Жизнь российская Книга-1, Часть-3, Гл-93

Глава 93

"Катастрофа вторая"
Невообразимое авиапроисшествие


      Кто знает о надвигающейся опасности,
      тот наполовину избежал её.
      Русская пословица


– Вторая весьма опасная, серьёзная и даже непредсказуемая ситуация, выходящая за пределы обычного умственного понимания и логических умозаключений, Тонечка моя ненаглядная, имела место быть в 1963-м году.
– В каком-каком?? В 63-м??

– Ну да, в нём, в 63-м!! Ровно через год после того первого несуразного случая.
– Ого! Ничего себе!

– Да-с… Так-с… Именно-с…
– Ох и ах! Со мной, Василёк, в тот год… тоже нечто произошло…

– Да? И что же??
– А то ты не знаешь!!

– Нет. Не знаю. Подскажи! Не молчи. Ну, пожалуйста…
– Я, Васенька, в тот год родилась. Я именно в тот год на свет божий явилась…

– Ой, прости, дорогая… Я не сопоставил эти два случая. Один трагичный, второй радостный. Мне даже и в голову не пришло их объединять каким-либо образом… Сама посуди! Как я могу их соединить в одно целое? Как? Как? То невероятное и чудовищное во всех смыслах, даже смертельное происшествие… и твоё благословенное рождение…
– Ладно. Проехали. Чего уж теперь… Не будем воду в ступе молоть. Что было, то было. Что было, того не миновать. И что, говоришь, с ним в тот год произошло?

– Беда бедовая, Тонюсик, на Фране опять свалилась. Сперва первая, а эта вторая.
– И что на этот раз конкретно с ним произошло? Что? Что? Говори!

– Авиакатастрофа! Вот что тогда случилось.
– Что-что?? Авиакатастрофа??

– Ну да! Кошмарное явление! Из ряда вон выходящее… Мозги плавящее…
– И что там было?? Говори! Я жду!!

– Было жуткое неуправляемое падение самолёта. Молниеносное. Стремительное.
– Ну-ка! Ну-ка! Что там конкретно случилось? Как там всё это происходило?

– Спустя всего год… Фране снова оказался на волосок от смерти.
– Оппа! Ничего себе!! Вот даже как!! На волосок… от смертушки неминуемой…

– Да, Тонечка. Буквально на волосок. Страшно даже подумать.
– Вот именно, Васенька. Страшно! А ещё конкретней? Что там и как…

– Пожалуйста. Слушай. Хорват впервые в жизни летел самолётом. Этот его первый впечатляющий опыт закончился смертью для всех, кто был на борту. Кроме Франчика. Во время авиакатастрофы погибло девятнадцать человек!!!
– Ого! Ничего себе!!! А по какой причине самолётик этот с неба упал?

– Из-за технической неисправности двери. Произошла разгерметизация салона.
– Да ты что-о-о… Вот даже как!

– Всё так и было. Тика в тику. Воздушное судно с невероятным грохотом рухнуло на землю, унеся жизни абсолютно всех пассажиров и членов экипажа.
– Кошмар!! Ой, какой кошмар!!!

– Да, Тонечка. Кошмар…
– Вах-ва-вах… Ой, беда какая… А Франчик? Франчик тоже… того… этого…

– Нет. Ему повезло. Да. Ему очень повезло. Фране то ли выпрыгнул из самолёта, то ли его оттуда через открытую настежь двёрку выкинуло, то ли выдуло… то ли ещё каким-то несуразным образом это получилось.
– Ого! Ничего себе… Вот даже как…

– Ну да. Так. Повезло ему. Несказанно. В общем, Тонюсик, он вывалился из салона и упал на стог сена, который внизу на поляне стоял. И это его спасло.
– Ого! На стог сена Франчик упал…

– Вот именно. На стог! На него.
– Ого! И это его спасло… От смертушки… Фортуна ему помогла…

– Да, милая. Да, дорогая. Фортуна была на его стороне. Как Франчик на стог этот приземлился… одному Богу известно.
– Вот это да… Ну и ну… Иных слов у меня нет. А куда он летел? На самолёте?

