Письмо министру СССР

Вот уже прошло более 30 лет после развала СССР, великого государства в истории человечества. Не утихают дискуссии и споры о правомерности этого шага в истории нашей страны, но эта история и скажет свое слово, что здесь было больше – подлости, предательства или объективного хода событий. Мне рожденному в середине двадцатого века, пришлось это пережить на собственной шкуре, но я, как и многие, тоскую по этому времени – правда, нас становится все меньше и меньше, по причине естественного вымирания по возрасту и болезням. При всех недостатках строительства справедливого общества, впервые в мире, на основе общественной собственности на средства производства, достоинств нового строя было больше. Написаны на эту тему тонны книг, моя задача скромнее – отразить в этом свое участие, ведь и я с 11 лет свято верил в слова Никиты Хрущева, о том, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Опишу только один период своей деятельности с 1978 года, после прибытия по вызову в Тюменскую область на Правдинское нефтяное месторождение, где внедрялась новая технология добычи нефти и газа, с помощью газлифта.
Здесь я впервые познакомился с газлифтным способом эксплуатации нефтяных скважин. Для этих целей, на Правдинском месторождении были построены три компрессорных станции А, Б, С, с итальянскими поршневыми компрессорами (по причине дефицита электроэнергии). На так называемых сателлитных замерных установках, объединяющих группы скважин стояло оборудование фирмы «Камко». Газ с компрессорных станций под давлением 90 атмосфер, поступал на установку, отсюда через гребенку и регуляторы расхода, в те времена ручные, по газопроводам - шлейфам на скважины. В них через газлифтные клапаны, установленные в так называемых мандрелях, поступал в Н.К.Т, на глубине 700-1500 м, дальше все просто: аэрация жидкости и подъем на поверхность до потребителя. Газлифт, это искусственное продолжение фонтанирования. Можно сказать, что в условиях дефицита электроэнергии, обустройства дорог и всей инфраструктуры это было оправданным решением.  До этого на Ромашкинском месторождении в Татарии мы работали только фонтаном, или с центробежными и штанговыми насосами, а об этой технологии я узнал только здесь. Первое время, кроме восхищения, не было слов о работе оборудования. Три года занимался оптимизацией режима работы с целью минимизации расхода газа на тонну добытой жидкости, как старший технолог цеха добычи нефти и затем начальник газлифтной лаборатории. В 1980 году был на обучающем семинаре в городе Сургут, где нам читал лекции по газлифту профессор Винклер из Англии. Приехали специалисты из Нефтеюганска и Нижневартовска. В это же время на двух крупнейших нефтяных месторождениях СССР Федоровском и Самотлорском начинались работы по внедрению этой технологии с закупом импортного оборудования, с последующим закупом венгерского и французского оборудования и своего отечественного. В Сургут я и приехал уже, как специалист по газлифту, чтобы работать по его внедрению на скважинах Федоровского месторождения. Начал работать заместителем начальника цеха добычи нефти и газа с октября 1981 года, а через полгода уже начальником этого цеха. Работа была гигантская: строились три компрессорные станции с французскими центробежными компрессорами фирмы «Крезо – Луар», прокладывались газопроводы высокого давления, в скважины спускалось оборудование с газлифтными клапанами. Работали мы тогда, практически, без выходных. «В двухтомнике «СУРГУТНЕФТЕГАЗ в лицах и судьбах», выпущенному к тридцатилетнему юбилею в статье о Ли Герасиме Сенеровиче, на странице 188 читаем: «На предприятии НГДУ «Федоровскнефть», для работы на газлифтном оборудовании отсутствовал персонал…. Одним словом, предстояла напряженная и трудная работа по всем вопросам производства. Для перелома ситуации и начала активных действий были приглашены опытные специалисты, соратники по Правдинке. По особому разрешению, при помощи Главка, было выделено 60 квартир. Среди приглашенных специалистов были Ю.