Тетрадка в кредит

— Ищете что-то конкретное? Помогу вам, если хотите, — услышал Кальт голос сверху. Глянцевитая сеточка морщин на тыльной стороне его кисти застыла на мгновение. «Натюрморт», — мелькнуло в голове. Голос был сладок, плюс этот бархатный обертон, свойственный молодым незамужним женщинам определенного склада. Кальт мог бы даже этот склад определить. «Симметричный». Как-то он делал портреты сослуживцев в схолярии. Среди прочих была юная лаборантка с соседнего департамента. Мышка, совершенно неприметная. До момента, пока он не взглянул на ее изображение. И тут он обомлел: совершенная симметрия! Как на лице у Рамзеса II.
Кальт сделал над собой усилие, подавив инстинктивное желание взглянуть на ту, что говорила с ним, и остался на корточках.
— Всё в клеточку, — пробормотал он. — Я не люблю клеточку: напоминает тюремную решетку. А мне нужна добротная и довольно компактная тетрадь, но не в клетку, а в линейку. Как вот эта, только другая, — сказал он, не поднимая головы и возвращая тетрадь на место.
Собеседница присела рядом, и, перебирая тонкими пальцами со скромным маникюром, как у пианистки или машинистки, с простеньким перстеньком на одном из пальцев, извлекла из роты тетрадей новую.
— А эта не подойдет? В линейку, смотрите.
Кальт различил почти выветрившийся аромат туалетной воды, оттененный легким запахом тела. И все равно не поднял головы.
— Да, но здесь нет пружинки, а я бы хотел с пружиной. И листы слишком тонкие, чернила могут проступать с обратной стороны. Лучше тогда вообще нелинованную.
— Можно взять альбом для набросков, здесь и пружинка имеется.
— Это для эскизов, а мне нужно для письма.
Девушка повозилась у стеллажей, шурша блузкой (или во что она там была облачена?) и тетрадями. Распрямившись, развела руками:
— Кажется, у нас нет того, что вам нужно.
— Не страшно. Я начинаю к этому привыкать.
— К чему, простите?
— К тому, что нигде нет того, что нужно, — ответил Кальт и, все также сидя на корточках, провел ногтем по тетрадным корешкам.
— Очень жаль! — вздохнула девушка.
— Не очень, — сказал он, наконец поднявшись, но по-прежнему не глядя на девушку. — Это закономерность: чем дальше в лес, тем хуже дрова. Простите за каламбур.
Он смутился и представил себе, как она пожала плечами.
— Возьму простую тетрадь, вот эту.
— Но она не на пружинке.
— Ну да.
— А вы чернилами пишете?
«Наверное, со стороны я представляюсь существом ископаемым», — пронеслось в голове, но вслух сказал:
— Такой каприз, видите ли.
— У нас есть чернильные самописки, очень хорошие, — пролепетала девушка.
— У меня тоже. И много. Давайте я расплачусь.
Они прошли к кассе.
— Наличными или картой?
— Пружинкой, — сморозил Кальт.
— Как?
— Кредиткой.
На улице валил снег. Кальт избавился от марлевой маски, сунул ее в карман, несколько мгновений постоял на крыльце, вдыхая воздух, сотканный из невидимых морозных игл, сделал шаг и со всего маху грянулся о ступени. Нет, он не ударился головой, не сломал бедра или ребер, только копчик ушиб. Оглянулся: не видел ли кто? Молодая женщина в окне сочувственно качала головой.
— Сколь вечно родимое ****ство! — пробормотал Кальт выспренне, но совершенно безгневно. «Такого сходства не бывает», — меланхолично заметило что-то внутри него.
«Еще можно понять, когда человек, о котором не хочешь помнить, вдруг явится тебе во сне, — рассуждал он, слизнув снежинку с губ. — Хотя и это отвратительно. Но встретить двойника нежелательного существа воочию — право, ни в какие ворота не прет…»
И он стал думать о двойниках. О том, что само наличие двойников — твоих или чьих бы то ни было — есть оскорбление нравственного чувства, поскольку указывает на возможность параллельного сценария. Как если бы точка бифуркации еще не была пройдена. Потом он стал думать о том, что эти точки — никакие не точки, а как бы кванты, которые, будучи конечны, продлены во времени как волны, и что поэтому никакого другого сценария жизни быть не может. «Зачем тебе нужна эта тетрадка? — спросил он себя. — Чтобы пополнить собой множество других пустых тетрадей, которых скопилась целая полка. Незаполненных тетрадей. Только что купленная в кредит — простая школьная — не шла с ними ни в какое сравнение.
«Об этом стоило бы написать, — подумал Кальт, непроизвольно помассировав ушибленное место, — о том, что мы живем в кредит не только финансово, не только варварски тратим земные ресурсы, залезая в кредит у будущих поколений (и тут он поморщился от ложного пафоса этого внутреннего словоизвержения, словно от миазмов, осквернивших морозный воздух), — который, кредит, — и нам это прекрасно известно! — никогда не будет восполнен, который мы никогда не отдадим, — но мы живем в кредит у наших замыслов, которые так и остаются невоплощенными. Да-да, мы живем в кредит онтологически (прости, Господи!), интеллектуально и даже духовно, мы не додумываем мысли, которые нас посещают, не донашиваем чувства, которые Бог или Судьба сподобили нас пережить. Стоит об этом написать…»
Кальт сел за стол, открыл только что купленную в кредит тетрадь, отвинтил колпачок перьевой самописки, но написал вовсе не об этом, а о том, как некто Кальт покупает в кредит не нужную ему тетрадь.

