Гл. 21. Белая Лошадь и черный Скарабей

Примечание.  Фамилии героев вымышленные, все совпадения имен случайны. Персонажи романа-сатиры имеют прототипов, фабула основывается на сведениях, почерпнутых из рецензий и диалогов на литературных порталах, с долей гротеска и художественного вымысла. Реплики персонажей спародированы. Некоторые пародируемые реплики имеют реальную основу и сохранились у автора в копиях.

***

...Эх, жизнь моя, жестянка!
   Да ну ее в болото!
   Живу я как поганка,
   А мне летать охота!

Это снова напевает сладкоголосая Солоха.

Не прошло пяти минут, как с посадочной площадки на болоте взлетел приободрившийся Кукухаев и взял курс на избушку Кефировой, а Солоха уже сидела за компьютером и быстро отщелкивала новые посты. Сначала она доложила старику Хрипновичу об утоплении в болоте и чудесном спасении Кукухаева. Хрипнович пыхнул трубкой и задумался. Бестолковый Кукухаев был ему и не друг, и не враг, а так. А вот поручение по слежке за Кувалдиным Солоха Реверс выполняла плохо. Докладывала только, что Кувалдин заходил и на ее страницу— видимо, за что-то зацепился. Преступной связи Кувалдина с Кефировой пока обнаружить не удалось. Это злило Хрипновича.

Увидев, что триединая Солоха на странице Кукухаева вступила в переписку с  Татьяновой, то есть сама с собой, Кефирова воскликнула:
— Батюшки святы! Это что ж щас будет-то?
И решила обратиться к оперу Петрухаеву, который был еще и опытный психолог.
Тот ответил:
— Ничего странного. На научном языке — диссоциативное расстройство идентичности. Ну, или специальный прием, чтобы водить за нос. У них для этого бывает несколько имен и масок.
   У меня по поводу Солохи Реверс сомнений нет — ожидайте на своих страницах обильные осадки в виде козьих какушек. А что касается Кукухаева, хочется верить в доброе, что не зря он вынырнул из болотной трясины. Может быть проявит, наконец, лучшие качества, мудрость и сдержанность? Надежда, как говорится, умирает последней.

... Что же Кукухаев? Жив ли он?
Жив. Отлеживается, приходит в чувство. Пробует писать сатиру на Кефирову. Пока не получается ничего, кроме навозного шарика.

А вот и огромное ухо подслушивающего все разговоры Хрипновича оттопырилось. И он крикнул:
— Ага, кто автор песенки, не указано!

Кефирова отвечает: автор слов песенки про Водяного — Юрий Энтин, а музыка М.Дунаевского. Стыдно не знать, батенька!

И Хрипнович опять забормотал что-то про ...президента. То ему плохо, что упоминают, то плохо, что совсем не упоминают! Маразм старика крепчал!
Сатира Ржаной-Кефировой вовсе не была политическая!

А опер Петрухаев вспомнил своего любимого Б.Г. (признан иноагентом).

Что нам делать с пьяным матросом?
Альбом: Лошадь Белая
Гребенщиков Борис - текст,
Старинная кельтская мелодия

...В центре Земли ветхий и древний
Есть один змей твердый как кремний,
Мы ходили смотреть всей деревней,
Ой, не голоси.

Он лежит, сам еле дышит,
Глаз закрыт, жар так и пышет,
Но кто скажет, он все услышит.
Господи, спаси!
(...)

...Старый графоман Хрипнович не понимал ни сатиры, ни юмора. Он не мог сочинить ни стишка, ни романа, поэтому считал себя публицистом. А кто такие публицисты, если взглянуть на них трезвым взглядом? Это те, кто варит свое блюдо по принципу: что вижу, то пою, на свой любимый заданный мотив!
Многие из них открыто или тайно принадлежали к скарабейскому племени.
Скарабеи приправляли свои произведения-шарики особо ароматными специями.

А если не писать ни прозы, ни стихов и не объявить себя публицистом, то еще и выметут метлой с литературного портала.
И со своим примитивным обывательским вкусом Хрипнович, отнюдь не писатель и не литературовед,  лез с критикой во все литературные произведения, не понимая, что авторы имеют право и на художественный вымысел, и на аллегорию (иносказание), и на сатиру.

Если бы он жил во времена Джонатана Свифта, да в Ирландии, то задушил бы сочинителя собственными руками.
Ну, или кляузами.
Ведь что этот саркастичный чудак выдумал в XVIII  веке, в своих "Путешествиях Гулливера"!

