орла, формально являвшееся подотделом управы. 15 апреля 1942 года Букин возглавил отделение. Его главной задачей был поиск коммунистов и подпольщиков, а также любых лиц, несогласных с оккупационным режимом.

            Стремясь выслужиться перед начальником Германом Кохом, Букин дал волю своей природной жестокости. Здание №51 на улице Черкасской, где располагалось сыскное отделение, приобрело дурную славу. Бывший купец лично избивал задержанных, нередко до смерти. В его кабинете постоянно висела плётка, которой он орудовал во время допросов.
            «Русские гестаповцы» практиковали такие методы издевательств, как раздевание догола и обливание холодной водой. Забавой было – закреплять вертикально, между полом и потолком камеры бревно, жестко к нему привязывать голого человека, с полчаса обливая его водой из колодца, затем, подвешивали над ним пробитое гвоздем ведро, которое капало на темя несчастного, пока тот не умирал в страшных муках.

            Приходилось начальнику «чистить» и собственных подчинённых. В августе-сентябре 1942 года Букин арестовал подпольную группу из четверых «полицаев» во главе с начальником паспортного стола Николаем Челюскиным, который был заброшен в немецкий тыл со спецзаданием. В группу входил даже личный секретарь Букина Дмитрий Сорин, который распространял антинемецкие листовки.
            За успешное завершение дела в апреле 1943 года немцы наградили Букина орденом «За храбрость» 1-й и 2-й степени 2го класса в бронзе с мечами.

            Ещё одно направление деятельности «русского гестапо» заключалось в «окончательном решении еврейского вопроса». Для Букина в этом не было ничего нового, он организовывал еврейские погромы в Орле ещё в годы Гражданской войны.
            «С помощью так называемой русской полиции, под руководством предателя Букина, немцы стали осуществлять тотальное уничтожение евреев Орловщины», – отмечалось в одном из докладов II международного симпозиума «Уроки Холокоста и современная Россия».
            Свидетелям особенно запомнился случай с еврейскими детьми Беллой и Аркадием, которых привезли на Черкасскую в июне 1943 года. Полицаи не готовы были расправляться с детьми, но Букин решительно приказал бросить их в автомобиль-«душегубку». Погибших захоронили у села Гать.

            Под его командой, по заданию шефа гестапо, была организована охранная служба. Головорезы осуществляли охрану и уничтожение военнопленных из концлагерей, которые участвовали в строительстве секретных и военных объектов вермахта на Орловщине, после чего они должны были их зачистить... ликвидировать.
            Одним из отрядов командовал полицай со шрамом через всё лицо, заработанный до войны, отсиживая уголовное наказание в советском лагере.

            При этом Букин работал не только «за идею», да и была-ли у палача идея. Он воспользовался немецкой оккупацией, чтобы вновь пожить в «дореволюционной» роскоши. Со всего Орла в его квартиру свозились ценные вещи, мебель и драгоценности.
            Но властвовать орловскому «чёрному человеку» довелось недолго. 5 августа 1943 года Красная Армия освободила Орёл. Немцы переправили Букина в Литву, где он стал помощником начальника концлагеря «Правенишкес». В 1944 году бывший полицай прибыл в Польшу, где сменил обмундирование на робу рабочего. А под конец войны нацисты фиктивно отправили его в концлагерь в качестве заключённого.

            Послевоенная жизнь.

            Когда советские войска освободили Польшу, Букин и его жена Анастасия под видом беженцев вернулись в СССР. Букин выправил себе документы на прежнее имя, но сочинил биографию с нуля. Теперь он представлялся уроженцем Царицына, который в годы войны работал волонтёром санитарного госпиталя в Кизляре. Бывший полицай поселился в Днепропетровске, на улице Шмидта. Стараясь не привлекать внимание, он больше не искал «хлебных» мест. По состоянию на 1957 год Михаил Букин работал рядовым охранником треста «Горкоммунжилстрой».
            Соседи запомнили его как тихого и приятного человека. Не имея своих детей, под старость лет он часто присматривал за соседскими ребятами. Добрый одинокий дедушка.

            Арест и суд.

