Ансамбль раненых душ, гл 8, Волчик

   В первом классе Толя на физкультуре оказался в самом конце шеренги, чем сразу вызвал насмешки соседа-счастливчика Олежки, поставленного предпоследним.

    Не отвечая,  не реагируя на окрики физрука, Толя развернулся и ушёл со спортивной площадки. На выходе со школьной территории его поймали посланные вдогонку  старшеклассники.

   "Что за жестокость – строить детей по росту?" – думала Юлия, приёмная мать, забирая ребёнка после уроков.  Она приходилась мальчику дальней родственницей.

     — Я – седьмая вода на киселе, но я всегда тебя буду защищать, помни об этом, – шептала  женщина малышу на ушко вечером, устраивая его поуютнее на жестковатом, немного продавленном диване – сама она спала на узком раскладном кресле.

    Мебель в квартире была советской, неубиваемой; новый письменный стол, купленный  для будущего первоклассника в последних числах августа, смотрелся скромным сиротливым чужаком.

  ...Что  было раньше  – Толя почти не помнил.

   Что-то смутное, страшное. Иногда в голову врывались обрывки звуков — истошные женские крики, глухие мерные удары, сотрясающие ветхую дверь.
 
 Затем всё – по воспоминаниям –наконец-то стихло. Он лежал в темноте, уткнувшись носом в комки пыли. Кто-то заглянул под кровать, обрадовался: "О, вот где ребёнок, он жив!"
  Толя не шелохнулся.

   И – опять темнота. Комната с яркими игрушками, какие-то чужие дети, ложка каши перед носом: "Толя, ответь мне! Ты умеешь сам кушать ?"

   А потом – сразу – линейка в первом классе. Юлия забрала Толю из детского дома в конце августа. Малыш почти не ел, отвечал на вопросы односложно; целыми днями сидел на диване, уставившись невидящими глазами глазами на экран телевизора – смотрел записанные на видеокассеты фильмы:  про Гостью из будущего, Электроника...
 
   В школе мальчик вёл себя  настолько пассивно  и безучастно, что через месяц оказался на домашнем обучении. Молодая учительница, специалист по работе с коррекционными детьми, каждое слово тянула из ученика словно под пыткой:

     – Толя, пожалуйста, посмотри сюда, – просила она раз за разом, впадая в отчаяние. – Посчитай, сколько мячиков у девочки!

Толя медленно, нехотя, смотрел – и никаких мячей не видел...

    Небольшое оживление у него вызывали только картинки с собаками – да мелодии из детских фильмов. Мама Юля, как только это поняла, – сразу принесла  за пазухой маленького серого щенка из приюта.

   – Толенька, милый мой, посмотри, какое чудо! Как мы его с тобой назовём?
Толя соскочил со стула и, спотыкаясь, ринулся к щенку. Схватил  на руки, ткнулся лицом в мокрый носик.

– Волчик! – выкрикнул он, сияя.

   Эту парочку  было не удержать:  они носились по тесной квартирке скачками. Толя звонко и невнятно распевал песни собственного сочинения, посвящённые новому другу; щенок подвывал и слегка кусал юного хозяина за ноги. Юлия смотрела на них и радовалась; временами ловила сына в свои объятия и быстро, ласково целовала в макушку. Получал свой поцелуй и Волчик.

     Пёс вырос крупным, но неказистым — грязно-серым, вислоухим, не слишком-то умным.  Безобразничал с утра до ночи – в квартире не осталось ни одного целого предмета мебели – вся небогатая обстановка квартиры хранила на себе память о молочных щенячьих зубах.

   Толя самостоятельно водил негодника на дрессировочную площадку в ближайший лесопарк. Там никто не обращал внимания на малый рост юного кинолога: собачники узнавали друг друга исключительно по питомцам – и дружили между собой на основании симпатий своих псов. 
     На Юлиных блинах и супах парень  вымахал почти баскетболистом. Заканчивая десятый класс, он записался на курсы инструкторов по дрессировке и к выпускному уже неплохо зарабатывал — выгуливал и обучал чужих собак.

    Взрослый Анатолий как-то оглянулся – и внезапно осознал, что его приёмная мать совершила подвиг. Мебель в квартире она так и не поменяла – где же взять столько денег простой одинокой бухгалтерше с ребёнком? — но сына вырастила счастливым, вполне успешным человеком... По крайней мере, сам Толя думал о себе именно так:  я  занимаюсь тем, что мне интересно, я зарабатываю на своём хобби — следовательно, у меня есть все основания для полного удовлетворения жизнью.
 
   "Как же непросто ей было с нами," – иногда мысленно каялся  взрослый Анатолий. – Я-то ещё почище Волчика квартиру громил... "

   Но Юля с трепетом берегла все отметины, оставленные в квартире проказами своих любимых "мальчиков": обгрызенный стул,  в ванной – зеркало с трещиной от мяча; линолеум на кухне сожжён химическими опытами, которыми Толя увлёкся в восьмом классе... Обои в спальне разрисованы кривыми самолётиками.

   – Мама, мама, знаешь, ты —  героиня! – как-то сказал Толя, зайдя к Юле после работы в сопровождении своих молодых доберманш – Эдны и Эммы, которых он приобрёл после смерти Волчика. В последний год Анатолий жил один в маленькой студии на окраине города.
 
    – Почему вдруг – героиня? – спросила Юля.

   – Как ты нас терпела, а?  Я же ужасным был. То молчал, то кричал. Ругался, даже бить тебя пытался, я помню.

  – Своя ноша не тянет. Я рада, что у меня тогда получилось тебя забрать, – сказала Юля дрогнувшим голосом. После сорока лет она неожиданно  стала сентиментальна, каждый подобный разговор вызывал у неё желание поплакать.

   – Знаешь, что я надумал? Я хочу изменить своё имя – взять матчество. Почему я — Иванович, если меня вырастила Юлия? Пусть я буду – Юльевич, а? Это разрешено, я узнавал.
 Юля призадумалась.

  – Звучит как-то слишком мягко, наверное, – сказала она. – Сложно выговорить. Мне приятно, милый, что ты об этом думаешь, но пусть это будет нашим с тобой тайным именем? Оставь в документах своё отчество, не заморачивайся.

   – Отчество от человека, который по пьяни забил насмерть мою родную мать? – спросил Толя непривычно зло. Раньше он эту тему в разговорах никогда не затрагивал.

  –  Бог с тобой, прости своего отца, – сказала Юля и перекрестилась. В последнее время она всё чаще и чаще захаживала в соседнюю церковь.

   Толя промолчал. Отчество он всё же поменял, но Юле об этом никогда не рассказывал.