Биологический адюльтер

                Посвящается комсомольцам всех возрастов и цвета глаз…

     Михайлову было категорически грустно и плохо. Он пытался соответствовать местоположению и ситуации, но в желудке буйствовал, закрученный в двойную спираль, коктейль из вчерашней водки и утреннего пива. В горле был ненадёжно заперт рык отрыжки. Глаза мутно и косо смотрели сквозь полупустой графин. Способные на показное предательство пальцы были спрятаны под столешницу, где в полутемноте танцевали лезгинку. Ещё Михайлов одновременно потел и мёрз. Спасительный пять минут назад сквознячок потихоньку превратился в ледянящий шквал.
     «Какая сука назначила заседание комитета комсомола на 10 утра?!»
     Ермолкина, председатель студенческого профкома факультета, открыла папку, и обвела, комнату взглядом, томным от природы.
     - Товарищи…
     Михайлова чуть не стошнило.
     - Товарищи, начнём.
     Михайлов отвел взгляд от графина и прикрыл глаза.
     - На повестке дня один вопрос.
     Ермолкина засмущалась. Поправив очки и чёлку одним движением руки, председатель профкома продолжила:
     - Совершено преступное деяние.
     Её подвело смущение, голос дрогнул, и она произнесла «Блеяние». Некоторые из присутствующих, в основном студенты-старшекурсники, захмыкали.
     - Ничего смешного в этом нет!
     Голос Ермолкиной рванул в сторону ультразвука.
     - Это же позор! Когда мировое коммунистическое движение движется в сторону мирной разрядки, некоторые, с позволения сказать, комсомольцы разных полов двигаются в сторону друг друга! И движение это зафиксировано на четвёртом этаже общежития нашего биологического факультета!
    Разрумянившаяся по серому лицу Ермолкина одним движением поправила запотевшие с обеих сторон очки. Прическу поправлять не стала.
     - Вчера утром комсомольский патруль проверял наличие отсутствия в красном уголке неорганизованных в профкоме факультета музыкантов и, получив сигнал от неравнодушных студентов, постучал в комнату четыреста восемь.
     Комендант общежития, товарищ капитан в отставке Жигалкин, привстал со стула, поднял руку, откашлялся и значительно пробаритонил:
     - Четыреста восемнадцать.
     Ермолкина глянула в папку и долго беззвучно шевелила губами. Это девичье шевеление губ очень напоминало движения японских карпов в большом факультетском аквариуме.
     Воспользовавшись всеобщим ожиданием и молчанием, Михайлов открыл глаза и протянул одну руку к графину. Снял гранёную пробку, неуклюже схватился за горло графина, и налил полстакана. Медленно и нарочито безразлично, старясь глотать живительную влагу бесшумно, выпил. И чуть не крякнул от удовольствия, но вовремя спохватился. Удовольствие продлилось недолго: желудочный коктейль снова разогнался по спирали, но уже в противоположном направлении.
     - Да. Спасибо, товарищ капитан в отставке.
     Сверившись с папкой, Ермолкина продолжила.
     - После стука в дверь эта самая дверь отворилась. И в открывшемся на обозрение пространстве на полу комнаты стояло, с позволения сказать, существо мужского пола.
     Тут Ермолкина взяла папку в руки и начала зачитывать:
     - Студент четвёртого курса механико-сборочного факультета Фридман, находящийся в носках горчичного цвета и обычных трусах, находился в комнате студентки второго курса биологического факультета Сутуловой, которая находилась в своей кровати. Голая, но под простынкой. Около окна, на столе находились: учебник «Механика», пустая бутылка из-под портвейна «777», тарелки, стакан и чашка.
Услышавший про портвейн Михайлов, еле сдержался, чтобы его не вырвало.
Ермолкина, с выражением лица восторженного дьячка, описанного Лесковым, продолжала:
     - Находящийся в комнате четыреста восемнадцатой Фридман пояснил, что пришёл ещё вчера, и не к Сутуловой, а к её соседке, студентке второго курса механико-сборочного факультета Петровой, для занятий по подтягиванию успеваемости, но был сначала накормлен, а затем споён и развращён молодым биологом Сутуловой.
     Все активные комсомольцы, находящиеся в помещении, посмотрели на Сутулову. Сидящая в углу, в платье терракотового цвета с рукавами-фонариками, заплаканная второкурсница, спряталась лицом в ладонях, мелко раскачивалась вперёд-назад, и беззвучно шептала молитвы.
