Булгаковский Мастер и Пушкин

Из цикла «Заметки о романе М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита».
      
    Пушкина в романе «Мастер и Маргарита» много. Очень много. Он присутствует явно и незримо («за кадром»). В философском, «вечном» измерении романа и в измерении сатирически-бытовом, в каком роман является критикой нравов современной Булгакову советской Москвы и  москвичей. В диапазоне от идеи и сюжета стихотворения «Пора, мой друг, пора!» до советской идиомы «Кто делать будет? Пушкин?» (1,2)
     А возможно ли, чтобы и сама личность великого русского поэта сказалась как-то на образе Мастера?
     Собственно положительный ответ на этот вопрос заключён уже в прямом цитировании Булгаковым упомянутой строки "Пора, мой друг, пора!" применительно к судьбе его героя. Однако среди возможных прототипов Мастера Пушкина обычно не упоминают. Наиболее очевидны сходство Мастера с Н.В.Гоголем (намеренно подчеркнутое писателем) и его автобиографичность. В качестве прототипов ещё называют  философов П.Флоренского и А.Ф.Лосева, художника Врубеля, даже писателя А.М. Горького, но не Пушкина. Разве что Василий Стоякин в своей недавней статье подошёл вплотную к тому, чтобы увидеть в образе Мастера следы влияния работы Булгакова над пьесой «Александр Пушкин» («Последние дни»), но тут же отклонился в сторону параллелей между Пушкиным из этой булгаковской пьесы и романным Иешуа (3).   
      С Гоголем как прототипом Мастера, конечно, всё ясно и прозрачно: писатель-мистик и в то же время сатирик, религиозный мыслитель, отказался от стези историка и истины исторического познания в пользу художественной истины, к концу жизни измученный несправедливой критикой и непониманием окружающих всей сложности и нужности той задачи, которую он взвалил себе на плечи, сжёгший рукопись второго тома "Мёртвых душ", в итоге сломленный и  уставший до такой степени, что просто лёг на кровать, отвернулся от всех да так через несколько дней и умер…  А Пушкин, этот солнечный гений, стрелявшийся на дуэли, что общего он может иметь с булгаковским Мастером?
     Это как посмотреть. Булгаковский Мастер олицетворяет собой писателя как такового - не конъюнктурщика, а писателя, честного перед своим предназначением. А кому, даже  из самых великих и успешных писателей, не приходилось сталкиваться с несправедливой критикой и непониманием, с серьёзнейшими проблемами во взаимоотношениях с обществом, его нравами и, конечно, с  властью?! Тут даже  пролетарский писатель (и «богоискатель») Горький (версия, «запущенная» Альфредом  Барковым и имеющая, к моему удивлению, огромное количество сторонников) впишется в образ Мастера хотя бы отдельными моментами своей биографии. А уж тем более Пушкин.            
      Если размышлять даже чисто умозрительно, следуя  логике  «самих вещей», то в обращении Булгаковым к личности Пушкина при создании образа Мастера, не только не было бы ничего удивительного - наоборот, это было бы совершенно закономерно.  Ведь Пушкин – высший образец русского писателя, «наше всё», исток, идеал,  с которым соотносит себя, так или иначе, любой выдающийся представитель русской литературы. Главное он – именно мастер. Я не буду сейчас вдаваться в  то, как и почему герой романа, называемый Булгаковым сначала то Фаустом, то поэтом, становится «мастером» (в романе с маленькой буквы) - это отдельный вопрос. Пока просто замечу, что  мастером (демиургом), когда речь шла о человеке, а не о Боге, ещё древние греки называли автора таких произведений, которые обладали способностью порождать в человеке подлинно человеческие состояния (поднимать человека до высоты его человечности, превращая его из эмпирического психофизического существа в существо духовное). Проще говоря, которые воздействовали на души людей возвышенным и преображающим образом и в этом смысле как бы творили их. Мастер – творец человеческих душ (и, конечно, это понятие полемично относительно сталинского определения писателя как «инженера человеческих душ», хотя и, в значительной мере, исходит из него). Но кому как не Пушкину претендовать на роль творца русской души?! Он и до сих пор выполняет эту роль.