– Фране на том аэроплане летел из столицы Хорватии Загреба в портовый город Риека. Прямо в пути задняя запасная двёрка аэроплана вдруг распахнулась, и мужчина выпал из салона. Однако приземлился на стоявший неподалёку стог сена, отделавшись шоком и лёгкими ушибами.
– Ого! Вот даже как…

– Ну да, Тонюсик. Так! Именно!
– А с чего это он вдруг воздушным транспортом воспользовался?

– Хорватский музыкант-дирижёр никогда в своей жизни не летал на аэроплане, но некоторые непредвиденные обстоятельства заставили его сделать это, после того, как он получил срочное известие о тяжёлой и неизлечимой болезни матери.
– Ой! Вах-вах-вах…

– Да, Тонюсик. Вах-вах-вах. Все билеты на ближайший чартерный рейс из Загреба в Риеку были уже раскуплены, но Селаку чудом удалось договориться с представителями авиакомпании позволить ему сесть в хвостовой части аэроплана рядом со стюардессой без без соответствующего проездного документа.
– Ого! Ничего себе… Как это? Так же нельзя. Это же запрещено. Это же грубейшее нарушение правил провоза пассажиров, ручной клади и грузов. Это же… Это же… Слов, Вася, нету у меня… что это такое… Безбилетник он! Заяц он воздушный! Вот он кто!

– Ну да. Безбилетник он и заяц воздушный. А ты чего хотела. Билетов нет, а лететь надо. Мама шибко больная в другом городе лежит при смерти и сыночка родного ждёт…
– Васенька! Милый! Я сама в шоке. Всё перемешалось в голове. Сумбур сплошной в ней. Повтори, пожалуйста, сказанное тобой. И поясни мне, как он, Франчик, уговорил тех строгих авиаторов без билета воспользоваться ихними… Ой! Прости… Их услугами.
 
– Тонечка! Да что это с тобой творится… Лица на тебе нет… Как на маме хорвата того… Ладно. Мне не трудно повторить. Слушай. Полёт шёл нормально, сам аэроплан летел достаточно гладко и не подпрыгивал на облаках и тучах, ничего не предвещало экстремального, смертельного и разрушительного, но вот почти перед самой посадкой запасная двёрка аэроплана неожиданно распахнулась.
– Стоп! Как это… она распахнулась… Открылась, что ли…

– Ну да! Настежь она, Тонюсик, открылась. Во всю свою пасть она распахнулась!
– Сама? Сама она распахнулась? Или как… Может, Франечка ногой случайно задел ту двёрку самолётную… поэтому она и открылась…

– Ну да. Сама. Про Фране мне ничего неизвестно. Сидел он там и о чём-то балакал со стюардессой. А двёрка сама собою открылась. Да. Сама собой, чертовка. Может, засов не до конца был задвинут в щель замка. Может, пружина от чего-то сломалась. Или был очень большой износ защёлки… Или скоба разогнулась… Может, ещё что… Иногда так бывает, Тонюсик. Или другое какое… Может, винты крепления разболтались и вылетели из отверстий. Может, резьба сточилась… Или планка крепления лопнула. Тут, милая моя, всяко может быть. Или одно, или другое… А может, и третье… У них, за бугром, точно такая же петрушка творится. Как и у нас. Как и тут. Как и здесь. Полнейшая неразбериха. Один в лес, второй по дрова. В общем, бывает. Всё, дорогая моя, бывает… Короче, всего не учтёшь. Всяко на белом свете бывает…
– Ладно. Бывает – так бывает. На всё воля Божья… Дальше, Вася, продолжай.

– Фране вылетел из неё, из двёрки той запасной, кубарем… и приземлился на стог сена. Бог постарался. Остальные пассажиры вместе с аэропланом насмерть разбились.
– Ого! Ого! И ещё раз ого! Вот те раз… не в бровь, а прямо в глаз.

– Да-да! Так и было. Селак остался единственным выжившим в той катастрофе. По вполне понятным причинам, он, Тонюсик, больше никогда не садился в аэроплан.
– Я бы тоже ни села… после такого случившегося… А как он вообще в самолёте том оказался, если, как ты говоришь, билетов в кассе не было.

– Тонечка! Что с тобою… милая моя… Я же недавно… только что… тебе сказал об этом. Голова болит? Мозги слиплись? Ты какая-то не такая…
– Вася! Повтори… если тебе не трудно. У меня всё перепуталось в головушке.

