Сталин как автор фельетонов, или Мемуары Дьявола

                Ч 1.      
   
     Казалось, что тема о возможном  влиянии  сталинских стихов на «Мастера и Маргариту» мною исчерпана. Я даже написала «Послесловие», хотя для меня и оставался (и остался  пока ещё) не прояснённым до конца один вопрос. Решить его без проверочного подстрочника к стихотворению «Когда Луна своим сияньем…» я не могу. Поэтические переводы, естественно, содержать в себе неизбежные вольности по отношению к оригиналу, а мне хотелось иметь точный подстрочник, предполагая, что  Булгаков бы обязательно обзавёлся им.  Располагая одним подстрочником,  я  обратилась с просьбой к своему знакомому, читающему по-грузински, сделать дополнительный, проверочный  подстрочник, чтобы уже ни оставалось никаких сомнений в смысле сталинских строк. Он любезно согласился мне помочь. Но, увидев присланный ему грузинский текст (фото),сразу же засомневался, то ли я ему прислала: «Это же не стихи, а фельетон!»
    И действительно - три стихотворения Сталина были опубликованы в  газете «Иверия» под заголовком (точнее, рубрикой) «фельетон» ( «pelet’oni»). Я знала об этом.  Но как-то не придавала этому серьёзного значения, поскольку слово «фельетон» первоначально имело смысл занимательного, развлекательного чтива – довеска к  основному (серьёзному, политическому) содержанию газеты, призванного привлечь к ней побольше читателей. Редактор газеты Илья Чавчавадзе, видимо, руководствовался этим, первоначальным, смыслом слова «фельетон», размещая сталинские юношеские стихи. Вот и вся проблема. Но, отвечая на недоуменный вопрос знакомого, я и сама задумалась.
     Как же – ведь Михаил Афанасьевич Булгаков, работая в газете, был фельетонистом, автором фельетонов – в современном, конечно, понимании коротких заметок, очерков, статей юмористического или сатирического характера. Неужели же он, обладающий столь ярко выраженным ассоциативным мышлением, не обратил бы внимания на тот факт,  что сталинские стихи названы фельетонами?  Обязательно бы обратил. Вот и не раз упомянутый уже мною британский исследователь Рейнсфильд обратил:  совершенно верно переведя грузинское «Пелетони» словом «Feuilleton» (среди значений которого не только «фельетон» в привыном понимании, но и ещё и «сериал», «мыльная опера»…,) он упорно называет сталинские стихи фельетонами. (1) Значит, надо потянуть немножечко и за эту ниточку. Авось это приведёт к каким-нибудь интересным результатам.
     Итак, обратимся ещё раз к значению слова «фельетон».    Что там нам скажет на этот счёт всеми ругаемая, но всеми используемая Википедия.
Фельето;н –  фр. feuilleton, от feuille — «лист», «листок».
«Термин фельетонь возник в начале XIX века. В 1800 году во Франции издатель газеты «Journal des D;bats» стал выпускать к ней добавочные листы, а в 1803 году изменил формат своей газеты — удлинил его книзу, и эта добавочная часть, отделённая от газеты «линией отреза» (белым пропуском), стала называться фельетонь. Очень часто фельетонь выполнял просто занимательную роль и с помощью стилевого оживления привлекал внимание читателя к данному номеру газеты или журнала […. ] Первые фельетоны Journal des D;bats содержали в себе репертуар театров, стихотворные загадки, шарады, ребусы, стихи и объявления. Таким образом, традиционная версия, вошедшая во всеобщее употребление, относится не к самому жанру фельетон, а к истории газетной рубрики «Фельетонь». Это были литературные мелочи развлекательного, подчёркнуто неполитического, неофициального характера».
    Обратим внимание - под рубрикой «фельетон» (точнее, на фельетона(я)х как на дополнительных газетных листках) публиковали помимо репертуара театров и объявлений стихи, стихотворные загадки, шарады, ребусы.      
     Конечно, Михаил Афанасьевич знал о значении слова «фельетон». К тому же у него всегда  был под рукой «Словарь Брокгауза и Ефрона». А в нём в статье «Фельетон» было тоже написано: «(франц. feuilleton — листок). Первоначально вслед за Бертеном (см.), создавшим это нововведение в своем "Journal des D;bats", так называли листок, приложенный к политической газете и посвященный критике, изящной словесности или искусствам. Первый опыт Ф. (8 плювиоза VIII года) заключал в себе театральные и иные объявления и литературные мелочи вроде загадок и стишков; вскоре к ним присоединились критические статьи, составившие славу "Journal des Debats" […] Другие газеты переняли этот отдел, которому стали отводить не добавочный листок, а нижнюю половину одной-двух страниц газетного листа, отделенную чертой от прочего содержания газеты. Вскоре Ф. сделался самой интересной частью некоторых французских газет" (2).
   Значит, «загадки и стишки»?  Уж что-что, а загадки, а также шарады, ребусы – это именно по части Булгакова (3). А тут стихи Сталина, ведущей политической фигуры, да ещё под рубрикой «фельетон»! Мысль сделать из них загадку напрашивалась сама собой.   
    Но если двинуться дальше в этом направлении, то обнаружатся и другие не менее интересные вещи.   
            
