Гл. 17. Дары Божии

         С архимандритом Феофилом накрепко связана и моя жизнь. Не знаю, за что он любил меня, грешного, но он любил, как только может любить родной отец. Не иначе. Сказать, что он был замечательным пастырем и духовником, ничего не сказать. Этот священник действительно являлся подлинным носителем благодати Божией, которой никогда не переставал делиться с окружающими его людьми.
         Батюшка уходил из жизни медленно, словно давая духовным детям привыкнуть к мысли о своём неминуемом сиротстве. Жизнь для него представлялась неизменной тайной, и её следовало обязательно разгадать; он хотел жить, однако будучи монахом, принимал со смирением всё посылаемое Богом. Пока позволяли силы, архимандрит делал записи о встречах с людьми, о которых рассказывается и в нашей повести. Но это были совершенно разрозненные фрагменты, их трудно было выстроить в единый сюжет. Не хватало множества связующих фактов, требовался и соответствующий стиль. В последние два года жизни батюшка особенно приблизил меня к себе. Было понятно: необходимую работу по приведению записок в порядок обязан выполнить именно я. Поэтому пришлось собирать недостающую информацию у родственников, знакомых и духовных детей того же Витеньки, задавать дополнительные вопросы отцу Феофилу и записывать его ответы.
        Незадолго до кончины батюшки работа над рассказами была полностью завершена. Я прочитал вслух все очерки, и архимандрит Феофил благословил их публикацию. Они потом и были опубликованы.
         Почему один из них ниже приводится в нашей повести?
При всей коллажности приёма мне показалось вполне уместным привнести ещё и внутрицерковный взгляд на наших героев, ибо сам почивший тоже, вне всяких сомнений, принадлежит к ним — к славному, выдающемуся ряду Божьих людей. Поэтому, мне кажется, будет интересно взглянуть на них глазами отца Архимандрита. Единственное, к чему пришлось прибегнуть, так это к замене имён, названий местностей и населённых пунктов, как они и должны оставаться в согласии с условиями, изложенными в начале нашей книги.

   Любой из нас не может не сознавать уникальную древность и святость Старославянской земли, но нам, живущим в суетливой повседневности, святость кажется где-то там, в прошлом, во всяком случае, если спросить прохожего: «Возможна ли праведность сегодня?» — мало надежд получить положительный ответ. Чаще всего и, надо сказать, справедливо вам укажут на твердыни православной Руси — монастыри, где огонь святости действительно веками не угасал, но вот о существовании такого в миру, рядом с нами, ответит только тот, кому посчастливилось возле означенного огня греться.
   Что же это за огонь, не опаляющий, а делающий счастливыми прикасавшихся к нему?
   Ответ прост: благодать... Благодать, изливаемая Богом на нас, недостойных, через Его святых праведников, исповедников, мучеников, Христа ради юродивых...
   И одним из таких праведников, жившим совсем недавно рядом с нами в маленькой деревне Большой Струмень, приютившейся на берегу древнего Мерлень-озера, что под Солегорском, был тот, кому мы и посвящаем наш рассказ — блаженный раб Божий Виктор, человек тяжкого креста и настоящих побед духа.
   Жизнь с самого начала уготовила ему очень суровые испытания; младенец Витя лишается матери сразу после своего рождения, а в отроческий возраст вступает уже полным инвалидом: с восьми лет он прикован к постели — парализованы обе ноги и одна рука. Как часто в подобных или даже в менее тяжелых случаях жизнь для человека меркнет, рождая в душе лишь уныние. И кто тут дерзнёт осуждать? Мы, конечно, не имеем морального права оставлять таких людей в беде. Обязаны помогать им, должны молиться за них Богу — всё так. Но ведь остальное зависит от самого человека.
   И вот если человек находит в себе силы (а непосильного креста не бывает) и обращается или, точней, разворачивает свою жизнь лицом к Господу, происходит каждый раз чудо, которому не перестаёшь удивляться.
   Эта мученическая доля вынужденного лежания выпала маленькому Вите в роковой тысяча девятьсот четырнадцатый год: началась Первая мировая война.
   Случайностей нет!
   Не на подвигах ли таких чад Христовых ещё держится наш окаянный мир, хотя должен был бы погибнуть, погрести себя под обломками катаклизмов? Вспомним слова Авраама к Богу: «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым (и с праведником будет то же, что с нечестивым)? Может быть, найдётся в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь (всего) места сего ради пятидесяти праведников (если они находятся) в нём?» (Быт. 18: 23–24).
