Пробуждение Рю. III Коухай но тенши

Глава III
Коухай но тенши. Чума

(Глава опубликована в конкурсном альманахе "Писатель года", в номинации "Фантастика 2023")


Алые блики скорбно тускнели, стирая видимость туманного замка. Укреплённый склон превращался в память. Чадящие линии увили увядшие склоны, сливаясь с дурманящей марью небес. На площадке опорного гарнизона у зияющего проёма клевал носом сброд наёмников, укутав лица влажными повязками. Бандиты не вступали в бой, пока раздор подстёгивали мятежные асигару.

А присутствие мглы уже распростёрло над городом бордовые перепончатые крылья, пробуждая тлеющий взгляд богини небытия, шипы на её загривке вздыбились короной, она словно поглощала последний кислород для смертоносного залпа, унося пепел из-под ног обречённых…

Резко обернувшись, главарь банды уставился сквозь клубы низкого эфира, пытаясь понять, куда подевались постовые. Но различил лишь фигуру с подобным клюву мэнгу, что двигалась у края бездны. Самурай Киджуки прибыл последним вместе с клубами яда. Наёмники обступили его дугой.

– Твоё присутствие раскрыто, ниндзя! У тебя нет шансов против настоящих воинов. – подбадривали они себя.

Мгла озарилась пурпурным всплеском и пара пороховых снарядов пала пред расступавшейся толпой.  «Неожиданность – это ослепительный танец тени и световых спектров, искусство, способное быть открытым и показательным в исполнении мастера!» – был ответ.

– Смотрите и восхищайтесь!
 
И с первым же хлопком животный ужас охватил шкуры наёмников… ибо все они горели! Едва вскочив, они пускались наутёк, воспламеняя мутную пелену и наполняя улочки эфемерным сиянием. Другие же были настигнуты вихренными клинками самурая. Высокий маяк пламени вознёсся к глухим небесам, ослепительное явление обнимало чертоги плывущей копоти своими гибкими пальцами. И небесный очаг, налитый гневом, ознаменовал появление нового Всадника.

«Да, да! Час пробил, и Дракон пробудился! – думал Киджуки, двигаясь сквозь ревущее пламя и поражая противников одного за другим. – Вот как присутствие Смерти проясняет разницу между духом самурая и трусостью разбойников: единый взмах тачи способен обойти навыки невежественного наёмника, ослеплённого пожаром сомнений! Никто не ждёт, что один боец сможет пройти сквозь основные силы врагов. Но в нужный час самоотверженность делает воина непобедимым в рукопашном поединке и недоступным для стрелков.

В стратегии воителя нет места романтике, только холодный расчёт и бесконечная отрешённость. Единение с агонией в собственном сердце делает его хладнокровным в объятиях неизбежности и стремительно беспощадным пред гримасами замешательства – таков путь самурая».

Последний очаг доблести отражался от воцарившейся трагедии, озаряя хлопья пепла, что успел укрыть разбросанные силуэты горожан, навеки оцепеневших с появлением великой Идзанами… А за стенами построек не было видно больше ничего – там зияло само небытие. Лишь у зыбкого края реальности, в мутнеющих окулярах, всё более явно бледнел тонкий силуэт девочки, с некоторым сомнением она оглядывалась и снова устремлялась вверх по ступеням, что вели к замку. Но впереди не было никого: за пылающими миражами, в плывущей мути опустошения реяла сама Смерть. 

«Вижу, ты не отвяжешься от меня, маленькая ками. Так и быть, поведаю тебе свою историю, которой не должно делиться с живыми. В свои лучшие годы я нашёл счастье в заморском краю, с пышными розовыми садами. Однажды камелии у аллеи распустились особенно рано в преддверии долгожданной оттепели; жаль, что некому было ухаживать за фамильным садом: жители континента особенно уязвимы к Чёрной хвори – мало кто из моего рода пережил зиму. Лишь свежие букеты алели в отдалении, у призрачных врат погоста. А мор всё не отступал, тёмные полосы дыма неустанно тянулись с пепелища над садами. Памятью обратился цвет безупречных камелий, а бордовые лепестки роз едва держались в колючих, цепких чашах. Тогда скорбной богине стали оставлять по одному увядшему цветочку за родную душу. Но настал день, когда в садах больше не осталось ни единой розы, только почерневшие лица близких стали химеричным напоминанием о тленности земной красоты; никто не касался тел усопших – на тот свет их багрили волоком… Осиротевший сад, жестоко преданный пожару, не угаснет в душе моей ни днём, ни ночью, до последнего часа жизни.

