Жизнь Айлин. Глава 23. 2014 год

Начало http://proza.ru/2024/01/23/661

Поддавшись мнению Леночки, что ей нужно пользоваться духами, Айлин купила парфюм в любимом отделе Ile de Beaute [1]  - мужскую туалетную воду Guilty .

Absolutely guilty [2].

Флакон был оформлен в коричневую коробочку, цветом напоминающую любимые сигареты More, в аннотации к парфюму было указано, что этот запах сочетает в себе цвет коньяка и мужских сигар.

Запах туалетной воды был таким отвратительным, что клиенты невольно морщились, вступая с ней в конфликт, но в этом запахе она нашла утешение.

Когда вампирша Леночка, едва скрывая радость в голосе, сообщила ей, что старая правдоискательница Рожнева, наконец-то умерла, избавив приехавшую ухаживать за ней дочь от выноса мочевых уток и смены памперсов с фекалиями, в Айлин что-то надломилось.

Такого надлома не было даже тогда, когда умерла Матрёна Афанасьевна, бабушка, но, может быть, оттого, что внучка не ухаживала за ней, не присутствовала при последнем дне жизни одного из близких ей людей. 

Она, как и обещала, заходила к больной, выжившей из ума старухе, но чувствовала, что Тасе это неприятно, потому что Людмила Васильевна в такие моменты отсылала дочь то за лекарствами, то ещё за какими-то деликатесами, вроде красной рыбы, которую Рожнева принципиально не ела.

Людмила Васильевна, схватившись за руку Айлин, плакала и лепетала, что ей страшно умирать. Айлин не знала, что ответить, и с очаровательной улыбкой врала, что всё будет хорошо. 

Когда Айлин искренне улыбалась, её лицо озарялось каким-то ангельским светом, она расцветала, как редкий цветок папоротника, красота её становилась не просто физической данностью природы, а словно лечебным бальзамом, и Людмила Васильевна, глядя на лицо оператора ксерокса Бариновой, ещё немного всхлипывала, потом успокаивалась, затихала, не отпуская руку Айлин, потом мирно засыпала.

Страдание уходило из морщин старой правдоискательницы, когда эта восточная девушка находилась рядом.

Именно потому, что Айлин действовала на больную, как седативный препарат, Тася мирилась с её существованием, однако, однажды, когда Рожнева заснула, дочь увела Айлин в кухню и выразилась предельно ясно:

– Ты больше сюда не приходи, въезжаешь? У тебя глаза какие-то ведьмаческие, ты мамашу мою точно гипнотизируешь, когда тебя нет, она всё время талдычит, что квартиру хочет тебе подарить. Даже адвокату звонила, думала, что я ребёнка выгуливаю, но, слава богу, я дома была, гладила… Короче, я пригласила психиатра и составляю акт о её недееспособности.

– Мне не нужна эта квартира, у меня своя есть. – Спокойно ответила Айлин, хотя это спокойствие далось ей с трудом.

Она вдруг заметила, что у неё вновь стали подрагивать руки.

– Ага, так я и поверила, – усмехнулась Тася. – Жильё все хотят. Все вы так говорите, и, вообще, мне до лампы, есть у тебя хата или нет. Чат окончен. Чтобы ноги твоей здесь больше не было! А то мамаша ещё какой-то своей знакомой грымзе заявила, что, мол, Линочка ей жизнь продлевает. А нечего, ясно? У меня два рта в Питере, третий вон, в соседней комнате сопит. Я уже запарилась говно за всеми убирать!

Айлин, не слушая больше, молча вышла в прихожую, начала одеваться.

Тася метнулась в комнату, вышла с деньгами в руках. Две пятитысячных купюры. Уже одетой продавщице она нехотя протянула их:

– Ну, это тебе за хлопоты. От детей отрываю, чтоб ты знала!

Айлин взяла деньги, осмотрела каждую тщательно, словно гравируя на них взглядом какие-то слова, потом швырнула Тасе в лицо:

– Это за ведро!

И, не прощаясь, вышла.

– Ну и пошла на ***, идиотка! – разразилась вонью благородная многодетная мать.

– Смотри-ка, бабками она швыряется, а сама-то ты кто? Чуть лучше прислуги!

Айлин не ответила. Какой смысл спорить с быдлом?

И, к сожалению, и облегчению, больше Рожневу не посещала. Что уж ей наговорила Тася, осталось тайной, но Людмила Васильевна больше в магазин не звонила.

И всё же, даже в это время, стоя одной ногой в могиле, она накарябала письмо в социальную защиту, черновик которого принесла в «Канцтовары» та самая подруга Рожневой, о которой Тася отозвалась так нелестно.

Письмо набирала Айлин, и оно опять что-то сдвинуло в её душе. Вот конец этого послания:

«Я пришёл в мир родной и добрый,
ухожу из чужого и порочного»
Виктор Астафьев

Принеся ей напечатанный текст, по просьбе подруги Рожневой, она увидела бывшую правдоискательницу в постели, в ночной рубашке, дрожащую, с метущимся взором.

В соседней комнате с видом мученицы дочь носила на руках хнычущий шоколадный кулёк, пожаловавшись Айлин, что уход за матерью ей не по силам, у неё ребёнок, а эта старая, отжившая женщина мешает ей полноценно выполнять свой материнский долг.

Ещё Тася выдала, что мать, взглянув на внука, сморщилась и глухо произнесла: «Убери от меня этого ублюдка».

Айлин, забыв оскорбительные Тасины слова в их последнюю встречу,  пыталась поговорить с ней, донести до неё, что Людмила Васильевна очень плоха, и что хотя бы последние дни её жизни надо потакать всем её прихотям. Но Тася возразила, что даже плач «ублюдка» выводит больную из себя.

Айлин попросила разрешения попрощаться.

Тася, видимо, получившая уже опеку над умирающей матерью, милостиво согласилась.

Зайдя на цыпочках в комнату умирающей, Айлин не знала, что говорить.

Людмила Васильевна, будто почувствовав её присутствие, очнулась.

