Primavera

                Отрывок из повести «Розовый город»

     Владимир Бусыгин встал около семи, принял горячий душ (всё никак не мог себя приучить к закаливанию), надел джинсы и свитер, хотя уже было тепло, и вышел в садик перед домом. Воздух был надушен розами и цветущей липой. Липа пахла не как на родине: здесь преобладал нежный аромат медовой ванили. Или ванильного мёда? Нет, ванильный мёд – это что-то новомодное и химозное. Медовая ваниль - вот!
     Было не приторно, не сиропно, не сладко, а ласково. Мягкий ветерок уютно скользил по коже и убаюкивал. Спать решительно не хотелось, но глаза закрывались сами собой, вроде как ресницы были густо измазаны этой самой медовой ванилью. Бусыгин вспомнил сон: долго снилось, что он пьёт капучино. Элегантная чашечка, сложная виньетка ручки, прозрачный фарфор округлого тела, и горячий нескончаемый напиток. Сколько бы он не отпивал, душистый кофе не заканчивался. И, взбитая из жирного молока, стеклянно-кремовая пена на протяжении всего сна оставалась девственно нетронутой.
     «Надо ждать до десяти».
     Бусыгину не очень нравилось это европейское: в центре приличные кофейни и рестораны начинали работать с десяти. А идти за кофе из бумажных стаканчиков совершенно не хотелось. Он не был снобом, старые джинсы и свитер тому свидетели, но зачем же из крашеной бумаги, когда есть прекрасная керамика?
     Владимир блаженно потянулся, садовое кресло застонало под ним.
     «Тихо ты, жену разбудишь!»
     Глубоко подышал, голова начала кружится от запахов и кислорода. Встряхнул головой, покрутил глазами и встал. Зашлёпал босыми ступнями по мозаичной плитке. Надел кеды. Без носков.
     «Рискуешь пацан, ох, рискуешь!»
     Пошёл завтракать. Вышел из калитки и пошёл в сторону bulevardul Aviatorilor. Там была ближайшая прекрасная стекляшка Luca, с неимоверно вкусной выпечкой. Дочки смеялись над его любовью к «бомжацкой» еде, хотя и сами были не прочь отведать оттуда штрудели или сосиски в тесте.
     Центр большого города просыпался лениво. Солнце полыхало вовсю, птицы орали свои гимны в огромных кронах старых деревьев, розы кокетливо улыбались, но людей было мало. Многочисленные местные посольские ещё спали, деловитые менеджеры не начинали работать так рано, понаехавшие туристы пока прихорашивались в гостиницах. Улыбчивые дворничихи толкали большой бак, огромный бело-рыжий кот со ржавым бубенчиком на ошейнике высоко и нагло задрал заднюю лапу.
     Через три поворота и пару маленьких перекрёстов начала проявляться утренняя суета: по большому проспекту сновали неприятно пахнущие автобусы, многочисленно курящая публика стремилась на работу, школьники, беззастенчиво широко зевая, двигались за знаниями.
     У заветного прилавка была всеобычная очередь: пара рабочих, стайка студентов, бабулечка или дедулечка.
     Взяв пару сосисок в тесте, Бусыгин отошёл в тенёк. Сглотнул слюну и откусил.
     «Боже, какое тесто!»
     Откусывал медленно, жевал ещё медленнее. Так бесчеловечно неспешно можно только завтракать: есть не хочется и можно вдохновляться вкусом и органолептикой еды.
     Завершив королевскую трапезу и попросив прощения у двух пожилых бородачей на бумажном пакетике, Бусыгин вытер упаковкой жирные сытые губы.
     «Ещё час».
     Ступни ещё не проявляли озабоченности по поводу мозолей, и Владимир двинулся в сторону Триумфальной арки. Брёл, мечтал, глазел. Ощущать город было лень, и он перешёл в режим автопилота: ноги и глаза были отдельны от субъекта. Мысли кружились в пустоте: им не отчего было оттолкнуться и не к чему пристать. Ясная свободная красивая фантазия была вырублена дрожанием телефона.
