А. Tеннисон. Пролог к поэме Принцесса

         Сэр Вальтер Вивиан однажды летом
Свои лужайки людям предоставил
На целый день: с рассвета до заката.
Там арендаторы его собрались
И половина ближнего селенья,
Где колледж был, который опекал он.
А я там был с друзьями, по дороге
Из колледжа (наведывался к сыну);
Мы всемером у Вивиана были.

         Тем утром Вальтер показал мне дом свой,
Античный дом, где было много бюстов,
Из самых разных стран цветов чудесных,
Чьи имена красе их уступали. 
Лежали по полу резные камни
Руин Аббатства в парке, аммониты; 
А на столах столетия и страны
Перемешались: трубки от индейцев,
Игрушки в лаве, палаши и лыжи,
Янтарь и опахала из сандала,
Резные чётки из слоновой кости,
Кинжал малайский, долото из бронзы,
Дикарские дубинки боевые;
На стенах, меж рогов лосей, оленей –
Доспехи и мечи далёких предков.

         «Вот этим, – он сказал, – сэр Хью сражался
При Азенкуре*, тем – при Аскалоне**
Сэр Ральф: воистину храбрейший рыцарь!
Мы бережём все хроники о нём здесь».
Я погрузился в хроники-легенды
О королях и рыцарях, и графах.
Была меж них и леди-героиня:
Она, покрыв главу златую шлемом,
Прокралась чрез ворота крепостные
И от стены отбить врагов сумела.

       «О чудо-женщина, – гласила книга, –
О сердце храброе! Она когда-то
Осаждена была монархом злобным,
Что подчинить её себе пытался,
Но пред угрозой смерти не сломилась:
Когда потеряно всё было словно,
Она в рассветном солнце пред врагами
Предстала, устрашающе взирая,
На крепостной стене под голос трубный
И, на врагов молниеносно спрыгнув,
Копытами коня их затоптала.
А остальных снарядами убили
Иль пиками иль сбросили в потоки.
О женской доблести пример прекрасный!» –

         Так говорилось в книге благородной:
Она меня безмерно захватила;
Но обратился Вальтер к нашей группе:
«Давайте мы пройдём сейчас к Аббатству:
Там тётю Лиз и Лилию увидим»,
И мы пошли (с собою книгу взял я).
Сквозь парк прошли мы, а потом пред нами
Предстала очень странная картина:
Лужайка вся как будто рокотала
От тысячи людей по меньшей мере;
На лицах были праздник***, ликованье.
Наставники, возглавившие колледж,
Учили их с использованьем фактов.
Один из них воздвиг фонтан из камня
И воду родника к нему направил:
Фонтан немедленно забил струёю,
Как столб кручёный или дождь жемчужный.
А где-то ниже человек какой-то
Посредством рычага и проводочков,
И трубок пушку зарядить пытался.
Со скошенных лугов звучало эхо;
В распоряженье были телескопы
Для обозренья синевы небесной;
А группа девушек, в кружок собравшись,
Ждала, визжа, смеясь одновременно,
Того, кого ударило там током.
Плыл пароходик по озёрной глади,
Качая стебли у ближайших лилий;
Поодаль шла железная дорога;
Пред рощей поднимался шар воздушный:
Он парашютик сбросил вместе с прошлым;
А далее столбы от телеграфа
Своё посланье света отправляли.
Играла в крикет группа мальчуганов;
В траве катались дети, словно фрукты;
Плясали взрослые народный танец
Под звуки скрипочки в руках солдата;
Над головами кроны лип высоких –
Широкие, душистые, густые –
Рождали бриз и пчёлами гудели.

       Нам это всё казалось необычным:
Мы очень долго слушали, взирали,
Потом вошли в развалины Аббатства.
Густым плющом увитый дом и арка
Являли в парке готику благую,
Но веяло от них и запустеньем,
Хоть были там подстрижены газоны.
Мы тётю Лиз и Лилию, и прочих
Там повстречали, с ними – сэра Ральфа,
Чья статуя разбитая стояла,
К одной из стен Аббатства прислоняясь:
Он был весёлым вместе с остальными.
А Лилия – ещё отроковица,
От прошлых игр спортивных в возбужденье,
У Ральфа шлем из камня оживила 
Своим оранжевым шарфом из шёлка
И розовым шарфом из шёлка – плечи:
Вояка старый засиял, как солнце;
А праздник рядом с ним вовсю лучился.
Но девственная тётя Лиз, однако,
Священным текстам посвятила день сей:
Молила о культуре для народа.
А мы беседу завели про колледж:
Он меж соседних шпилей возвышался.
Один из нас куратора ругал там,
Который был с людьми простыми жёстким,
Но с лордами – весьма подобострастным,
Другой – магистра ловкого, что создал
Лишь тень культуры или благочестья.

