История учителя истории

   Учительницу истории, нашего классного руководителя,
мы просто обожали! Никто не проводил с нами столько времени,
как она. Экскурсии, музеи, походы, совместные просмотры
документальных фильмов, слайдов...
   
   И увлекательные её беседы с нами. Воспоминания о школе,
учителях, о том, почему она настолько полюбила историю, что
избрала её своей профессией на всю жизнь.

   Приближались праздники 23 февраля и 8 марта. Одна наша ученица,
когда мы планировали, как отметить эти праздники в классе, вдруг
заплакала. Нина Павловна спрашивала, что случилось, но плакавшая
Маша ей не отвечала.

   Мы переглядывались, ничего не понимая, никто не знал, что с ней
такое. Нас быстро отпустили, а с Машей Нина Павловна осталась
в классе.

   Что там у них было, какой разговор, мы не знали, но, через
какое-то время, мне Маша рассказала, что плакала она из-за родителей,
что не хочет их поздравлять - они постоянно ругаются, орут друг на друга
и до неё им нет никакого дела. А в тот день они особенно сильно ругались
и ей ни за что досталось...

   Прошли праздники. За ними несколько месяцев учёбы, и перед летними
каникулами Нина Павловна повела нас на экскурсию за город, на руины
и развалины старинного замка. Она рассказывала нам о тех, кто жил
в замке, что стало с этим старинным родом.

   - Нина Павловна, интересно, конечно, слушать о графах
и князьях, их занимательной судьбе. А о простых людях нечего
рассказать,- вдруг заговорила обычно молчаливая Маша.
Та, которая горько плакала в классе.

   - О простой семье? Маша, простых семей и людей не бывает.
Все живут по-разному: разное пьют и едят, не бывает одинаковых домов,
одинаковых постелей, люди разными делами занимаются, об одном и том же
по-разному говорят. Но переживают и чувствуют боль, тревогу, страх...
радость - одинаково. Внутренне одинаково, а внешние проявления
не в счёт.

   Я расскажу Вам об одной семье. Но, знайте: я расскажу вам о своей,
самой простой в вашем понимании, семье.

   Я родилась в этом городе. С того момента, как я начала
себя помнить и осознавать, я видела своих родителей - мать
и отца, только орущими друг на друга. Я сначала плакала, но мне
за мои слёзы давали такую трёпку, что я сразу поняла - тихо сиди,
и пряталась по укромным уголкам, не издавая ни звука.
Иногда я так и засыпала: на голом полу, голодная.

   Однажды, после особенно шумного скандала, мама решила отдать
меня бабушке - папиной матери.
Бабушка жила одна, но такая была вздорная, вредная и злая, что
я из огня да в полымя попала.

   Бабушка меня терпеть не могла, она кричала, что моя мать сживает
со свету её сына, а она меня, её отродье, со свету сживёт!
Кормила меня бабушка хуже, чем кошку. Одевала откровенно грязно,
не мыла меня и на игровой площадке дети сторонились меня, да и их
матери играть со мной им не разрешали. Я столько слёз пролила
из-за такого унизительного положения.

   А у моих родителей скоро родился мальчик. Я его не видела.
К бабушке они не ездили и бабушка меня к ним не возила.
Пришло моё время идти в школу. Деваться некуда, родители забрали меня.
Мне семь лет, брату пятый год идёт.

   Родители по-прежнему скандалили, но к брату - Борьке, относились
сносно. Его не били, на него почти не орали. Еды всякой было много
и ему ни в чём отказа не было. Родители работали, не пьянствовали,
достаток был, но я никогда такого в жизни не видела: кто бы из них
что ни сказал, сразу раздражение, крик. Хотя драк тоже не было.

   Мне было обидно, что меня раньше били даже без провинности
и сейчас часто - ремень, угол, крик, даже обзывали площадно.
Я остро завидовала Борьке и возненавидела его каждой своей
клеточкой! И ненависть моя была действенной: я портила его игрушки,
рисунки, всякие поделки, прятала его карандаши, краски.
Меня наказывали, но я вымещала на нём обиду ещё ожесточённее.

   Так долго продолжалось. Мне было уже лет одиннадцать,
а Борьке восемь. Однажды я погналась за ним на кухне. На столе стояла
большая банка с мёдом. И, размахивая руками, я задела её. Банка
со страшным грохотом свалилась на пол, раскололась вдребезги.
Мёд смешался с осколками и пришлось почти три литра выбросить.

   Мать налетела на меня, но Борька закричал:
   - Мама! Это я уронил банку! Хотел мёда набрать, а банка
выскользнула из рук...

   Мама сразу успокоилась. Всё убрала. На меня, даже не взглянув,
вышла из комнаты.

   Мне поступок Борьки был непонятен: все и всегда меня винили
во всём, к чему я и не могла отношения иметь. Но этот его поступок
не прошёл для Борьки даром: я перестала его донимать, а переключилась
на родителей.

   Я старалась поссорить их. Им и спички было достаточно, а я
горящие головешки подбрасывала: вытаскивала из кошелька отца
деньги и подкладывала их матери так, чтобы он на неё подумал.
Писала печатными буквами записки, приглашая папу на свидание,
звонила домой по телефону и не важно, кто брал трубку - мама
или папа - молчала.
А если брал трубку Борька, я меняла голос и приглашала папу.
Он кричал:
   - Пап, тебя какая-то женщина зовёт!
Сразу начинался жуткий скандал. Родители стали подозревать
друг друга в измене.

