Завид-1

                Распухшие матросские губы, или «Что завид у вас?»


                Вместо пролога


                Пояснение из прошлого, когда в советском ВМФ срочная служба
              составляла не пять лет,  не четыре года, как в былые времена, а
              только три года, но процветала «годковщина», с которой боролись.


     В неофициальном флотском «табеле о рангах», начиная с 1967 года, на самом верху матросской иерархической лестницы стоял «годок» (жарг.) – моряк по третьему году службы в свои последние шесть месяцев до увольнения в запас. Не до армейского «дембеля» (жарг.), а до ДМБ (демобилизации), как уважительно выражаются на флоте.

     Далее по убывающей в корабельной срочной службе следовали такие этапы-жаргонизмы, как «подгодок», «полторашник», «борзый карась», «карась» (обыкновенный) и «дух». О двух последних чуть подробнее:

     «Карась» (обыкновенный) или «карасина» (жарг.) – вторая снизу степень в иерархической цепочке: матрос, прослуживший на корабле от полугода до года. «Карасями», кстати, на флоте ещё называют грязные (не стираные) носки.

     Самая нижняя ступень – «дух», «душара» (жарг.) – это  военнослужащий с момента принятия присяги до полугода службы.

     «Годковщина», если коротко, это разновидность армейской «дедовщины» в Военно-Морском Флоте. Иными, более понятными словами, это неофициальная иерархическая система взаимоотношений между старшинами и матросами разных годов призыва на срочную службу и связанная с этим дискриминация, физическое унижение моряков, прослуживших меньшее время. В советские годы в армии и на флоте всё это называлось неуставными воинскими отношениями, с которыми командование вело постоянную, но, порой, безуспешную борьбу.

     После развала Советского Союза, срок службы в ВМФ по призыву значительно уменьшился. Сначала до двух лет, а в настоящее время он составляет всего год, из которых первые три-шесть месяцев – в учебном отряде, где молодые матросы получают военную специальность.

     Существует и служба по контракту, которую потом, ближе к окончанию срочной службы, многие выбирают. В контракте закрепляется добровольность поступления на военную службу, ее срок, обязательство добросовестно исполнять свои обязанности, а также право гражданина на соблюдение его прав, как военнослужащего, и прав членов его семьи. Серьёзная финансовая составляющая тоже играет свою определяющую роль при выборе молодым человеком контрактной службы. И это нормально, даже очень хорошо.

     Так стоит ли сейчас вспоминать о былой разнузданной «годковщине» в советское время?  Похоже, что она канула в прошлое…

     Из того самого прошлого, из 80-х годов минувшего века эта история - про неуставные отношения или проявления «годковщины» на одном из кораблей Балтийского флота. Что было, то было.

     Случай про распухшие матросские губы…



                1.


     Успел!

     И так здОрово всё получилось! Это про то, как артиллерийский комбат со сторожевого корабля «Неукротимый», лейтенант Евгений Коляшин, успел в субботний день и жену свою повидать (из Балтийска в Калининград смотался на дизель-поезде), а вечером того же дня вернулся (только уже автобусом), как было велено – прибыл без задержки, минута в минуту, на свой корабль. Всё успел, молодчина!

     Вроде и рядом эти города: столица Янтарного края и главная база Балтийского Флота – бывший немецкий Пиллау. Но нет! Туда-сюда – почти два часа выходит по «кривой дороге» между Калининградом и Балтийском – самым западным городом нашей страны. А ещё дома пару счастливых часов встречи с молодой супругой, плюс час-полтора на пешие передвижения и даже бегом. В общем, за шесть часов в «неписанный норматив» Женька уложился и везде поспел. Вот ведь что весна с человеком делает! Его первая лейтенантская весна 1984 года…

     Вечереет на западе поздно… К кораблю комбат подходил скорым шагом и довольный собой. Полный пластмассовый портфель (он же «дипломат») бутербродов с краковской колбасой и салом, пирожков с капустой, да ещё солёные огурчики, аккуратно сложенные в полиэтиленовый пакетик, оттягивал попеременно то одну, то другую руку. Донёс! Притащил это «вкусное напоминание» от тёщи себе (на субботний вечер и утро грядущего воскресенья), а заодно и командиру боевой части, который его, «зелёного летюху» – лейтенанта, не сдавшего ещё самый главный зачёт корабельного офицера на допуск к самостоятельному несению ходовой вахты, отпустил на сход в субботу, сразу после большой приборки на корабле!

