Мы будем вместе

          Площадь с вечным огнём и памятником неизвестному солдату  была припорошена снежком. Холодный ветер то собирал его в небольшие кучки, то снова «размазывал» по брусчатке, с краю которой  у обочины дороги стояло несколько  больших автобусов. Площадь была заполнена новобранцами и провожающими их. Хмурый день, с затянутым тучами небом, не добавлял настроения собравшимся здесь.
 
      Прощание было тяжёлым. Ирина цеплялась за Руслана, гладила его руку, прижимаясь к его плечу, думая только об одном, чтобы эти минуты перед посадкой в автобусы длились, как можно дольше. Призывников  было много,  провожающих -  в два или три раза больше. Толпа  безрадостно, глухо гудела, не слышалось смеха и громких выкриков. Женщины плакали, тренькала гитара, нестройные молодые голоса напевали слова  песни о разлуке и о прощании с любимой. Мужчины курили одну сигарету за другой. Провожали без веселья, понимая, что там, далеко, идёт настоящая война, называемая  СВО, жизнь там каждый день и каждую ночь как «на острие ножа». Там рвутся артиллерийские снаряды, летают  беспилотники,  в том числе  очень опасные дроны, несущие смерть, и рвут небо на части баллистические ракеты РС- 20 Б.  А в палатках, где живут солдаты, сейчас, в осеннее время, холодно и совсем не уютно. Солдаты всегда в одежде,  не хватает одеял, в окопах сырость и грязь.
 
      Раньше много говорили, что русские и украинцы один славянский народ, что это власти Украины ввели своё население в заблуждение и стоит только народу всё хорошенько объяснить, как они «проснутся», одумаются и посмотрят на этот мир другими глазами. Теперь же российские войска вошли в Украину и столкнулись с такой лютой враждой, с такими зверствами над местным населением  Донбаса, особенно над теми, кто стремился защитить свою землю, что всё холодело внутри и не верилось, что фашизм – вот он,  снова здесь.  И этот фашизм, если его не остановить, будет расползаться дальше, угрожая всем народам России. Кто-то должен защитить Родину от расцветшей коричневой заразы, снова грозящей нашей стране, и эта слякоть, что была под ногами солдат, самая незначительная из всех зол.
      Все уже знали, что СВО  - это не весёлая прогулка за медалями, а тяжелейшая работа, замешанная на крови товарищей, друзей  и просто малознакомых сослуживцев. Слышали, знали, но ещё не ощутили на себе, как черствеют сердца и души, как лица становятся суровыми,  а взгляд мудрым и усталым. Ещё не знали они, как меняется отношение ко всему, что окружает их сейчас  в современной, мирной  жизни,  откуда берутся потом гранитные характеры и несгибаемая воля, и всерьёз о цене жизни они пока не задумывались, но со всем этим в скором времени придётся столкнуться  ребятам, которые теперь уезжают на войну.
 Новобранцев построили в шеренгу по двое, растянув её вдоль всей площади. Зазвучали прощальные речи, во время которых Руслан услышал фразу, перевернувшую всё его сознание.

          – Ребята, запомните, сейчас время сильных! Вы - сильные! Страна, наш народ надеется на вас, верит в вашу силу! Верит, что вы не отступите и уничтожите  фашистскую заразу.

«Время сильных», – билась мысль в голове Руслана, – я не могу, не имею права  быть в это время слабым».
      Далее напутствия и погрузка в автобусы. На входе  в автобус два офицера сноровисто ощупывали рюкзаки и сумки ребят, извлекая спиртное, которое возвращалось провожающим. В автобусах ещё раз провели лёгкий осмотр и снова кое у кого нашли несколько бутылок, которые попали к отъезжающим через окно с другой стороны. И это спиртное вернулось к провожающим.  Сопровождавшие офицеры были опытными в этом деле.

