Об одном стихотворении Бродского в связи

  Об одном стихотворении И.Бродского в связи с романом М.Булгакова "Мастер и Маргарита".

     О романе М.А.Булгакова Иосиф Бродский отзывался более, чем сдержанно.
 В одном из своих интервью в ответ на слова интервьюера (американского писателя и журналиста Петра Вайля), что "в XX веке был еще русский писатель, вплотную занимавшийся евангельским сюжетом, -- Булгаков", он сказал следующее:
-- Этот господин производит на меня куда меньшее впечатление, чем кто-либо.
-- Чем кто-либо из трактующих эту тему?
-- Чем кто-либо из известных русских прозаиков.
Это относится ко всему, за исключением "Театрального романа". Что касается евангельских дел, то это у него в сильной степени парафраз Мережковского и вообще литературы того времени. Лучшее, что я могу сказать, -- хороший коллаж. И потом, в этих делах Булгаков чрезвычайно себя скомпрометировал своими развлечениями с чертом" (1)
       С мнением Бродского я, понятное дело, не могу согласиться - в главном, хотя в частностях согласна полностью.
     Действительно, булгаковский роман основывается на литературе Серебряного века со всем её так называемым "богоискательством". Но на литературе не только уровня писателя Д.Мережковского –  довольно публицистического, поверхностного, но и  уровня действительно глубоко религиозно-философского. Не боясь впасть в преувеличение, можно утверждать, что булгаковский роман стал квинтеэссенцией и своего рода подведением итогов русской религиозной философии Серебряного века (о чём разговор ещё впереди). Этим и объясняется поразительная цельность романа.
    Да, "Мастер и Маргарита" – коллаж, и не только в своей евангельской части. Что и делает этот роман одним из первых, если не самым первым современным романом  - романом постмодернистского типа. Причём, настолько совершенным, что он собою как бы исчерпывает  этот тип. После него возможны только слабые подражательства, бледные подобия.
    Роман собран из разных культурных кусочков, как собирается мозаика. Он полон скрытых цитат и отсылок. Как полны ими тексты Ницше. И потому он также, как и тексты Ницше, может быть закрыт с точки зрения смыслов  для «непосвящённого» читателя. То есть он имеет как бы открытый экзотерический контур, доступный любому читателю, и эзотерический смысловой центр (2). Однако при всей своей "коллажности"  в отличие от многих подобных ему произведений, распадающихся на отдельные сюжеты так, что не всегда удаётся при чтении уловить связь между ними, роман Булгакова не только держит своего читателя в напряжении, но не даёт ему ни малейшей возможности потерять нить повествования.
    Мы можем не понимать отчётливо замысла романа, - потому, что  имеем иной культурный кругозор, чем автор, но мы чувствуем, что это замысел – определённый, удерживающий многоплановость повествования как единое целое, есть и предполагающей продуманность каждой  заимствованной части, каждого, даже, самого малейшего "мозаичного" элемента.  Одним этого неосознаваемого даже ощущения достаточно. Другие не могут успокоиться, пока не поймут замысла. Или, по крайней мере, хотя бы не приблизятся к максимальному его пониманию.
     Но вернёмся к Бродскому.  Довольно пренебрежительно назвав Булгакова "этим господином", Бродский дал понять, чем вызван этот пренебрежительный тон. Главная претензия с его стороны – не в том даже, что роман представляет собой коллаж. Поэта покоробили  "развлечения с чертом", коими Булгаков, по мнению Бродского, "чрезвычайно себя скомпрометировал". У подобной точки зрения есть немало сторонников. Как расценивать булгаковскую "чертовщину" - это отдельный вопрос. Я же пока - о другом. Допустим, Бродский прав. Но в таком случае он и сам себя  скомпрометировал в своём знаменитом стихотворении "Зимним вечером в Ялте". Пусть и не до такой степени, но всё же.
   Итак:

Сухое левантинское лицо,
упрятанное оспинками в бачки,
когда он ищет сигарету в пачке,
на безымянном тусклое кольцо
внезапно преломляет двести ватт,
и мой хрусталик вспышки не выносит;
я жмурюсь - и тогда он произносит,
глотая дым при этом, "виноват".

Январь в Крыму. На черноморский брег
зима приходит как бы для забавы:
не в состояньи удержаться снег
на лезвиях и остриях агавы.
Пустуют ресторации. Дымят
ихтиозавры грязные на рейде,
и прелых лавров слышен аромат.
"Налить вам этой мерзости?" "Налейте".

Итак - улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
дает круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюги.
Квадрат окна. В горшках - желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо...
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.
      