        И главное – субъективное, личное отношение Булгакова к Пушкину целиком и полностью совпадало с объективной ролью великого поэта как в истории русской литературы, так и в истории самой русской души. Потому-то для него, признававшегося в своей нелюбви к стихам, «Пушкин – не стихи». То есть не стихи в  расхожем их понимании, а нечто неизмеримо большее. «Пушкин в булгаковских произведениях – не только любимый, близкий по духу и судьбе писатель, учитель в литературе (как Гоголь). Пушкин еще и символ всей русской классической литературы, Пушкин – ядро, сердцевина русской классики. Пушкин – средоточие исторической памяти народа, духовное богатство народа» (4)
     Тут можно было бы ещё и задаться вопросом, а всё-таки почему Булгаков, вроде бы столь критически относящийся к стихотворчеству, в ранних версиях романа называл своего героя поэтом? Считается, что в облике Поэта  «просматривались черты самого Михаила Афанасьевича: «Лицо заросло щетиной… хорошо знакомый рыжеватый вихор» (5). Но Булгаков – уж никак не поэт, хотя и грешил немного по поэтической части. Значит, он соединил в одном образе (как это он сделает и в Мастере) некоторые свои  черты с чертами какого-то реального поэта? Может, Гоголя? Гоголь начинал со стихов, тот же Ницше, прочитав повести Гоголя, тем не менее, причислял его к поэтам. Да и сам Гоголь определил жанр «Мёртвых душ» как поэму, т.е. как бы отнёс это своё произведение к поэтическому жанру. Или всё же с Пушкиным? Пушкин - Поэт par excellence, в том смысле, что сущность Пушкина и сущность Поэта, как человека, для которого поэзия - «священная жертва», а путь поэзии – путь «пророка», который действует по зову Бога, преисполненный волей Бога и т.п., совпадают. А если так, то от героя-поэта к герою-мастеру «мостик» перебрасывается довольно легко (при наличии способствующих к этому внешних обстоятельств).
      Впрочем, указывая на Пушкина, как на ещё один возможный прототип Мастера (на определённые черты сходства в ситуации Пушкина и ситуации Мастера и соответственно их душевного облика), я намереваюсь коснуться совершенно иного аспекта вопроса.  Этот аспект с полным правом можно назвать мистическим.   
       Итак, осенью 1934 года, в связи с предстоящим 100-летим гибели Пушкина, Михаил Афанасьевич задумывает написать пьесу о последних днях Пушкина. Пьеса писалась ровно год в сотрудничестве с В.Вересаевым -  правда, дело закончилось конфликтом между авторами (разошлись в трактовке образа Дантеса) и снятием Вересаевым своей фамилии.
      Пушкина в пьесе нет, но весь её сюжет построен таким образом, чтобы раскрыть личность поэта, состояние его души накануне смерти. Образ Пушкина, издёрганного кредиторами и интригами преследователей, буквально затравленного, конечно, явно  перекликается с образом Мастера (6). Как замечает Стоякин,  в пьесе "суть конфликта состоит, словами шпика Биткова (исторический персонаж), в том, что "не было фортуны ему! Как ни напишет, мимо попал, не туда! Не те, не такие!" Это в равной степени касается Пушкина в пьесе и мастера в романе". Но наиболее отчётливо, на мой взгляд,  суть булгаковского замысла проявляется в одном из заключительных эпизодов пьесы: в многотысячной толпе собравшейся под окнами квартиры умершего Пушкина, студент-разночинец выкрикивает строку лермонтовского стихотворения "На смерть поэта": "Не вынесла душа поэта позора мелочных обид".  Ключевые слова  - "не вынесла душа поэта".   
     При написании пьесы Булгаков пользовался подготовительными  материалами. Их подбор входил в обязанности Вересаева, а задачей Булгакова было написание  самого текста на основании этих материалов. Советская страна к 100-летию гибели Пушкина готовилась очень серьёзно. Велась масштабная работа. Выходило множество публикаций. В том числе и касающихся иконографии Пушкина, то есть сбора и исследования всех имеющихся портретов Пушкина. Один из этих портретов в связи с образом Мастера представляет особый интерес.   

