Абрисы вечной гармонии. Живопись

Любимые сюжеты.


Заметки




Творческий экстаз есть прорыв в бесконечность.

Н. Бердяев.





...Луи Селин писал: Ван Гог был признан не потому, что толпа («эмоциональный калека, немощный урод») прозрела, а потому, что ей «разверзли вежды», объяснили ценность нового искусства, чтобы, в свою очередь, поживиться за счет этого искусства и этого признания, поживиться посмертно...

Полагаю, Винсент — единственный художник, писавший столь беспощадно-правдивые автопортреты. Ни на одном из них нет рисовки натурщика, лишь холодный взгляд анатомиста, врача, тщательно фиксирующего историю болезни. Изможденный вид, сосредоточенный, вглубь себя обращенный взгляд, бледно-рыжие волосы (мета, знак инаковости, отвергнутости), прозрачные истаявшие руки, об аристократической красоте которых вспоминал соперник и духовный брат, Гоген — единомышленник в рыцарской борьбе против салонной красивости, «установившегося вкуса», привычной механики «эстетического комфорта», против «виртуозной ремесленной точности». Ван Гог, отравленный ядом вдохновения, «Орфей живописи», строивший свою жизнь по законам искусства: «картинам я отдал половину своего рассудка».


...«Перед нами художник, в высшей степени наделённый даром рефлексии: он пишет собственную эстетику. Например, ни один импрессионист (любой – от Моне до Сислея), оставив тысячу писем, не сформулировал основных посылок своего искусства; это всегда общие места. Среднеарифметический футурист, сюрреалист, конструктивист повторяет положения своей школы, абсолютно имперсонально. Ван Гог оставил нам полноценную эстетику, работая (подобно Блейку, Леонардо или Хогарту) сразу в нескольких направлениях. Эта полифоническая деятельность связана прежде всего с намерением построить жизнеспособную Утопию. Не декларировать возможность художественной Коммуны (как это делали авангардисты 10-х годов ХХ века), но обосновать эстетическую необходимость, а главное – убедительно прожить».



...Нежная меланхолия и «абрисы вечной гармонии», отражения «иного» в картинах русского художника Борисова-Мусатова, чья смерть мистически совпала с гибелью его любимого имения в Зубриловке; воздушная «современность» импрессионистов и неоимпрессионистов (Мане, Моне, Сислей, Мэри Касат, Берта Моризо, Синьяк), фиксация летучего, исчезающего, вечноизменчивого, «равнозначность и призрачное единство выхваченных из вечности драгоценных молекул бытия», поиск и реализация истины вне морали; «триумф срежиссированной случайности» — ледяного Дега; поэзия города и повседневности Камиля Писсарро; Ренуар — кисть, как евангельское слово, ставшая плотью.



Ноктюрны (прогулки в ночь) Уистлера, острослова, словесного дуэлянта Оскара Уайльда.



...«Гвоздика, лилия, лилия, роза» — американца Джона Сингера Сарджента, мастера портретной живописи (английские критики любили сравнивать его с Рейнолдсом и Гейнсборо), флорентийца по рождению, в семейных путешествиях по Европе впитавшего культуру Старого Света. Художник работал над этой картиной в традициях импрессионизма — две девочки в белых платьях («духовный центр композиции») в окружении розово-сиреневых лилий, бледных роз и темно-красных гвоздик, зажигают бумажные китайские фонарики (модное веяние конца девятнадцатого столетия), еще шесть фонариков, расположенные вокруг них в густой траве, переливаются золотисто-розовым и желтым цветом. Золотисто-розовый цвет ладони одной из девочек (Дороти) написан в технике импасто*, кожа Дороти в его свете кажется «ощутимо теплой».
Всё вместе создает тайну мгновения в сумерках.




...Божество ужаса, Деймос, обхвативший голову руками, рот разинут в беззвучном крике, — воплощение апокалипсических предчувствий Эдварда Мунка на заре новой эпохи, обещающей небывалые потрясения... Толпа живых манекенов на «Улице Карла Иоганна вечером» с бледно-желтыми черепообразными лицами под котелками и шляпками «усредненных модников века»... Образ женщины, покрывшей склоненную голову мужчины длинными красными волосами на картине «Вампир» (тема страсти и тревоги) — представляет один полюс (темный) изображение женской стихии, как опасной (и смертельно желанной) силы для художника/поэта («Грех» и «Саломея» Франца фон Штука, Смерть в облике прекрасной женщины Жана Кокто). Другой полюс — светлый — представляют нежные женские образы Филиппо Липпи, Перуджино и Боттичелли — созидательницы новой жизни, «онтологического творца» — в спокойных синих, голубых, золотистых тонах. И первый взгляд, и второй — божественная комедия ослепших глаз, видящих мир и людей в нем словно через «толстое стекло, гадательно», в личинах, в масках ряженых, вне их истинной сути.



Угар зловещего веселья, зеленоватыми отблесками пляшущий на испитых лишенных живой жизни лицах-карикатурах гениального карлика Лотрека.


Застылость «урбанистических пейзажей» Джоржо де Кирико — неподвижные тени, резкий свет, геометрическая точность, красновато-коричневые оттенки, — иная реальность, в которой не действуют привычные земные законы пространства и времени, зыбкая граница между жизнью и смертью, постигнутая вторым зрением.



Живопись как портал между мирами — для непосвященных.



24-29 июля 2023 г.




Импасто — в изобразительном искусстве — техника с использованием неразбавленной краски, которая густо наносится на холст.




На заставке картина Борисова-Мусатова «Окно» (1886) Государственная Третьяковская галерея.