     А сход с корабля для «карася-лейтенанта» по первому году службы, даже по условно «выходным дням, таким как суббота и воскресенье», это настоящий праздник! Похлеще, чем наступивший Новый 1984-й год или «мужской день» – 23 февраля, пусть и для тех, кто ни дня в армии не служил… Коляшина отпустили. Всего на шесть часов, но ведь заслужил! На большой приборке его батарея славно потрудилась на юте. Комендоры, как заправские косметологи, сделали из «лица», как называл ют – кормовую часть корабля старпом «Неукротимого», конфетку. Палуба блестела, как у кота… Сами знаете что!

     Приблизившись к кораблю, Коляшин перехватил «дипломат» из правой руки в левую. Всякий моряк, входящий на борт корабля, отдаёт воинскую честь его флагу. Вахтенный на трапе (старшина 1 статьи Прокудин, командир второй артиллерийской установки (АУ), он же командир второго отделения комендоров в батарее Коляшина), козырнув в ответ, как и положено, поприветствовал по уставу своего начальника:

     – Здравия желаю, та-щь! – басовито громыхнул старшина.

     «Та-щь» – обращение матросской скороговоркой: «товарищ, лейтенант». Младшие офицеры на такую «мелочь» на флоте не обижаются.
 
     – Добрый вечер, Прокудин! – пожал руку вахтенному Коляшин, – Всё нормально у нас?

     – У нас – да, а у вас – не очень, – честно ответил старшина, улыбаясь, – «Кошара» попался на глаза замполиту…

     «Кошара» – матрос-первогодок Генка Кошкаров, уроженец Нижегородской области, в батарее Коляшина – «погребной», точнее, заряжающий снарядов по боевому расписанию в артиллерийском погребе под второй артустановкой, командиром которой и был Прокудин, он же командир отделения, в котором состоял молодой посланец нижегородского комсомола.

     – А что случилось-то? – переспросил комбат. Сердце так и «ёкнуло» предчувствием: что-то недоброе произошло за время его отсутствия.

     – Вид себе попортил! – продолжил Прокудин.

     – Вид? – Евгений свободной ладонью провёл перед своим лицом вверх-вниз. – Свой вид?

     – А то чей же! Только пусть этот дуралей сам вам доложит…  Ещё вчера в «духах» ходил, человек – человеком. Всё понимал, всё бегом исполнял, «душара». Так нет же! Дня не прошло, как «карасём» стал. А уже!.. Голос прорезался у «карасины» неотёсанной… Та-щь, я передам в кубрик, чтобы этот «крокодил» с объяснениями прибыл к вам в каюту.

     – Ты это… – махнул рукой лейтенант, – Хватит ругаться! Скажи лучше: командир БЧ-2 у себя?

     – Сменился с дежурства, минут сорок назад как на сход убыл. На трапе сказал, что вы за старшего в боевой части остались. И чтобы до завтра разобрались с «крокодилом»!

     «Значит не дождался меня командир БЧ…», – отметил про себя комбат: верный признак, что доверяет. Скоро старпом будет строить всю обеспечивающую смену офицеров и мичманов. А замполит, наверное, сейчас дрыхнет у себя в каюте...»

     – Прокудин, а когда у нас в батарее «крокодил» завёлся?

     – Да уж с полгода, как «кошара» из учебки прибыл. Его же Геной зовут!

     – Ну и шуточки у вас! Через пять минут матроса Кошкарова ко мне в каюту.

     – Есть! – отчеканил командир отделения.


           (продолжение в «Завид-2» – http://proza.ru/2024/02/17/1330)


            февраль, 2024 г.                Санкт-Петербург

                © Н. Кирюшов, 2024