            Ч.2      
   
      С 2018 года и до сих по по социальным сетям "гуляет" публикация о "последнем прижизненном портрете" А.С Пушкина. Автор публикации умело держит интригу, рассказывая в ней "почти детективную историю одной выдающейся картины, благодаря которой мы знаем, как на самом деле выглядел Александр Сергеевич Пушкин". "Настоящий, подлинный Пушкин. Пушкин с глазами, полными грусти и боли. Глазами мыслителя, философа, пророка. Некрасивый, но, вместе с тем, невероятно красивый Пушкин! (…) В правой части картины мелкими буквами было написано: "писал с натуры И. Линев".
     Вот и мне на глаза на днях попалась эта публикация. Выяснилось, что автором её является некто Василий Гавриленко, писатель-фантаст, а также то, что уже давным-давно искусствоведы опровергли и авторство некоего Линёва, и прижизненность портрета, и то, что он писался с натуры(7).
     Я – не эксперт в области живописи, и подвергать сомнению выводы специалистов не могу. Но вот ведь в чём заковыка – в 30-е годы прошлого века, как раз тогда, когда Булгаков работал над пьесой "Александр Пушкин" ("Последние дни") портрет великого поэта, атрибутированный как принадлежащий кисти некоего И.Линёва, не только не вызывал критики, но и получил самые восторженные отзывы тогдашних специалистов. Это уже И. Грабарь в 1951г. высказался уничижительно о портрете Линёва как о не заслуживающим никакого внимания, но до него дело обстояло с точностью до наоборот, о чём упомянул и сам Грабарь с явным возмущением(8). Да и после него упомянутый портрет ещё долгое время занимал достойное место среди других изображений Пушкина. 
     В 1934 году  в "Литературном наследстве" вышла статья М.Д.Беляева, задачей которой было дополнить и исправить монографию Либровича (единственного к тому моменту собрания портретов Пушкина, вышедшего в 1890 г.). Трудно поверить, что Булгаков пропустил выход этой статьи во время его работы над пьесой. Напомню, что писателю пришла в голову мысль написать пьесу о последних днях Пушкина в том же 1934-м году, в сентябре.   
     О линёвском портрете в статье Беляева сказано следующее: "История его написания и местопребывание вплоть до 1887 г. так и остаются неясными.{Либрович рассказал, что портрет каким-то образом попавший к артисту Леонидову был передан им в Александровский лицей в 1887г. -Е.Ш.} Сходство его и, так сказать, документальность повидимому изумительны. Так например: современники свидетельствуют, что к концу жизни волосы Пушкина перестали виться и начали редеть, так что уже стала обозначаться небольшая плешь, и это мы видим на портрете Линева; цвет волос на нем опять-таки вполне совпадает с дошедшим до нас локоном их, и т. д. По справедливому замечанию Е. Ф. Голлербаха: «только в редких случаях, как например в отношении линевского портрета Пушкина, молва, передаваемая из поколения в поколение, согласно утверждает, что портрет действительно похож». А характеризуя его, тот же исследователь говорит: «Перед нами портрет реалистический в лучшем смысле слова, — не "etat d’ame" ("душевное состояние" -Е.Ш.} художника-интимиста и не слепок с натуры, а живой образ, полный двуединой духовно-телесной экспрессии".
      Итак, портрет Линёва оценен Беляевым как изумительный по документальности, то есть по сходству с Пушкиным в последний год его жизни. Е.Ф. Голлербах, на которого он ссылается,  не только характеризует портрет как в высшей степени реалистический, но и утверждает, что перед нами даже не изображение "душевного состояния", не психологизированный портрет, а нечто намного более глубокое и точное -   "живой образ" Пушкина, "полный двуединой духовно-телесной экспрессии". Такое описание портрета не могло не привлечь к нему самого пристального внимания со стороны Булгакова. А сомневаться в правильности оценок портрета Беляевым и Голлербахом у Булгакова не было никаких оснований. Оба – известные пушкинисты(10).