      Мобилизованные прилипли к окнам, размахивая руками, что-то кричали в стекло и грустно улыбались.  Автобусы, заурчав моторами громче,  повернули по направлению выезда из города.  В дороге мало кто разговаривал. Руслан сидел, закрыв глаза, и пытался немного подремать, под раскачивание и небольшую тряску на кочках. Через два часа приехали на сборный пункт, в столицу республики, где уже вся территория сборного пункта была заставлена такими же автобусами из других городов и посёлков.
 Отсюда он позвонил своей Иришке, наговорил ей кучу ласковых слов, передал привет своей семье и… телефоны у призывников забрали потому, что не положено.
      Сотовый телефон в 21 веке очень опасная штука, особенно там, где сейчас располагается передовая линия боёв.  Стоит только включить, прямо в него прилетит смертоносная «птичка» – боевой снаряд, гибель твоя, и несдобровать  тем, кто с тобой рядом, каких только ранений не получают бойцы, а можно и умереть, от потери крови, например.
После учебно-тренировочного пункта, где бойцы учились разбирать и собирать автоматы, чистить их, вести прицельную стрельбу, оказывать друг другу первую, медицинскую помощь и, вообще, узнали много нового, что необходимо знать бойцу, их отправили сразу в расположение части, к которой они были прикомандированы. Через десять дней все получили новую форму и вперёд!

      Руслан ехал вместе с другими ребятами, и сердце его сжималось от тревоги и неизвестности.
Встретили их неожиданно. Навстречу машине по просёлку бежал человек в берцах, камуфляжной форме и каске и возбуждённо кричал им.

          – Ребята! Скорее, скорее! Родные, там первый взвод погибает! Уже всё! – махнул он рукой в ту сторону, откуда раздавался шум боя: пулемётная и автоматная стрельба, грохот  взрывов, – Пожалуйста, скорее! Помогите, братцы!

Руслан бежал по редкому лесочку, не разбирая дороги, на ходу  нажимая на спусковой крючок  автомата, и стреляя короткими очередями по  движущимся впереди фигурам в такой же почти форме, что и у него. Он слышал свист пуль совсем рядом и, казалось, едва дышал то ли от страха, то ли от неизвестно откуда появившегося азарта.  Вдруг в небе сквозь узкую прореху в тучах блеснул солнечный луч, и одновременно с ним заработала самоходная артиллерийская  установка, круша противника, вздымая столбы мокрой, грязной земли впереди. Какой-то солдат с перемазанным землёй лицом, в заляпанном камуфляже схватил Руслана за штаны и заставил пригнуться рядом с собой.

          – Наши, арта, – радостно выдохнул он, – дадут сейчас нацикам, наделают укропы в штаны. Поживём ещё! – подмигнул он ему.

 После  боя Руслан растерянно озирался вокруг.  «Спасибо тебе, Господи, сберёг», – настойчиво билось  в голове.
 А сколько молодых пацанов полегло тогда, они лежали вокруг в самых нелепых позах,  глядя открытыми глазами в хмурое, серое небо, которое прогнулось к земле от тяжёлых осенних туч. Руслана не задела ни одна пуля, повезло, но страха натерпелся. Этот первый бой произвёл на него самое сильное впечатление. Много ли ещё будет их впереди?

      В первом же бою потеряли троих из пополнения. Дико было смотреть на этих «двухсотых», лежащих на земле в чистом обмундировании, среди других погибших, обросших бородами,  с грязными руками в заляпанном землёй камуфляже.
Они смотрелись случайными, как будто лишними,  среди остальных - солдаты, провоевавшие не более часа за свою Родину, за мир на земле.

      Вновь прибывших бойцов сразу же разделили на боевые тройки, так воевать было удобнее. Окопаться можно быстрее, окопчик сразу роют для троих. Дежурство нести так же легче, двое отдыхают – один дежурит, потом меняются. В землянке на полочке брошюрочки, или как их здесь называют методички, есть время – читай, многое можешь узнать о том, как вести себя в полевых условиях и названия глав у них интересные: «Идиот с мобильником – сам себе враг», «Окопался – жив остался»,  «Мусор на позиции – к обстрелу», ну и подобное.
Боевые тройки формировали  из бойцов, которые расположены дружески друг к другу. Руслан очень быстро подружился с Антоном из города, который был расположен всего в 45 километрах от его местожительства там, на гражданке.
      Но парням не очень повезло с третьим членом их тройки. Звали его Петя. Пётр был небольшого роста, какой-то нескладный,  в форме, сидевшей на нём мешковато, в вязаной шапке, складками сползавшей ему на глаза.  Петю никто не хотел брать в свою тройку.  Антон и Руслан сжалились над всеми отвергнутым, несуразным, затюканным и с виду слегка придурковатым, бойцом.