Н.Анзиряев, А.Галныкин, Н. Мишалов и другие…» В то время закончился взлет фонтанной добычи нефти и газа, скважины обводнялись, добыча нефти падала и газлифт был нужен, чтобы поддержать уровень ее добычи. На пике обустройства газлифтом на Федоровском и Лянторском месторождениях работало около полутора тысяч скважин, но падение добычи уже было не остановить. На каждом совещании в НГДУ долбали всех подряд, но мы ничего сделать не могли. Затем пошли проверки из объединения, министерства, приезжали специалисты и из Татарии. Один раз нас очень дотошно проверял Ли Герасим Сенерович, в то время заместитель главного инженера объединения по газлифту и новой технике. Изъянов не нашел: все газлифтные скважины работают в оптимальном режиме, дебиты скважин на максимуме возможного – 380 м3 в сутки. Очень доброжелательно проводил проверку Булгаков Ришат Тимергалиевич, работающий уже в министерстве, а ранее генеральный директор «Татнефти» и начальник «Главтюменнефтегаза». Осенью 1983 года, когда добыча нефти упала совсем, в Сургут приехал министр нефтяной и газовой промышленности СССР Николай Алексеевич Мальцев. Он провел совещание со всеми главными специалистами НГДУ, УБР, объединения. Пригласили и начальников цехов добычи. Заслушивали нас всех. А когда меня подняли, я затронул вопрос плохого снабжения: подшипники на насосы, запчасти на ГЗУ и еще что-то. В 1983 и 1984 годы многих поснимали с работы на всех уровнях: цех, управление, объединение, в том числе и меня, но добыча нефти продолжала катастрофически падать, а стране была нужна нефть, один из немногих источников валюты. Короче, экономика трещала по швам и начиналась «пятилетка похорон на лафетах», один за одним умирали высшие руководители государства СССР. Надо признать, что в то время уже обострялась международная обстановка, особенно после исламской революции в Иране и введения нефтяного эмбарго в 1973 году. Так к 1980 году цены на нефть выросли в четыре раза после энергетического кризиса и сокращении поставок ОПЕК, до 35 долларов за баррель (93 в ценах 2000 года), а к 1986 году упали до 10 долларов и ниже (20 долларов по новому курсу). Продажа нефти, газа уже тогда была одним из основных источников валюты страны, позволяющей затыкать многие дыры нашей экономики.

 Отсюда и весь ажиотаж по увеличению ее добычи. Но вот в 1985 году к власти, таинственным образом с закулисными тайнами и подковерной борьбой, пришел Михаил Горбачев. Что происходило можно найти в сети кучу материалов. Заболтал он тогда всех, и я ему верил, можно сказать, безоговорочно. Однако жизнь продолжалась, СССР еще был жив и развивался, но всего на фоне рапортов о трудовых победах и прочих подвигов, включая космос, мы не знали, а просто работали во славу великой родины. За эти годы и я с мастера по исследованию скважин поднялся до начальника газлифтного отдела объединения «Сургутнефтегаз».  Мы еще пока жили в СССР. Я, также, занимался вопросами внедрения газлифта, но уже на Лянторском месторождении, где большей частью внедрялось отечественное оборудование, как на компрессорных станциях, так и при обустройстве скважин. Очень много работал тогда с проектами СибНИИНП, по перспективам разработки Федоровского, Лянторского и Яун-Лорского месторождений. Упор везде делался на расширение газлифтного способа эксплуатации скважин, строительство компрессорных станций и газопроводов. Приводились всевозможные обоснования, и как один из основных: форсированная эксплуатация, высокий межремонтный период работы скважин, более тысячи суток. Было советское время, для этих целей готовились необходимые ресурсы, но никто не сопоставлял энергетическую и затратную составляющую, затраты на внедрение. В те годы, я еще не отказался от планов, поступления в заочную аспирантуру, для защиты кандидатской диссертации. Проводил много расчетов, на основании фактических данных, по экономической эффективности различных способов добычи: газлифт, ЭЦН, ШГН. Обводненность скважин, уже тогда была за 50 % и все неумолимо продолжала расти. По моим обоснованиям выходило, что газлифт эффективен, при обводненности до 30-40 %, т.