Воскресение. Продолжение 1

   
    Дошедшая до нас традиция упорно подчеркивает, что некоторые из учеников усомнились в Воскресении, даже несмотря на то, что Иисус сам
    явился им.Люди узнавали Его не сразу, а после внутреннего усилия, различных умозаключений, "прозрений", по каким-то косвенным признакам :(Мф 28:16-17; Ин 21:4-11: Лк 24:30-35; Ин 20:14:15...)
Иисус никому не является в Ев от Марка, но делает это у Матфея, Луки, Иоанна
и в книге Деяния апостолов ; в каждом из этих рассказов мы встречаемся с прямым указанием на то, что ученики сомневались в воскресении Иисуса..

Если Иисус после своей смерти предстал перед ними живым и разговаривал с ними, в чем тут было сомневаться?  Почему же видения Иисуса не всегда вызывали доверие, точнее, почему они постоянно подвергались сомнению?
Воскресший Иисус предстает либо как некий обычный человек, которого ученики долго не узнают , либо как призрак, который появляется из воздуха, проходит сквозь стены, исчезает, телепортируется и возносится.Причем можно заметить одну закономерность: в тех ситуациях, где Иисус предстает как обычный человек с обычным телом, – люди его не сразу узнают, а некоторые – вообще не узнают (например, Лука 24:15-16, Марк 16:12, Матфей 28:17). В ситуациях, где узнавание происходит без проблем, Иисус появляется подобно призраку (например, Марк 16:14, Иоанн 20:19-20).

Рассуждения о "физическом теле нового типа", о воскресении для Вечной Жизни  – все это аргументы и объяснения для "внутрихристианского" пользования. Иисус является как обычный человек с обычным телом, так что Его можно принять за садовника ИЛИ за случайного попутчика на дороге. Но одновременно эти истории говорят нам ,  что это было "преображенное" ("духовное") тело.
Лука сообщает (24: 31), что, явившись  странникам из Эммануса, Иисус, поговорив с ними за трапезой, вдруг "стал невидим для них", а затем Он
столь же внезапно очутился среди учеников в комнате апостолов, что вовсе не свидетельствует о естественном приходе Иисуса, ибо Лука в данном случае подразумевает , что Иисус пришел и встал посреди комнаты, когда двери дома были заперты (20: 19, 26). При этом Он в первое свое появление только показал им свои руки и свой бок, а во второе появление велел "неверующему" Фоме вложить персты и руку в раны свои . У Иоанна  еще сказано, что Иисус ел с учениками печеную рыбу и хлеб (21:5, 9, 12).
Если действительно правда то, что Иисус ел и был осязаем, то, стало быть, ученикам являлся естественно-живой и плотью облеченный человек; если правда то, что они видели и осязали раны этого человека, то, стало быть,Он был распятый и умерший на кресте Иисус; но если Он являлся при запертых дверях, то, стало быть, естественная плоть и жизнь этого человека обладали каким-то особым и сверхъестественным свойством. Но в этом-то и заключается недопустимое противоречие.
Всякое осязаемое тело обладает плотностью и силой сопротивления и не может проникать через запертые двери, не утратив плотности и силы сопротивления; с другой стороны, тело, свободно проникающее через дверные доски, не может иметь ни костей, ни желудка, переваривающего хлеб и печеную рыбу. Это - признаки, которые не могут одновременно совмещаться в действительном человеке; такое совмещение и сочетание может произвести только фантазия и воображение.

В Деян 1:3 сказано, что после своего воскресения Иисус пребывал с учениками сорок дней (!), показывая им себя живым «со многими доказательствами». Неужели потребовалось целых сорок дней, чтобы их убедить?
Какой вывод можно сделать из этих рассказов о неузнавании учениками являвшегося им после смерти Иисуса ?

Скептик,  не доверяя рассуждениям о «духовном» теле, мог бы высказать рациональное объяснение: это мог быть человек незнакомый ( "имитатор"), т.е. не Иисус. А его "узнавание",точнее, отождествление с Иисусом, происходило, скорее всего, уже постфактум.