          – Ладно, перевоспитаем, если успеем, – спокойно сказал Антон, – лишь бы уцелел.

С Петром  много было хлопот, он постоянно терял свою каску и получал от Антона, который был в тройке старшим, нагоняй.   С ним вечно что-нибудь происходило: то забудет надеть бронежилет, то потеряет гранаты, или рассыплет нечаянно патроны, то шнурки размотаются в берцах, то ещё какая беда с ним случиться, ну просто чума! Был он тихий, всегда смотрел исподлобья и стеснительно улыбался. Как только не высмеивали его солдаты, как ни муштровали, как ни обзывали, ничего не менялось. И позывной ему дали «Беда».

          – Ну, Петруха, ты даёшь! Как ещё призвали тебя? – говорил ему Антон, – Что ты как варёный? Шевелись, не то терпение моё кончится, получишь «люлей»,  уж я постараюсь. Вот как с тобой на задание идти?! Ты что, гад, хочешь, чтобы нас всех троих в плен захватили? Не слышал что ли, так я тебе расскажу, как там над нашими пленными эти суки фашистские измываются. Что только не придумывают падлы.  Запомни - лучше смерть, чем укроповский плен. Понял?

Петруха насуплено молчал и сверлил Антона взглядом.

      На удивление всей роты, до поры всё как-то обходилось, ребята воевали не хуже других.  Но вот пришёл день, когда надо было выполнить задание на территории противника. Отправились, как обычно, «тройкой». Двигались медленно, скрытно и очень осторожно. К ночи почти достигли цели, голодные и уставшие.
Задание было выполнено и «тройка» повернула обратно, к своим, но перед рассветом напоролись на мину. Антон погиб сразу, у Руслана осколками посекло ноги и левую руку, от жгучей боли он потерял сознание.
Пётр стащил его в воронку и торопясь накладывал жгуты, чтобы остановить сильное кровотечение, с ужасом взирая на лохмотья от того, что недавно было ногами и  левой рукой солдата. Теперь вся эта разорванная плоть, болталась на кусках окровавленной кожи, как тряпки.

      Петруха пролежал в воронке вместе с Русланом, зажимая ему рот  во время стонов, до вечера и как начало темнеть, поволок его к своим позициям. Он протащил его довольно далеко и уже ликовал в душе, как внезапно получил одну за другой две снайперских пули в живот. Боль была дикой, но надо было терпеть, и он продолжал тащить Руслана, пока не потерял сознание. Их скоро нашли.
Только Петруха с позывным «Беда» не прожил и часа. А Руслана  очень быстро отправили в тыл, в госпиталь. Теперь он постепенно приходил в себя и совершенно не хотел жить. «Я не человек, – думал он, – я – немощный урод, калека. Не хочу жить! Лучше умереть! Сейчас повыдергиваю все эти трубочки, кому я такой нужен, что я могу?» – бились в мозгу удручающие мысли.
Но тут же он вздрагивал, как от удара ножа, от других мыслей: «Нет, не могу. Зачем тогда была смерть Петрухи? Она, выходит, бессмысленная? Ведь столько километров пёр меня, хотел, чтобы я выжил. Эх, Петруха! Как жаль мне вас, ребята. Вас нет, а я всё-таки дышу,  и помнить вас буду, Антона и Петю. Значит надо жить. Но, как? Как?!»  Эти мысли жгли его изнутри, вводя в глубокую депрессию.