е. при коротком периоде жизни скважин. Сравнивая эффективность добычи и экономическую целесообразность ЭЦН и газлифта, я отчетливо видел, что ЭЦН выигрывают по всем показателям в 2-3 раза. Следовательно, отказ от газлифта сулил громадный экономический эффект, по современным оценкам на миллиарды долларов, только на месторождениях объединения «Сургутнефтегаз» и «Нижневартовскнефтегаз». Но для этого надо было отказаться от официальной доктрины, которая была утверждена на всех уровнях, вплоть до решений партии и правительства. До сих пор помню строку, из одного высокого официального партийного документа к очередному партийному съезду: «… шире развивать прогрессивный способ газлифтной эксплуатации скважин». Главные специалисты из Лянтора, все чаще встречали нас специалистов объединения, с плохо скрываемым раздражением и словами: «Зачем нам газлифт, если ЭЦН хорошо работают» Действительно в то время, уже был первый опыт внедрения ЭЦН, на высоко обводнённых газлифтных скважинах Федоровского месторождения, в связи с уже начинающим дефицитом компримированного газа. Повысилось качество их работы, вырос межремонтный период  работы. Хорошо работали ЭЦН и в других НГДУ, на аналогичных скважинах. Но концепцию обустройства месторождений и упор на развитие газлифта, еще никто не отменял. Я по-прежнему проверял и уточнял свои расчеты, обогащенные новыми фактическими данными, и видел, что перспектив для газлифта нет. Наше единомыслие с главными специалистами НГДУ «Лянторнефть» росло, главным идеологом и инициатором последующих событий, был я. Примерно в марте-апреле 1987 года, в Москву в министерство, уезжал один из работников газлифтного цеха НГДУ «Федоровскнефть», для зашиты заявок на поставку запчастей к газлифтному оборудованию. У меня уже было готово письмо на имя министра, Николая Алексеевича Мальцева, не больше, чем на две страницы. Готовил его я. В нем приводились доводы и обоснования, по отказу от дальнейшего развития газлифта и развитию способа эксплуатации скважин с электроцентробежными насосами. Первой была моя подпись, далее подпись главного геолога НГДУ Клышникова, начальника технического отдела Кавказова, начальника отдела разработки Каюмова. Письмо на стол министру, попало на удивление быстро, тогда все было намного проще. Наш специалист, зашел в приемную и отдал письмо секретарю.

     Примерно через неделю, меня пригласили в кабинет к генеральному директору, там же был и главный геолог объединения. Генерал был взбешен и все спрашивал, как я смел, пойти на такое. Я что-то вякал, про гражданскую совесть и что, не мог молчать, видя, как тратятся народные деньги. Меня после этого отпустили, и карьера моя была уже предрешена. Также здорово попало и другим подписантам, но главный виновник, уже был определен. После этого в объединение приехал начальник технического управления министерства Шкуров. Долго беседовал со мной, специалистами объединения, НГДУ. Наши аргументы в письме, были подкреплены и другими доводами: теперь и специалисты были уже смелее в своих суждениях и доводах. Начался активный откат от развития газлифтного способа добычи нефти, достраивались только КС-7 на Федоровке и КС-6 на Лянторе.  