            В конце концов спецслужбам удалось вычислить бывшего коллаборациониста. Личность Михаила Букина подтвердила экспертиза почерка на документах при устройстве на работу по охране предприятия, и документах из архивов орловского гестапо, так уж сложилось, что люди оказались ответственными. Сотрудники КГБ арестовали Букина у него на работе 17 апреля 1957 года.
            «Так и знал. Давно ждал…» – проговорил «гестаповец».
            Уже на первом допросе Букин сознался, что он не тот, за кого себя выдаёт, назвав настоящую дату и место рождения. Он не отрицал службы у немцев, но стремился скрыть личное участие в преступлениях, утверждая, что избиениями и убийствами занимались его подчинённые. Однако под тяжестью улик дал признательные показания.
            20 ноября 1957 года начался открытый судебный процесс над Букиным. Чтобы заседания слышали все жители Орла, их транслировали через уличные репродукторы. Вину Букина подтвердили 78 свидетелей со всего Советского Союза и из-за границы. Коллаборационист пытался добиться помилования в Верховном Совете РСФСР, но безрезультатно. Весной 1958 года смертный приговор в отношении Букина был приведён в исполнение.

            Продолжение главы 8. Крик совы. 8.1. Мелочей не бывает.

            …В час дня у Пауля Рёозе зазвонил телефон. Ирвин звонил шефу каждый день именно в это время и докладывал – что никаких происшествий нет. Или…
            - Reose auf dem Draht. (Рёозе на проводе.)
            - Herr Sturmbanf;hrer, Leutnant Schiller berichtet. Seit dem 13. Mai gab es keine gr;;eren Vorf;lle. Aber am zw;lften Mai, als die Tanks auf dem neunten Zweig an der dritten Plattform entladen wurden, verlor ein Fahrermechaniker die Bedienungsanleitung f;r das Fahrwerk und das Getriebe des Tanks. Die Suche nach der Anweisung ist noch nicht abgeschlossen, aber es gibt derzeit kein Ergebnis. Der stellvertretende Panzerbrigade, Major Keller, h;lt das nicht f;r einen gro;en Verlust. Die T;ter werden bestraft. (Господин штурмбанфюрер, докладывает лейтенант Шиллер. За 13 мая серьезных происшествий не было. Но двенадцатого мая, при разгрузке танков на девятой ветке у третьей платформы, один механик-водитель потерял инструкцию по обслуживанию ходовой и трансмиссии танка «Тигр» последней модификации. Поиск инструкции еще не завершён, но результата, на текущий момент, нет. Заместитель танковой бригады, майор Кёллер, не считает это большой утратой, так как ей укомплектована каждая машина, но при получении этой инструкции расписываются о режиме секретности. Виновные строго наказаны.)
            Он замолчал. В трубке полтора десятка секунд тоже было тихо. Молчание в трубке очень неприятно, шеф всегда уходил в жесткую, как стена, задумчивость, когда информация, им полученная, была серьёзной и не ожидаема. Это не сулило ничего хорошего.
            - Leutnant… (Лейтенант…) - пауза, - verstehen Sie wirklich nicht, dass es einen Notfall gab?.. (неужели вы не понимаете, что произошло чрезвычайное происшествие?..) – Штурмбанфюрер опять сделал острую, как бритва у горла, паузу. - Die Anweisung zur Wartung einer streng geheimen neuen Waffe ist verschwunden. Diese Panzer waren noch nicht im Kampf! (Пропала инструкция, по обслуживанию сверхсекретного нового оружия. Эти танки еще в бою не были!)
            Голос шефа был, как всегда, спокоен, но напряжение от того только росло. Шиллер вытянулся струной держа телефонную трубку, хотя находился за пол города от Рёозе, видеть его осанку шеф не мог. Он до последней своей конечности ощутил собственную глупость и важность утраты, которая приключилась… о Боже, позавчера. Но Ирвин молчал. Он понимал, что любое его слово сейчас – должно быть не верным.
            - Ist das alles, oder ist noch etwas Unwichtiges passiert?.. (Это все, или случилось еще что-то неважное?..)
            Ирвин был в шоке, он не хотел вспоминать о драке русских рабочих при разгрузке угля, но про деньги, в подобной ситуации, не сказать шефу орловского гестапо, не мог. После тяжёлого вздоха:
            - Vorgestern, am 12. Mai, kamen zwei Arbeiter, russische, Freiberufliche, nach dem Entladen der Kohle nicht zur Abrechnung. Kasse. Die Daten, vom Buchhalter des neunten Zweiges, sind verf;gbar. (Позавчера, двенадцатого мая, двое рабочих… русских, вольнонаёмных, не пришли за расчётом, после разгрузки угля. Деньги в кассе. Данные, от бухгалтера девятой ветки, имеются.)
            Чувствовалось, что долгая пауза на той стороне провода, была злой. Щёлканье в динамике трубки не давало надежды ни на что хорошее.
            - Ist das alles?!. (Это… все?!.) – Шеф словно чувствовал, что новости не исчерпаны.
            Лейтенант опять не знал, что и делать – подышав в трубку пару секунд, решил выложить все, до конца:
            - Beim Ausladen von Kohle gerieten zwei Arbeiter miteinander in Streit… (При разгрузке угля два рабочих подрались между собой…)
            Он не успел договорить:
            - Sind das die gleichen zwei, die das Geld nicht bekommen haben? (Это те же двое, которые не получили деньги?) – Рявкнул в трубку Рёозе!
            - Ich kann es nicht wissen, Herr Sturmbanf;hrer! (Не могу знать, господин штурмбанфюрер!)
            - Am 12. Mai? (Двенадцатого мая?)
            - Jawohl!.. (Так точно!)
            - Warum haben sie gek;mpft!.. Wozu haben sie gek;mpft? (Почему подрались!.. Зачем подрались!) - Небольшая пауза. Шиллер не может схожу сообразить, что ответить. – Wurde die Kohle neben dem Entladen der Panzer entladen? (А уголь разгружали рядом с разгрузкой танков?)
            После последнего вопроса у лейтенанта голова разлеталась в стороны, он не знал ответов на первые вопросы, и понимал, что шеф это знает лучше его самого, но… знал ответ на вопрос последний:
            - Jawohl!.. (Так точно!..) – выдавил из себя Ирвин.
            Проходила первая секунда… вторая, третья… они были очень длинными, очень томительными:
            - Ich frage mich, ob dort die Anweisung verloren gegangen ist? (Интересно… там была потеряна инструкция?) – Рёозе как будто не спрашивал… Он словно утверждал себе под нос то, что прозвучало в ухо лейтенанта.
            - Ich kann es nicht wissen. (Не могу знать.) – опять прогремел голосом в эфир Шиллер.
            Штурмбанфюрера это поколебало, ему очень трудно было себя сдержать, но его многолетний опыт продолжал держать Пауля Рёозе в руках:
            - Also gut. Ich fahre zu Ihnen. Nichts zu tun, bevor ich ankomme.
(Значит так. Я еду к вам. Ничего не предпринимать до моего приезда.)
            Бросил трубку. Лейтенант Ирвин Шиллер еще несколько секунд слушал короткие гудки, затем медленно положил трубку на рога аппарата. Молодой неопытный немецкий офицер был опустошён… И, в некотором смысле, напуган.
            ………………………………………………….