Айлин присела на кровать, и старуха, вцепившись в её руку, прошептала:

– Линочка, я боюсь. Боюсь смерти. Нас учили, что умирать надо геройски, как Матросов, как Зина Портнова, как Космодемьянская, а я умираю в кровати, в луже собственного говна...

Собрав все свои силы, Айлин соврала, что болезнь отступит, и всё будет хорошо, но сама видела, что хорошо уже не будет. Что сжатие её руки – это предсмертное рукопожатие.

Людмила Васильевна снова и снова искала утешения у малознакомой девушки, но Тася, заглянув в комнату, блеснув хищными, будто стеклянными глазами, довольно произнесла:

– Вам врач запретил посетителей принимать, мамаша!

– Я сама решаю, кого мне принимать, а кого нет! – из последних сил выкрикнула Рожнева.

– Ты больше никто, поняла? И ничего не решаешь! Потому что ты – недееспособная, а хозяйка здесь я! Квартира по документам уже моя!

– Я пойду, – Айлин встала, едва сдерживая слёзы. – Прощайте, тётя Люда. Для меня было честью быть знакомой с вами.

Она вылетела из комнаты, и, так как не разувалась, рванула дверь квартиры и, как в детстве, перепрыгивая через несколько ступенек, убежала обратно на работу.

– Сколько вас можно ждать? – встретило её дурнопахнущее косматое существо с кипой документов. 

Айлин, не отвечая, пошла в раздевалку, вслед ей донёсся злобный рык:

– Куда попёрлась-то? А работать кто будет? Что у вас за магазин? А вы, – напустилась она на Леночку, которая, видимо, не отходила от своей кассы, следя за несколькими школьниками – любителями приворовывать. – Что, вам жопу трудно оторвать от стула?

– Это вы мне? – услышала Айлин высокомерный голос Субботиной.

Затем она процокала в раздевалку и тихо сказала:

– Включи диктофон.

– Уже включила, – улыбнулась ей Айлин, как сообщница.

Когда она села на рабочее место, то ей в лицо сунули доверенность со словами:

«Две копии с двух сторон».

Существо, женского пола, брызнуло на Айлин слюной, и та недовольно произнесла:

– Вы можете говорить так, чтобы ваши слюни не летели в разные стороны, а, конкретно на моё лицо?

– Документ отдала, я у вас копировать не буду, и всем буду говорить, какие твари тут работают.

– А кому это всем? – подлетела, как молодая, ушлая ворона, Леночка.

– Людям! – объяснила недовольная клиентка, нервно запихивая документы в дешёвый портфель из поливинилхлорида.

– А! – улыбнулась Айлин улыбкой феи, – Ну, людей-то мы редко здесь видим, так что, ищите, днём с огнём, как Диоген!

– Жалобную книгу мне дайте!

Леночка принесла многострадальную книжицу, в которой сегодня на неё тоже написали жалобу, за то, что она позволила себе сделать замечание клиенту, который перерыл все тетради, но ничего не купил, так как, зашёл «просто посмотреть», а ему не дали.

– И ручку тоже!

– А законом ручка, как приложение к жалобной книге, не предусмотрена! – издевательски произнесла Леночка, тоже улыбаясь, но улыбка у неё была как у злой феи. – Покупайте!

– Я куплю, куплю!

Одетое в какой-то серый, затёртый синтепоновый то ли плащ, то ли балахон, это косматое двуногое прошло в канцелярский отдел, выбрало самую «жопошную» ручку, кинуло на стойку тысячу.

– Ой, а у меня на сдачу только десятки! – всплеснула руками Леночка.

Это не было правдой, но у них всегда имелся стратегический запас для вредных клиентов.

Выложив горкой монеты, Леночка снисходительно наблюдала, как «жопошница» их пересчитывает.

Пересчитав, она вернулась на ксерокс, оттеснила другую клиентку, бывшего преподавателя немецкой литературы в педколледже – Марину Александровну Матросову, помешанную на Париже, и принялась старательно писать. Закончив, она открыла рот:

– Если на мою жалобу не отреагируют, я пойду в отдел по защите прав потребителя!

Айлин показалось, что злобная фурия сейчас лопнет и невольно скуксилась, словно ожидая, как куски плоти облепят сейчас её чистую белую блузку.

– А мы пойдём в полицию писать заявление на Вас, уважаемая, – Айлин отыскала в книге фамилию  фурии, – Петрук Оксана Фёдоровна, на основании ст. 130 УК РФ, то есть оскорбление личности. И за жопу расплатитесь, и за тварей!

– Ха! – фыркнула Петрук. – Вы ещё докажите! 

Айлин вытащила из лифчика диктофон:

– Знаете, что это? Хотите послушать?

И она включила последнюю запись.

«Что у вас за магазин? А вы, что, вам жопу трудно оторвать от стула?», –раздалось из динамиков.

– Это что-то совершенно невообразимое! – у существа глаза сделались как две огромные восковые капли. – Что они себе позволяют!

Она смотрела на Матросову, ища у той поддержки, но бывший преподаватель поддержала продавщиц:

– А вы себе что позволяете? Здесь вам не Париж, здесь вас никто облизывать не будет, да и не за что, да и пахнет от вас, простите, какой-то псиной, вы не заметили, что я нос платочком закрыла? Но я же не могу до одури дышать Magie Noir! Всему есть предел. Написали жалобу? Идите. Вам ответят. А потом ждите повестку в суд, кстати, я слышала, как вы девочек тварями назвали. С удовольствием буду свидетелем!

– Суки вы все крашеные! Дряни недотраханные!

– А диктофон пишет! – напомнила Айлин. – Скажите что-нибудь свеженькое, а то одни клише…

Оксана Фёдоровна, наконец, выбежала из магазина, как ошпаренная, ругаясь на ходу отборнейшим матом.

– Да как вы их выносите? – посочувствовала Матросова. – Не обращайте внимания! Я к вам всегда буду ходить, вы всегда такие чистенькие, ухоженные, вежливые. Я всем говорю, что лучшее обслуживание на Желодомной, в «Канцтоварах».

– Спасибо, – улыбнулась Айлин. – Ну вот, сканы отправлены. С вас 95 рублей.

– Спасибо! – улыбнулась одногруппница Виты Туренко.