        Но я узрел поверх голов внезапно
Бойца средневековья в платье женском
И вспомнил в тот же миг о книге хроник:
Страницы две о Ральфе зачитал в ней,
И с восхищением затем – о леди,
Что возле крепости врагов сразила.
«Ну где найдётся, – удивился Вальтер, –
Такая чудо-женщина сегодня?» – 
И по головке Лилию погладил.

       Ему поспешно Лилия сказала:
«Найдутся тысячи подобных женщин,
Условности, однако, задавили,
Хоть это – дело воспитанья только.
А виноваты в этом вы – мужчины;
И потому как ненавижу всех вас!
Будь я какой могучей поэтессой,
То пристыдила б: мы для вас – как дети!
А если б я была Принцессой мощной,
Тогда бы основала женский колледж
Подальше от мужчин, что походил бы
Преподаваньем на мужской, однако!»

      Один из нас ответил, улыбаясь:
«Как интересно было б посмотреть нам
На женщин, что по колледжу ступают
Деканам иль надсмотрщикам подобно,
И на девиц-студенток златовласых:
Не подойдут им мантии учёных.
Пусть много бы нашлось подобных Лилий,
Как вы своё гнездо ни укрывали б,
Какой-нибудь мальчишка всё равно бы
Нашёл его».
                А Лилия на это
Притопнула своей изящной ножкой:
«Убить готова всякого мужчину
За то, что в нашу сторону глядел бы».

        Она сердито это говорила
И над собой смеялась в то же время:
С шипами розовый бутон редчайший,
Какой английская земля рождала.
Её назвал в ответ на это Вальтер
"Неблагодарной кошкой", "Людоедкой";
Поклялся он, что в колледже скучал лишь,
Зато другое всё там было славно:
Они катались на конях и лодках,
Вели дискуссии с друзьями в клубах.
Так прожигая молодые годы,
Они смотрели по верхам в семестрах,
По Лилиям своим скучая сильно,
И огорчали тем своих деканов, –
Признался Вальтер в том полушутливо.

       «И вправду вы по нам весьма скучали:
Я поклянусь кольцом своим с рубином», –

        Она с кольцом тут вытянула палец,
А Вальтер укусил его не больно,
Как попугайчик у любимой леди.
На это вскрикнула она чуть слышно
И пальцы стиснула свои. Сказал он:
«Ты всё-таки не веришь мне. Послушай!
Конечно, вас нам не хватало очень.
Мы всемером на Рождество для чтенья
Там оставались; предоставлен был нам
Как будто бы для чтения наставник.
Мы долго там гуляли по морозцу:
Шаги по снегу отдавались эхом
В "монастыре", нам было так тоскливо,
И лишь о вас тогда мы говорили
И пили в Святки за здоровье ваше.
Устав по дому своему томиться,
Нередко, как и многие девчонки,
Бесхитростные Лилии-малышки,
Играли мы в загадки и шарады
И пересказывали даже сказки
Пред Рождеством из уст в уста друг другу,
Как здесь».
                И Лилия игру такую
Тут вспомнила, сочла её приятной:
Она ей больше нравилась, чем фанты
И предсказанья с музыкой волшебной.
Но разве сказки у мужчин возможны?
       
         Тень небреженья пробежала словно
По губкам розовым её надутым.
Кивнув мне, далее поведал Вальтер:
«Он начинал – другие продолжали;
Мы всемером, друг с другом чередуясь,
Весьма уродовали эти сказки,
Чтоб у огня убить зимою время». –

        «Сейчас убейте этого тирана! –
Вскричала Лилия. – Убейте летом!» –
«А почему бы нет? – в беседу нашу
Тут девственная тётя Лиз вмешалась. –
Чем сказки летом хуже, чем зимою?
Пусть героическою будет сказка:
Герой лежит здесь!»
                Ей на это Вальтер
Скривил торжественно-шутливо губы;
Мы рассмеялись с Лилиею тотчас:
В руинах скрылось эхо тенью дятла.
Порозовев от собственных сомнений,
Тут тётя Лиз ко мне поворотилась:
«Ну как хотите: если захотите
Геройства иль чего-нибудь другого,
Иль сами стать героем, – воля Ваша».