            8.2. Змеёвка.

            В это время, к 13.00 четырнадцатого мая, когда шефу орловского гестапо Паулю Рёозе звонил лейтенант Ирвин Шиллер, разведгруппа Васильева подходили к четвертой, крайней, точке маршрута, разъезду Куракино. Четвертой точкой разъезд был, если считать девятую ветку Орла, где производилась разгрузка немецкой техники. Но на маршруте была только меньшая часть группы. К разъезду выходили Альперт в сопровождении Сиротина, Сиротин – старшим, по распоряжению командира…
            Трифонов и громов оставлены с архивом в точке сбора, и ожидания… групп сопровождения.

            Долгой оказалась дорога к Куракинскому разъезду. Дважды натыкались на замаскированную в пролесках немецкую технику, даже за фотографировать удалось, а сержант нанёс ее на карту, которая всегда была с ним в планшете, хорошо, что оставил ее в лагере, позапрошлой ночью, когда в танк лазивши - карта осталась не замочена. Но на обходы требовалось время, и немалая внимательность к создающейся обстановке.
            Один раз чуть не выскочили на охранение… но Бог миловал, замерли на несколько минут, в метрах от немецкого секрета, пока корреспондент старался… до безумия стараясь, не шумнуть чем ни будь отползая, хотя бы метров на тридцать, пока Сиротин контролировал спокойствие немцев, спокойно держа их на мушке своего пистолета.