                Ч.2

       По мере того, как фельетон в качестве дополнительной развлекательного раздела газеты приобретает всё бо’льшую популярность у читателей, его начинают заполнять уже не стишками и загадками, а целыми романами.
      В середине 30—х гг. 19-го века возникает жанр так называемого романа-фельетон – романа, который печатался в газете частями, или романа с продолжением. Ещё в 1829 году  журналист и публицист Луи Верон, в будущем  собственника газеты Le Constitutionne, печатающей романы с продолжением, изобрёл  формулу «Продолжение следует» (я часто её использую). Эта формула, по словам Андре Моруа «стала могучей движущей силой журналистики».
        Вот что по поводу романа-фельетона написано в словаре Брокгауза и Ефрона («настольной книги» Булгакова): «Вскоре Ф.[фельетон – Е.К. ] сделался самой интересной частью некоторых французских газет. К статьям литературным в эпоху Луи-Филиппа в Ф. присоединились длинные сенсационные романы, статьи научные, беседы о выдающихся явлениях общественной жизни и т. п. Ф. посвящали свои силы выдающиеся писатели…».
    К эстетическому уровню романов-фельетонов часто предъявляли претензии: поскольку перед их авторами ставилась задача удержать внимание читателя, то они имели, как правило, авантюрно-занимательный характер.  Однако, как справедливо замечено в выше процитированной статье из Брокгауза и Ефрона, роману-фельетону отдали дань многие выдающиеся писатели. И не только выдающиеся - вроде Эжена Сю («Парижские тайны» и «Вечный жид» были опубликованы в виде именно романов-фельетонов). Но и поистине великие. Как то, к примеру, Чарльз Диккенс или Фёдор Михалович Достоевский. А это те авторы, влияние которых на творчество М.А. Булгакова (и, прежде всего, на роман «Мастер и Маргарита») не подлежит никакому сомнению.
      В 1864 году Достоевский, защищая своего старшего брата  Михаила Михайловича от  обвинений критика Аполлона Григорьева в том, что тот не сумел удержать его «от фельетонной деятельности» и загонял «как почтовую лошадь», признал, что практически всё им, Достоевским, написанное и изданное, за исключением повести «Бедные люди» и некоторых глав из «Мёртвого дома», является по сути «фельетонным романом» (определение, которое дал Григорьев применительно к «Униженным и оскорблённым»). В этом смысле Достоевский - настоящий фельетонист.
    Как сообщает нам та же Википедия, «начало жанру положили произведения «Графиня Солсбери» А. Дюма (1836), «Старая дева» О. де Бальзака (1836), «Мемуары дьявола» Фредерика Сулье (1837).
    На "Мемуарах Дьявола", конечно, надо остановится поподробнее. В брокгаузовском словаре в статье «Фельетон» о Фредерике Сулье и его «Мемуарах Дьявола» ничего не говорится. Зато есть информация в статье «Сулье» (4).
      В ней о писателе сказано в несколько пренебрежительно-высокомерном тоне. Против такого тона применительно к Сю и Сулье как авторам романов -фельетонов возражал ещё Достоевский. Вопреки мнению критиканов роман «Мемуары Дьвола» был чрезвычайно популярен в своё время, и вызвал огромное количество подражаний во французской литературе. Тот же Достоевский одно время зачитывался Сулье (как А.Блок «Дракулой» Брэма Стокера), и это его увлечение не прошло бесследно: исследователи обнаруживают значительное влияние «Мемуаров Дьявола»  в «Братьях Карамазовых» (образ Ивана Карамазова), и «Бесах» (демонический Ставрогин).
     Что касается влияния «Мемуаров Дявола» непосредственно  на Мастера и Маргариту», то оно хорошо раскрыто в рецензии на Современное издание "Мемуаров Дьявола" (5).   Автор (olastr)приводит целый ряд параллельных мест из «Мемуаров Дьявола» и «Мастера и Маргариты». А вот я обратила внимание на другие моменты сходства.
   Как пишет olastr о рецензируемой ею книге Сулье, «по структуре книга состоит из множества вставных новелл, которые поначалу кажутся никак не связанными, но постепенно нити переплетаются и превращаются в какое-то запутанное месиво».  События происходят и в борделе, и в великосветской гостиной, и в тюрьме, и в с психушке (!). Суть происходящего – порок торжествует, невинность и добродетель поругана. Каждая из новелл представляет собой фельетон (зачастую фривольный), но фельетон, конечно, уже в современном, т.е. сатирическом значении этого слова.
     Итак, что же получается? «Мемуары Дьявола» - роман-фельетон, представляющий собой что-то типа сборника сатирических фельетонов. Сравним это с "Мастером и Маргаритой". Роман о Пилате, состоящий, по меньшей мере, из трёх частей - не строится ли он по типу романа-фельетона? В смысле романа с продолжением? А сатирические главы романа - не представляют ли они собой сборник фельетонов о нравах современной Булгакову "Москвы и москвичей" (отсылка к известной книге Владимир Гиляровского)?   
   И второй момент: «Мемуары Дьявола» -? А что собой представляет роман о Пилате, который пишет Мастер? Разве он не есть воспоминание Воланда? Во всяком случае, первая часть романа о Пилате? Это ведь рассказ Воланда Берлиозу и Бездомному о том, что он, Дьявол, самолично видел и слышал, когда присутствовал на балконе во дворце Пилата. Так что читатель имеет дело с мемуарами Воланда, написанными, правда, не им самим, а Мастером при его, Воланда, прямом участии и содействии.
               
