Гл. 27. Благодать Божия

      Владыка Дометиан справедливо требовал открытия Воскресной школы. Детям необходимо уделять внимание. Не только Наливай-разливай, но многие и родители пьют беспробудно; обычная школа сама еле живая, да ей фактически и запретили заниматься воспитанием ребят. Поэтому детвора оставлена на произвол судьбы.
      Храм приспособлен для богослужебных целей. Какое может быть в нём обучение? Уместны только беседы об устроении церкви. В гостевом домике проводить уроки крайне неудобно, поскольку там всегда люди. Выхода нет — надо строить ещё один дом…
      Но где взять деньги? Или хотя бы строительные материалы?
      Протоиерей Арсений Калинин посоветовал обратиться в Стройснаб: мир не без добрых людей, возможно, что-нибудь дадут бесплатно. Главное начать, а там Господь будет помогать.
      Вот и отправился отец Игнатий в контору областного Стройснаба, предварительно положив в портфель софринскую икону святителя Николая Мирликийского. Кому Чудотворец не помогал?
      Контора находится на втором этаже в довольно тесном помещении. «Сами мыкаются», — подумал священник. Но отступать не стал.
      Блестит табличка на роскошной двери начальника: ниже фамилии значится имя-отчество «Николай Иванович». Хорошее предзнаменование.
      В кресле сидит мужчина средних лет. Полноватый. Совсем лысый. На округлом лице — чёрные угольки глаз.
      Отец Игнатий обстоятельно излагает свою просьбу и слышит вопрос:
      — Святой отец, а вам, кроме Воскресной школы, ещё что-нибудь надо строить?
      — Конечно, надо! — с радостью отвечает священник.
      Его немного коробит обращение «святой отец», католическое по форме, но ради дела можно потерпеть. И продолжает:
      — По завещанию Витеньки архимандрит Феофил успел отстроить заново в Залучье часовню над источником, а храма так и нет. Сразу после войны при восстановлении деревни сельчане разобрали его на кирпичи. «Всё равно стоял брошенным и пустым», — оправдывались люди. — А жить негде…». Потом они стали сильно болеть. И если бы в Залучье (благо стоит на трассе) не перенесли контору совхоза, то деревня ещё в хрущёвские времена, наверное, опустела бы.
       — И всё?! Больше ничего не надо? — спрашивает начальник.
       — Думаю оставить в гостевом домике столовую, а для паломников желательно срубить более просторное помещение.
       Начальник выбирается из-за стола и начинает бегать перед отцом Игнатием.
       — Что за мечтатели русские попы! — раздражённо произносит хозяин конторы.
       — Вы прямо на блюде хотите получить рай. Просто даром! А у меня, между прочим, отнюдь не небесная канцелярия. У меня материальные ценности, за которые надо кому-то отвечать. Вот Бог пусть вам и помогает!
       Замечательно.
       Отец Игнатий понимает, что по своей наивности нарвался на заурядный розыгрыш.
       Священник достаёт из портфеля икону и кладёт её начальнику на стол.
       — Николай Иванович, прости. На нет и суда нет. Икону возьми. Твоя дочь серьёзно больна. Без помощи Чудотворца не обойтись. Да и тебе без небесного покровителя не спастись.
       К обращению на «ты» отец Игнатий прибегнул экспромтом, подсознательно почуяв необходимость произнести сейчас именно «ты».
       На лице начальника возникает сначала недоумение, затем растерянность и беспомощность, а потом глаза-угольки выдают глубоко запрятанный внутри страх.
       Иерей почти в упор бросает последний взгляд на своего собеседника, разворачивается и быстро выходит из кабинета.
       С тех пор миновало больше месяца. Возможно, и следовало бы забыть о неудавшемся визите, однако дело повернулось так, что пришлось всё-таки вспомнить…
       Отец Игнатий в церковном дворе даёт Илье рабочее задание на предстоящий день. Оба замечают военный трехосный грузовик, ползущий по ухабам деревенской улицы. Его невозможно не заметить. Машина сворачивает к храму, через открытые ворота заезжает во двор. Распевно глохнет мотор. Наступает благословенная тишина. Из кабины собственной персоной вылезает начальник Стройснаба.
       Навстречу ему спешит отец Игнатий.
       — Какими судьбами, Николай Иванович?
       — Ох, святой отец, не спрашивай. Озадачил ты меня.
       — Что случилось?
       — Откуда ты узнал, что у меня дочка болеет?
       — Духом почувствовал.