Следует отметить, что некоторые яркие эпизоды, детально описанные Иоанном, полностью отсутствуют в повествованиях синоптиков и наоборот .В сцене  на Голгофе версии Иоанна и синоптиков  противоречат друг другу буквально во всем.
 Напр.,  Иоанн с уверенностью свидетельствует:
«Неся крест Свой, Он взошел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа» (Ин 19:17).
Синоптики же в один голос утверждают, что крест Спасителя нес некий Симон-Киринеянин, причем сообщают об этом человеке вполне проверяемые биографические данные – «отец Александров и Руфов» (Мф 27:32, Мр 15:21, Лк 23:26)

В  одном из самых известных Евангельских эпизодов  (Мф 27:46-49)
«около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! ламма савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? "
В  повествовании синоптиков  мучительно погибает преданый и покинутый всеми Человек.
В Евангелии от Иоанна этих слов  нет, зато . есть цитата из  Священного Писания, которую  воспроизводят наизусть римские солдаты (Ин 19:24). Есть и возвышенная беседа, которую ведет умирающий в жесточайших муках человек со своими стоящими при кресте матерью и «любимым учеником» – Иоанном (Ин 19: 26-27).
у синоптиков,  ни Богоматери, ни ученика нет и в помине. Есть лишь повсюду следовавшие за Христом галилейские женщины – две Марии, Магдалина и Иаковлева, и Саломия, да и те стоят вовсе не рядом с крестом, а глядят издали (Мр 15:40; Мф 27:55).

Может возникнуть вопрос: человек, распятый между двумя разбойниками в полдень четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, – был ли он в действительности тем же самым, что шестью днями ранее въехал в Иерусалим под крики «осанна»? Если отраженный Иоанном разговор с матерью и учеником действительно имел место, – то безусловно,да. Мать не могла не узнать Сына, даже если его лицо было искажено от боли и страдания.
Но если на Голгофе не происходило ничего сверх того, что  описано синоптиками, то можно предположить, что  на среднем кресте мог висеть кто угодно. Может быть, такой же разбойник, как и два других, которому  и предстояло занять место на среднем кресте,  которого после бичевания Иисуса нарядили в снятую с Него
одежду.

Это маловероятный, но реальный  пример небольшой  иллюстрации к той банальной истине, что пространство логических возможностей для материалистического объяснения  Воскресения принципиально неисчерпаемо.

И наконес вопрос, который задавал еще анитичный Порфирий:
"Чего ради Иисус после страстей своих и, как вы говорите, воскресения своего не явился Пилату.., или Ироду, царю иудейскому, или первосвященнику иудейскому, или сразу многим достойным доверия лицам, особенно римскому сенату и народу, чтобы они прониклись удивлением перед его деяниями и не стали общим приговором осуждать на смерть его последователей за нечестивостьА между тем он является Марии Магдалине, ...которая была некогда одержима семью демонами, .., и нескольким другим не очень приметным людям;
а ведь Матфей говорит, что Иисус предвещал иудейскому первосвященнику, говоря: "Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных". Если б он явился людям значительным, то через них все уверовали бы, и ни один судья не стал бы наказывать их, как измышляющих диковинные сказки; а ведь ни богу, ни разумному человеку не должно быть приятно, чтобы многие из-за него подвергались наихудшим наказаниям..."(ц)

Т.о. в случае с Воскресением Иисуса у нас нет подтверждения противоположной стороны- иудейских священников, римлян, вообще скептиков в широком смысле слова. Все евангелисты-сторонники Христа и апостолов,
и в этом случае они не являются альтернативными друг другу источниками информации.

И поразительная  деталь: ни один автор (ни евангелисты, ни апостол Павел) не сообщает о том, что воскресший Иисус явился своей матери!
С точки зрения общечеловеческой логики , это совершенно немыслимо.
Можно, конечно, привести такой контраргумент, что Иисус проповедовал об отречении от семейных ценностей во имя высшей духовной цели, поэтому не счел нужным и в этой ситуации общаться с членами своей семьи.
Однако, в рамках православного или католич. богословия такой факт будет очень трудно объяснить, учитывая, какую роль в этих конфессиях играет культ Девы Марии.
Судя по текстам Евангелий, Мария не имела такой веры в Иисуса, какая была у апостолов. И она-то как раз не имела особых оснований ожидать Его Воскресения после казни. Следовательно, если бы Новый Завет описал встречу воскресшего Иисуса с Марией (а она сразу бы узнала Его), то появился бы свидетель, гораздо менее предубежденный, чем апостолы.
Кроме того, мать вряд ли могла бы ошибиться и спутать родного сына с  садовником или случайным прохожим или "имитатором". И тогда сильные подозрения скептиков, что ученики принимали за воскресшего Иисуса других людей, были бы заметно слабее.