О переводчиках. Борьба внутри переводческого клана

ОСНОВНАЯ СТАТЬЯ
http://proza.ru/2019/06/02/1137

1. Что не мешало разгораться в творческой среде зареву борьбы, и не хилой притом. "Когда зарплата младшего научного сотрудника составляла 120 рублей, за строчку художественного перевода платили 1 рубль 40 копеек (а "Библиотека всемирной литературы" давала больше 3-х рублей за строчку)", -- вспоминает один советский переводчик, это было громадным стимулом для того, чтобы прописаться в отряде переводчиков.

Добавлю из своего опыта, что за один лист художественного произведения платили в 1970-80-ые годы 200 рублей (печатный лист прозаического текста приравнивался к 700 строкам стихотворного), а за перевод -- 300. При этом поэтический сборник редко шел тиражом более 5-10 тысяч, а переводы стихов советских нерусских поэтов редко издавались тиражом меньше 30 тыс, что тогда считалось двойным, за который полагался двойной гонорар. Так что драчка за переводы между служителями муз шла не хилая. И ее основными приемами были доносы, клевета, подставы.

Другим полем бесконечного бодания были споры между поэтами и редакторами. Поэты, как правило, отстаивали творческую самостоятельность, право на собственное видение языка, редакторши же (мужики в этом плане были попокладистее), жестко боролись за чистоту русского языка, понимаемого ими в смысле "жи, ши пиши через и", а "ввиду, вопреки, благодаря требуют исключительно дательного падежа", когда разговорная логика упорно норовила подсунуть туда родительный.

-- Ну вот что вы пишете, -- вспоминаю я одно из таких пререканий, -- "препоясавши чресла, и направивши стопа", когда во-первых, правильно "чреслы и стопы"...

-- Еще скажите Пушкину, что он не знает как ставить правильно ударение: "одной любви музЫка уступает", -- в отличие от мУзыки не уступает поэт, которому неохота переделывать рифму на "-опа".

-- А во-вторых, -- настырничает редакторша, -- не "препоясать", а "опоясать".

-- Именно "препоясать чресла". Это библейское выражение, -- уже не выдерживаю я.

Редакторша на некоторое время закусывает губу, но фиг ее собьешь с панталыку:

-- Не знала, что в нашем издательстве редактор массово-политической литературы (такова была моя специализация) проповедует Библию.

Что называется, уела окаянным языком по голой заднице. Хорошо хоть в частном споре, а не донос написала. Тупость редакторш, помноженная на их уверенность в себе, подкрепляемую дипломом о высшем филологическом образовании, была одним из бичом советской литературы. Потом они деградировали еще дальше. Наверное, "препоясавши чресла"-ми их не удивишь, их перлы полезли в другую сторону: "хорошее (вместо "нормальное") распределение", "диалектный материализм", "идеологическая стройка (вместо "надстройка")" -- с этим я сталкивался постоянно, работая в университетском издательстве уже в XXI веке. Tempora mutantur, sed mores редакторш vero in aeternum stant. Amen.

Ну и идеологические работники постоянно лезли с критикой. Они давили идеологическим прессом чаще в направлении низкой художественности переводов. Сколько работал в издательстве, столько помню бесконечных выволочек инженерам человеческих душ из поэтического цеха, что пишут они плохо, а низкая художественность при переводах поэтов советских народов или братских стран (время от времени мы издавали монголов как не только друзей по социалистическому лагерю, но и как и наших непосредственных соседей). Надо сказать, что хотя чаще всего критика была справедливой, толку от нее не было никакой.

-- "Подстрочники плохие" -- было официальной отмазкой мастеров слова, а в кулуарах шептали, что их заставляют переводить всякую дрянь, которую они, по их словам, еще более или менее приводят в божеский вид.

2. Что правда, то правда -- переводили советские переводчики, и не только провинциальные, из рук вон плохо. Причем, не только братских поэтов и писателей народов СССР, но и прогрессивных представителей мировой литературы, а заодно и ее классиков.

-- В советское время переводчику не давали проявить свою индивидуальность? -- спрашивает журналистка известную, по ее словам, советскую переводчицу.

-- Кто хотел, -- отвечает та, -- тот проявлял индивидуальность. Райт-Ковалева была индивидуальна (интересно, в чем это проявлялось: я читал очень много, правда, не обращая внимания на фамилии переводчиков, и не одной индивидуальности мне как-то не попалось), и ей никто за это ничего не сделал".

Неправду, говорит, конечно. Своих дружков и знакомых выгораживает. Но верно одно: за талантливые вещи, просто потому, что они талантливы, не наказывали. Переводили же плохо потому, что талантливые люди в переводчики не попадали: не пускали их туда.