        …Несколько дней после отъезда Руслана Ирина находилась в какой-то прострации, не выпуская телефона из рук, поминутно кидая взгляды на тёмный экран. Руслан позвонил только один раз со сборного пункта  республики. И наступила долгая, очень долгая тишина…
Спустя три месяца случилось страшное.  Извещение о смерти Руслана принёс  его младший братик.

          – Вот, – протянул он дрожащей  рукой маленький листок бумаги, и его покрасневшие  от слёз глаза снова наполнились влагой.

      Ирина смотрела на замызганную, закапанную слезами,  бумажку с лиловыми печатями и, шевеля губами, точно неграмотная, в который раз пыталась осмыслить, что в ней написано? И… не могла.
«Руслана больше нет? Но этого не может быть! Это неправда! Зачем они такое пишут, не проверив досконально? Вот же, ясно написано «тело не найдено»… Нет! Он не мог погибнуть! Он обещал. Обещал, что вернётся, что у них будет семья, дети! А теперь…?»
      Она снова читала и перечитывала извещение о смерти, но не верила. Уже горько, надрывно рыдала мать Руслана, насуплено кряхтел отец, пытаясь из последних сил держать себя в руках. Старательно отводил к окну мокрые глаза младший брат, а Ирина не верила.
 Нет, её не накрыла слезливая безысходность, безвольное отчаяние не укоренилось в сердце. Она твёрдо знала и верила: Руслан, её половинка в этой жизни – жив! А этот клочок бумаги какая-то нелепая ошибка, недоразумение!
Да и как могло быть иначе? С детского сада они были всё время вместе. Их и звали  все - «неразлучники». Друг за друга всегда горой. Совсем маленькими просто дружили крепко и нежно. В старших классах поняли, что на смену дружбе пришла любовь, да  непростая. Это было безумное, всепоглощающее счастье и, казалось, они никогда не смогут расстаться. Да просто не смогут жить друг без друга! И вот сейчас это извещение, какая-то бумажка, разделила мир на «ДО» и «ПОСЛЕ».
Вся натура девушки сопротивлялась мысли, что Руслана больше нет. Она жаждала немедленной деятельности.
      «С чего начать?» – лихорадочно думала она, просматривая сообщения в интернете, лента которого пестрела просьбами людей помочь в поисках родных и любимых: сына, брата, мужа. «Вон их сколько, таких, – вглядывалась она в данные солдатиков, – год рождения, когда и откуда был призван, какой имел  позывной, когда последний раз был на связи. Но Руслан погиб, как они пишут. Искать, конечно, даже не подумают, Официальный документ имеется, чего ж его искать?
Значит, этот метод мне не подойдёт… Надо сразу с госпиталей начинать, где лечат бойцов потерявших память или лежащих в коме длительное время. Ведь их не отключают от аппаратов, поддерживающих в них жизнь? Ведь не отключат? Он же живой, только не помнит ничего. Помочь ему надо! Скорее! Нельзя медлить. Только я смогу это сделать! Но где его накрыло, где? Всё засекречено.  Где их часть или что там подобное?  Телефон молчал все эти месяцы, Руслан не позвонил ни разу!»

 Откуда было ей знать, что телефоны у солдат отобрали почти сразу же, нельзя!
«Эх, номерами  телефонов  бы госпиталей этих самых разжиться, где почти безнадёжные лежат. Но где их добыть? Тоже всё строго секретно. А добыть надо… Может, попробовать к  дядьке Анатолию Ивановичу обратиться? Всё же родственник, хоть и дальний. В комендатуре города работает. Надо с ним скорее встретиться… » – размышляла Ирина, торопливо складывая вещи в дорожную сумку, словно уже собралась бежать на помощь к любимому. Но куда? Этого она пока не знала.
Наутро, она уже поджидала у крылечка комендатуры своего дальнего родственника. Анатолий Иванович встретил её, удивившись, что за сложное дело привело Иришку к нему? Пригласил к себе в кабинет. Выслушав девушку, он удивился ещё больше и даже возмутился, что она так настойчиво просит его о совсем безрассудном деле. Ведь извещение о смерти на руках… Но, Ирина не сдавалась.