Однако Путь мой всё ещё продолжается: я вернулся на свою Родину вместе со спасёнными детьми; по милости даймё их приняли на обучение к лучшим столичным мастерам. Будущее рода уже выкуплено в уплату грядущего подвига. Осталось мне лишь найти способ, как одолеть армию пиратов в одиночку…»

Когда с высокого плато банда наёмников спускалась к внешнему укреплению, их издали остановила стена жара, и они могли лишь с ужасом лицезреть зловещее преображение самой реальности: под обрывом укрепления мутная масса собиралась в вихрь. Пытаясь распознать движение догорающей цели, они осторожно отступали с арбалетами наизготовку, как вдруг горящий факел разбился рядом о камни. Прежде, чем они успели отскочить, удушающий вдох оцарапал лёгкие тягучим тлением. Промелькнувшая следом тень самурая стала избавлением для храбрейших.

Старый воин неотвратимо двигался к цели. А наверху кипела битва, земля содрогалась, напоминая о присутствии грозного противника. Казалось, что за клубами дыма, на фоне зарева он уже различает движение массивной цели. «Провидение улыбается мне: впереди приоритетная цель – ронин Фаваро Очир. Теперь ему не уйти. И моя жизнь увенчается безграничной славой!» Отравленное сознание отрезвилось, зажатое калёными тисками доспехов, с шипением рвавшими кожу. «Осталось каких-то 20 ступеней, 2 десятка хиро и 4 отработанных движения – в такой атмосфере потушить огонь станет невозможно».

Но, едва обнаружив себя на обзорной площадке, он был поражён стальной массой кусуригамы, запущенной с расстояния. Жаркие пластины вдавились в грудь, фильтр перегрелся, и едкий пар со скрипом ворвался в лёгкие. Масштабный пожар, бушующий позади, истощал горючее облако, и смертоносная завеса отступала.
– До чего жестока твоя мудрость, Синигами-сама! Полагая, что превозмог страх и боль, я поторопился в последний миг…

– Нет. Ты слишком долго кормил свои предрассудки и из-за этого потерял решающий миг своей жизни. – Смерть стояла в пяти шагах от него. – Поднимайся, Киджуки. Твой Путь не завершён.

«Да! На что мне магия огня! Доспех ронина не является сплошным, я способен поразить его даже по наитию». Стальное мэнгу с грозным обличием Рю было оставлено среди руин. И, вдохнув в себя окружающий Ад, самурай навсегда вырвался из оков оцепенения… В тот миг бархатные ковры легли пред ним поверх жаркого пепла, а в пространстве кружились лепестки сакуры, летящие из-за зыбкой границы памяти. В расступавшейся мари тени полуразрушенного замка возвращали своё незыблемое величие… 

А внизу, под ядовитым облаком, на крышах гарнизонов замер отряд мушкетёров.

– Фу, до чего горький туман наплывает, глаза жжёт похуже пороха! Как тут целиться при таком обзоре? Никому не засыпать! Ну!? Снова различаю горящую цель. Во имя пламеликого Кагуцути, он до сих пор движется. Лёгкая мишень. Целься… По команде… Огонь!

Жизнь героя оборвалась мгновенно. Разорванный позвоночник больше не воспринимал отчуждённую боль. И Киджуки оказался во всеизбавляющих объятиях ангела.

– Мечта расцветает жизнью благодаря жертве бесстрашных, хоть вы и не видите картину в целом… Ты воздал мне то, чего я не познала при жизни. – она приникла губами к его обугленному челу. – Помнишь? В такую пору распускаются розы. Это мой дар тебе…

И тогда глубины мистической дымки налились лиловым сиянием, очертив скелет стрелковой вышки, что вспыхнула мистическим синим огнём! Над гарнизоном воссиял огненный бутон. Исполинские лепестки повсеместно взметнулись ввысь, обретая остроту, само пространство воспламенилось, прояснив во мгле скорбные лабиринты погибшего форта. В тот час душа мятежного города возносилась над грохочущим склоном, раскрыв присутствие заблудшей Луны, не то мутный диск Солнца мельком взглянул на царящее Чистилище. Дрожь объяла даже землю: где-то там, в основании гарнизона сдетонировал пороховой склад.

__________________
*На рисунке – шедевр Кандинского 2:0, фотокарточка Идзанами, богини сотворения и смерти. В данной главе она является в образе дракона.

(Продолжение следует).