После её ухода Айлин убрала с рабочего стола заставку: крыса Рататуй, не сводящая выпуклых глазёнок с Эйфелевой башни на другую: постер к фильму Триера «Меланхолия».

О смерти пенсионерки Айлин с каким-то скрытым удовольствием сообщила Леночка.

Небрежно так, будто речь шла не о человеке, сообщила:

– А! Подружка-то твоя умерла. Вчера похороны были. Что ж ты не присутствовала? Не позвали?

Айлин от этих слов словно замёрзла изнутри, и никакое ласковое весеннее солнце не смогло её отогреть.

В этот день она с каким-то садистским удовлетворением называла вещи своими именами, поправляла косноязычную речь клиентов, выслушивая в ответ то извинения, то угрозы написать в жалобную книгу.

Не выдержав, она положила злосчастную книжонку поверх своей стойки, и на угрозу о докладе в книжонке о том, какая она хамка, Айлин с ненавистью отвечала:

– Пишите, пишите. Начните с того, что, вы, такой-то, Трухин Б.В., не умеете говорить грамотно, вас поправили, и это нанесло ущерб вашей психике, так как поправка была воспринята вами как хамство. Ещё добавьте, что если бы вас поправил не продавец, а депутат, вам  бы и в голову не пришло требовать жалобную книгу!

После такой яростной речи, невежи, кидая монеты на стойку, чтобы они катились в рожу этой ненормальной девке, уходили, топая, как стадо гиппопотамов, вымещая злость на ни в чём не повинной входной двери. После пары-тройки часов такой коммуникации с клиентами, Леночка подошла к ней с капсулой и стаканом воды:

– Лин, пожалуйста, успокойся!

Айлин глянула напарнице прямо в лицо, чего не делала с середины сентября прошлого года. Возможно, сочувствие в вороньих глазах Леночки и было неподдельным, но Айлин этому не поверила.

– Лина, выпей, эта волшебная капсула! От неё сразу добреешь, всё кажется таким радужным, всех любишь, и всем хочешь помочь! Пожалуйста! Я и так от директора тебя, как могу, сегодня прикрываю, думаешь, она глухая и не слышит, как ты грубишь клиентам? Да ты их всех прогоняешь! Мы понимаем, что ты в шоке от смерти Рожневой, но зачем так резко реагировать? Кто она тебе была? Выжившая из ума старуха! Раскольников таким головы топором рубил! – блеснула эрудицией Леночка.

– Людмила Васильевна не давала в долг. – Шипящим голосом ответила Баринова.

– Лина, прекрати истерику, – повысила голос Субботина. – Я бы отправила тебя домой, но народу много, а я ногу подвернула, мне тяжело будет из отдела в отдел бегать. Личное – это личное, и оно не должно смешиваться с работой.

– Личное, что? – злым, угрожающим голосом начала Айлин. – То, что ты меня за человека не считаешь? Игноришь? А что я тебе такого сделала? Какого хрена ты надо мной уже почти год измываешься? А у тебя почему ненависть ко мне связана с работой? Почему тебе можно, а мне нельзя?

– Ты могла бы сразу дать понять, что можешь дать отпор, – сузила глаза Субботина, – а не позволять обращаться с тобой, как с конченной лохушкой. Когда я тебе первый раз про 50 рублей лишних в кассе сказала, почему ты меня на х** не послала? Я бы пробесилась, и мы бы стали лучшими подругами. А меня задело, что ты всё терпишь, но у тебя терпение какое-то адское, иногда аж жуть берёт…

– Извини, Лена, что не послала тебя на х**, – глядя ей прямо глаза, очаровательно улыбнулась Айлин. – Но я на тебя зла не держу. Я привыкла, что со мной уже давно обращаются, как с дерьмом. Мне только одно не ясно: почему вас, садистов, так много? Нравится пить мою кровь? Так знай, солнце, кровь моя – ядовитая, и вам всем рано или поздно плохо будет. Но тебя я прощаю. У тебя всё будет хорошо. Через полгода ты, наконец, уйдёшь, дочка твоя закончит институт, и вы удачно переедете в Питер, а теперь извини, мне надо работать.

Айлин проглотила капсулу, выпила всю воду и начала набирать таблицу со сметой строительства телятника.

– В... в какой Питер? – заикаясь, переспросила Леночка.

Выглядела она так, будто ей грозил топором сам Достоевский.

– В цивилизованный. С мужем переедешь, работу хорошую найдёшь, дочка удачно замуж выйдет, в Финляндию махнёт. Но только этого всего не будет, если ты не бросишь свои садистские штучки в отношении меня и Майи.

– Ты… ты предсказываешь будущее?

– Слушай, иди, как ты говоришь, работай! И не пей кровь. Всё очень просто. Сейчас ты на весах, смотри, чтобы чаша с тобой не опустилась вниз.

Субботина, наконец, отошла к своему рабочему месту, к ней подошёл покупатель, и работа магазина вернулась в обычное русло.

К Айлин подошёл мажористого вида субъект, в тёмных очках, чистым розовым личиком, в синем в клетку пальто и рыжими волосами, явно колорированными, так как природа на головах обычно предпочитает однородные цвета. 

Едва глянув на бесстыжую ухмылочку, выгнутые, подмазанные бровки и облокотившуюся руку, прижатую к шее так, словно он собирался ударить себя, Айлин поняла, что с этим клиентом сразу всё пойдёт не так. Но она ещё не знала, что перед ней настоящий садист.

Рыжий юнец, подняв левый уголок губы кверху, отчего его лицо приобрело мерзостное выражение, как будто он собирался полакомиться сердцем немолодой восточной женщины, двумя пальчиками сунул ей в лицо флешку:

– Вырезать лицо и напечатать две фотографии 3 на 4.

– У нас нет программ обрезки.

– А вы откройте через Paint и обрежьте.

Айлин сделала так, как он велел, нутром понимая, что перед ней не простой садист, а идущий до конца, не останавливающийся ни перед чем.

Вставив обрезанную рожу в WORD, она не смогла выставить именно нужный размер, получалось то 3,76 на 4,85 или 2,45 на 4,15. Наконец, юнец брезгливо искривив свой красный ротик, согласился на чуть большее фото.