          – Кто его мёртвым видел? Никто! Так почему утверждают, что погиб? Может он лежит в коме или память потерял, а? Ну, что Вам стоит, дать мне номера этих клятых телефонов, я поищу сама, никого не напрягая. Да! Ещё пропуск туда неплохо бы… в эти госпитали. Тут уж мне без вашей помощи  никак! А я без него жить не могу! Дышать не могу, понимаете? – слёзы струились по её щекам, и взгляд стал беспомощным и умоляющим.

          – Ох, Иришка! Что ты мне руки выкручиваешь? Вижу, что любишь, и только ради любви твоей, помогу. Только ты не от своего имени звони, представься кем-нибудь посолиднее, кем-нибудь от властей, что ли, и напирай сильнее, глядишь и получится.

      Номера телефонов нашлись быстро, собственно, они и не терялись, оказывается, только требовались не так часто.
Хитро представившись помощником депутата, Ирина обзвонила их все, выспрашивая про Руслана, задавая только один вопрос: есть ли в госпитале такой боец? В трёх ответили – не числится. А в четвёртом долго мялись, не отвечали. Ирина, уже войдя в свою роль строгой представительницы власти, прикрикнула на сразу сникший медперсонал.  Сердце её бешено забилось, когда она услышала: «Да, есть. Находится на излечении, состояние очень тяжёлое, в реанимации, но жив».

      ЖИВ!!! Словно тиски, больно сдавившие грудь вдруг слегка разжались, и сердце забилось по-другому.
Сообщив новость возликовавшим родственникам, Ирина спешно собирала вещи, она твёрдо решила ехать к Руслану. «Только он – моя судьба, и если не я, то кто поднимет его? Я сильная, всё вынесу! И мы будем вместе! У меня будет, наконец, простое, женское счастье. Попробуйте сейчас меня остановить!» – взволновано думала она.
      Мрачное здание госпиталя, скрытое за громадной колючей проволокой, напоминало тюрьму. Но такая конспирация была необходима. Мало кто догадывался, что здесь лучшие врачи страны пытались с помощью сверхсовременных приборов поставить на ноги почти слепую от ужасов и боли войны интернациональную братию. Здесь лечились и простые солдаты, сравнивающие  СВО, с последней, Второй  Чеченской войной, и участники военных действий в Сирии, и контрактники- камикадзе  из горячих точек планеты.

      – Чеченская была против этой просто отдых, – говорили бывалые бойцы, – там как на парад сходили. А здесь - просто ад!

      Пропуск в «святая святых» после парочки крупных взяток для Ирины нашёлся и теперь, с тревогой ступая по гулким, холодным коридорам госпиталя, шла она на свою Голгофу. Узкое, но светлое от белых халатов и простыней отделение реанимации занимало весь первый этаж  большого здания, как раз  над подвалом, в котором находился  морг.  Ирина, узнав об этом, невольно передёрнула плечами.
«Это, чтобы везти на вскрытие было недалеко», – промолвила мимоходом старшая медсестра, сосредоточенно вышагивающая впереди.
Содрогнувшись от этих «милых» сентенций, Ирина усмехнулась краем рта, но последовала твёрдым шагом за странным ангелом в белом халате.
      На пороге палаты, словно споткнувшись, на мгновение застыла, увидев необычную картину. Опутанный проводами капельниц, Руслан лежал на кровати такой маленький, такой слабый… Ирина судорожно всхлипнула, но тут же пришла в себя,  она ещё не поняла, чего сейчас в ней больше, жалости или радости? Запретив себе плакать, глубоко вздохнула и приблизилась к кровати. Руслан спал.

          – У него ног нет, осколочная гангрена, и рука  левая ампутирована, – объясняла между тем медсестра, спокойно проверив аппараты и монитор, – вот надо тебе это? Молодая, красивая, поезжай домой и забудь всё, как дурной сон.  Родным скажешь: ошиблись, мол. А жить с инвалидом далеко не сахар, девка. Я б не стала, хотя многого тут  насмотрелась, поверь! Езжай отсюда подальше, развлекайся. А он… он – парень сильный, справится. Не скажем мы ему ничего. Он сам меня попросил извещение исправить, сам говорил: «Не хочу, чтобы она с калекой жила! Не стану жизнь её губить! – тихо говорила она.