       «А Лилию возьмите героиней! –
Воскликнул Вальтер. – Сделайте Принцессой
Эпическою, мощной, смертоносной
И станьте Принцем, что её повергнет».

        Ответил я: «Да станет всяк героем!
Нас семеро, однако заодно мы,
Напоминая тени в сновиденье.
Принцессу доблестною вижу тоже,
Но сообразно времени и месту.
Готические там руины будут,
Античный дом и много разговоров
О женском колледже и праве женском,
Средневековый рыцарь в маскировке
И странные весьма эксперименты,
Что исхитрятся женщины поставить:
Сэр Ральф за это сжёг бы на костре их.
Какая это будет мешанина!
А леди пусть поют нам по желанью
Баллады или песни временами». –

        Так начал я, и мне повиновались
Все остальные: женщины запели
На фоне голосов мужских суровых.
А дальше привожу поэму, песни.

               
                Prologue

 Sir Walter Vivian all a summer's day
 Gave his broad lawns until the set of sun
 Up to the people: thither flocked at noon
 His tenants, wife and child, and thither half
 The neighbouring borough with their Institute
 Of which he was the patron. I was there
 From college, visiting the son,--the son
 A Walter too,--with others of our set,
 Five others: we were seven at Vivian-place.

 And me that morning Walter showed the house,
 Greek, set with busts: from vases in the hall
 Flowers of all heavens, and lovelier than their names,
 Grew side by side; and on the pavement lay
 Carved stones of the Abbey-ruin in the park,
 Huge Ammonites, and the first bones of Time;
 And on the tables every clime and age
 Jumbled together; celts and calumets,
 Claymore and snowshoe, toys in lava, fans
 Of sandal, amber, ancient rosaries,
 Laborious orient ivory sphere in sphere,
 The cursed Malayan crease, and battle-clubs
 From the isles of palm: and higher on the walls,
 Betwixt the monstrous horns of elk and deer,
 His own forefathers' arms and armour hung.

 And 'this' he said 'was Hugh's at Agincourt;
 And that was old Sir Ralph's at Ascalon:
 A good knight he! we keep a chronicle
 With all about him'--which he brought, and I
 Dived in a hoard of tales that dealt with knights,
 Half-legend, half-historic, counts and kings
 Who laid about them at their wills and died;
 And mixt with these, a lady, one that armed
 Her own fair head, and sallying through the gate,
 Had beat her foes with slaughter from her walls.

 'O miracle of women,' said the book,
 'O noble heart who, being strait-besieged
 By this wild king to force her to his wish,
 Nor bent, nor broke, nor shunned a soldier's death,
 But now when all was lost or seemed as lost--
 Her stature more than mortal in the burst
 Of sunrise, her arm lifted, eyes on fire--
 Brake with a blast of trumpets from the gate,
 And, falling on them like a thunderbolt,
 She trampled some beneath her horses' heels,
 And some were whelmed with missiles of the wall,
 And some were pushed with lances from the rock,
 And part were drowned within the whirling brook:
 O miracle of noble womanhood!'

 So sang the gallant glorious chronicle;
 And, I all rapt in this, 'Come out,' he said,
 'To the Abbey: there is Aunt Elizabeth
 And sister Lilia with the rest.' We went
 (I kept the book and had my finger in it)
 Down through the park: strange was the sight to me;
 For all the sloping pasture murmured, sown
 With happy faces and with holiday.
 There moved the multitude, a thousand heads:
 The patient leaders of their Institute
 Taught them with facts. One reared a font of stone
 And drew, from butts of water on the slope,
 The fountain of the moment, playing, now
 A twisted snake, and now a rain of pearls,
 Or steep-up spout whereon the gilded ball
 Danced like a wisp: and somewhat lower down
 A man with knobs and wires and vials fired
 A cannon: Echo answered in her sleep
 From hollow fields: and here were telescopes
 For azure views; and there a group of girls
 In circle waited, whom the electric shock
 Dislinked with shrieks and laughter: round the lake
 A little clock-work steamer paddling plied
 And shook the lilies: perched about the knolls
 A dozen angry models jetted steam:
 A petty railway ran: a fire-balloon
 Rose gem-like up before the dusky groves
 And dropt a fairy parachute and past:
 And there through twenty posts of telegraph
 They flashed a saucy message to and fro
 Between the mimic stations; so that sport
 Went hand in hand with Science; otherwhere
 Pure sport; a herd of boys with clamour bowled
 And stumped the wicket; babies rolled about
 Like tumbled fruit in grass; and men and maids
 Arranged a country dance, and flew through light
 And shadow, while the twangling violin
 Struck up with Soldier-laddie, and overhead
 The broad ambrosial aisles of lofty lime
 Made noise with bees and breeze from end to end.

