Сидеродромофобия и трейнспоттинг

       По вагону вновь проносится запах горящего угля. Только в поезде он какой-то особый – не противный, не кислый, – уютный какой-то. Уютный и добрый, ибо ты знаешь, что в титане всегда кипяток. Значит, не пропадешь, брат-бродяга, – «Доширака» проглотишь и сытым на полку завалишься. Раньше не было у нас лапши заварной, чая в пакетиках. Еще раньше, – и кофе растворимый был дефицитом, а тот чай, что проводник разносил, чаем сложно было назвать. Но ведь запах уголька все равно был уютным и добрым. Туалеты воняли – не приведи хоспаде, почему-то, хоть и дырка на улицу. Дым табачный в каждом тамбуре серой тучей висел. Бухлом разило от каждого третьего. А титан пах приятно, умудрялся даже запахи эти малость перебивать. 

       А еще был тыгдык. Теперь он лишь изредка слышен. Рельсы без стыков, – нету тыгдыка. Уже не то. Шатает-болтает порой, словно пьяницу, поезд, но рывки стали мягче, и тыгдык канул в Лету. Духота осталась и теснота. Особенно, когда людей много едет. Каждый норовит побольше пространства собою занять – все свои конечности во все стороны выпростать, вещи разложить, жрачку расставить и прочее. Пьяных нет почти, так что, – потише в поездах стало. Но и пространства личного поубавилось будто. Прошвырнешься с кирпичною мордой, да и лезешь наверх, будто в склеп.

        Тесновато тут, бляха. Верхняя полка колышется, сверху еще одна давит, а я весь проводами опутан, как капельницами. От розетки внизу к ноутбуку с хорошими фильмами, от ноута к «телу», чтоб не разряжался сердешный, и к ушам моим жилы медные тянутся. Стимпанк какой-нибудь даже представить страшно себе цивильному бродяге-задроту. Но тогда и купе другим было бы. Впрочем, неважно. Это чужая фантазия. Я стал маньяком в почти современном вагоне нормального поезда, году эдак в семьдесят третьем-четвертом. Нет, никого тут при мне не зарезали, и в крови я три дня не сидел, – просто катался от Белого моря до Черного и обратно раз чёрти сколько, начиная с трех лет. А потом тосковал у железной дороги, чуть поодаль живя. Не настолько уж близко, чтоб поезда опротивели, но и не так далеко, чтоб их не слышать.
        А ребенку как слышится всё? Правильно, – сказочно. Помнится, в «Торчвуде» деток английских инопланетяне скупали автобусами, тупо для кайфа. Трубками подключали к себе и тащились. Взрослые забывают, но у детей внутри нечто, позволяющее им видеть иначе. Видеть и чувствовать. Помню, раз даже глюк я поймал в летнем поезде, как наяву, будучи мелким совсем, – морда жуткая за окном. Испугался, конечно. Но не сильно, и страх быстро прошел. Потом снова накрыло волшебным тыгдыком.

        И вот в этом порой состоянии, в неописуемом душещемящем, безумном, схожем с оргазмом уверовавшего или раз в пятый маком убитого, с диким кайфом узревшего чудо, безумно влюбленного, познавшего откровение или принявшего самого чистого и замечательного ЛСД, в этом полуобморочном охренительнейшем состоянии, которое та же Красотка описала весьма живописно, побывав в опере, в этом вот состоянии… Где-то там далеко слышен звук идущего поезда. Он идет вдалеке, идет мимо, Но ты как бы одновременно и в нем. Часть тебя навсегда там осталась. Но звук этот иной – фантастический, музыкальный, похожий на эхо прекраснейшей музыки. Наркоманы и леди поймут, как мне кажется. Музыканты, возможно, поймут. Кто в психушке бывал, тот поймет, может быть. Прочим делать тут нечего. Ибо это свербит где-то там в голове, а описать до конца невозможно.
        В фильмах даже если пытаются показать, – что весьма редко случается, – то какая-то мерзкая карикатура выходит. Жалкое подобие, «Абибас» из навоза. Иногда же, – напротив, – где-то в женском вокале услышишь, в чьих-то нотах или в кино промелькнет. Но оно как-то так зашифровано что ли, – слышат-видят не все. Зато некоторые – там и в этом – видят, слышат, да и чувствуют в разы больше меня. Но ведь кто-то и выразить может. Пусть не для всех, но оно творит вайб. Бадаламенти, к примеру, в «Твин пиксе» том же. Или, вот, Аигел в «Пыяле». Слова ни о чем, а звучат по-шамански и струны в душе задевают, как раз те, на которых и песенка поезда сыграна. И зачем эту песню применили в дерьмище таком, – непонятно. Хотя, понятно, но только обидно. В сказках тоже мерзота случается, а тут – мерзота без сказки. Но с волшебною песнею. Сволочи.

       Для кого-то и я тоже сволочь. Слез не вовремя, например, на пути оказался, розетку заветную занял, пяткой в нос угодил проходящему мимо нечаянно… Мало ли что. Коммуналка. Не то, чтобы я слишком сильно людей не любил. Но я поезда обожаю, а люди их портят. В идеале – свой вагон прицепил бы и ехал. Пусть там персонал всякий бродит, халдеи там разные. А я сяду с ноутбуком и буду по клавишам клацать, как щас, или фильмы смотреть. Магия поезда ведь не только в тыгдыке, не только в одной ностальгии иль искалеченной психике. Не только в шизе. Магия поезда еще в том заключается, что он едет куда-то. Эти жилы стальные не от фонаря ведь протянуты. Они связывают между собой города. Может, и страны какие-то, – мне неизвестно. По телеку и динозавров показывают, а они давно вымерли. Зато в Воркуте паровозы вовсю маневрируют. Это реальность. Бологое из песни реально, ибо я там курить выходил. А с остальным отстаньте. Про Бологое я тоже у доктора завтра еще уточню.
       Обожаю поезда, но и терпеть не могу. Сидеродромофобия и трейнспоттинг в моей башке давно уже поженились. Мира и вам всем желаю. Блин, нельзя же теперь это слово писать. Хорошо, тогда всем желаю победоносной войны. Жмите на кнопку. Лехаим.

                ***WW***