                Ч.3
       
    Обратимся-ка мы к булгаковскому тексту.  К эпизоду «явления героя» поэту Бездомному в клинике Стравинского:
     «Рассказ  Иванова  гостя  становился  все  путанее, все более наполнялся какими-то  недомолвками. Он говорил что-то про  косой дождь,  и  отчаяние  в подвальном приюте, о том, что ходил куда-то еще. Шепотом вскрикивал,  что он ее, которая толкала его на борьбу, ничуть не винит, о нет, не винит!
     — Помню,  помню этот  проклятый  вкладной лист  в газету,  — бормотал гость, рисуя двумя пальцами рук в воздухе газетный лист, и Иван догадался из дальнейших  путаных фраз,  что какой-то  другой  редактор  напечатал большой отрывок из романа того, кто называл себя мастером.
     По словам его, прошло не более двух дней, как в другой газете появилась статья критика Аримана,  которая называлась  "Враг под крылом  редактора", в которой говорилось, что Иванов гость, пользуясь  беспечностью и  невежеством редактора, сделал попытку протащить в печать апологию Иисуса Христа.
     — А, помню, помню! — вскричал Иван. — Но я забыл, как ваша фамилия!
     — Оставим, повторяю, мою фамилию, ее нет больше,  — ответил гость.»
     Из этого текста ясно, что отрывок из романа Мастера о Пилате был опубликован на дополнительном газетном листке. То есть на том самом листке, который первоначально и назывался «фельетонь». Но если Булгаков обыгрывает в своём романе слово «фельетон» в его исходном значении, то почему бы ему не обыграть и все остальные значения этого слова?!   
     И здесь нужно обязательно вспомнить, что как романы-фельетоны увидели свет «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок» Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Первый из них был опубликован В 1928 году в художественно-литературном журнале «Тридцать дней» (№ 1—7), второй -  С мая 1931 года «Золотой телёнок» печатался в парижском журнале в эмиграции «Сатириконъ».Булгаков работал вместе с с Ильфом и Петровым в редакции гаезты «Гудок», поддерживал дружеские отношения,  и не секрет, что между ними существовало что-то вроде дружеского соревнования, основанного на  взаимном пародировании текстов. Достаточно вспомнить «нехорошую квартиру» в «Мастере и Маргарите», прямо отсылающую к Вороньей слободке из «Золотого телёнка».         
    Произведения Ильфа и Петрова - романы-фельетоны как с формально-жанровой точки зрения (по форме издания и авантюрности, неизбежно предполагаемой газетным чтивом), так и с точки зрения их сатирической направленности. С  «Мастером и Маргаритой» дело обстоит несколько сложнее. 
      Булгаков был мастер фельетонов, и его фельетоны вызвали восторг у Ильфа и Петрова. Эта грань булгаковского таланта проявилась и в «Мастере и Маргарите».  Роман включает в себя сатирические главы, которые, как я уже говорила, можно рассматривать в качестве совокупности сатирических фельетонов (роман в фельетонах, как и "Двенадцать стульев" и "Золотой телёнок").  Более того, Воланд не раз говорит цитатами из сталинский речей, которые, конечно же, печатались в качестве газетных передовицах советской прессы. Но, что касается романа в романе – истории Пилата, рассказанной Мастером, то его можно отнести к роману-фельетону только на основании одного признака. Это -  роман с продолжением. И не более того, ничего ни сатирического, ни авантюрного (по типу французского авантюрного романа) в нём нет.