      Более того, Голлербах в 1937 году выпустил книгу «А.С.Пушкин в изобразительном искусстве», в которой высказал новую версию относительно портрета Линёва.
                Ч.3.

        В книге «А.С.Пушкин в изобразительном искусстве» (1937 г.), Э.Голлербах повторил своё более раннее суждение (приведённое в статье Беляева) о необыкновенной реалистичности портрета Линёва: «Общая концепция портрета, его строгий реализм, явное отсутствие прикрас, наконец. сходство самой конструкции лица с автопортретами поэта заставляют нас верить Линеву». Однако вместе с тем Голлербах здесь высказал сомнение, что портрет Линёва является прижизненным. Обратив внимание на «мёртвенность облика Пушкина», «некоторую окоченелость лица, не уменьшающую однако впечатления сходства», он сделал предположение, что портрет был сделан с рисунка Ф.А.Бруни «Пушкин во гробе»  или с собственной зарисовки, которую Линев затем «превратил в портрет живого Пушкина» (11).
     Я тоже рискну высказать предположение: если Булгаков ознакомился с версией Голлербаха, то она произвела на него впечатление, и  по той причине, прежде всего, что образ Пушкина на портрете Линёва в этом случае обретает мистический характер.  Получается, что художник изобразил, как живые, черты человека, который только что умер, чья душа ещё не успела покинуть тела, и что, значит, в этих чертах отразилось состояние души человека, переживающей переход из «мира сего» в «мир иной», - бессмертной, живой, души. Ведь если принять версию Голлербаха, то из неё следуют именно такие выводы. Понятно, что сам художник не ставил перед собой подобной задачи. Но объективно вышло именно так, а не иначе – смерть не могла не наложить своей печати на портрет живого Пушкина.   
       Теперь обратимся к образу Мастеру в романе. Всё, что происходит с ним (и с Маргаритой) в ночь с субботы на воскресенье (прощание с Иваном Бездомным и Москвой, «ночной полёт», освобождение Пилата, путешествие к «вечному приюту»), происходит после факта его смерти. Происходит с его душой, в то время, как его мёртвое тело осталось на больничной койке в клинике Стравинского. После «отравления» любовников между Мастером и отравителем Азазелло состоялся примечательный диалог. В ответ на слова Мастера о том, что он понял, что они с Маргаритой мертвы, Азазелло говорит: «...вас ли я слышу? Ведь ваша подруга называет вас мастером, ведь вы мыслите, как же вы можете быть мертвы? Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале, имея на себе рубашку и больничные кальсоны? Это смешно!» (12).
     Более того, процесс умирания Мастера начался с его «извлечения» из психиатрической клиники и перенесения («восхищения», если говорить языком древних мистерий) в комнату, где после бала весеннего полнолуния отдыхал Воланд со своей свитой. По сути уже с этого эпизода Булгаков описывает переживание Мастером смерти - предсмертного состояния, собственно акта смерти и посмертного состояния,  вплоть до того момента, пока не стала «потухать» «память мастера», «беспокойная, исколотая иглами память» «Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя». То есть пока окончательно не погасло его сознание. На этом «занавес опускается».   

                Ч.4

     Голлербах лично общался с философами и поэтами Серебряного века, писал о них, будучи и сам одним из культурных деятелей, разделявших духовные искания этого века. И поэтому его мнение могло быть для Булгакова наиболее авторитетным и наиболее ценным.
    Как  мною уже упоминалось, Голлербах особо отметил, что портрет Линёва даёт "живой образ" Пушкина, что в его понимании означает – не жанрово-психологический (в стиле новоевропёйского искусства) образ, а "двуединый", "телесно-духовный", когда через телесность, через физиогномический черты Пушкина проглядывает его духовный облик, его духовное существо, как это свойственно иконографии в самом  точном смысле этого понятия, от слова «икона» (13). Известный пушкинист, таким образом, обнаруживает в этом портрете проникновение в самую суть Пушкина, живого, подлинного Пушкина,как бы схваченного художником в измерении высшей, духовной реальности. А мы видим на нём не только "пророка", принёсшего себя в жертву на алтарь творчества, но ещё и бесконечно уставшего, если не сломленного, то надломленного Пушкина. Что придаёт ему сущностно-глубинное  сходство с булгаковским Мастером.   
