Вторая история Бампера

           Однажды Семён Виолетович Бампер, ещё задолго до истории с кружком кройки и шитья, шёл по городу в приподнятом настроении.
           Час назад он довёл жену до истерики, соседу посоветовал пораньше сдохнуть, а встретив своего недруга Пётра Алексеевича, тоже между прочим ещё тот тип, никогда за словом в карман не полезет, а может ещё кулаком перед носом помахать.

          Так вот, увидев идущего навстречу Пётра Алексеевича, Бампер захотел перейти на другую сторону дороги, так как знал, что при встрече Петр Алексеевич для рукопожатия тянет руку впереди себя, а Семена Виолетовича всего передергивает, так он не любит за руку здороваться. Вроде и не хирург, и пандемия закончилась, но Бампер до выхода на пенсию работал в органах.

А в органах, знаете ли, там строго, за руку надо здороваться только с проверенными людьми.
          Петр Алексеевич к таким не относился, да и Бамперу никак не удавалось его проверить.

           «Вот собака, — подумал Семён Виолетович, — идёт навстречу и улыбается, гад, наверно у него хорошее настроение, ну я сейчас ему испорчу».
           — Что-же это вы, Петр Алексеевич по городу ходите, да ещё без охраны? — язвительно спросил Бампер подав два пальца, в ответ на протянутую руку собеседника.

          — А зачем мне охрана, уважаемый Семён Виолетович, это вам она нужна, по городу поползли слухи, что в городе появилась банда, которая всем пенсионерам, у кого длинные языки, будут их отрезать, вернее щипцами откусывать... специальными. Их уже из Америки привезли, все говорят, что ваш язык длиннее чем у других, поэтому вы первый на очереди.

          При словах о появлении банды в городе, Бампер опасливо оглянулся, но потом понял, что собеседник шутит.
         — Ну и шуточки у вас, Петр Алексеевич, будь моя воля, я бы в тридцать седьмом году такое с вами сделал...— мрачно произнёс Бампер, его глаза сузились, а короткие усы встали торчком. Бампер пятерней почесал живот. Как раз в том месте, где на его футболке напечатана фотография поэта Антона Рябушкина.

         Семён Виолетович шкрябал пятерней по носу поэта, отчего мясистый, поэтический нос двигался вправо-влево, а самому Рябушкину это не нравилось, поэт злился и закрывал глаза.
          Петр Алексеевич благодушно заметил:
       — Если-бы вы на месте поэта, напечатали портрет Сталина, и с таким усердием тёрли ему нос..., вас бы точно по головке не погладили.

        — Кто не погладил? — удивился Бампер, — то время давно прошло.
        — Время прошло, а люди остались, я не фанатик Антона Рябушкина, а иначе вам бы не сдобровать, — заметил собеседник, загадочно улыбаясь.

       Бампер застыл, он не понял, шутит Петр Алексеевич или нет.
На всякий случай Семён Виолетович наклонил голову и посмотрел сверху вниз на поэта.
        Рябушкин как ни в чем не бывало смотрел вдаль, а надпись возле его уха, вторая и последняя строчка его знаменитого произведения, гласила: «... В свой дом зашёл, навек заткнулся».

       «В чем подвох? — думал Бампер и перевёл взгляд на собеседника.
         Петр Алексеевич как ни в чем не бывало продолжил:
        — Семён Виолетович, послушайте новый анекдот.

Встречаются два человека. Один умный, а другой дурак...
         Не успел Петр Алексеевич закончить фразу, как Бампер его перебил.

         — Вы на что намекаете!? Гневно, с возмущение, почти крича, произнёс Семён Виолетович. Вы хотите сказать, что я дурак!?
         — С чего вы взяли? — удивился Петр Алексеевич, — у меня и в мыслях не было говорить, что вы дурак, — произнёс он вслух, а сам подумал: «Похоже он и вправду дурак».

         — Вы за это ответите! — крикнул Бампер, — меня так ещё никто не называл.
         — Помилуйте Семён Виолетович, у всех, кого я спрашивал, одно мнение о вас. Даже ваша жена о вас положительно отозвалась.

         — Да? И, что она сказала?
         — Что вы не дурак.
         — Правда? Она так сказала? Семён Виолетович довольно улыбнулся, повернулся и пошёл в обратную сторону.

          Пётр Алексеевич смотрел вслед и вспоминал разговор с женой Бампера. Тогда женщина сказала: «Он не дурак, вернее, не всегда дурак».