     «Ммм, завтра у внучки выпускной в садике».
     Автоматом отметил время на экране, можно двигаться к любимой кофейне. Вдоль всего пути произрастали розы. Кустисто-бордовые, бело-ажурные, вызывающе-жёлтые, кудряво-кремовые, эксцентрично-голубые, нагло-алые. Высокие, маленькие, заплетённые, кустовые, одинокие: разнообразие и количество поражало и вдохновляло! Город был унизан розовыми нитями бульваров.
     Пройдя мимо троицы бравых латиноамериканских генералов, стоящих на страже свободы, равенства и братства, Бусыгин спустился в заветный подвальчик.
     - Привет.
     Очень молодая, курносая, с лохматыми выгоревшими бровями, бариста ещё не успела накинуть фартук.
     - Привет. Вы сегодня снова первый.
     - Ура?
     Бариста ухмыльнулась.
     - Капучино? Не сладкий?
     Бусыгин улыбчиво закивал. Около кофе-машины началось заученное колдовство. Взбивалось, мололось, парило, нагревалось, фырчало. Огромная толстостенная тацца*, с помощью татуированной руки, выплеснула из себя горячую воду и приняла эспрессо и взбитое молоко.
     Бусыгин с благодарностью принял утреннюю «чашу Грааля». Сейчас он получит прощение грехов, вечную жизнь, всеобъемлющее знание!..
     «Или просто удовлетворю своё сонное желание».
     Владимир смаковал напиток и немного разочаровывался. Это ночью чаша была неиспиваемой, сейчас же капучино убывал с каждым глоточком.
     «Ах, какой кофе!»
     Он прислонился к стене, обшитой большими металлическими листами с выгравированной конструкцией 911 Порше, и смотрел через стекло двери на бульвар Primavera.
     «Бульвар Весны. Хм, или Первой Истины? О, то есть весна может быть Первой Истиной? А, вроде с местного Prima vera - Первое Лето?.. Ах, как же вкусно!»
     Бариста, уже в красивом фартуке, что-то насвистывала, напевала и щёлкала пальцами.
     - Любишь джаз?
     - О, как вы поняли?..
     - Ну, Duke Дэвида Брубека немудрено узнать.
     - У меня прослушивание через пару дней.
     «Хм, Duke – это ведь герцог. Дались тебе эти переводы».
     Около двери кофейни остановилась женщина с пышным начёсом, в куртке, джинсах из варёнки и в золотых туфлях. Она громко разговаривала по телефону, одновременно куря и размахивая леопардовой сумочкой. Выглядело это немного комично, как отрывок из фильма конца восьмидесятых годов. Бариста прыснула, женщина обратила на них внимание и удалилась.
     - Спасибо за кофе. Удачи на прослушивании.
     - До завтра.
     «Нет, завтра я пойду на утренник».
     Южный день вступал в свои права: становилось жарко. Владимир вспомнил, что в первый приезд голова сгорела моментально: северянину тяжело понять сразу, какое оно – южное солнце.
     Сегодня Владимиру надо обязательно посетить перекрёстки на сalea Victoriei. Это удивительная улица: можно смотреть на красивое здание в стиле модерн, а, повернувшись вполоборота, увидеть поздне-советский серый куб. Вот прелестное здание арт-деко, а за спиной – палаццо. Модерн – сталинский ампир, барокко – конструктивизм, историзм – псевдоготика. Эклектика чудесного города увлекала, завлекала, поражала, влюбляла…
     Он был готов к перекрёстным осмотрам этого города.
     «Вот зря ты носки не надел! Пошли горемыка, если что – на такси вернёшься».
     Владимир шёл по майскому городу, фальшиво насвистывал Брубека, наслаждался затухающим вкусом кофе, любовался розами, улыбался прохожим, и радовался, что у него нет на сегодня никаких обязательств.
     Сообщением от жены тренькнул телефон:
     «Если ты уже попил кофе, хочу пойти с тобой в центр. Носки взяла».






_____________
* Тацца (tazza, ит.) – толстостенная керамическая чашка для кофе.