      Читатели иногда гадают, с кем именно сидит за столиком лирический герой Бродского зимним вечером в Ялте. Называют даже Арсения Тарковского (на днях читала дискуссию по поводу этого стихотворения в ФБ). На самом деле, ни Тарковский, ни кто либо ещё из знакомых Бродского, здесь совсем «не при делах»
       Ключом к образу персонажа с «сухим левантинским лицом» являются последние строки стихотворения. В них говорится о мгновении, которое, по мнению лирического героя, является не столько прекрасным, сколько неповторимым.  Ясно, что это прямая отсылка к  фразе из «Фауста» И.Г. Гёте:  «Остановись мгновенье, ты прекрасно!». Фраза хрестоматийная, все мы её знаем. А вот, в каком контексте она используется, знают немногие.
     «Это слова, которые произносит Фауст, излагая свое условие сделки с дьяволом — Мефистофелем. Тот готов выполнить все желания ученого, но последний боится, что однажды настанет момент, когда ему и желать уже будет нечего, и он утратит смысл жизни, будет томиться и страдать. Потому Фауст просит Мефистофеля прервать его земное существование, когда он достигнет наивысшего счастья и захочет, чтобы оно продлилось еще немного («Остановись, мгновенье!») и вот в тот же миг Мефистофель должен остановить время жизни Фауста и забрать его с собою в преисподнюю" (3).   
     Она появляется в гётевском Фаусте ещё раз, во второй части. Ослепший и вновь постаревший Фауст (вместо вечной молодости он получил только вторую жизнь) слышит стук лопат лемуров, копающих ему могилу. Принимая их за работу по проведению осушительных каналов, он произносит:

«Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
Дитя и муж, и старец пусть ведет,
Чтоб я увидел в блеске силы дивной
Свободный край, свободный мой народ!
Тогда сказал бы я: мгновенье!
Прекрасно ты, продлись, постой!
И не смело б веков теченье
Следа, оставленного мной!
В предчувствии минуты дивной той
Я высший миг вкушаю свой.» (4)
     Короче говоря, вместе с лирическим героем Бродского за столиком зимним вечером в Ялте сидит сам Мефистофель. Точнее...
      Исследователи творчества Бродского отмечают, что поэт неоднократно обращался с теме остановленного мгновения. Но, «не сам по себе, а через безапелляционно-хрестоматийное посредничество Гёте». Точнее даже, через двойное посредничество, поскольку и воздействие Гёте было опосредовано другими авторами, которые сыграли роль своего рода "катализаторов". (5)
       Впервые Бродский обратился к фаустианскому сюжету в пародийном стихотворении «Два часа в резервуаре» (1965). Это произошло под влияние романа Томаса Манна «Доктор Фаустус», с русским переводом которого он получил возможность ознакомиться летом 1965 года (Летом 1965 году Я.А.Гордин переслал ему в Норенскую  бандеролью русский перевод "Доктора Фаустуса")   
        Вторым «катализатором для актуализации всю жизнь волновавшей его проблематики» остановленного мгновения послужил роман «Мастер и Маргарита».
     Стихотворение «Зимним вечером в Ялте» датировано январём 1969. Роман «Мастер и Маргарита» был опубликован незадолго до его этого - в 1966-1967 гг. в СССР, в журнальном и сокращённом варианте, и в 1967-м же уже в полном варианте, в виде отдельного издания в Париже. Впрочем,  углубляться в специальные филологические изыскания нет необходимости, чтобы заметить влияние "Мастера и Маргариты" в стихотворении Бродского, улавливая сходство персонажа "сухим левантинским лицом" с булгаковским Воландом.             
    Но как нельзя не заметить сходства персонажа Бродского с булгаковским Воландом, так нельзя не заметить ещё и иного сходства. С самим поэтом, с самим Иосифом Бродским. Если "сухого левантинского лица" недостаточно для того, чтобы уловить это сходство,  то "оспинки, упрятанные в бачки" выдают его со всей определённостью (6).
     Тогда, может быть, напротив лирического героя, за столиком в кафе в заснеженной зимней Ялте, сидит обретшее плоть и кровь альтер эго поэта, его фаустовское Я, его "фаустовская душа" (воспользуюсь тут понятием, введенным Шпенглером для обозначения целого исторического пласта европейского сознания) Или, точне даже тень "фаустовской души", неизбежно ей сопутствующая. Ведь Мефистофкль - персонификация теневой стороны Фауста.  И булгаковский Воланд вообще здесь не причём? А стихотворение "Зимним вечером в Ялте" несёт на себе печать непосредственного влияния исключительно "Доктора Фаустуса"? Это в романе Томаса Манна главный герой -гениальный композитор(прообразом которого для писателя послужил Ф.Ницше) "водился" со своим творческим гением, а ещё точнее, заигрался с ним
    Безусловно, влияние "Доктора Фаустуса" присутствует и здесь в качестве базового слоя. Но само мистическое явление подобной сущности в виде импозантного гражданина, - это мазок, который поэт накладывает на базовый слой своих размышлений о Фаусте явно после прочтения "Мастера и Маргариты"
     Воланд угощает папиросами Бездомного и Берлиоза из своего портсигара. Визави лирического героя курит сам,  как курил Бродский, очень часто запачетлённый на своих фото с сигаретой. У Воланда сверкает бриллиантовый треугольник на портсигаре. У персонажа Бродского так же сверкает перстень на руке. Воланд помогает опохмелиться Степе Лиходееву, а потом отправляет его в Ялту. В стихотворении Бродского лирический герой наливает своему загадочному собеседнику "мерзости".  Слово "мерзость", указывающее на качество употребляемого продукта, да и фигура официанта, хотя и списанная с живой натуры, отсылает к сатирическим главам булгаковского романа.
   Как бы ни оценивал "Мастера и Маргариту" Бродский, этот роман, может быть помимо его собственных воли и желания, вошёл в его сознание и провёл там свою работу.
    Самое же главное, - доверимся чутью Бродского. Явное слияние в стихотворении образа альтер эго поэта (а с кем бы ещё он мог поговорить на волновавшую его тему неповторимости мгновения?!) с образом  булгаковского Воланда заставляет и нас пристальнее присмотреться к последнему -  на предмет его связи с творческим гением Мастера.