   Преподобный Силуан Афонский прямо говорил, что ради неведомых миру святых изменяется течение исторических и даже космических событий, и поэтому каждый святой есть явление космического характера, значение которого выходит за пределы земной истории в мир вечности. А когда земля перестанет рождать святых, тогда отнимется от неё сила, удерживающая мир от катастрофы.
   Вот, верно, и милует нас Господь ради таких праведников, к каким, несомненно, принадлежал и блаженный Виктор.
   Его и самого спасла вера в святость Божественного Промысла; со временем пришло осознание случившегося с ним как проявления особой милости Бога. Провидение оберегало от соблазнов железного века сего, века невиданных падений человеческих и невиданных искушений — века двадцатого, который в России кроваво и начинал свою историю — тысяча девятьсот пятым годом.
   Витя Царевин родился в следующем, тысяча девятьсот шестом году, когда страна ненадолго стала входить в свои берега; родился в один год с Дмитрием Шостаковичем, Сергеем Королёвым, Леонидом Брежневым, Дмитрием Лихачёвым... Каждого из них ждал свой непростой путь, который им следовало пройти, а всех вместе — большая история страны.
   Но в отличие от знаменитых и безвестных современников Виктор Царевин был обречён, нет, призван творить историю, почти не сходя с одного и того же места. Что и сохранило его в стороне от страшного водоворота, в который втягивалась страна — страна, восставшая против самой себя и Бога.
   Чудны дела Твои, Господи! В то же время, когда поголовно уничтожался аристократический слой общества, фамилия Царевин определенно звучала как знамение, а не насмешка. Это было словно указание свыше: избранник Божий получил свою фамилию по праву наследия грядущего Царства.
   Он и искал для себя прочных оснований не в здешнем суетном мире, от которого милосердием Отца Небесного был почти отрешён, а в ином — духовном. Стяжание Духа Святого стало для блаженного Виктора смыслом и содержанием всей жизни и внутренних устремлений.
   Это был удивительно живой человек и интересный собеседник. Если кто-нибудь думает, что праведники скучны и однообразны, то, уверяю вас, подобное мнение ошибочно и ни на чём не основано; напротив, достаточно обратиться к церковной истории (да и впечатления от моих личных встреч с людьми это подтверждают): чем дальше человек от Бога, тем однообразней он становится. Разве гордыня, упрямство или человеческая недалёкость придают нам личностные черты? И наоборот, чем удачнее преуспеваем в своём духовном росте, тем уникальнее становится наша личность. Бог ведь полнота всего, кроме греха. Святых монахов потому и называют ПРЕПОДОБНЫМИ, что они приближаются к божественной полноте. Да и блаженен человек тоже по причине созерцания духовным зрением такой полноты. Причем это не просто отстранённое наблюдение, а сердечное делание.
   Чем, наверное, и объясняется неожиданность некоторых вопросов старца Виктора. Они могли быть даже смешными. Вспоминается день, в который я однажды причащал Старца. После принятия Святых Даров и благодарственных молитв он находился в прекрасном настроении. Замечаю: что-то переполняет человека, и ему хочется чем-то поделиться. Голубовато-серые глаза помолодели и озорно посматривают на меня. И наконец раздаётся:
   — Как вы думаете, если Господь сподобит пребывать в раю, разрешит ли Он мне шить штаны?
   Это прозвучало забавно, но привело в недоумение.
   — Да вы там будете королём! — говорю ему. — Вспомните свою фамилию: о каких штанах может идти речь?
   У Витеньки повеселели глаза, он непередаваемо улыбается и потом отвечает:
   — А вы знаете, королём — я согласен, но непременно таким, которому разрешено шить штаны.
   И подобных случаев вспоминается много. Можно ли после этого сомневаться в духовной силе блаженного?
   Сегодня многие из нас скисают, кивая на кризис, реформы, разруху... Дело понятное: смута...
    Но у Витеньки-то «кризис» длился все восемьдесят два года его лежания.
   Однако никто не припомнит ни единого стона, вырвавшегося из его уст днём. И только когда он засыпал, а значит, терял над собой контроль, родственники, взявшие на себя о нём попечение, понимали, насколько он болен и каких усилий ему стоило скрывать свои страдания.