      Ирина, не отрываясь, смотрела на Руслана, словно не замечала его неполноценности. «Как я соскучилась!»– билась в голове одна мысль.  Медсестра замолчала и сочувственно вздохнула.

          – Ну, что решила? – спросила она.

          – Он мне любой дорог, – улыбнулась Ирина, –  а танцевать… ну, дайте срок и он будет!

Она обернулась к медсестре, взглянула на неё сквозь слёзы, стоящие в глазах, с улыбкой. Но сквозь эти слёзы светилась такая любовь и вера, что сестру словно током пронзило.

          – Молодец, девка! – впервые за время общения потеплела она, – Бог тебе в помощь! Ладно, оставлю тебя с ним.

И тут Руслан открыл глаза, заворочался. Сестра быстро подскочила к постели, приставила носик поилки к сухим губам парня. Руслан отпил немного, с благодарностью посмотрел на сестру. И тут… он увидел Ирину.
      В его глазах мелькнула радость, почти счастье, которое в секунду сменилось растерянностью, затем болью, перешедшей в удивление, на долю секунды взгляд наполнился надеждой и тут же погас, выражая только горечь и досаду.

          – Ты? – глухо спросил он слабым голосом.

          –Я, Руслик, – назвала его ласково девушка домашним именем, – что это ты придумал? Мать с отцом все глаза выплакали, дурак ты,– с укором добавила она, – ну, ничего, ничего, теперь ты живо у меня встанешь!

          – Уйди! Зачем приехала? – громче сказал Руслан.

Лицо его сразу посерело. Внезапно во взгляде появилась злость, он весь как-то выпрямился, словно собирал силы.

          – Я теперь инвалид, без рук, без ног. Жить больше не хочу! И ты мне не нужна. Уезжай! И всем скажи, что я умер! Умер, понимаешь ты?!

          – Да, да! Прямо сейчас, бегу и падаю! – разозлилась Ирина, – Лучше кончай эту драму! Умер он! А вот ни хрена ты не умер! Ты жив, ясно?! Забыл, как я тебе на дискотеке врезала, когда ты с Леркой целовался? Сейчас так же врежу, если ещё пургу гнать будешь! Прекратишь возникать? Самое главное  - ты жив, понимаешь, балда? А остальное переживём, ведь мы вместе, – говорила она уже мягче, присев к нему на кровать и обняв его голову, – я никуда не уеду, я без тебя не смогу  жить. Мы теперь всегда будем вместе, понятно?

Слёзы катились из глаз девушки, падая Руслану на волосы. Он и сам, прижавшись головой к груди любимой, плакал навзрыд. Так сидели они некоторое время, обливаясь слезами, пока горечь встречи не отступила. А потом ещё долго всматривались в ненаглядные черты друг друга, гладя волосы на голове и нежно целуясь…
      Восемь месяцев провела Ирина в госпитале, отнимая любимого у болезней и депрессии. Их любовь многим, таким же, потерявшим надежду и веру в жизнь, помогла выздоравливать. А когда влюблённые обвенчались в крохотной церквушке, находящейся неподалёку, весь госпиталь принял это событие, как праздник. Ирина сняла однокомнатную квартиру в городе  и ещё больше полугода жили молодые здесь, Руслан осваивал протезы.
      Потом вернулись домой, к родным и уже не одни. Ирина последний месяц носила под сердцем их первенца, сыночка. С тех пор и живут вместе, и, кажется, ждут ещё пополнения. Очень дочку хотят. Помаленьку подрастает сынок, с любопытством поглядывает на папины культи, и слушает мамины рассказы о войне.  Максимка уже твёрдо знает, что его папа – герой, и когда он сам вырастет, то тоже станет героем.  Он, как папа будет выполнять долг перед Родиной, потому что для мужчины главное быть полезным своей стране!