Головлёвские фрески. 27. 04. 2024
Дипломный спектакль студентов 4-го курса СГИИ, театральный факультет: «Господа Головлёвы» (27.04.2024) по мотивам одноимённого романа М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Режиссёр-педагог – заслуженный работник культуры РФ, профессор Е. В. Бубнова.
Художественный руководитель курса — заслуженный артист РФ, доцент кафедры мастерства актёра А. И. Пашнин.
Павел (Михаил Авдеев) при смерти. В его усадьбе давно проживают Арина Петровна (Галина Шалаева) с сиротками Аннинькой (Анастасия Александрова) и Любинькой (Анна Стамбровская). В гости приехали сыновья Порфирия (Егор Ворошилов) — Володя (Никита Демидович) и Петя (Никита Алтабасов). Молодёжь веселится, им есть, о чём поболтать: о театре, актрисах, о Петербурге. Неожиданно Петенька говорит: «А ведь он, бабушка, вас боится. (…) Думает, что проклянёте его, а он этих проклятиев страх, как трусит». Для Арины Петровны эти слова стали полной неожиданностью — повисла долгая пауза. Он — боится?.. Материнского проклятия?! Тут же всплывает неистребимая головлёвская бумажка с вычислениями. Но если у Арины Петровны счёт был по хозяйственной части, то у Иудушки — по наследственной. Оказывается, «о наследствах» в доме день и ночь разговоры не утихают. Так мальчики что придумали: крадут у отца бумажку с расчётами, а потом всюду подсовывают. Им смешно и невдомёк, почему для отца эта бумажка так много значит?
Только Арине Петровне не до смеха, у неё давно нет капитала, в доме Павла она с сиротами ютится из милости. Павел смертно обижен на мать, но из усадьбы не гонит. Однако он со дня на день умрёт, и она решается с ним поговорить.
Это сложно, потому что говорить с матерью Павел не хочет.
Перед смертью средний сын ощутимо слабеет умом, его посещают яркие мстительные фантазии: выиграть бы двести тыщ, чтобы у Порфишки лицо от зависти перекосило; или дедушка (какой дедушка?! — восклицает Арина Петровна!) в наследство мне миллион, а Порфишке шиш! Или, вот, будто бы вы умерли, маменька…
И этот сын готов её схоронить... Арину Петровну трясёт, она не знает, как его убедить подписать документ, но продолжает попытки: «Да за что же ты ненавидишь меня так?» «Я — вас? (Сам удивился такому обороту.) — нет… Вы вели нас так… ровно...»
Арина Петровна истово просит, если она перед ним провинилась, на коленях умоляет простить её Христа ради! Беда в том, что она на самом деле не знает, в чём её вина, за что он так её ненавидит… За что?! Ведь всю жизнь не себе — для всех, для семьи собирала! Какой-то рок над семьёй, злой фатум…
Павел не договорил. «Вы вели нас так… ровно...» Так ровно, что всё достаётся проклятому Иуде! Арина Петровна в отчаянии. Она всем по-своему хотела добра, каждому старалась кусок (родительское благословение) отделить, который сама же и добывала. И оставила, да только куски эти наследникам комом в горле стали, отрыгнулись Иудушке...
Павел и брата люто ненавидит (приказал к себе никого не впускать), и мать не в силах простить: всю жизнь она его притесняла, «за дурака держала», перед всем светом ославила. Но Иуды рядом нет, а мать, обидчица, вот она, и Павел цепляется за любую возможность, чтобы не поддаться её влиянию. Арина Петровна пытает ему перо в руку вложить, слёзно молит: надо бумаги немедленно подписать, иначе поздно — Порфирий приехал, скоро войдёт… Как заговорённая, Арина Петровна действует против себя в интересах Иудушки, даже на сыновнем одре ей не везёт фатально.
Услышав окаянное имя, Павел бросил перо, сорвался в крик, впал в истерику. Когда, словно змей, на этот шум вкрадчиво появился Порфирий с алчно сверкающим взором, на сцене началось светопреставление. Развернулся воистину ритуал чёрной магии под христианским соусом — один из наиболее впечатляющих эпизодов постановки, которыми этот спектакль богат.
Разве кто Иудушку остановит, когда он лично должен при кончине брата присутствовать: «Уйди да уйди! Ну как я уйду?» Поверхность, которую он любовно оглаживает, это стол под красной скатертью, здесь будет поставлен гроб. А пока Иудушка зловеще укладывает на красную скатерть чёрную погребальную подушечку и делает попытку привлечь на это ложе Павла. Какова пытка! Полубезумный Павел мечется от его протянутых рук, от удушающих поучений «в этакую-то минуту», но скрыться от этого змея и его ядовитой риторики невозможно. И закошмаренный Павел из угла в ужасе наблюдает, как Иудушка, пришёптывая, заговорил с возникшей в его руках белой тряпичной куклой! Он любовно укладывает её головкой на чёрную подушечку, осторожно закрывает ей глазки, медленно складывает на груди тряпичные ручки… Изощрённое психическое истязание умирающего Павла даже не с чем даже сравнить... «Уходи!!! Ради Христа-а-а», — в отчаянии кричит Павел. «А-а-а...» — подхватывает, как ошпаренный, Иудушка, орёт таким страшным голосом, словно нечистому крестное знамение наложили.
Убедившись, что брат не сделал никаких распоряжений, Иудушка, внутренне возликовав, с воплем скрылся, унося радость вырванного наследства.
От детей Порфирий слышал, что по какому-то вероисповеданию душа покойного остаётся рядом с живыми и делает, что ей вздумается. И тут Порфирию является призрак Павла с упрёком: «Иуда... Мать по миру пустил». Он вступает с призраком в разговор: «А я прощаю. Я, знаешь, привык прощать...»
Сцена с тарантасом пробирает до дрожи, до ненависти к подлецу! Настойчивое требование убеждённого в своей правоте Иудушки вернуть тарантас ему, владельцу, ввергло Арину Петровну едва не в падучую. Она с сиротами выезжает из Дубровино в гиблую Погорелку, а тут последний транспорт отдать, у неё и так ничего не осталось! Она едва не задохнулась от возмущения, словно Иудушка не тарантас — в своё логово её христианскую душу требует. Такого попрания Арина Петровна и в страшном сне вообразить не могла… Что за свой тарантас придётся бумаги предъявлять, свидетелей... «Мамин тарантас...» — настойчиво шепчет призрак.
Висельники с потолка отбрасывают на стены зловещие тени — головлёвские фрески…
Свидетельство о публикации №224060100787