     Ведь что так расстроило Мастера? Дружные нападки критиков? Да, конечно! Но эти нападки – ко всему прочему или, прежде всего,  следствие снижения смысла романа. Мастер писал о вечных человеческих проблемах, о совести, о трусости и смелости и т.п., о том, в конце концов, что есть нечто, что выше наличного человеческого существования – что заставляет человека выходить за рамки этого существования, к подлинной человечности… А его роману приписали сиюминутное политическое содержание.  В духе тех же Ильфа и Петрова - «почем опиум для народа?» И уже в таком виде «разнесли в пух и прах».
      Если Достоевского критиковали за  то, что он пишет «фельетонные романы», т.е. что он пишет  торопливо, подгоняемый необходимостью успеть к очередному выпуску периодического издания и приспосабливаясь к не очень взыскательному вкусу газетных читателей, то с Мастером дело обстояло с точностью до наоборот. Он писал роман неторопливо, в уютном подвальчике, не стеснённый, в отличие от Достоевского, в средствах.  А что в итоге? Тот же результат. Его роман низвели, если не к бульварному чтиву в обычном понимании, то к произведению, написанному «на злобу дня», т.е.  близкому к сатирическому фельетону, который всегда имеет актуальный, злободневный характер. Соответственно и рецензии на роман Мастера были написаны в разухабистом фельетонном духе.
     И последнее. Мастер пишет роман в «подвальном приюте». Но на газетном сленге «фельетон» значит ещё и «подвал» – подвал в газете.  Так называется нижняя часть газеты, где в отличие от верхней, политической части, как раз и печатались сначала «загадки и стишки», а потом романы-фельетоны и даже более-менее серьёзные научно-популярные очерки. Как писал Андре Моруа в "Трёх Дюма" романы-фельетоны печатали "подвалами из номера в номер".  Подвалом также называют и сам  материал, размещенный в нескольких, а чаще всего во всех колонках внизу полосы.*
    Юношеские стихи Сталина тоже были опубликованы в  подвале, в нижней части газеты. Как и положено, по всем правилам отделённой от верхней жирной полосой и белым промежутком (5,см.фото).
    По мере того, как газеты «толстели» и уже не ограничивались одним листом, функции «подвала» стали брать на себя полосы газеты целиком – только не первые, а последние. Так, в 1920-е годы большую известность приобрела т. н. четвёртая полоса «Гудка», носившая сатирический характер. Здесь-то и помещались злободневные фельетоны, в том числе написанные на материале писем рабочих корреспондентов и читателей, авторами которых были М.Булгаков,И. Ильф, Е. Петров,В.Катаев, Ю.Олеша и др.
     Естественно, "подвал" (или же в более поздних "толстых" газетах)   предполагает большую свободу. Для сотрудников четвёртой полосы "Гудка" она была своего рода "приютом", где они чувствовали себя довольно вольготно. Не удивлюсь, если они между собой так и называли её - приютом. Другое дело - как пользоваться этой свободой: ведь освободившись от ограничений обязательных передовиц (особенно в советских газетах того времени),легко было соскользнуть в зависимость от невзыскательных вкусов читательской публики. Но "стишки" Сталина, опубликованные в "подвале" газеты "Иверия" Ильёй Чавчавадзе, явно не относились ни к развлекательному чтиву, ни к сатирическому фельетону, а по смыслу претендовали на нечто большее.
    Таким образом, версия о том, что на замысел булгаковского романа «Мастер и Маргарита» могли оказать существенное влияние стихи Сталина, обрастает новым аргументами. Сам факт, что они были опубликованы под рубрикой «Фельетон», могло направить воображение писателя-газетчика в определённое русло. Тут и роман-фельетон "Мемуары Дьявола" Сулье пришёлся как нельзя кстати...