   Училась я очень хорошо, но, когда мама с папой ссорились,
я на следующий день не сдавала тетради с домашними работами,
на уроках не отвечала, прикидывалась больной - говорила, что
папа с мамой орали весь вечер, и я не могла заниматься, боялась,
что они убьют друг друга, а теперь у меня голова болит.
Я их ссоры использовала, чтобы на случай проверки было подтверждение
моим словам.

   У родителей начались неприятности. Всякие комиссии домой
приходили, участковый вызывал их в милицию...
Меня они уже не били, так, пошипят и молчат. Я ликовала!
Но мне этого было мало. Я уже решила добиться их развода.

   В таком кошмаре мы все жили несколько лет. Однажды летом всей
семьёй мы поехали отдыхать на какую-то речку. Сняли в селе дом.
Места там чудесные! Папа и Борька ловили рыбу, мы с мамой занимались
готовкой. В ближайшей роще нашли ежевичник, наварили много
отличного варенья.

   Как-то собрались все на обед, а Борьки нет.
   - Он же с тобой был на рыбалке! - кричит мама на папу. 
   - Да он почти сразу за тобой и Нинкой пошёл - ему со мной
скучно стало! Я и думал, что вы все вместе придёте.

   Борьке уже лет десять-одиннадцать было. Не должен просто
так - взять и пропасть... Но много заброшенных колодцев,
на реке омуты - надо осторожность проявлять.

   Все пошли в разные стороны искать мальчишку.
Я не знаю, что они чувствовали, но у меня вдруг проявилась
такая тревога за брата! Я так испугалась: брата у меня не будет,
что, обливаясь слезами, стала бегать по улицам и сквозь рыдания звать:
   - Боряяя!  Боряяя!

   Меня услышала наша молочница. Вышла на крыльцо и сказала,
что он у неё сидит, чай с сушками пьёт.

   Я вбежала в комнату, а он сидит за столом перед горкой сушек
и грызёт их. Запихивает в рот и как только не подавится - тут же
запихивает ещё несколько штук!

   В моей жизни никогда не было такой радости, как  видеть
эту нахальную рожицу живой, здоровой и... довольной!

   Привела его домой, а матери с отцом сказала, что и я от них
сбегу или что-нибудь с собой сделаю - сил нет их терпеть.

   И родители... подали заявление на развод. Их развели как-то
очень быстро. Наверное, наслышаны о нашей семейке были и решили,
что жить супругам лучше врозь.
Квартиру разменяли. Отец в однушке живёт, мы втроём в двушке.

   Я учусь старательно, доказываю, что теперь мне помех нет,
никто не мешает. Но... заболела у меня душа. Глядя на маму,
я места себе не находила: за один год она превратилась в больную
старуху. По ночам плакала. Чахла на глазах.

   Пошла я к своей учительнице истории, она, как и я у вас,
была нашей классной руководительницей. Наверное, так на исповеди
в храме откровенно не говорят, как я с ней говорила.
Во всех своих проделках призналась, своё свинское поведение
не скрывала, не приукрашивала, не оправдывала.

   Слушала меня учительница с потемневшим лицом. Смотрела
в пол и, кажется, во всё время моей исповеди ни разу не пошевелилась.
Наконец, мой изуверский рассказ закончился. Мы помолчали.

   Учительница мне сказала:
   - Нина. Много дров ты наломала. Трудно, больно тебе было много лет,
но ты не должна была так же поступать. Я думаю, что мама твоя
из-за отца переживает, и я уверена, тоска о нём сведёт её в могилу.
Ты поссорила родителей, а теперь ищи способ помирить!

   На следующий же день я разыскала квартиру отца. Войдя к нему,-
ужаснулась: передо мной был сгорбленный, седой старик...
Я обняла его, стала просить прощения, плакать, как дитя, и всё повторяла:
   - Мама без тебя умирает... Мама без тебя умирает!

   Папа тут же пошёл со мной. Мама открыла нам дверь и в её глазах
полыхнуло такое счастье! Такая радость, что мне показалось, как
по волшебству, она превратилась в молодую и цветущую женщину.
Да родители и были молодыми - им тогда ещё и по 40 не исполнилось.

    На следующий день я снова пошла к моей учительнице. Рассказала,
что родители помирились и счастливы. И я... счастлива.

   Когда я была у Нины Павловны в первый раз, её поразили все мои
злодеяния, моё бедственное положение, но она не плакала, молча слушала.
А на доброту её сердце откликнулось обильными слезами.

   Теперь для меня нет никого дороже моих родителей и моего брата.
Мы редко с ним общаемся: он далеко, занят, но я чувствую его,
как свою руку. Всё отдам за его счастье, благополучие.
А ещё стала я учительницей истории, как моя мудрая учительница.

Мы, неожиданно для себя, громко зааплодировали нашей самой
классной на свете Нине Павловне!

   - Вот такая непростая история о простой семье,- закончила свой рассказ
Нина Павловна.

    Прошли годы после моего окончания школы, а та история не выходит
у меня из головы. Иногда думаю даже: а не для одной ли Маши тот рассказ
Нины Павловны предназначался?..