От автора: В апреле 2024 г. выходит книга «Носительницы голоса: три повести и рассказ». В книге четыре текста: «Носительницы голоса», «Магия чисел», «Одношкольник», «Тетрадка в кредит». Если есть желание приобрести издание, можно связаться со мной: krank1@mail.ru или через ВК.


Рецензии
… Летное утро. Наверное, июньское: на старом кусту сирени ещё не подсохшие, а бледно-зелёные, семена на метёлках соцветий. И, наверное, не ранее: густая серая непрозрачная пыльца тумана уже не висит в воздухе сада. За маленьким круглым столиком с накинутой сетчатой скатертью сидит молодой человек. Он только что захлопнул книгу. Непонятно, читал он её ночью, или рано встал, чтобы дочитать утром. Модой человек ёжится, но не от свежести, а от воспоминания: будучи ребёнком, на забытом полустанке он долго заглядывал через плечо пожилого соседа и читал его письмо жене. Его отец мог бы отдёрнуть сына, но спит: до их поезда ещё очень далеко. И вот он читает, отводит глаза, и, не выдержав соблазна, снова читает чёрные чернильные строчки на линованном листке из школьной тетради. Слова любви пожилого человека согревали маленького мальчика, сидящего на жёсткой вокзальной скамейке.
И вот сегодня молодой человек прочёл книгу. И эта книга не согрела, но воодушевила. И смутила: нельзя подглядывать через плечо. Нельзя читать чужие письма. Но, какой соблазн узнать о чужой настоящей любви!
Молодой человек вскочил, сунул руки в карман, встал на цыпочки и потянулся.
- Как хорошо жить и любить!
Молодой человек долго слушал свой улетающий в тёплое небо крик. Поёжился, сел за столик, сложил руки на книге, положил на ладони голову и крепко уснул…

Книга «Носительницы голоса» сначала была мною прослушана. Автор читал её в очень холодном казённом кабинете. Читал не совсем в том порядке, как произведения размещены в книге. Это было удивительное слушание: под гудение ламп голос чтеца наполнял класс головокружительными грёзами, правдами, смыслами, словосочетаниями, мечтами, уравнениями, чувствами…
Огромное спасибо Эдуарду Кранку, за удовольствие быть одним из первых, не только читателей, но и слушателей «Носительниц голоса»!

P.S. Письмо завершающее первую часть – великолепная настоящая классическая русская проза! Многое бы отдал, чтобы ТАК писать!..

Лев Можейко   03.06.2024 20:19     Заявить о нарушении