Привязь

Все мои дни рождения я справлял на картошке. Правда, убирать наш самый первый в моей жизни урожай мне не доверили. Поле было за домом рядом с дорогой. Мне исполнился один год, я уже пробовал ходить, лез под лопату, путался у родителей под ногами, вовсю пытался принять в уборке самое активное участие, но меня от уборки отстранили.

Тогда я начал пробираться к козе Машке. Машка была на привязи и паслась на обочине вокруг телеграфного столба. Машке я приходился молочным сыном, но материнских чувств она ко мне не испытывала.

Родители оттащили меня подальше от козы, посадили на кучу песка и сунули в руки пару камешков. Эти камешки мне быстро надоели, и я решил подыскать себе какие-нибудь получше, на дороге их много было. Не успел я сползти с обочины на дорогу как меня тут же схватили как котёнка, унесли подальше от дороги и привязали к забору бельевой верёвкой.

Про тот случай с привязью мне рассказала мама. Такое с нами случалось, по-видимому, не раз. В моей памяти запечатлился один очень яркий эпизод моего привязного содержания. Мама моя и соседка Таня Нойфельд должны были куда-то срочно отлучиться.

Запирать нас с Гришкой в доме не стали. Опасно. Вовку Люфта мать однажды оставила дома под замком и ушла в лавку. Вовка вместо радио включил элктроплитку и устроил в доме пожар. Пацанёнок тот был на нашей улице самый крутой. Сумел выползти на улицу.

С нами сделали по-другому. Привязали меня и Гришку к забору как телят. Мы могли общаться, но друг до друга не доставали.
Не думаю, что родители привязывали нас к забору, имея какие-нибудь педагогические обоснования. У них было тяжёлое детство. Как у некрасовских детей:

Куда уж нам, замученным в неволе,
Веселиться, прыгать и скакать.
Нас сейчас пустить бы в поле
Мы все в траву попадали бы спать.

Свою юность они провели в тайге на лесоповале. Им пришлось выполнять положенную норму на голодном пайке и под окрики охранников. Опыт лагерной жизни обязывал моих родителей смотреть на жизнь проще: удерёт коза Машка, - меня кормить будет нечем, удеру я - кормить будет некого. Лучше уж обоих привязать.

Все нормальные люди любят и ценят свободу, хотя в сущности каждый из нас живёт на привязи. Мы всю жизнь повязаны по рукам и ногам невидимыми, но прочными путами. Освободившись от одних, мы рвёмся на волю, летим вперёд и думаем, что вот наконец-то мы свобродны... Но тут натягивается другой, более длинный повод, который до сих пор нас ничем не ограничивал. И так всю жизнь.

Кому из нас не хотелось бы от всего лишнего отвязаться! Но мы же знаем, что развязанный тип обществу не нравится. Если мы не на привязи, то в узде. Как лошади. Маяковский как-то раз сказал, что в сущности каждый из нас немного лошадь. Если на человеке нет никаких пут, никакой привязи, никакой узды, то считается, что человек этот не личность, а беспутный, развязанный, разнузданный тип. Ему не простят такого беспутства.

Странно, чем же связанный по ногам и рукам гражданин, да ещё с намордником, лучше такого типа? Когда-нибудь все поймут разницу между свободой и развязанностью. Свободный человек не терпит пут ни на ком. Развязанный не терпит пут только на себе и всегда готов повязать других.