 Strange was the sight and smacking of the time;
 And long we gazed, but satiated at length
 Came to the ruins. High-arched and ivy-claspt,
 Of finest Gothic lighter than a fire,
 Through one wide chasm of time and frost they gave
 The park, the crowd, the house; but all within
 The sward was trim as any garden lawn:
 And here we lit on Aunt Elizabeth,
 And Lilia with the rest, and lady friends
 From neighbour seats: and there was Ralph himself,
 A broken statue propt against the wall,
 As gay as any. Lilia, wild with sport,
 Half child half woman as she was, had wound
 A scarf of orange round the stony helm,
 And robed the shoulders in a rosy silk,
 That made the old warrior from his ivied nook
 Glow like a sunbeam: near his tomb a feast
 Shone, silver-set; about it lay the guests,
 And there we joined them: then the maiden Aunt
 Took this fair day for text, and from it preached
 An universal culture for the crowd,
 And all things great; but we, unworthier, told
 Of college: he had climbed across the spikes,
 And he had squeezed himself betwixt the bars,
 And he had breathed the Proctor's dogs; and one
 Discussed his tutor, rough to common men,
 But honeying at the whisper of a lord;
 And one the Master, as a rogue in grain
 Veneered with sanctimonious theory.
 But while they talked, above their heads I saw
 The feudal warrior lady-clad; which brought
 My book to mind: and opening this I read
 Of old Sir Ralph a page or two that rang
 With tilt and tourney; then the tale of her
 That drove her foes with slaughter from her walls,
 And much I praised her nobleness, and 'Where,'
 Asked Walter, patting Lilia's head (she lay
 Beside him) 'lives there such a woman now?'

 Quick answered Lilia 'There are thousands now
 Such women, but convention beats them down:
 It is but bringing up; no more than that:
 You men have done it: how I hate you all!
 Ah, were I something great! I wish I were
 Some might poetess, I would shame you then,
 That love to keep us children! O I wish
 That I were some great princess, I would build
 Far off from men a college like a man's,
 And I would teach them all that men are taught;
 We are twice as quick!' And here she shook aside
 The hand that played the patron with her curls.

 And one said smiling 'Pretty were the sight
 If our old halls could change their sex, and flaunt
 With prudes for proctors, dowagers for deans,
 And sweet girl-graduates in their golden hair.
 I think they should not wear our rusty gowns,
 But move as rich as Emperor-moths, or Ralph
 Who shines so in the corner; yet I fear,
 If there were many Lilias in the brood,
 However deep you might embower the nest,
 Some boy would spy it.'
                At this upon the sward
 She tapt her tiny silken-sandaled foot:
 'That's your light way; but I would make it death
 For any male thing but to peep at us.'

 Petulant she spoke, and at herself she laughed;
 A rosebud set with little wilful thorns,
 And sweet as English air could make her, she:
 But Walter hailed a score of names upon her,
 And 'petty Ogress', and 'ungrateful Puss',
 And swore he longed at college, only longed,
 All else was well, for she-society.
 They boated and they cricketed; they talked
 At wine, in clubs, of art, of politics;
 They lost their weeks; they vext the souls of deans;
 They rode; they betted; made a hundred friends,
 And caught the blossom of the flying terms,
 But missed the mignonette of Vivian-place,
 The little hearth-flower Lilia. Thus he spoke,
 Part banter, part affection.
                'True,' she said,
 'We doubt not that. O yes, you missed us much.
 I'll stake my ruby ring upon it you did.'