            Они задержались на марше и днем ранее, после бессонной ночи у провалившегося танка. Днём на пару часов пришлось лечь спать, перед последним броском совсем не было сил. Оставив полустанок Еропкино, только после двухчасового сна, четыре часа двигались вокруг станции Змеёвка, из последних сил пытаясь достичь намеченной точки сбора между Змеёвкой и Степановкой. Ввечеру, когда наконец-то достигли цели еле-ели нашли силы поужинать.
            Никак не давали Васильеву покоя данные разведки по Змеёвке. Очень сильно задевали его обстоятельства, что причины, почему так усилена оборона станции Змеёвки, нашей разведке не известны. Поэтому, когда они добрались до точки, где оставят образовавшийся архив с охранением двумя бойцами, перед выдвижением на крайний рубеж маршрута, он мучился рассуждениями об эффективности использования последнего дня операции. Кроме того, опять болела голова, все говорило, что без сотрясения у танка не обошлось.
            Точка сбора была выбрана идеально. На северо-запад четыре с половиной километра до Змеёвки, на юго-запад одиннадцать километров до Куракинского разъезда (туда-сюда двадцать два, для выполнения фото-задачи часов шесть-семь надо), на юго-восток пять километров до Степановки, на восток пять километров до устья каменного ручья в Неручь, где переход на нашу сторону запланирован. Именно сюда, в эту балку, должны завтра, 14 мая, приблизительно к 22.00 прибыть группы сопровождения. На всё, про всё – 24е часа осталось. Балка закрытая со всех сторон, поросшая старым лесом, в другой ситуации можно было костер разводить. Хоть роту укроет. Но: «…Сутки – не срок, лето не итог… переживем без костра».
            Не хотел Васильев давать врагу ни шанса на их провал. К тому же не отпускала его Змеёвка:
            «Рядом со Змеёвкой находимся… меньше пяти километров, что ж мы и попытки, секрет немецкий узнать, не сделаем? Тем более, что выход даже не от нас зависит. Не правильно это, не разумно… Всё равно других пошлют», - рассуждал сам с собой командир: «Сейчас отдохну, и надо сходить посмотреть. Без горячки и риска, просто сходить и попробовать что-нибудь услышать… а повезет - увидеть.»

            Они уже поужинали по предпоследней тушёнке. Перед тем как распределиться на посты на ночь, заканчивая тринадцатое мая, объявлено принятое решение:
            - Слушайте приказ… У нас уйма времени. На все про все, - он посмотрел на часы, - сейчас, можно сказать, 21.00. До встречи с группами сопровождения осталось 24 часа… завтра в 21.00. До куракинского разъезда отсюда 11-12 километров… ходу – ну… часа скажем три, с запасом, час на работу на месте, столько же обратно, итого семь часов, ну с прикидом на разгильдяйство, перекуры – восемь часов. Итого если выходите в 06.00 – возвращаетесь к двум дня… можно еще два часа отпустить, до 16.00. Значит с Куракино группа возвращается, повторюсь в… 16.00. В Куракино идут Альперт и Сиротин, старший – Сиротин. Только съёмка с одной точки и возвращение! Подчеркиваю - съёмка с одной точки и возвращение.
            Васильев секунды молчал.
            - Не слышу!..
            Сиротин:
            - Есть!
            Макс, в некой растерянности:
            - Ах да… Есть.
            - Архив, у Громова, Трифонов в охранении архива. Ожидаете в точке сбора до… нуля часов. Кто не пришёл, тот опоздал. После нуля часов эвакуация… под прикрытием группы сопровождения. Старший по архиву – согласно званию, по субординации. Ни на миг не ослаблять бдительность, не забывать, что на вражьей территории. Не забывать, что у вас на руках вся информация по нашему рейду!
            Командир опять прервал речь. Выждал секунды, посмотрев на дорогу на станцию Змеёвка.
            - Я…
            Глубоко вздохнул, замолчал на долгую пауза, обводя глазами членов группы, на Сиротине взгляд задержал: «Андрею… это не понравится».
            - Я-а выдвигаюсь на станцию Змеёвка, попробую выяснить почему её так охраняют, может получится. Возвращение по заданной схеме. Правила эвакуации общие для всех. Вопросы.
            По напряженному молчанию и лицам было заметно недоумение бойцов. Молчание нарушил Сиротин:
            - Товарищ командир, Змеёвки нет в маршруте.
            - Правильно, её нет в маршруте. Но до неё сейчас четыре километра. Что ж мы, находимся рядом, и не попробуем её распечатать? Какая разница, в Куракино двое, или трое пойдут? Двоим даже легче незамеченными оставаться… А тут, можно нужное дело сделать… тайну немецкую открыть. – На слове «открыть», сделал грубый акцент. - Рисковать не буду, мышкой туда, соколом обратно. Архив у Трифонова, ты, Андрей, не подведёшь. Самое главное, чтобы Макс из будки машиниста не выпрыгивал в азарте фотосъемки, если что за шкирку держи засранца.
            Все улыбнулись, Альперт поправил очки.
            - Тем более, много фотографий там делать и не надо, можно вообще только панорамой обойтись. Железо будет приблизительно тоже. Само собой, отметь на схеме распечатанное охранение, как и на предыдущих объектах, в данной ситуации это даже важнее. Машины посчитай, на схему нанеси… Стрелки поставь наиболее эффективного захода авианалета, чтобы не поперёк рядов, а вдоль... чтобы больше железа сжечь. Ты же все знаешь, и самый пунктуальный из нас… Еще вопросы?
            Бойцы молчали.