   Особо следует сказать о постничестве старца. Это был постник самый аскетичный, какого можно представить. Мясо отсутствовало в его меню вообще. Понедельник, среду и пятницу блаженный проводил совсем без пищи. Посудой ему служили обыкновенные высокие жестяные банки, в которые он сам закладывал необходимые продукты, а потом отдавал близким для окончательного приготовления пищи на плите. Но ел исключительно после того, как содержимое банок выдерживалось три дня. Это было принципом. Свежеприготовленные и вкусные блюда отвергал категорически.
    Прерву на минуту рассказ отца Феофила, чтобы более детально представить эту картину. Уже после ухода от нас батюшки мне довелось познакомиться с внучатой племянницей Витеньки Дарьей. Она живёт в Старославянске. Однажды я услышал от неё такую историю. Когда Даша приехала в гости к своим родственникам (они же — и родственники Старца, ухаживавшие за ним), девушка была удивлена строгой аскезой Витеньки. Даша вела светский образ жизни, поэтому воспринимала блаженного просто как своего дедушку. И ей показалось совершенно неоправданной, даже вредной для здоровья причудой питаться лежачему больному столь сурово.
   — Дед, хватит чудить, — сказала она. — Я приготовила тебе нормальную свежую пищу, поешь ты хоть раз по-человечески.
   С этими словами Дарья забрала жестяные банки у онемевшего Старца, скормила домашним животным их содержимое и подала Витеньке только что приготовленные блюда. Старец отвернулся и тихо, по-детски заплакал. Поел он лишь через три дня, после того как сам снова заложил в банки продукты; Даша их на плите приготовила по благословению блаженного, и съестное было выдержано, как положено.
   — Это явилось для меня поучительным уроком и нравственным наказанием, — говорила девушка мне при встрече. — Больше ничего подобного я себе не позволяла.
   А теперь продолжим рассказ отца Архимандрита.
   Приобретая земные блага, иной человек легко впадает в гордыню независимости и самостоятельности. Старец Виктор, как видим, был лишён земных благ и существовал за счёт опеки других. Он даже не умел читать и писать (знания же любил, молодёжь наставлял учиться), все молитвы, в которых не переставал пребывать, знал наизусть. Надо было видеть воочию его лицо, преисполненное радости — той высшей радости, наделённой от Господа, сделавшей его жизнь безмятежной и воистину блаженной. Ощущение жалости к страждущему скоро перерастало в чувство какого-то упоительного восторга и даже благоговения. Хотелось склониться перед Витенькой, встать на колени и просить у него прощения, а потом уже помощи, совета, защиты...
   Может быть, потому во время войны немецкие оккупанты, зайдя в избу к блаженному, сменили строгость на улыбки, одарили его конфеткой и ушли.
   Святость действует и на врагов.
   Во всяком случае, со своими соотечественниками он по-царски щедро делился теми богатейшими дарами, которыми наделил его Бог за праведность.
   Насколько велика и благодатна была эта помощь, свидетельствовал нескончаемый поток больных, паломников и просто народа Божия, который стекался к блаженному Витеньке не только с разных концов Русской Земли, но даже из-за рубежа. К Старцу приходили люди разного социального положения, самых разных профессий: врачи, юристы, крестьяне, профессора, чёрное и белое духовенство — многие из них впоследствии становились его духовными детьми, не мысля уже своего дальнейшего существования без опыта общения с ним. Отличаясь сердечной мягкостью и добротой, он находил-таки в себе особую твердость для произнесения горькой правды, а иногда и прямого обличения и наставления заносчивых умов, чтобы имели смирение и молитвы, чтобы любили своего Господа.
   Приходившим за советом и благословением Старец часто говорил о необходимости настоятельного покаяния и сокрушения о своих грехах как о прямом пути к достижению Царства Небесного. Покаяние, по его мнению, — это прежде всего борьба за чистоту помыслов, подвиг к частой молитве, который приносит с собой глубокую веру и понимание того, что она жива в душе человека чувством безропотного несени    Многих не единожды поражал его дар ведения души человеческой. Когда приходили к Витеньке люди сварливые, завистливые, находящиеся в недуге пьянства и других смертных греховных болезнях, то Блаженный, видя, что человек сам не справляется с грехами, обращался к нему с тёплыми словами: «Жадобный (на местном диалекте — милый), возлюбленный, прошу, не пей, Богу неугодно!» А если человек победил страсть и грех, то призывал: «Умоляю, отныне не греши!» И удивлялись, откуда он узнал, что человек оставил прежнюю страсть. Уезжали от него всегда с лёгкостью на душе. Он благословлял, крестя своей детской ручкой головы и сердца.