P.S.В стихотворении Бродского "Зимним вечером в Ялте" прекрасно передана атмосфера. Снег в южном городе - явление само по себе необычное, сродни чуду. А уж снежинки, затеявшие свой танец вечером, настоящая чарующая мистика!

                Примечания

1.Рождество: точка отсчета. Беседа Иосифа Бродского с Петром Вайлем [М.: Независимая газета, 1996]
https://noblit.ru/node/1124
2. Впрочем, бывает,что роман вызывает отторжение уже на первом контуре.
Что касается меня, то мне было легко читать роман «Мастер и Маргарита», но он меня не зацепил. Думаю, что в том числе из-за завышенных ожиданий. Слыша со всех сторон восторженные отзывы, я ждал величайшего произведения мировой литературы, а после прочтения показалось, что это интересная идея, но ее воплощение не заслуживает такого восторга читателей. Позже я узнал, что Иосиф Бродский считал, что «Булгаков — слишком популярный писатель и потому не может быть хорошим» (цитата по книге «Бродский среди нас»). И, в целом, мне близка эта мысль. Впрочем, когда я прочитал «Записки юного врача» и «Морфий», то немного ее изменил. Теперь я считаю, что «Мастер и Маргарита» слишком популярное произведение и потому не может быть хорошим".
http://dzen.ru/a/XMCTNeLiygCy2gHB
4. отрывки из "Фауста" Гёте даны в переводу Н. Холодковского 1878 г.
5.Олег Федотов.О мгновениях, которые не смог или не захотел остановить Бродский:


6. "Левантинское лицо – это фраза, которая начала активно использоваться в последнее время для описания уникального и привлекательного типа внешности. Обладатели левантинского лица привлекают внимание своей красотой, загадочностью и необычностью внешности.
Левантинское лицо – не является медицинским термином или научным определением. Он возник в истории и искусстве для описания облика людей, проживавших на территории Леванта – восточного побережья Средиземного моря. В число стран Леванта входят Ливан, Сирия, Иордания, Израиль и Палестина.
Особенности левантинского лица включают темный карие глаза, густые черные брови и изящную пропорциональность черт лица. Также к ним относятся черные гладкие волосы и приподнятые скулы. Вся эта комбинация придает обладателю левантинского лица таинственный и притягательный вид.
Левантинское лицо — это настоящее искусство природы, которое магнитом притягивает взгляды.
Левантинское лицо – это не только для лица, которое совершенно, но и для души, которая излучает своей непритворностью и страстью. Многие знаменитости имеют левантинское лицо и продолжают вносить свой вклад в мир искусства, моды и культуры. Левантинское лицо стало проявлением красоты и индивидуальности, которое неизменно привлекает внимание и восхищение".
    Конечно, применительно к себе Бродский имел в виду своё левантинское (еврейское) происхождение. Однако "левантинское лицо", когда имеются в виду темные карие глаза, густые черные брови, изящную пропорциональность черт лица, а также чёрные гладкие волосы и приподнятые скулы, может служить намёком и на демоническую (в готическом смысле) личность. Сам Бродский был, как известно рыжим и веснушчатым (веснушки-"оспинки").