     P.S. Первая публикация «Мастера и Маргариты» (  в сокращённом виде была) была осуществлена в 1966—1967 годах  журнал «Москва», обретя тем самым облик романа-фельетона. 

                Примечания

1.Об этом упомянуто не только в статье «Стихотворения И.В..Сталина», но и в статье «Фельетон».
3.«Мастер и Маргарита» - сплошные загадки, шарады (любимое увлечение Михаила Афанасьевича), ребусы. Я бы даже определила жанр этого романа как МИСТЕРИЯ-ШАРАДА.               
4.Мельхиор-Фредерик (Souli;, 1800—1847) — франц. драматург и романист. Дебютировал сборником стихотворений "Les amours fran;aises", потом поставил на сцене Одеона трагедию "Ромео и Джульетта", написанную в подражание Шекспиру и прошедшую с большим успехом; с этих пор продолжал работать для театра и поставил еще до 20-ти пьес (исторических трагедий, драм из современной жизни, комических опер и т. д.), из которых наибольший успех имели "Clotilde" (1832) и "La closerie des gen;ts" (1846). Вначале симпатизировавший классической школе и старым традициям, С. постепенно поддался влиянию романтизма. Кроме драматических произведений, С. принадлежит также длинный ряд романов (до 70-ти томов), иногда очень занимательно написанных, но в общем подходивших к тому типу фельетонного романа с сенсационно-мелодраматическою окраскою, который пустил мало-помалу такие глубокие корни во Франции. Лучшие его романы: "Le vicomte de B;ziers" (1834), "Le comte de Toulouse" (1835), "Les m;moires du diable" (1837—38), "Le lion amoureux" (1839), "Si jeunesse savait et si vieillesse pouvait" (1841—45). Искренно любя литературу, не лишенный повествовательного таланта С. повредил своей литературной репутации непомерною плодовитостью и тою небрежностью, которая была с нею связана. Ср. Champion, "Fr;d;ric S., sa vie et ses ouvrages" (П., 1847).
Ю. В.
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890—1907.

5.Отделяют подвал от предыдущего текста линейкой; заголовок подвала располагают чаще всего над первыми двумя-тремя колонками. Высота подвала должна быть не больше ; и не меньше ; высоты полосы. https://studfile.net/preview/5021516/