Айлин распечатала две фотографии на глянцевой бумаге и протянула рыжеволосому, озвучив сумму «25 рублей», которая складывалась из стоимости фотобумаги и её усилий, оценивающихся по прейскуранту «обрезка фото» в 15 рублей.

Юнец, будто не слыша, внимательно рассматривал себя с таким выражением лица, будто вместо красавчика ему подсунули какого-то выродка.

– Вот здесь пятно, – капризно протянул он, подавая ей фото.

Айлин посмотрела: никакого пятна там не было, о чём она и сказала, добавив, чтобы он снял очки и убедился сам.

– Чего? – взвился поганец, чуть не перекрутившись жгутом, как глист, – ты ещё будешь тут командовать? Перепечатала, быстро!

Айлин выбросила фото в мусорную корзину, открыла в «Одноклассниках» любимую игру Candy Valley и сказала:

– До свидания.

– Я сказал, перепечатала, ты чё, не въезжаешь?

– Не въезжаю, – глухо и нагло ответила Айлин.

Ей хотелось добавить, чтобы поучился хорошим манерам, но чутьё подсказывало ей, что он только этого и ждёт.

Мерзавец оказался не из дураков. Оценив ситуацию, он вновь криво ухмыльнулся, нагнулся через стойку как можно ближе к Айлин и гадливо прошептал:

– Ты мне ещё не то сделаешь, животное!

Айлин нашла в себе силы промолчать. Помыв пол и закрыв магазин, она свернула между гаражей к мусорным бакам, кинула пакет в огромный бак и только развернулась, чтобы уйти, как путь ей преградила высокая тощая фигура в синем пальто нараспашку и белом шарфике. Неизменные чёрные очки скрывали трусливые бегающие глаза.

– Что, животное, само пришло на расправу?

– Ты определись, кто я – оно или она, – спокойно ответила Айлин, кося глазами по сторонам.

Уже стемнело, народа не было, а если кто и проходил, то не обращал на них внимания: они не кричали, не дрались, не ссорились.

– Смешная жидовка! – презрительно сплюнул пижонистый сучок.

– Интересно, как мне с тобой поступить? – задумчиво произнесла Айлин, хотя холодок страха пробежал у неё по спине, ступни горели, а руки предательски дрожали. – Написать на тебя заявление в полицию или наслать на тебя порчу? Даже не на тебя, а на твоих близких, на тех, кто тебе дорог. Ну, и порчу на искоренение твоего поганого рода. Так что, лучше оставь меня в покое.

Удар кулаком в лицо сбил её с ног.

Айлин носила полусапожки на высоких каблуках, в этот раз они её подвели, поскользнувшись, она упала навзничь в талую снежную грязь.

Юнец тут же оседлал её, схватил крепкими пальцами за подбородок, так, что кожа щёк поползла к носу и смачно плюнул ей в лицо.

Продолжая больно зажимать её кожу в районе ушей, рыжеволосый зашипел:

– Мне что твоё мусорьё, что твой жидовский бред – всё сказанное и то, что ты мне там нажелаешь, вернётся лишь к те троекратно, а мне ничего не будет, поняла, ты, злобное животное? Покой тебе нужен, чтобы функционировать? Ну, ок, а вот я мусорью заявление на тебя, что ты скупаешь наркоту в огромных количествах, накатаю. Адрес твой у меня есть! Так что смотри, если у меня будет хоть насморк – я тотчас те на адрес высылаю мудаков, которые тебя, твоих родственничков за***рят в калек!

Подонок стал её душить.

Когда у неё в глазах запрыгали звёзды, а руки и ноги едва скребли по талой земле, садист убрал руки, встал, больно пнул её под рёбра и рявкнул:

– Всосало, отродье? Так что только хрюкни, шваль!

Айлин молчала, не потому, что боялась, а потому что понимала, стоит ей произнести хоть слово, он опять прибегнет к насилию. Однако, пытаясь подняться, она произнесла по-немецки строчку из Шекспира:

– Die Hoelle ist leer... Alle Teufel sind hier. (Ад пуст… Все черти здесь)

К сожалению, образованием отморозок похвастать не мог. Он принялся избивать её дорогими ботинками, приговаривая:

– Это окончательный приговор, с этого момента чёрный лист, и ты виновато само. Говно вопрос… Сегодня с нашими братьями будет прочтён ПУЛЬСА ДЕ НУРА на твоё имя и адрес!

И, ударив её напоследок твёрдым, словно железным, мыском в ухо, сектант ушёл.

Айлин долго лежала в темноте, хватая ртом воздух, потом кое-как вытащила из кармана пальто носовой платок, вытерла лицо. Потом, опираясь на мусорный куб, кое-как поднялась, не преминув услышать неодобрительный старческий голос:

– Алкашка чёртова! Постыдилась бы!

– Это тебе пусть будет стыдно до конца дней твоих, быдло! – с ненавистью произнесла она, раскрывая молнию сумочки ходящими ходуном пальцами. 

Любое движение причиняло ей боль.

Видимо, ушлёпок сломал ей рёбра. Айлин нашла телефон, но пальцы не слушались, она не могла зайти даже в контакты. Чуть-чуть продвинувшись вперёд, на дорогу, она огляделась. К ней приближалась молодая, смеющаяся пара.

– Молодые люди, – вложив в голос как можно больше достоинства, позвала она. – Вы не могли бы мне помочь?

Там, где она стояла, лампочка фонаря перегорела, да и чёрное её пальто, впитавшее кровь, тьма скрыла вместе с заплывшей стороной лица.

Парочка приблизилась.

– У вас что-то случилось? – участливо обратился к ней широкоплечий парень.

– Да ничего особенного, – чувствуя, что от говорения у неё начинает кровоточить губа, – проговорила Баринова. – У меня внезапно случился приступ эпилепсии, вы не могли бы найти в моём телефоне, в «контактах», Степана и позвонить?

Трясущейся рукой она протянула телефон, заметив, что большие счастливые глаза девушки наполняются страхом.

– Да не вопрос!

