Гл. 15. Навстречу будущему

           Нину выписывают на двадцать первый день. В больнице дольше лежать нельзя. К этому сроку врачи обязаны вылечить больных. Таковы правила.
Самостоятельно жена ходить почти не может. Но во снах видит себя теперь не в тоннелях, а в бесконечных белых коридорах: она пытается открыть там хотя бы одну дверь, но все двери закрыты.
           Дома ей становится совсем плохо. Опять вызываю скорую помощь. Приезжает та же самая мелкоглазая докторша. Увидев Нину, она пугается. Отводит меня в сторону и умоляет поскорей везти жену в столицу на обследование.
          — Разве вы не видите, в каком она состоянии? — говорю я.
          — У неё оно может и не улучшиться. Нельзя терять время!
          Сам понимаю: время уходит и надо что-то делать.
          Как назло, нет денег. В беде, случившейся с женой, было не до заработков. А за томограмму следует заплатить значительную сумму.
          Случайно в автобусе встречаю Аллу, которую Алексей возил к Маринушке. Она, видя мой озабоченный вид, сама расспрашивает о наших делах. Я рассказываю о постигших нас испытаниях. Алла сочувствует, сожалея, что уже нет Маринушки, обещает уговорить людей молиться по соглашению. И мы расстаёмся.
          Снова на меня нападает тоска. И почему-то она опять сопровождается той же хоровой русской музыкой…
          Звоню Родиону. На душе ведь так и остаётся неприятной осадок после обсуждения его притчи. Надо бы извиниться.
          На другом конце провода женский голос говорит, что Родион больше не работает в редакции. Спрашиваю:
          — А где же он работает?
          — Он скажет вам сам.
          Что за дела?
          Звоню на мобильный телефон Родиону, но он отключен.
          На следующий день приходит Алла. Она нашла пятнадцать человек, которые обещали по соглашению молиться за Нину; вручает нужную сумму денег и сообщает о том, что договорилась с человеком, который бесплатно повезёт нас на своём «москвиче» в столицу. В Москву — на «москвиче»! Это в какой-то степени даже символично. И это радует. Молодчина, Алла!
          Созваниваюсь с клиникой, в которую следует ехать. Нас записывают на очередь, и она должна подойти на третий день. Обещают принять.
          Через три дня ранним утром к дому подъезжает красный «москвич».
          Знакомимся. Хозяина зовут Никитой. Он говорит, что будем ехать со всей осторожностью и к назначенным пяти часам вечера с Божьей помощью доберёмся.
          У Никиты короткие усики; вид опрятный. Голова седая. Одет он в камуфляжную куртку.
          Помолившись, отправляемся в дальний путь. Нина лежит на заднем сидении.
          По дороге разговорились. Никита сообщает:
          — Отца Игнатия я знаю намного дольше вас. Мы с ним вместе учились в школе.
          — Да вы Герасимов!! — вскрикиваю я.
          И коротко рассказываю ему историю о сборе бывших выпускников по случаю тридцатилетия окончания школы.
          — Мир тесен, — говорит Герасимов.
          — Что случилось с Кириллом Горяновым? Почему и как он погиб?
          — Тяжко об этом вспоминать, но если вас эта история интересует, то придётся рассказать.
          — Тогда, может, не стоит?
          — Вы писатель, а значит — летописец, поэтому должны знать. Сейчас обгоним неуклюжего «опеля»-тихохода и продолжим… Дело было так. Слушаете? Шёл тысяча девятьсот восемьдесят третий год. Обогнали… Наша рота получила приказ срочно оставить прежнее расположение, где мы уже успели насидеть место, и выдвинуться на новую позицию. Рядом находились типичные афганские невысокие горы, полукольцом окружавшие воинскую часть. Я ходил туда примерно через день, поскольку подружился, не поверите, с коброй. Приносил ей кусочки хлеба, и она их съедала. Мне показалось тогда, что она ко мне привыкла. Всегда узнавала. Во всяком случае, не убегала при моём появлении, а, наоборот, выползала навстречу. В тот день решил сходить последний раз к змее, чтобы с ней попрощаться. О, «опель» пытается обогнать нас! Пусть обходит… Так вот, как всегда, принёс хлеба, но кобра не стала есть. Она, стремглав забравшись по ноге и достигнув шеи, обвила её, а сама уставилась прямо мне в лицо. Любое малейшее телодвижение вызывало агрессивное змеиное шипение. Примерно через полчаса такого стояния со стороны роты стали слабо доноситься звуки выстрелов, взрывов, взаимная грызня автоматных очередей. Горы сильно гасили звук, хотя рота находилась рядом. Да и я стоял возле огромного камня, который превратился в естественную ширму между мною и долиной, где ребята собирали палатки. Трудно сказать, сколько прошло времени, в тот момент показалось — целый век, но позже выяснилось: кобра продержала меня в плену около трех часов. Потом сползла на землю с той же ловкостью, что и залезла на шею. Я стремглав понёсся к своим, сильно тревожась причиной взрывов и выстрелов; да и времени набежало немало. Ваш покорный слуга носил тогда три малые звёздочки на один погонный просвет, а Кирилл успел получить все четыре. Он командовал нашей ротой, я же был у него заместителем. Нет, всё-таки пойдем на обгон…Так вот, рота полегла, до одного человека. Раненые были добиты в упор. Зрелище открылось глазам ужасное. Не приведи Бог никому такого увидеть! Кирилл погиб почти в начале боя от разорвавшейся рядом мины.
          — Откуда известно, что он погиб именно в начале боя?
          — Так ведь с минного обстрела бой, как правило, и начинался. По ране стало понятно. А напало крупное соединение душманов, и мин для наших ребят они никогда не жалели. Разведка, очевидно, донесла командованию о продвижении неприятеля, поэтому нам и было приказано сменить позицию. Не успели… По сей день совесть моя не спокойна. Тогда в один день я и поседел.
          — Вы никому больше не рассказывали свою историю?
          — Только однокласснице Майе. Она артистка, не исключено, что поведала ещё кому-нибудь. Почему спрашиваете? — искоса бросает взгляд Никита.
          — Полагаю, теперь не я один — многие напишут о вашем афганском испытании… Какой-нибудь режиссёр, вроде Кустурицы, даже фильм снимет.
          — Майя не настолько знаменита. Ну, а вы не зевайте — и опередите режиссёров, — улыбается Герасимов.
          Гудит перед нами мотор. Исправно работает железо. Мы мчимся дальше, неизвестному будущему навстречу. С единственной целью — чтобы храм тела моей жены мог ещё послужить Богу и самой жизни — Его бесценному дару.