 "Однажды императору пришла мысль развлечь меня акробатическими представлениями, в которых лилипуты своею ловкостью и великолепием превосходят другие известные мне народы. Но ничто меня так не позабавило, как упражнения канатных плясунов, совершаемые на тонких белых нитках длиною в два фута, натянутых на высоте двенадцати дюймов от земли. На этом предмете я хочу остановиться несколько подробнее и попрошу у читателя немного терпения.

Эти упражнения производятся только лицами, которые состоят в кандидатах на высокие должности и ищут благоволения двора. Они смолоду тренированы в этом искусстве и не всегда отличаются благородным происхождением или широким образованием. Когда открывается вакансия на высокую должность, вследствие смерти или опалы (что случается часто), пять или шесть таких соискателей подают прошение императору разрешить им развлечь его императорское величество и двор танцами на канате; и кто прыгнет выше всех, не упавши, получает вакантную должность. Весьма часто даже первые министры получают приказ показать свою ловкость и засвидетельствовать перед императором, что они не утратили своих способностей. Флимнап, канцлер казначейства, пользуется известностью человека, совершившего прыжок на туго натянутом канате, по крайней мере, на дюйм выше, чем какой удавался когда-нибудь другому сановнику во всей империи. Мне пришлось видеть, как он кувыркался несколько раз сряду на небольшой доске, прикрепленной к канату толщиною не более обыкновенной английской бечевки. Мой друг Рельдресель, главный секретарь тайного совета, по моему мнению, — если только моя дружба к нему не ослепляет меня, — может занять в этом отношении второе место после канцлера казначейства. Остальные сановники стоят почти на одном уровне в означенном искусстве" (Дж.Свифт, "Путешествия Гулливера", гл. III).

Ничего себе сатира! Ничего себе сарказм! А если это дойдет до незрелых умов?!
И Хрипнович сильно расстраивался, пыхтел трубкой и  изучал Википедию. А там было сказано:
«Путешествия Гулливера» — программный манифест Свифта-сатирика.

В первой части книги автор смеётся над нелепым самомнением лилипутов.
Во второй, в стране великанов, меняется точка зрения, и выясняется, что наша цивилизация заслуживает такого же осмеяния.
В третьей части высмеивается, с разных сторон, самомнение человеческой гордыни.
В четвёртой части появляются мерзкие еху как концентрат исконной человеческой природы, не облагороженной духовностью.
Как обычно, Свифт не прибегает к морализаторским наставлениям, предоставляя читателю сделать собственные выводы — выбрать между еху и их моральным антиподом, причудливо облачённым в лошадиную форму».

Невероятно! А нет ли у Ржаной-Кефировой намеков на свифтовских еху, и к чему тут в романе возникает образ Белой Лошади?
— Интере-е-сненько,—  бормотал Хрипнович. — Вот где спалится Кефирова!
И тут же старик-скарабей скатал свой новый шарик.

А вы знаете, что жуки-скарабеи танцуют на своих навозных шариках? То есть выполняют странные круговые движения? Оказывается, так они ориентируются в пространстве, куда катить шарик. Но старый черный скарабей часто и без танцев знал, куда катить.

***

Старуха Кефирова плохо разбиралась и в рок-музыкантах, и в лошадях.
Однажды ей приснился удивительный сон.
И она написала стихи.

Серебристая лошадь

Видела сон: серебристая лошадь
Скакала ко мне через голую площадь,
Пробила стекло в окошке, взлетев,
И приземлилась, меня не задев.

Люди в кафе равнодушно молчали,
Как будто ее ежедневно встречали,
Такую красивую, всю в серебре,
Стройную ложь о вселенском добре.

Сонник толкует мой сон однозначно:
Лошадь — ко лжи, будет день неудачный.
Сегодня не выйду в сбербанк и на почту,
И в интернет, и в больницу, и в рощу!

…Но как же красива была молодая,
Вся серебристая, вся как влитая
В неимоверном прыжке аж ко мне,
Глупая лошадь в огромном окне.

…Ложь, ложь… Сколько ее вокруг… А бывает и ложь во спасение. Но страшно, когда сами заблудшие, ложные проповедники, неистово наседая и наваливаясь на других, заставляют их слепо верить себе, подчиняться… уповать…

Какое страшное разочарование может ждать на краю пропасти!

Кефирова много раз перечитала 12-ую главу у Петрухаева. Хотелось понять, к чему он приведет героев своего мистического триллера. Писатель не казался ей пророком, но мысли его были интересные, выстраданные. Она ждала новой главы.

ПРОДОЛЖЕНИЕ — http://proza.ru/2024/04/28/924