Спутник миловидной девушки в светлой курточке с опушкой и выпущенными светлыми волосами, сделал всё в точности, как его просили. Когда Степан ответил, парень приложил телефон к уху трясущейся Айлин:

– Степан, мне срочно нужна твоя помощь.

Это означало, что вопрос не говно, как предположил рыжий отморозок, а дело, которое надо решать тотчас же.

– Я сейчас буду. Ты дома?

Степан был краток, вежлив и всегда готов на то, чтобы набить кому-нибудь морду.

– Не дошла ещё. Я у помойки, возле работы. Кажется, у меня ребро сломано.

– Я понял. Ты одна?

– Не совсем. Случайные прохожие позвонили, хорошие люди, я не смогла.

– Я сейчас приеду. Трубу случайным прохожим передай!

Айлин отметила про себя, передавая трубку парню, что сегодня Степан впервые сказал ей «ты», что означало, что она вошла в круг близких ему людей.

– Послушайте, что вам скажут! – прохрипела Айлин, прислоняясь к бачку.

– Слушай, давай валить отсюда! Не хватало ещё вляпаться в какую-нибудь хрень на первом свидании! – тонким, нервным голосом закричала девушка.

Однако парень приложил телефон Айлин к уху. Она не слышала, что говорил ему Степан, видимо, очень коротко и по существу. Парень ответил только два слова «Серёжа» и «Хорошо», потом отдал телефон владелице.

– Что мы можем для вас сделать? – сочувственно спросил он.

– Воды, пожалуйста, можно минералки.

Айлин догадалась, что Степан предложил ему деньги.

– Серёж, ты с ума сошёл? Вызови ментов и пусть они её везут в больницу, мы-то причём?

– Рита, перестань! – прикрикнул парень, вынимая бумажник. – Иди в «Машку», купи минералки.

– С какого перепуга? – миловидная пухлогубая девушка вдруг сделалась похожей на маленького озлобленного крысёныша.

– Делай, как я говорю! – повысил голос Сергей, симпатичный парень с высветленной чёлкой, зачёсанной на одну сторону.

– Да пошёл ты! – Рита ударила его кулачками в грудь. – Вечно ты такой заботливый, такой добренький! А я как невидимка!

– Рита, а если бы тебя избили, люди бы шли мимо, и всем было бы плевать?

– Значит, она это заслужила! – завизжала Рита. – Я её знаю, она на ксероксе в «Канцтоварах» работает. Такая всегда неприступная, высокомерная, на всех смотрит, как эсэсовка. Я у неё как-то паспорт копировала, она меня заставила обложку снять и поправила, когда я сказала с «обоих сторон»! Видите ли, ей надо, чтобы говорили с «обеих». Пошли отсюда!

– Это надо не мне, а русскому языку, – не смогла не съязвить Айлин.

– Сергей, – обратилась она к молодому человеку. – Идите. Я и, правда, не стою того, чтобы из-за меня ссориться с девушкой.

Она долго терпела боль, но тут, услышав о себе такой нелестный отзыв, позволила ногам, наконец, подкоситься. Стоная, Айлин опустилась на колени.

– Давайте я буду решать, уходить мне или нет! – решительно заявил Сергей. – Я сбегаю за минералкой, а Рита побудет с вами!

Сергей побежал в супермаркет, а Рита, пахнущая дешёвой туалетной водой, наверняка купленной где-нибудь в «переходе» за двести рублей флакон, наклонилась к лицу Айлин и злобно прошептала:

– Я давно мечтала, чтобы тебе **ло разрисовали. Получила? Это тебе за то, что ты после работы нам однажды распечатать не захотела! Прикрывалась сраным своим трудовым кодексом, что ты в своё свободное время работать не должна!

– А что, должна? – усмехнулась Айлин. – Парень у тебя нормальный, не заслуживаешь ты такого. Ты ему всю жизнь испортишь, если он тебя по-настоящему полюбит. Щас-то он, похоже, в сомнениях…

– Да, полюбит! Меня! Знаешь, сколько я за ним бегала? Я его у девки одной увела! Подставила всё так, что она ему типа изменила, а он и поверил, потому что таких, как он, единица на миллион, поняла?

– А почему ты мне тычешь? – поинтересовалась Айлин. – По возрасту я тебе в матери гожусь.

– То-то я и вижу, такая же конченная, как и моя мамашка-алкашка! – вынесла вердикт Рита. – Минералки ты хочешь? Воды? Щас получишь!

Рита нагребла талого снега и начала засовывать его Айлин в рот.

– Рита, ты… ты с ума сошла?

Оказалось, Серёжа ещё и не уходил, затаившись, услышав, как девушка, которая так долго его добивалась, стала показывать истинное своё лицо. Рита мгновенно переменилась:

– Да ты что, Серёж! Я просто смачиваю ей губы чистым снегом…

– А ты знаешь, что мне пообещали по телефону, за то, что я с этой женщиной останусь, пока за ней не приедут? Двадцать пять косарей.

– Что ж ты сразу не сказал! – зарделась Рита. – Давай деньги, я сама сбегаю!

Она выхватила бумажник и помчалась к магазину. Повернув голову, Айлин сплёвывала снег, перемешанный с землёй, плевками и окурками.

Сергей, присев на корточки, жалостливо вздыхал, не зная, что делать.

– Ты всё слышал? Она сказала, что увела тебя у твоей девушки, подставила её. Не изменяла она тебе. Кинь ты эту Риту, вернись к той, кого любишь, а на деньги, что получишь, купи ей кольцо с этими, как их, феонитами…

Изо рта у неё потекла кровь.

Сергей стянул с шеи шарф и, осторожно повернув голову Айлин набок, прижал мягкую ткань к лицу женщины. Кажется, на несколько секунд она отключилась. Потом едва слышно прошептала:

– Дэн… Дэн… какие мягкие у тебя волосы…

Она начала бредить.

Сквозь бред она смутно слышала, как Сергей кричал на Риту, обзывал её дрянью, как не хотел брать 25 тысяч, и как Айлин шептала: «Степан… Степан, не слушай его. Если б не он, я бы тут точно… копыта отбросила», какие-то фигуры маячили у неё в голове.

Она не могла понять, видит она их с открытыми или закрытыми глазами.