       — Поставил я твою икону на шкаф, а с неё Никола глядит на меня — прямо сердце рвёт. Никакой работы не получается. Да кое-кто из клиентов начал подковыривать насчёт религиозности. Короче, отнёс образ домой. Но и там от него не могу скрыться. Прямо гоголевщина какая-то! Стоит зайти в комнату, так Угодник начинает сверлить мне душу. Совесть совсем заела. Я ведь Николай, но если не угодник, то, значит, негодник. Как с этим жить дальше? Долго думал, наконец понял: выбор простой: или поддерживать жизнь — или её проматывать. Вот и решил помогать. С грузовиком выручили военные знакомцы. Принимай, святой отец, материалы.
        — Не в убыток ли тебе, Николай Иванович, будет такая затея? — спрашивает священник.
        — В основном это выбраковка. Но если отнесётесь к работе с умом, то получится, как надо.
        Пока отец Игнатий объяснял, как удобней развернуться автомобилю к месту разгрузки, пока грузовик разворачивался и подъезжал, Илья сбегал за Глебом Овелиным. По дороге нашлось ещё несколько помощников. Кирпичи и доски сложили под навесом; цемент, рубероид и краски затащили в сарай.
        — Доброхотна дателя любит Бог, — говорит иерей.
        И приглашает Николая Ивановича вместе с его солдатом-водителем пройти в храм.
        Отец Игнатий показывает им ещё недавно мироточившие иконы, делится историями, связанными с исцелениями людей.
        — А это тебе для дочери, — протягивает он Николаю Ивановичу маленький пузырек с жизнетворным миром. — С молитовкой помажешь больное место — твой тезоименитый Чудотворец и поможет. У Господа не остаётся доброе дело без награды.
        — Прости меня, святой отец, — говорит Николай Иванович, сверкая угольками глаз. — Сам знаешь за что…
        — Бог простит, — отвечает с лёгкой улыбкой иерей. — Только не называй меня никогда «святым отцом», умоляю.
        Выходя из храма, священник обращает внимание гостя на сходство его отчества со своей фамилией.
        — А ведь имя Иоанн означает благодать Божию, — произносит отец Игнатий.
        — Вот почему всё чаще называют Иванами своих детей русские люди. Верно православный народ говорит: нет имён супротив Иван; нет икон супротив Никол. Никола-то значится «победителем народа». Сельские Иваны и Николы будут ходить в нашу Воскресную школу. Куда же России без них, а тем более без благодати и побед над самою собой? Этим и спасёмся.

                Алексей, прочитав данную главу, заключил:
                — Стройснабовец ошибочно сравнил своё состояние с состоянием героя повести «Портрет». Гоголь показал Чарткова прельщённым бесовской реальностью. Потому купленный художником портрет в больном восприятии начинает как бы оживать и становится представителем инфернальных сил. Но икона святителя Николая в глазах христианина не может оживать или приобретать некие психологические реакции на окружающий мир. По учению Церкви, икона остаётся только доской и красками; да и в народе говорили: «Из одного дерева икона и лопата». Изображение святого всего лишь связывает нас со святым воздаваемой ему честью, не больше. Живопись не может стать непосредственно самим святым. В противном случае это следует считать идолопоклонством.
                — Алексей, но известно множество случаев, когда иконы разговаривают с людьми, плачут, кровоточат… — говорю я.
                — Согласен. Анастасий Синаит рассказал, например, историю о том, как злой сарацин выстрелил из лука в образ Феодора Стратилата и попал в правое плечо великомученика. Сразу же выступила кровь и потекла до нижней части иконы. Кровь на иконе появилась не потому, что образ в прямом смысле стал живым, а потому, что кровь истекла под действием Божественных энергий с одной целью — образумить сарацинов. Те не захотели извлечь урока и погибли. Тем не менее даже их смерть явилась поучением для остальных людей, прежде всего христиан. Сам Феодор Стратилат, по всей видимости, имеет к чуду лишь то отношение, что по его молитвам оно и произошло.
                Спрашиваю Алексея:
                — Ты хочешь сказать: воздействие иконы Чудотворца на Николая Ивановича — всего лишь обыкновенные внутренние, психологические реакции?
                — Разве здесь есть другие варианты? Именно воздействие совести на сознание и жгло мужику душу. Не забудем, греческое слово «психЕ», от которого происходит «психология», означает «душа». А совесть, как учат Святые отцы, глас Божий в каждом из нас.
                Мне показался наш диалог важным. Оттого я и решил им закончить данную главу.