– Хорошо. Повторю. Мне не трудно. Да я для тебя, дорогая и милая моя, что хошь сделаю. Хоть до Луны допрыгну. Хоть на Венеру залезу. Хоть Марс оседлаю. Верхом на нём по Млечному пути проскачу туда и обратно. Хоть на Сатурн сгоняю, который почти не виден. Хоть на Плутон, хоть на Меркурий. Поэтому, супруга моя, внимательно слушай и не перебивай, а то я и сам скоро всё перепутаю. В 1963-м году, когда ты, милая моя и ненаглядная, родилась, Селак сел на чартерный рейс из Загреба в Риеку, чтобы навестить тяжело заболевшую мамашу. В рейсе этом не было свободных мест, но Фране объяснил работникам авиакомпании и лётчикам, что у него неотложные семейные дела, что у него мама при смерти находится, что ему срочно надо к маме лететь, что у него маниакальное психическое расстройство из-за всего этого в кучу собравшегося, что ему позарез надо в Риеку попасть, что он жизни своей не пожалеет для этого…
– И что?

– И всё! Ему удалось убедить экипаж взять его с собой. Он сидел в задней части означенного воздушного средства рядом со стюардессой по имени Розика.
– И что потом?

– Потом-то? Сейчас скажу, что потом. Слушай. Недалеко от аэропорта назначения у аэроплана возникла некая техническая неисправность, он начал быстро терять высоту и в конце концов врезался в огромный валун. Уже перед самим падением двёрку аэроплана сорвало к чертям собачьим. Это произошло неожиданно. Бедного и испуганного на смерть дирижёра Селака выбросило на высоте примерно около восьми сотен метров. Несмотря на все трудности, он приземлился на стог сена. Это, Тонюсик, спасло ему жизнь. Как говорят очевидцы, Розика тоже выжила, а все остальные пассажиры погибли в катастрофе. Все до одного, до последнего. Вот как было в тот раз. Жалко всех. Вообще всех. Плакать хочется. Слёзы лить крокодильи. Рыдать, реветь как белуга и рвать на голове торчащие волосы от сумасшедшего отчаяния. Выть от тоски. Голосить и вопить. Такая вот, Тонюсик, весьма печальная и страшная, с одной стороны, история с ним произошла. А с другой стороны… она, Тонечка, радостная. История-то… эта случившаяся. Ведь Франчик-то жив остался и до своей мамулечки шибко больной благополучно и вовремя добрался.
– Василёк! Прости меня, пожалуйста… Я от великой радости, что Франчик жив остался, опять вся взбудоражилась, взвинтилась и возбудилась, а в голове моей снова пелена какая-то мутным серым туманом все извилины покрыла. Ум за разум зашёл и всю мою память заслонил. Не смог бы ты, мой милый и ненаглядный, ещё раз повторить…

– Стоп! Как это… повторить…
– Ну, не обижайся на меня… Ну, повтори, Василёк, чего тебе стоит… Снова мне расскажи про всё про это… Васенька! Ну, пожалуйста… Прошу тебя…

– Ладно. Чего уж теперь поделаешь… Слушай. Но только это в последний раз.
– Конечно, милый. В последний. Ой! В крайний… Лётчики так говорят.

– Ну да. И лётчики. И космонавты. Да ещё кое-кто, которые за жизнь свою шибко беспокоятся… даже боятся. Смертушки они шибко боятся. Которые сильно переживают, как бы… чего бы… не произошло с ними… Страх у них, Тонюсик, безудержный… и нечеловеческий… Трепещут они… с утра раннего и до ночи поздней… Им не нравится слово «последний». Они шарахаются от него, как чёрт от ладана. Они трясутся, когда слышат такое слово. Плохо им становится. Некоторые в обморок падают. А есть, которые вообще в смертельный авитаминоз впадают. И уже не выходят из него никогда. Шок с ними случается. По больницам до конца жизни потом мыкаются. Ну и тому подобное… В общем, кирдык им. Медицина бессильна в таких случаях, потому что они сами себя настраивают на скорый конец жизни. А виной объявляют это простое русское слово.
– Ага. Так. Всё правильно ты, дорогой мой, говоришь. Ты умный у меня. Всё-всё знаешь. Даже гораздо больше. Тебя бы в премьеры. Или сразу в президенты. Вот бы мы зажили все как надо… по-людски… Я бы проголосовала за тебя… И это правда!