Потом ей стало так больно, что она, кажется, даже не закричала, а завыла, точно, как животное, только другое, не то, которым хотел видеть её отморозок.

Кажется, потом она слышала звук заводящегося мотора, холод внезапно сменился теплом, только этот ржавый вкус во рту, будто она лизала старые трубы в подвале, фу, какая гадость!

Кажется, её кто-то раздевал, и она орала, как резанная, вспоминая свежие угрозы.

Её жалила оса, и она плаксиво жаловалась Дэну, почему он позволяет, чтобы в его доме её кусали осы?

Жалящие укусы перенесли её в поход в заповедник с первым и единственным мужем – Бариновым-мл., и она в исступлении грозила кулаком: «Чтоб ты упал с колокольни и так повредил себе руки, чтоб ни одной скульптуры больше вырезать не смог!».

Потом она требовала, чтобы степановские «бычары» проследили, чтобы незнакомой девушке было вручено кольцо с феонитами, да не подделку какую-то кустарную, а самое настоящее, красивое!..

Когда Айлин открыла глаза, она увидела перед собой смутно знакомое улыбающееся лицо, в наушниках, с голым черепом.

– Давно я с живыми не работал! – промурлыкал лысый. – Всё больше покойникам глазки подмалёвываю! Вы меня помните? Девяностые, общага, ожог, и ещё кое-кто обещал лично меня пристрелить, если я к вам с перевязкой сунусь.

– Я вас помню, – язык во рту еле ворочался, казался большим и горячим, как слепленный из лавы шарик. – Где я?

– Дома. В своей квартире. Хотите, поедем в больницу, но я не советую. Вам пришлют лучшую сиделку, я буду заезжать каждый день. У вас, Лина, сломано четыре ребра, остальное, слава богу, в относительном порядке. Меня только сильно беспокоит ротовое кровотечение, но, это сейчас другой доктор вас на рентген свозит, я-то бальзаматор теперь. Как-то с мёртвыми спокойнее, они претензий не предъявляют!

– А вас как зовут?

– Годня Дмитрий Геннадьевич.

– Спасибо, Дмитрий Геннадьевич.

– Да не за что. Можно просто  – Дима. С вами ещё не все расплатились, так что ожидайте самого лучшего ухода! Ха-ха, каламбур получился!

– Дима, скажите, а вы не знаете, где сейчас Костя Чиликиди? – прервала Айлин звонкий, заливистый смех.

Бальзаматор перестал улыбаться и разговаривать. Он поправил на ней эластичный корсет, вышел, захватив телефон, вернулся и сел, сложив на груди руки.

– Я спросила что-то не то? – наехала Айлин.

– И не спрашивайте больше никого, мой вам совет.

– А что вы все так боитесь, когда я этот вопрос задаю? Это, он, что ли, губернатора в апреле 2007 грохнул?

Годня закашлялся и посмотрел на Айлин в полном недоумении.

– А кто вам проболтался?

– Никто. Я сама догадалась. А вы купились. Его нет в стране, да?

– Знаете, как сахар в кофе растворяется?

– Но следы остаются! Кофе ведь становится сладким!

– А сахар невидимым! Губернатора народ сильно любил. Чиликиди на родину путь теперь навсегда заказан. Но я вам ничего не говорил, а вы не спрашивали. Я ещё не готов свою мордашку конкурентам доверить.

Айлин рассмеялась, и сразу же в рёбрах что-то ухнуло. Она застонала.

– Не сильно-то смейтесь, восточная красавица! Месяцок поболит. Надо потерпеть.

Раздался звонок в дверь. Служитель смерти представил Айлин сиделку: приятную, полную женщину с криво накрашенными глазами и губами и вьющимися от природы волосами.

Вслед за сиделкой прикатил на джипе Степан. Поставил перед кроватью Айлин стул, спинкой к ней, сел, упёршись локтями о спинку, и молча уставился на неё, как удав.

– Я его не знаю, отморозок какой-то, сопляк. По виду, как пидор. У меня фото его осталось в компьютере, на рабочем столе, на работе.

Она как можно короче изложила суть конфликта, попутно рассудив, почему он будет делать с ней этот ритуал, пульса де нура, если она – не иудейка?

– Ладно, отдыхай.

Степан встал, похлопал её по руке и, прощаясь, сказал:

– Всё будет хорошо. Пока ты выздоравливаешь, юный жид-ритуальщик посидит в сыром и тёмном погребе, подумает о бренном своём существовании, а потом мы решим, что с ним делать.

– Степан, а, а, можно я поприсутствую?

– Почему бы нет? Я бы сам ему яйца секатором отрезал, как Карпов!

– Карпов пальцы секатором отрезал! – держась за бок, рассмеялась Айлин. – Только, можно попросить не трогать его, то есть, не бить, ну, без насилия? В смысле, физического?

Степан поднял бровь полумесяцем.

– Лучше попробуйте сломать его психологически. Только тогда он поймёт, что я ему хочу сказать!

– И как это сделать? Мои быки с науками не в ладах!

– Ну, пусть почитают что-нибудь о пытках в концлагерях, так, для общего развития. Но, я предлагаю такой вариант: когда будете к нему заходить – надевайте длинный чёрный плащ с капюшоном, почти скрывающий лицо. Не говорите с ним. Что бы он не гавкал, пусть быки молчат. Можно просто стоять возле него и слушать его бред, но не отвечать. Вместо электричества – зажигайте свечи. Побольше свечей. Можно в подвале какие-нибудь знаки рунические нарисовать, какие-нибудь дьявольские прибамбасы на стенах развесить – для устрашения. А ещё можно заставить его зубной щёткой пол чистить, так Ирма Грёзе развлекалась.

– Лина, да ты настоящая садистка! – Степан засунул руки глубоко в карманы джинсов. – Жаль, что ты не с нами. Ну, ты рулишь, сделаем, как ты сказала. Ну, я пошёл, тебя сейчас на рентген отвезут, осмотрят, как следует, а завтра  я к тебе на работу наведаюсь.

– А, Степан, скажи, что меня избили, я потом сама директору позвоню, завтра у меня выходной, поэтому меня никто не хватится.