Возникла проблема, как использовать существующие мощности компрессорных станций, в условиях избытка мощностей. Тогда и было предложено, ставить на каждой КС, после частичной реконструкции узлы редуцирования, которые понижали давление на выходе КС, для дальнейшего транспорта газа на ГРЭС и ГПЗ. Последующие годы показали правильность и своевременность данного решения, но все это было уже без меня. Я же, как Александр Матросов, грудью закрыл лишь амбразуру. Иногда я задумываюсь, зачем так поступил: один взял на себя удар. Я был перспективным специалистом и долго начальником отдела не просидел бы, получив очередное повышение. Но мое безрассудство, показывало и чистоту моих помыслов, мое советское воспитание и идеологемы: «Больше думай о Родине, а потом о себе». Таких идеалистов, как я, в стране до и после меня было не мало и на других производствах. Они создавали экономическую мощь нашего государства СССР, совершенно не думая о себе. А я был продуктом воспитания того государства и его идеологических постулатов. Я, искренне, верил официальной пропаганде, внимательно читал решения партийных съездов и Пленумов, даже что-то конспектировал, а по сути, был продуктом своей эпохи. Конечно, если бы выполнял не писаные правила поведения, я стал бы более обеспеченным человеком, мои дети бы быстрее продвигались по служебной лестнице. Но вопрос, дожил ли бы я до этого. Последующие годы показали, что выжить и приспособиться к новым условиям мог только тот, кто умеет приспосабливаться и терпеть любые унижения. Много было смертей руководителей, кто не мог это выдерживать. Бесспорно, в их числе, был бы и я. Я по-прежнему работал начальником газлифтного отдела, но от газлифтных дел понемногу отстранялся. Стал больше заниматься электроцентробежными насосами, диафрагменными, винтовыми, гидропоршневыми и другими вопросами механизированной добычи. Больше ездил и по другим НГДУ. В то время также искали нефть, наводили порядок на скважинах. Руководство стало ко мне более благосклонно, по итогам ежемесячных совещаний у генерального директора, я участвовал в подготовке «Поручения генерального директора», имеющего силу приказа и обязательного для исполнения всеми структурами и подразделениями. Тогда компьютеров и в помине не было. Меня обучили технологии подготовки бумаг, по методу «РЕКЛЕ», а если на русский язык «режь и клей».  Писался от руки протокол, после этого вносились дополнения, изменения, вставки. По окончательной правки, на листах резанных и склеенных, Поручение отдавалось в машинописное бюро. После этого я проходил с ним по всем заместителям генерального директора, для визирования. Если были замечания, что было очень редко, снова перепечатывали, снова подписывали и уже потом на подпись генеральному директору.
     В декабре 1987 года, в связи с переходом на новые условия оплаты труда, в соответствие с Постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР и ВЦСПС от 17.09.1986 года №1115, я был переведен на должность ведущего инженера (руководителя по газлифту) в отдел добычи объединения. Отдел мой был сокращен, начинался постепенный закат газлифта, к чему и я приложил руки и голову, сохранив при этом, не малые народные деньги. Но что мой подвиг, по сравнению с массовым предательством правящего слоя, на всех уровнях. Предательство людей с партийным билетом, которые и шли в партию, ради карьеры и финансовых выгод. Я и тогда был беспартийным. Подходил на всей территории СССР, час Хама, звездный час, для всех отбросов и подонков нашего передового социалистического общества. Но все это было еще впереди. То, что это будет трагедия и худшие времена, мы, даже, не догадывались. Практически сорок лет прошло с того времени, в реальности видим, что дела идут все хуже и хуже и предсказания уже никто не дает, а зомбоящик, работая ежесуточно на 150 каналах, рапортует об очередных победах и достижениях пятой экономики мира, и многие ему верят. Так закончилась моя не придуманная история и мне за неё не стыдно. Хотел бы знать такие истории из других источников у тех, кто прочел мою исповедь. Мы часто думаем уже во взрослых своих годах о смысле своей прожитой жизни, а это не только семья, дети и продолжение рода, но и наши конкретные дела на благо своей страны. Мне кажется, что я написал письмо министру тогда правильно, к мнению народа еще прислушивались – это сейчас ни читать, ни слушать не будут, а тогда прислушались и делали правильные выводы.