– Тонечка! Не пори ерунду! Какой ещё президент? Ты чего? Белены объелась?
– Белена тут не виновата! Это мои мысли такие. Собственные. От всего сердца.

– Тонюсик! Ты в последнее время что-то заговариваться стала.
– Не в последнее, а в крайнее! Ты чего… Васенька… Окстись, милый мой…

– Ах! Ну да! В крайнее! Конечно! Пусть так будет. Многие теперь так говорят.
– Может, и Франечка тоже так выражался, поэтому и жив остался…

– Я, Тонюсик, не знаю. Ничего мне об этом не! известно. Вообще ни! че! го!
– Ладно-ладно, Василёк. Не будем в дебри лезть. Говори, как там было на самом деле. Только всё говори. Всё-всё! Ничего от меня не утаивай.

– Хорошо, милая моя. Всё как было, выложу тебе на белом фарфоровом блюдечке с голубой каёмочкой. Слушай внимательно. Фране сидел в аэроплане, который направлялся из Загреба в Риеку. Это города такие югославские.
– Вот как. Он теперь железнодорожный поезд на воздушное судно поменял.

– Ну да. По рассказам самого дирижёра, он всегда был самым жутким аэрофобом, но впервые в жизни воспользоваться услугами авиакомпании. Его, бедняжку и бедолажку, вынудило весьма и весьма печальное известие.
– Да?? Печальное?? Грустное?? Какое?? Конкретно!!

– Селаку внезапно сообщили, что его мать смертельно больна. Пришлось в этот же день поспешать к ней. На тот момент билетов на ближайший рейс уже не оставалось, но хорват попытался на месте убедить экипаж пустить его в аэроплан без необходимого для полёта проездного документа: мол, выручайте, господа-товарищи, я тут просто тихонечко посижу в хвосте, рядом со стюардессой.
– И что?

– И сработало!
– Что-что? Сработало? Это точно?

– Да! Сработало, Тонечка. Взяли его на борт аэроплана без билета.
– Как это без билета? – удивилась Антонина.

– В те времена, Тонюсик, гораздо проще к полётам относились. Не было таких жёстких и строгих правил, как сейчас. Во всех самолётах, вертолётах и аэропланах даже курить можно было. Да-да! Смолили люди на борту, как черти полосатые, как дьяволы во плоти. Дымили. Коптили. Чадили. Кто хотел, тот и курил. Хоть одну за одной. Хоть по две сразу. Хоть всю пачку сигарет или папирос искури. Хоть обёртку от той сигаретной или папиросной пачки проглоти. Хоть до смертушки своей закурись…
– Да. Я помню. Так и было. Были такие времена. И что с ним в тот раз случилось?

– Ты чего? Тонюсик! Я же раза два или три про это про всё уже тебе говорил.
– Ну ещё раз скажи. Не сочти за труд. Исполни моё желание.

– Лады. Слушай. Мне не трудно. Обхохочешься!
– Да?

– Да! Он вывалился из аэроплана марки «DC-8» между Загребом и Риекой.
– Ого! Вот даже какая штука-матука с ним произошла.

– Ну да. Та ещё штука! Во время полёта внезапно отворилась аэропланная двёрка.
– Как это отворилась? Сама? Это точно?

– Ну да. Так и было. Точней не бывает. Люк, Тонюсик, самопроизвольно открылся.
– Обалдеть…

– Это случилось при заходе на посадку.
– Да ты что… С ума сойти…

– Сам перелёт, Тонюсик, прошёл в штатном режиме, а вот во время снижения что-то пошло не так. Задняя двёрка почему-то сама собой распахнулась. Ну, или открылась.
– Ого! Вот даже как! Какие-то происки злой Бабы Яги. Или Кощея Бессмертного.

– Чёрт его знает, Тонечка, что на самом деле в аэроплане произошло и по чьей вине сие недоразумение случилось.
– В любом случае это чьи-то козни.