– Да без бэ, – осклабился Степан.

Улыбаться он так и не научился.

Дальше, как в калейдоскопе, крутились машина скорой помощи, санитар, державший её под локоть, окрик Зенкиной, уже выползшей на балкон, не смотря на холодный март 2014 года, чего это она, молодая такая, с инсультом, что ли, слегла?

Частная клиника где-то за городом, чистые, пахнущие хлоркой, больничные коридоры, бежевый линолеум, крахмальные простыни, УЗИ, вердикт врача, что Айлин в удовлетворительной форме, а кровотечение – это результат небольшого повреждения гортани, вследствие попытки удушения.

Ей дали выпить кофе с какими-то безвкусными сухариками, персонал относился к ней с большим уважением. Медсестра, обрабатывающая синюшную левую сторону лица, добросердечно ей улыбалась и заверяла, что «до свадьбы заживёт».

Потом снова машина скорой помощи, сопровождаемая криком матери Ларисы Александровны:

- Очапалась уже что ли? Значит, не инсульт!

Вкуснейший бульон и нежный салат из курицы и сельдерея. Компот, любимый сериал, последняя серия четвёртого сезона «Ходячих мертвецов» [4], которую она так и не успела посмотреть.

Рик, вгрызающийся в горло Джо, Дениз Кросби из «Кладбища домашних животных», в роли приветливой Мэри из «Терминуса», группа Рика в железнодорожном вагоне, где уже томятся в плену у каннибалов Абрахам, Розита, Юджин и Гленн с Мэгги – любимые герои вкупе с лекарствами, лёгкими снотворными и чувством, что с ней обходятся, как с человеком – начало своё выздоравливающее действие.

И, хотя Айлин понимала, что сиделке, Людмиле Николаевне, платят, что Диме платят, что всё это с ней происходит, из-за того, что Борис Бабочкин случайно погиб в автокатастрофе, а Ефтин оказался родственником её любимого, ей всё равно было приятно.

Однако, на другое утро, когда снова приехал Степан, Айлин оказалась в патовой ситуации.

– Выглядишь лучше, – попытался он улыбнуться, усаживаясь на стул в той же позе, что и вчера. – Знаешь, как зовут твоего мучителя?

– Я не знаю, но мне кажется, что мы с ним как-то связаны, – выпалила Айлин наугад.

– Ну, не непосредственно, а, так сказать, косвенно. Это Юрий Туренко, сын Ивана Владимировича Туренко, владельца торговой сети «Машка». А в 2007, зима, кажется, была, ты попросила Костю Чиликиди устроить тебе встречу с Туренко. Вот такая связь!

– А где сейчас Костя? – спросила напрямик Айлин.

– Да шут его знает, где. Может, на Фиджи где-нибудь окопался. Кстати, ты этот вопрос не задавай больше никому, ладно? У тебя, конечно, способности, как у чёрта, но, как говорил Карпов, сатана далеко, а злые люди близко.

– Так это он и Ленку Пустырникову грохнул? – будто не слыша предупреждения,  продолжала задавать вопросы Айлин.

– Лин, я не понял, у нас крыса завелась? Кто тебе это сказал?

– Стёпа, мне никто ничего не говорит, ты же знаешь, я живу обычной жизнью обычной женщины. Я просто будто знаю всё. Сначала думаю, думаю, а потом в голове словно щелчок раздаётся – и пазл складывается сам. У тебя нет крысы, правда. Дело во мне.

– Так ты ясновидящая, что ли? – поёжился Степан. – Могла бы такие бабки заколачивать, а ты бумажки какие-то уродские множишь!

– Я не ясновидящая, – оправдывалась Айлин. – Просто, мне не с кем поговорить, у меня нет подруг, я общаюсь только с быдлом на своей работе. У меня это с самого детства, какие-то способности, что ли. Иногда я просто знаю, что будет, ну, например, какую купюру мне подаст клиент, или что сейчас всё пойдёт не так, и копия не понравится, или фото, или что техника начнёт глючить. Но это всегда бывает неожиданно, от меня это не зависит.

Степан внимательно слушал, ловил каждое её слово.

– А, может, мне будущее предскажешь?

– Я не могу, вот так, специально. Мне надо расслабиться, представить тебя, думать о тебе, потом как бы, забыть обо всём, и через какое-то время я начну получать, ну, что-то вроде картинок или знаков…

– Я мало что понял, – почесал затылок бывший бандит, усмехаясь, – но, может, ты попробуешь?

– У меня будет условие.

– Да я любые бабки тебе отвалю, о чём базар?

– Нет, это не деньги. Ефтин мне обозначил цифру, которую я получу в апреле 2017 года. Я хочу знать, где Костя!

– Да зачем он тебе? – удивился искренне уважаемый человек, в одной из мастерских которого собирали новые тачки из уже угнанных. – Он в нашей системе мусорщиком был, понимаешь? Ну, дерьмо всякое за нами убирал. Или как сейчас модно стало говорить: киллер. Но он не то, чтобы киллер был. Ну, убивал, да. А время было такое! Или ты с биркой на ноге, или с мочалкой шикарной на яхте. Он, вообще, программистом пахал в какой-то конторе, такой какой-то весь бацильный, не борзый совсем, мы ему ещё погремуху дали: «бухгалтер», ну, песню такую помнишь, да? «Одену валенки да красное пальто». 

– А куда он уехал после убийства губернатора в 2007?

– Лина, о, господи! – Степан воздел руки горе. – Ты втюрилась в него, что ли? Лет-то уже сколько прошло? Семь!

Айлин промолчала.

– У меня младшенькая в первый класс в этом году пойдёт, в центровую гимназию города! Я с неё тащусь! – похвастался Степан.

– Не уходи от темы, – продолжила она, - где Костя? Он мне нужен. Нужен, понимаешь?

– Нет, не понимаю, – покачал головой Степан.

– Вот ты дышишь воздухом, да?

Степан кивнул.

– А если тебя воздуха лишить, то, что будет?

– Как что? Загибаловка! Жмуриком я буду!

– Ну, так вот, Костя – это мой воздух!