     Вернёмся к пьесе Булгакова "Александр Пушкин". Исследователи творчества писателя, отмечая, что "состояние загнанности и затравленности, в котором пребывает Пушкин в последние дни, "проецируются Булгаковым на собственное душевное состояние", обращают, в частности,  внимание на следующую примечательную деталь: Пушкиным из пьесы напоминает одинокого волка, и сам Булгаков определял себя как "единственного литературного волка в СССР". "Для Булгакова слова "волк" и "литератор" в последние годы жизни стали синонимами". В этой связи приводится фраза о Пушкине, сказанная бароном Геккерном, приёмным отцом Дантеса, считающимся одним из главных организаторов дуэли: "Это бешеный зверь! Он уже бросался на нас один раз. У меня до сих пор в памяти лицо с оскаленными зубами". (14)
     А вот как Булгаков описывает  Мастера, только что "извлечённого» из психбольницы : "Небритое лицо его дёргалось гримасой, он сумасшедше-пугливо косился на они свечей…" "Он ухватился за подоконник руками, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оскалил зубы, всматриваясь в сидящих, и закричал. – Мне страшно, Марго! У меня опять начались галлюцинации". Поведение Мастера одновременно и сумасшедше-пугливое, и напоминающее поведение затравленного зверя.
    Возможно, и "бурый халат", в который одет Мастер в романе, тоже является отсылкой к пушкинскому портрету. На этот раз – к знаменитому портрету В. Тропинина, к так называемому "халатному Пушкину".
     В 1827 году появилось сразу два портрета Пушкина – Ореста Кипренского и Василия Тропинина. Кипренский, как многие считали (в их числе и Либрович), польстил Пушкину, приукрасив его подлинные черты и создав идеализированный образ, идя на встречу читающей публике, желающей видеть поэта более красивым, чем он был на самом деле (впрочем, и самому Пушкину хотелось видеть себя таким, почему ему и нравился портрет Кипренского). Художник изобразил Пушкина с наброшенным на правое плечо клетчатым шотландским пледом, в котором видят одновременно отсылку и к масонству, и к связи Пушкина с кумиром романтизма Байроном, родившимся в Шотландии.
     В отличие от парадного портрета петербуржца Кипренского портрет москвича Тропинина выполнен в изобретённом им же "халатном" стиле. На нём Пушкин более домашний, несколько взлохмаченный,  более трогательный и мечтательный. В 1937 его из Третьяковки передали в Ленинград, во Всероссийский музей имени Пушкина - факт, который мог привлечь дополнительное внимание Булгакова к этому портрету. На шее Пушкина небрежно повязан шейный платок, и хотя домашний халат написан торжественно и напоминает античную тогу, ниспадающую с плеч (15),  из под него выглядывает ворот свободной рубашки, выполнявшей функцию белья. И халат явно именно бурого цвета.
     Если мы сравним эти хрестоматийные портреты Пушкина с  портретом Линева, то заметим явное сходство (во внешних чертах Пушкина) между ним и изображением именно Тропинина, делая поправку, конечно, на то, что на тропининском портрете  поэт на десять лет моложе, чем на линёвском. Сохранился и графический бросок к портрету Тропинина, предварявший работу на холсте, который сам художник хранил всю жизнь. Лицо Пушкина ещё не обрело тех черт, что на холсте, зато «халатность» пушкинского образа на нём намного отчётливее и выпуклее. Этот набросок как раз приведён в статье М.Д. Беляева. Как и ещё один этюд с изображением Пушкина, приписываемый Тропинину. На котором тоже стоит задержать своё внимание.