   После каждого знакомства Старец сразу же постигал тайну жизни того или иного человека, провидел будущее. Подобных историй теперь рассказывают немало. Вот одна из многих. Однажды к блаженному Витеньке приехала молодая пара из дальнего города за благословением на брак. Старец, взглянув на них, произнёс: «Нет Божьего благословения на ваш брак» — перекрестился и замолчал. Молодые стали в недоумении суетиться возле него, желая узнать причину подобной немилости, уверяя блаженного в своей взаимной любви друг к другу и к Святой Матери Церкви. Но так ничего и не добились. С тем и уехали домой. В своём городе они взяли благословение у священника местного кафедрального собора и затем обвенчались... а через полгода развелись — совместная жизнь их не сложилась, брак оказался несчастливым.
   Ещё через некоторое время разведённая особа вновь вышла замуж, сейчас у счастливой супружеской пары двое детей. Мать этого семейства была на отпевании старца, плакала, прощаясь с ним, и благодарила Бога за встречу с прозорливцем.
   Позволю себе последний раз сделать добавление к тексту архимандрита Феофила. Похожую историю рассказала мне Дарья. Всё происшедшее случилось с ней самой. Незадолго до кончины Старца девушка приехала к нему с молодым человеком и попросила благословения на брак. Блаженный фактически не прореагировал на эту просьбу, переведя разговор на другую тему. Молодые настойчиво напомнили о цели своего приезда. После чего Витенька велел выйти Даше из комнаты и остался с молодым человеком наедине. О чём они говорили, то, кроме Бога, никому не известно. По возвращении в Старославянск молодые подали заявление в ЗАГС, потом поженились, но первая брачная ночь не состоялась — жених исчез. Причины его бегства так и остались неизвестны. Было ли это результатом беседы со Старцем? Ответить на такой вопрос мог бы только сам жених. Позже Даша узнала, что он пришёл в военкомат и срочно попросил призвать его в армию. На том их брак и закончился. С тех пор бывшие молодожёны никогда даже не виделись. Сейчас у внучатой племянницы Витеньки замечательная многодетная семья. Дарья — счастливая мама, любящая и любимая жена. Верится, что всё это — по молитвам её духоносного родственника.
Теперь же дочитываем рассказ отца Феофила…
   Блаженный Виктор тихо скончался семнадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто шестого года, не дожив десяти дней до своего девяностолетнего юбилея, отошел ко Господу, которому уже давно принадлежал. Памятник себе он воздвиг прежде всего в душах благодарных ему людей. Они скорбят о расставании со старцем и вместе с тем радуются о нём, потому что теперь он, несомненно, пребывает возле Бога.
   Одним из памятных мест на земле о праведнике является недавно восстановленная по его просьбе и благодаря его молитвам часовня «Живоносный источник» около села Залучье, что находится на автотрассе Старославянск–Солегорск.
   И если вы будете проезжать мимо, не торопитесь, испейте из воистину живоносного источника и вспомните блаженного Витеньку — отныне эта часовня стала для православного люда как бы символом светлой души Старца, изливающей потоками свою благость на всех окружающих.
   В том числе и на вас.

                Солегорск, 1998 г.


              Архимандрит Феофил отошел ко Господу в конце января тысяча девятьсот девяносто девятого года.
             Зима тогда лютовала…
             Мы с Ниной бросили по горсти мёрзлой земли в могилу нашего духовника и шли совсем закоченевшие, удручённые мыслью, что трескучий мороз символически означал вселенский холод пустоты, а также нашего теперешнего сиротства.
             И не успели мы отойти от Добрынинского монастыря, как возле нас затормозила легковая машина. Дверца приоткрылась и послышался голос:
             — Что носы повесили? Если вы в Старославянск, то садитесь — довезу.
             Это был отец Игнатий Иванов. Мы слышали о нём самые добрые слова от архимандрита Феофила, видели его на архиерейских богослужениях в кафедральном соборе, но так и оставались незнакомы.
             Я воспринял приглашение отца Игнатия за перст Божий и желание почившего духовника передать нас, слабых и немощных, в надёжные руки другого пастыря. И когда мы подъезжали к Старославянску, то я, забыв поблагодарить за услугу, попросил священника быть нашим новым духовником. И тот без всякой позы сразу же согласился.
              Во все последующие годы мы с Ниной не перестаём благодарить Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа за этот не заслуженный нами подарок.