 She held it out; and as a parrot turns
 Up through gilt wires a crafty loving eye,
 And takes a lady's finger with all care,
 And bites it for true heart and not for harm,
 So he with Lilia's. Daintily she shrieked
 And wrung it. 'Doubt my word again!' he said.
 'Come, listen! here is proof that you were missed:
 We seven stayed at Christmas up to read;
 And there we took one tutor as to read:
 The hard-grained Muses of the cube and square
 Were out of season: never man, I think,
 So mouldered in a sinecure as he:
 For while our cloisters echoed frosty feet,
 And our long walks were stript as bare as brooms,
 We did but talk you over, pledge you all
 In wassail; often, like as many girls--
 Sick for the hollies and the yews of home--
 As many little trifling Lilias--played
 Charades and riddles as at Christmas here,
 And ~what's my thought~ and ~when~ and ~where~ and ~how~,
 As here at Christmas.'
                She remembered that:
 A pleasant game, she thought: she liked it more
 Than magic music, forfeits, all the rest.
 But these--what kind of tales did men tell men,
 She wondered, by themselves?
                A half-disdain
 Perched on the pouted blossom of her lips:
 And Walter nodded at me; '~He~ began,
 The rest would follow, each in turn; and so
 We forged a sevenfold story. Kind? what kind?
 Chimeras, crotchets, Christmas solecisms,
 Seven-headed monsters only made to kill
 Time by the fire in winter.'
                'Kill him now,
 The tyrant! kill him in the summer too,'
 Said Lilia; 'Why not now?' the maiden Aunt.
 'Why not a summer's as a winter's tale?
 A tale for summer as befits the time,
 And something it should be to suit the place,
 Heroic, for a hero lies beneath,
 Grave, solemn!'
                Walter warped his mouth at this
 To something so mock-solemn, that I laughed
 And Lilia woke with sudden-thrilling mirth
 An echo like a ghostly woodpecker,
 Hid in the ruins; till the maiden Aunt
 (A little sense of wrong had touched her face
 With colour) turned to me with 'As you will;
 Heroic if you will, or what you will,
 Or be yourself you hero if you will.'

 'Take Lilia, then, for heroine' clamoured he,
 'And make her some great Princess, six feet high,
 Grand, epic, homicidal; and be you
 The Prince to win her!'
                'Then follow me, the Prince,'
 I answered, 'each be hero in his turn!
 Seven and yet one, like shadows in a dream.--
 Heroic seems our Princess as required--
 But something made to suit with Time and place,
 A Gothic ruin and a Grecian house,
 A talk of college and of ladies' rights,
 A feudal knight in silken masquerade,
 And, yonder, shrieks and strange experiments
 For which the good Sir Ralph had burnt them all--
 This ~were~ a medley! we should have him back
 Who told the "Winter's tale" to do it for us.
 No matter: we will say whatever comes.
 And let the ladies sing us, if they will,
 From time to time, some ballad or a song
 To give us breathing-space.'
                So I began,
 And the rest followed: and the women sang
 Between the rougher voices of the men,
 Like linnets in the pauses of the wind:
 And here I give the story and the songs.


                ПРИМЕЧАНИЯ

       Поэма «Принцесса» была впервые опубликована в 1847 году. Сюжет автор позаимствовал из шекспировских «Бесплодных усилий любви», но трансформировал его в соответствии со своими взглядами и вкусом.
       Скорее всего, поводом к написанию поэмы послужило открытие в Лондоне в 1847 году Королевского колледжа (частной дневной школы для девочек) под патронажем Британской Королевы.
       На основе этой поэмы в Англии в 1870-м году вышла сатирическая опера поэта Вильяма Гилберта и композитора Артура Салливана «Принцесса Ида».
 
                ПРОЛОГ

        *Азенкур – селение к югу от Кале (Франция), близ которого в 1415 году (во время столетней войны между Англией и Францией (1337-1453)) войска английского короля Генриха V в союзе с бургундцами разгромили французские войска, захватив север Франции.
        **Аскалон – древнеегипетский город-крепость, ключевой порт, который связывал Египет с Палестиной. Вероятно, автор имеет в виду сражение за Аскалон в 1153 году (между магометанами и Иерусалимским королевством крестоносцев), где победили крестоносцы (среди которых были и английские рыцари).   
        ***Праздник – здесь: аналогия с праздником, проведённым в 1842 году Институтом механики в окрестностях Мейдстона (недалеко от Лондона).