 
                Ч.5

      Речь идёт об этюде, сделанным с Пушкина маслом (в две краски) на картоне. Беляев называет этот пушкинский портрет «загадочным», имея в виду, конечно, то, что его подлинный автор неизвестен. Работой Тропинина его считал кн.Кочубей, которому когда-то он принадлежал. Основываясь на том, что на оборотной стороне пушкинского портрета имеется карандашный эскиз головы Гоголя, подписанный Тропининым. Беляев сообщает, что по мнению экспертов, Тропинин мог сделать и карандашный набросок как с головы Гоголя, так и с головы Пушкина, «по которому затем кто-то другой, вероятно, в более позднее время, прошел кистью, в манере, совершенно чуждой Тропинину». В результате набросок превратился в погрудный портерт, «по типу скорее более близкий к портрету Кипренского».   
     А что если Булгаков решил и образ Мастера сделать двусторонним, предложив тем самым нам очередную загадку, или шифр?! Что если за отчётливо прорисованными гоголевскими чертами Мастера следует усматривать и пушкинские черты, как будто на оборотной стороне картины? В этой версии нет ничего невероятного. Пушкин и Гоголь – оба зачинатели великой русской литературы. К тому же, и биографически связаны друг с другом: Гоголь боготворил Пушкина, а тот ему дарил сюжеты. Если Пушкин – солнце русской поэзии, то кто же Гоголь, светивший отражённым пушкинским светом, как не ночная, лунная сторона русской словесности? Не говоря уже о личности Гоголя и  специфике его творчества.
    И это представление о «ночном, лунном» Гоголе вполне укладывается в то направление, которое приобретёт высказанная мною версия, если вспомнить о влиянии философских взглядов Вяч. Иванова на роман «Мастер и Маргарита». Я имею в виду размышления Иванова, в которых он развивал идею Вечной женственности, - о женской, (восприимчивой), "лунной"  стороне души, о необходимости её оживления, задействования для полноценного творчества. Булгаковский Мастер – ведь лунный образ. Вот он предстаёт перед Воландом: «От подоконника на пол лёг зеленоватый платок ночного света, и в нём появился ночной Иванушкин гость, называющий мастером», «лунный поток кипел вокруг него».   
     Мастер - это вообще оборотная, ночная, лунная сторона души истинного творца, будь то Поэт или Писатель. И такое понимание заключено в самом понятии «мастер». Я говорила, что мастером называли автора таких произведений, которые способны были преображать человека. Но это определение – уже производное от ещё более даже раннего, отсылающего нас к древним религиозным мистериям, включающие в себя обряды посвящения, и  которые понимались как «искусство умирания» (чтобы родиться для «жизни иной», нужно умереть для «жизни сей» - отголоски древних мистерий слышны и в христианстве). Но это уже – другая тема. А здесь пока достаточно сказать, что и Гоголь, и Пушкин (который к концу своей жизни всё больше и больше поворачивался к читателю своей лунной, более "глубокомысленной", выстраданной стороной)(16), и булгаковский Мастер не только были творцами человеческих душ, но и сами прошли испытания мистериями своих жизней, заплатив за способность творить самую высокую цену. И поэтому в этом смысле тоже все они были мастерами. Как и Булгаков.
     P.S. Литературовед Е.Яблоков считает, что и в пьесе «Александр Пушкин» («Последние дни»), и в других произведениях Булгакова Пушкин — загадочный Некто, «культурный знак», статуя, портрет, мифологизированный образ. И, конечно, роман «Мастер и Маргарита» в этом плане – не исключение.      
               


                Примечания.
               

1 Елена Котелевская. Заметки о р-не Мастер и Маргарита. Memento mori!
http://stihi.ru/2017/10/05/5948
2. в романе «Мастер и Маргарита  постоянно упоминал эту фразу герой Булгакова Никанор Иванович Босой.
Есть предположение, что эта фраза возникла, когда в СССР отмечалось столетие гибели поэта. памятники ему появились практически во всех городах, во многих и по нескольку, а в публичных местах теперь висели его портреты. Некоторые эксперты считают, что именно это и поспособствовало популяризации выражения: в любой спорной ситуации можно было легко указать на изображение Александра Сергеевича и спросить, не желает ли оппонент переложить свои обязанности, например, на Пушкина. http://aif.ru/society/history/1333633
3. Василий Стоякин. "Вокруг Булгакова" : мастер и поэт.  http://ukraina.ru/20230903/1049118685.html _!!!!Предлог, что не было ещё Мастера.