     Михайлов не смотрел на развратницу, ему было не до неё.
     Ермолкина сняла очки и села.
     - Товарищи, надо обсудить эту гнусность со всех сторон.
     Жигалкин снова привстал, поднял руку, но баритонить не стал:
     - Товарищи, я пойду? Я всё, что мог, донёс до комактива, а мне пора кастеляншу проверить.
     Ермолкина надела очки и, не увидев протестующих, сказала:
     - Спасибо вам, товарищ капитан в отставке, за неравнодушие и помощь при составлении рапорта комсомольским патрулём.
     Тут она снова встала на ноги:
     - Надеюсь, что все присутствующие не только сами будут вести себя в подобных неприятных ситуациях, как товарищ капитан в отставке, но и донесут до всех комсомольцев факультета о правильной гражданской и коммунистической позиции товарища капитана в отставке Жигалкина.
     Комендант вышел и вынес за собой запахи «Беломорканала» и «Шипра».
     - Так, товарищи, поактивнее.
     Ермолкина постучала карандашом по графину, чем причинила адские муки головному и спинному мозгу Михайлова.
     Встал комсорг пятого курса, кандидат в члены партии и в аспирантуру, Черножуков.
     - У меня вопрос к очень скоро бывшей комсомолке Сутуловой.
     Ермолкина громко обратилась к всхлипывающей девушке:
     - Встань, Сутулова. У собрания к тебе вопрос.
     Девушка в терракотовом платье встала, но ладони от лица не убрала.
     Черножуков расстегнул пиджак, обернулся к ней и спросил:
     - Почти бывшая комсомолка Сутулова, ты знала, что Фридман женат?
     Сутулова невнятно запричитала.
     - Говори громко, чтобы твои товарищи по советской биологии всё узнали. Нам это не интересно, но это поучительно! Нам надо знать всё о твоём вчерашнем падении, чтобы самим так низко не пасть в своих собственных глазах!
     Черножуков глянул на Ермолкину и та одобрительно кивнула.
     Сутулова отняла руки от лица, шмыгнула и вздохнула:
     - Люблю я его…
     Черножуков вскинул брови:
     - Кого?!
     - Фридмана. Мишу. Со второго класса люблю.
     Присутствующие заметно заинтересовались словами Сутуловой: развернулись в её сторону, ожидая интересные подробности. Та снова шмыгнула и продолжила:
     - Мы в одном дворе жили. Он всегда умным был. И красивым.
     Черножуков удивлённо посмотрел на Ермолкину:
     - Видел я его. Обычный …
     Черножуков запнулся: он не знал можно ли произнести слово «еврей» на комсомольском собрании.
     Сутулова вскинулась:
     - Нет! Необычный!
     Только-только успокоившийся Михайлов вздрогнул. Ему опять заплохело.
     - Он такой внимательный, такой начитанный! Он так любит поэзию Рождественского! А эта тварь Люська Нахимова, из двенадцатой квартиры, окрутила его, женила и предала! Да! Да, она предает его со всем своим народным ансамблем песни и пляски! А он терпит!
     Сутулова всхлипнула:
     - А вчера не вытерпел…
     Черножуков развёл руками:
     - Товарищи. Сутулова совершила адюльтер…
     Сутулова закричала:
     - Не было никакого адюльтера! Мы не извращенцы, мы любим друг друга!
     И выбежала из красного уголка, громко хлопнув дверью.
     Михайлов застонал.
     Ермолкина вскочила на ноги:
     - Товарищи! В связи с быстрым и неожиданным отсутствием присутствующей ранее комсомолки Сутуловой собрание комитета комсомола переносится на более поздний, объявленный заранее, день. Хорошо, товарищ комсорг факультета?
     Михайлов кивнул.
     Черножуков, со всё ещё разведенными руками, вышел первым, за ним потянулись остальные.
     Михайлов налил новые полстакана и выпил. Самочувствие потихоньку приходило в норму для двадцатипятилетнего студента. Он встал и широко открыл окно.
     Ермолкина подошла к нему и обняла:
     - Ты, Гришенька, чего вчера не пришёл?..
     - Ой, пришлось с женой идти в гости к Черножуковым. И чего-то я не рассчитал  в такой штопор ушёл… Еле высидел сегодня… А Черножукову хоть бы хны, видимо, слово какое петушиное знает.
     - Так ты сегодня заглядывай.
     Ермолкина засмущалась и зашептала Михайлову на ухо:
     - Может, адюльтер этот попробуем?