– Прости, Лина, но тебе башню конкретно приклинило. Я въехал. Короче, я, без балды, не знаю, куда «бухгалтер» винты нарезал. Ефтина спроси, если так уж приспичило, а через три часа к тебе прикатит Туренко, порешать судьбу сыночка своего – поганой овцы в стаде. А, забыл спросить: зачем ты с ним встретиться хотела?

– Это было семь лет назад, теперь уже не важно.

– Ладно, это твой литл сикрет, как моя заюшка мне на ушко шепчет. А теперь тебе будут наводить марафет. Сейчас тебя оденут, подкрасят, Лин, ну не может владелец магазинов светится в твоей квартире, и мы поедем в тихое место, договариваться.

– Ясно. Послушай, Степан, у меня сейчас было что-то вроде видения: ты, постаревший, в сером муаровом пиджаке, с лысиной, с животиком, а рядом с тобой высокая девушка с зелёными глазами, такой замысловатой причёской, в голове цветы, в платье невесты. Так, знаешь, мелькнуло, как тень. Наверное, это ты в будущем… А невеста, скорее, твоя дочь, заюшка.

Лицо Степана озарилось такой добротой, что, надень он сейчас рясу, его приняли бы за священника.

Наверное, Степан и сам впервые в жизни засветился изнутри чем-то не мерзкопакостным, не кроваво-костным, не обесчеловеченным. Он, стесняясь, крепко пожал Айлин руку и медленно произнёс:

– Как-то мы были на стрелке, наваляли одной гопоте, потом поехали бухать, а мусорщик к нам примазался, хотя он по жизни трезвый ходил. Кстати, это в 2007 и было, весной, как раз перед этим громким делом. Он отвёл меня в сторону, и дал какой-то конверт, велел передать тебе, а я бухой был в дрыбаган, не помню я этого конверта, бля, сунул в прохоря и забыл. А потом он в дверях обернулся и крикнул, чё-то типа, что он живёт своим именем. Или в своём имени… И ждёт там какую-то жемчужину.

– Степан… – простонала Айлин, наполняясь слезами.

– Степан… – грустным, бестелесным эхом повторила она.

– Лина, прости! – Степан сел перед ней на корточки. – Облажался, как животное. Только не делай зла на заюшку, вали всё на меня!

– Я тебя прощаю, – бесцветным голосом ответила Айлин. – Главное, что он передал мне что-то. Всё-таки, оставил о себе весть. А я все эти годы ненавидела его, думала, что он тупо меня кинул…

Звонок в дверь прервал воспоминание: Костя читает Маргарите сказки Андерсена, пока Айлин в низкой, тёмной кухне жарит картошку. Она вспомнила, с какой радостью, с каким желанием тщательно следила, чтобы «поджарки» не перегорели, как, плакала, когда резала луковицу, с какой любовью укладывала в салатницу тепличные огурцы, с каким вдохновением поливала их майонезом…

Именно так она представляла семью. Семью с большой буквы. Но этот вечер был единственным и последним. Костя поцеловал ей руку, потом поцеловал в висок. И ушёл, не говоря ни слова…

Пока парикмахер закручивала волосы Айлин щипцами, укладывая локоны волнообразно по всей голове, пока маникюрша занималась её бедными обкусанными ногтями, а модистка ходила вокруг, как лиса, вслух размышляя, какой стиль выбрать: деловой, вечерний, коктейльный; Айлин думала о словах Степана.

«Я живу в своём имени. Что это? Чиликиди – греческая фамилия. Но Греция рядом. Я – Киндяйкина, всё, хватит, когда буду уезжать, сменю имя и фамилию, потом ещё раз сменю. Итак, я – Киндяйкина, я живу в своём имени, в Кинде, что ли? Или в Тынде? Стоп.»

Она чуть не подпрыгнула.

«А Чиликиди живёт в Чили. Как всё просто. Как здорово, что всё так предсказуемо просто! Я дождусь. Три года я продержусь, ну, а потом, Костя, если, конечно захочешь, легко меня найдёшь. Не зря же ты сказал, что ключ к пониманию тебя лежит в игре «Dreamfall». Не приеду же я в Чили как Айлин Киндяйкина! Алвана Киан, надо же, инициалы совпадают! А Киан Алване – ассасин, который убивал, потому что верил этим богиням.»

Она заметно повеселела, и, наконец, обратила внимание на крутящихся вокруг неё женщин.

Модистке, коротко стриженной даме за сорок с точёной фигурой и модных очках она сказала, что хочет надеть белую блузу и чёрную юбку, а стилистке, одетой в меховую жилетку из чернобурки, зелёную юбку в пол, со сложной причёской из переплетённых кос, чтобы ей накрасили губы самой яркой красной помадой.

– Но туфли на шпильке! – упёрлась модистка, оправляя классический замшевый пиджак.

Закутанная с головы до ног в своё пальто с капюшоном, она в сопровождении Степана и двух его бычар покинула квартиру, удивляясь, что с четвёртого этажа ей ничего не крикнули. Когда джип двинулся, Айлин откинула капюшон и сказала вслух:

– Странно, обычно эта Зенкина с 4-го этажа днём на балконе торчит, и всем какой-то комментарий раздаривает, будто лайк ставит. А сейчас было тихо.

– А мы бабушке рога посшибали, чтобы не пёрла, как трактор! – заржал один из бычар.

– Что вы сделали? Прибили её, что ли?

– Да не, так, показали, что нехорошо катить под балабола, бабуля вроде просекла, а внучок её, пидор недорезанный начал роги мочить, ну, мы его немного макитрой в унитаз окунули, да ты не переживай, мы его до памарок не били, кони не шаркнет.

Айлин рассмеялась и приехала на встречу с Туренко в хорошем настроении.

По возможности кратко она изложила владельцу магазинов предсмертное письмо его жены Виктории и расплакалась сама, когда Туренко разрыдался, как ребёнок.

Конечно же, отморозка Юру она простила.


Примечания:

1 Ile de Beaute  (фр.)  – остров красоты
2 Guilty (англ.) - виновный
3 Ходячие мертвецы (The Walking Dead) – популярный сериал.

Продолжение http://proza.ru/2024/01/23/1000