– Мне сие, дорогушечка, неизвестно. По-всякому это могло быть. По-разному там, в воздухе, Тонюсик, могло происходить.
– Да, Васенька, конечно. Туман сплошной в этом запутанном деле. Пути Господни неисповедимы. Так мудрые люди говорят.

– Тем не менее, голубушка моя сизокрылая, этот хорват югославский, этот Фране Селак, этот бедолага, собственноручно и дотошно описал тот ужасающий момент. Он, не лукавя и ничего излишнего не придумывая, честно во всём признался.
– В чём?

– Он, Тонюсик, изобразил падение аэроплана и себя милого следующим образом. Вот его слова, хоть как-то объясняющие произошедшее с ним: «В одну секунду мы пили чай, а в следующую бортпроводницу уже выбросило наружу. Вскоре и я последовал вслед за ней». Вот и всё, что осталось в его памяти. Там, Тонечка, высоко в небе, ему было не до сантиментов и не до рассуждений. Он падал… Вниз он кубарем летел… К земле…
– Ну да, Василёк. Он из самолёта на землю падал. Врагу такого не пожелаешь.

– Совершенно верно. И это всё пережить надо.
– Йес! Как ты иногда смачно выражаешься.

– Вот-вот. Йес. Именно так. В результате этой катастрофы погибли девятнадцать человек. Страшная катастрофа произошла. Врагу такого не пожелаешь.
– Ого! Страшно…

– Да. Многие пассажиры погибли. Почти все. Или вообще все. А ещё оба пилота и стюардесса. Но может, она и выжила. Информация насчёт Розики… разная. И такая, и другая. Как было на самом деле, мне, Тонюсик, со сих пор не известно. Сам сомневаюсь.
– Жалко тех людей. Погибших…

– Конечно. Всех жалко. А хорвату снова повезло. То ли снова, то ли опять. Селак приземлился на стог сена и отделался шоком, синяками и порезами.
– Ну и везёт же ему, хорвату этому югославскому.

– Да, Тонечка. Он и в огне не горит, и в воде не тонет. Даже из всяких аэропланов на землю весьма удачно падает. Вот и в этот раз ему повезло. В результате внезапного и непреднамеренного открытия аварийной самолётной двёрки оттэдова, из того аэроплана небесного, выпали и погибли столько человек, а этот Селак югославский каким-то чудом и очень даже весьма удачно приземлился на стоящий в том месте стог сена.
– Везучий дирижёр и в этот раз отделался лишь небольшими ушибами и испугом.

– Да, Тонечка. У него остались только незначительные царапины и лёгкий шок.
– Непостижимо!

– Сам Селак уверенно утверждает, что его падение невероятно смягчил тот стог сена, который очень удачно в поле стоял, и он, Фране, отделался лишь парой синяков.
– У меня, Васенька, слов нет… Подевались они куда-то…

– У меня, милая, тоже. Тоже слов нет. А ты, дорогушка, третий пальчик загибай.
– Для чего? Зачем, позволь мне спросить…

– Потому что уже через три годика произошла… произошла ещё одна…
– Какая? Ещё одна? Третья?.. Третья произошла?

– Да-да! Всё так и было. Третья катастрофочка нарисовалась! Как по заказу.
– Ой! Ой! Ой! Да что это творится… на белом свете… Беда сплошная!!
!
– Да-да! Это случилась ровнёхонько через три годика после предыдущего такого весьма невероятного и дюже нелепого воздушного происшествия.
– И что?? Что там было? В той… в третьей катастрофе…

– Сейчас, Тонечка, расскажу.
– Ну-ка… Ну-ка… Что там?? Очень мне это интересно…





Продолжение: http://proza.ru/2024/03/08/348

Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/03/06/474

Начало 3-й части: http://proza.ru/2023/08/21/655

Начало 2-й части: http://proza.ru/2023/06/22/378

Начало романа: http://proza.ru/2022/09/02/1023


Всем доброго дня!

Книги «Жизнь российская» и другие (автор Анатолий Цыганок) можно приобрести в электронном и бумажном виде на ЛитРес:


https://www.litres.ru/search/?q=+


Моя книга "Жизнь российская" - том 1, том 2, том 3 опубликована на литературной платформе Ридеро.
Приобрести можно, пройдя по ссылке:
https://ridero.ru/books/zhizn_rossiiskaya/