            В маршруте не было разъезда Становой Колодезь, и станции Змеёвка. Станция Змеёвка, пока по непонятной причине, имела очень серьёзное охранение, как с неба, так и на земле. А время маршрута, с самого начала, было крайне ограничено. При подготовке маршрута её исключили из фотографирования. Уже завтра с четырнадцатого на пятнадцатое они должны преодолеть речку Неручь, несколько севернее деревень Степановка и Борисовка, расположенных напротив друг друга по ее берегам. Там, где впадает в неё каменный ручей, где короткий, всего метров в триста, почти с полным разворотом, зигзаг её русла с топкими берегами на километр уходящие топью, как на восток, так и на запад, после Каменного.
            Чёткой линии обороны там не было. Ни та, ни другая сторона не планировали в этом месте больших боевых столкновений, уж очень неудобным было это топкое место, не только для использования техники, но и пехоты. С обоих сторон оборона представляла из себя ряд опорных пунктов, минные поля, заграждения из колючей проволоки, в колючке и те, и другие чуть ли не через день скрытно проделывали проходы для своих разведчиков, затем, чтобы на обнаруженных тропах устраивать друг на друга засады.
            Именно там и был подготовлен проход армейской разведкой для группы Васильева. Подготовлен проход, не только группой прикрытия, но и, если это потребуется, арт-поддержкой по опорным пунктам противника.
            Фотографирование на объектах вне Орла оказалось технически легче, чем на девятой орловской ветке. Видимо это было связано с более серьёзным охранением станции, ведь на самом деле к девятой ветке подойти, ближе чем на километр, было невозможно, да и на километр – не подойти.
            На полустанках, зоны разгрузки были чуть ли не с трех сторон окружены лесом. К существующим путям и веткам разъездов, где пара, где три, достроены дополнительные железнодорожные тупики, вдоль путей которых построены платформы для разгрузки тяжёлой техники. Ждать очередного состава не требовалось, график подачи литерных составов действовал, по-немецки пунктуально. При этом, на полустанках, немецкие посты и секреты – не были сплошной системой охраны, как на станции в Орле.
            Для капитана Васильева это сразу бросалось в глаза, он легко расшифровывал немецкое охранение. И, наконец уже сегодня, в точке сбора, и менее, чем 12 часов времени, до встречи с группами, обеспечивающими вывод его разведчиков на нашу сторону. Завтра к командующему 3 армии. Но сейчас Макс должен совершить еще одну, крайнюю, фотосессию их маршрута. Васильева среди них не будет, в Куракино пойдут: Альперт… и, командиром – Сиротин. Громов и Трифонов в Куракино не идут, они остаются в точке сбора, юго-восточнее Змеёвки. Сам капитан, ещё утром, выдвинулся в Змеёвку, попробовать вычислить, почему этот населённый пункт, с железнодорожным узлом, имеет такую секретность в прифронтовом тылу врага.

            Иллюстрация: Альперт Макс Владимирович - выдающийся военный фотокорреспондент, и во время Гражданской и во время Великой Отечественной войн, всегда был на передовой... в войсках. Непосредственно участвовал в реальных боевых действиях. Не взирая на категорические запреты, ходил в атаки. Выполнял особые задачи редакции и военного командования. Один из родоначальников советской серийной репортажной фотографии. Снимал Парад Победы! Его фотографии известны любому человеку, который хоть что нибудь знает о 2й Мировой.


            Иллюстрация:   фотоколлаж - фрагменты фоторепортажей легендарного фронтового фотокорреспондента Альперта Макса Владимировича.
            Продолжение:   http://proza.ru/2024/02/17/1213   

            17.01.2024
            Олег Русаков
            г. Тверь