4. Варвара Жданова. Служение и венец. Пушкин в творчестве Михаила Булгакова.
http://proza.ru/2013/01/09/834).
5. Лидия Яновская. Творческий путь Михаила Булгакова, 1983 г., с.296
6. Пьесу Булгакова о Пушкине постигла та же участь, что и большинство его пьес.
Пошли жёсткие публикации в прессе.  Появилась статья «Реакционные домыслы Булгакова». В «Советском искусстве» была напечатана заметка, в которой соавторов назвали «драмоделами» и т.д, и .т.п. На постановку был наложен запрет *свыше. В 1939 году, было, вернулись к возможности её постановки, но, в конечном, итоге она не была ни поставлена, ни опубликована.   
7. Есть много публикаций на эту тему. Я сошлюсь на обстоятельную публикацию в "Комсомолке": Тайна «последнего прижизненного портрета Пушкина» разгадана.
http://www.kp.ru/daily/27237/4365205/:
Иными словами, «это портрет явно посмертный, выполненный в конце 1830-х или начале 1840-х гг. художником-монограммистом «И. Л.» скорее всего по какому-то литографированному портрету, появившемуся после смерти Пушкина. Оригинал значительно изменен, не сразу узнается. Возможно, портрет был скомбинирован с нескольких изображений Пушкина».

Читайте на WWW.KP.RU: https://www.kp.ru/daily/27237/4365205/
8. Грабарь И. Э. Внешний облик Пушкина // А. С. Пушкин: Материалы юбилейных торжеств. 1799—1949. М.; Л., 1951. С. 153.
9.Беляев М. Заметки на полях книги С. Либровича "Пушкин в портретах" // [Александр Пушкин]. — М.: Журнально-газетное объединение, 1934. — С. 968—979. — (Лит. наследство; Т. 16/18).
http://feb-web.ru/feb/litnas/texts/l16/lit-9682.htm
10. М.Д.Беляев – историк литературы, видный теоретик музейного дела, один из создателей первого музея А.С.Пушкинав доме на Мойке. Э.Ф. Голлербах – историк искусства, бибиофил-библиограф, художник-график, поэт, был лично дружен со многими философами и поэтами Серебряного века * Н.А.Бердяевым, В.В.Розановым, З. Гиппиус и др.), работал в области охраны памятников искусства и старины, тесно связанный с Царским Селом, в котором родился  и где одно время работал научным сотрудником художественно-исторической комиссии.
 11.Голлербах Э.Ф. А.С.Пушкин в изобразительном искусстве. Л.. 1937, с.141 В следующем году вышла работа Зильберштейн, в которой он отверг гипотезу о перерисовке портрета с изображения в гробу, и отнёс его к иконографическим документам, то есть рисованным с натуры, хотя и более ранним, чем 1837 год. ( Зильберштейн И.С.  А.С. Пушкин и его литературное окружение. М, 1938.с. 14-16).
12. Азазелло – знаток философии и в его речи заключена скрытая (расхожая), цитата Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую».
13.Мысль Голлербаха здесь явно перекликается с основной идеей работы о.Павла Флоренского "Иконостас", которую относят к философским источникам романа "Мастер и Маргарита".   
14. См. об этом статью в Википедии "Александр Пушкин" (пьеса)
15. В литературе о романе, кстати, тоже проводят параллели между больничным халатом Мастера и тогой прокуратора Понтия Пилата.
16. Пушкин сетовал: "у нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может надеяться на большой успех. За него все молодые люди, находящие в нём почти свои чувства, почти свои мысли, облечённые в блистательные краски. Поэт развивается, пишет с большей обдуманностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его всё-таки не проза". Считается, что охлаждение публики к Пушкину началось с "Полтавы" и стало заметно по отношению к седьмой главе "Онегина", "Борису Годунову" и, в особенности, к "Истории Пугачёвского бунта".