Хозяин безлунной Москвы. Часть вторая. Глава 9

    Оля спала, к счастью, не в мастерской, а в супружеской постели, уютно подтянув округлившиеся за время брака коленки к плоскому животу, ткнувшись утончённой ноздрёй в мужнину, вероятно пропахшую насквозь табаком подушку,от того премило сопя. Весеннее солнце, лениво пробиваясь сквозь неплотно закрытые шторы,меланхолично блуждало по разметавшимся золотистым локонам, высокому нахмуренному лбу, припухших веках и длинных слипшихся ресницах, апатично изобличая в юной барыне истерическое состояние накануне прихода долгожданного Морфея. Чрезвычайно желалось прилечь тихо рядом, прижать к себе тёплый изящный стан и забыться, если не навечно, то надолго, ткнувшись хищным носом в светлую макушку. Но Александр Сергеевич не решился на столь неделикатный, а может, и рискованный, учитывая непростой нрав жены, шаг. Помявшись недолго у семейного одра, с тоской взирая на аппетитную, оголившуюся из-под кружевной сорочки грудь, он всё же нашёл в себе последние силы прикрыть манящее тело сброшенным на пол пуховым одеялом, развернуться и удалиться в одинокую соседнюю комнату.
      Обмывшись наспех и побрившись, глотнув без удовольствия коньяка, заев, толком не ощущая вкуса, холодным пирожком, прихваченным мимоходом на кухне, Орлов бухнулся в свою скромную узкую кровать заправленную свежем бельём, не снимая домашних брюк и халата, и погрузился в мертвецкий сон. Ему снились искажённое ненавистью одутловатое лицо Раздерихина, изрыгающее проклятия посиневшими губами, раздавленные муравьи-убийцы, упорно продолжающие шевелиться, безумно ржущая, словно лошадь, Казначеева с медным ёжиком волос, мартышка Матильда, пуляющаяся в неё шишками, желтоглазый потомок Чингисхана, сдирающий со смердящего трупа Морданшиной перстень с пылающим кровавыми отблесками камнем, Бушмарёв, бесстыдно и жарко совокупляющийся с Гоа-Марал. «Василий здесь явно лишний, - сверкнуло в пасмурном сознании. – Или уже нет?» И наследница рода Борджигин, будто прочитав его мысли, оторвалась от пылающей разочарованной плоти, схватила с пола мешок, выдернула из неё извивающуюся в голоде и гневе шестифутовую гюрзу, пустилась, покачивая влажными бёдрами, к опасному очевидцу непотребства, направляя распахнутую змеиную пасть в растерянное смуглое лицо. Когда мерзкая тварь изготовилась атаковать нежелательного свидетеля, он крепко вцепился в её шею, намереваясь немедленно свернуть, но услышав самое трогательное, самое чистое, самое беззащитное на свете:
- Ой, - ощутив шелковистость явно не змеиной кожи, распахнул глаза и просиял, словно ребёнок, которому, наконец, вернули отнятый намедни за непослушание игрушечный паровозик.
      Ослабив хватку и деликатно, но настойчиво потянув придушенное запястье на себя, вынудив Олю присесть рядом на постель, всматриваясь с обожанием в смятенные изумруды, отчего-то взирающие с ужасом выше туманного взгляда, Александр Сергеевич забормотал с щемящей нежностью в хрипловатом басе, то и дело целуя обиженно вздувшуюся от варварского нападения изящную пульсирующую вену:
- Девочка моя родная, любимая, единственная, прости за грубость. Погрузился в вязкое забытьё, будто в аду побывал, перепутал явь с навью. Поганый василиск пытался уничтожить меня во сне, ну я и бросился с ним бороться, а тут ты. Какое счастье, что ты, а не предательские морды из преисподней. Как я соскучился, как измаялся без тебя, - он с наслаждением принялся лобызать продолговатые ноготки. – Нет больше сил проводить ночи порознь, нет потребности правильно есть и пить, нет никакого желания существовать на свете в вечной скорбной разлуке. Нынешнюю ситуацию я категорически отказываюсь принимать. Понимаю, что виноват, что отвратительно, гадко повёл себя, но готов всё исправить, немедленно искупить. Коли...
- Что это? – бестактно перебив, спросила Оля, судорожно сглотнув. – Что это такое? – музыкальные пальчики, вырвавшись из цепких лап, потянулись, дрожа, к черноволосой голове и коснулись осторожно запылённого бинта.
- Надо же, я и забыл совсем о перевязке, - легкомысленно хмыкнул Орлов. – Не пугайся, ничего серьёзного – пустяк. Совсем незначительная рана.
- Несерьёзные не бинтуют. Ты лжёшь, успокаиваешь меня, словно полоумную, - горько зарыдала юная жена, осторожно гладя чуть вьющиеся затрёпанные смоляные волосы, заставив мужа издать еле слышно нечто похожее на «мур-р». – Покажи, немедленно покажи, что там, - она потянула за края повязки, изготовившись стянуть, заставив Александра Сергеевича отвести любопытные руки от повреждённой крепости головного мозга и пригрозить шутливо:
- Вот как польётся сейчас кровь ручьями, пожалеешь, что жестоко разбинтовала раненого.
- Ручьями! – завыла Оля. – Значит, всё серьёзно! Значит, ты при смерти, но делаешь вид, что всё хорошо. Боже, я этого не переживу! Кто он? Говори немедленно, кто покушался на тебя? Сама найду, искромсаю ножом, в порошок сотру, как ты меня учил.
- Я учил обороняться, а не мстить, - Орлов крепко прижал к себе содрогающееся в истерике тело. – А рана пустяковая, клянусь. Платон Нилыч по доброте душевной перевязал, хотя не стоило. Не сомневаюсь, что ты за меня постоишь. Но поздно. К счастью, нападавший обезврежен и вскоре либо покинет сей прекрасный мир, либо предстанет перед судом, как и другие преступники, орудовавшие вместе с ним. Вся шайка поймана.
- Шайка? – громкий рёв умерился, высокий лоб оторвался от мужниной груди, большие влажные глаза, округлившись, уставились с любопытством в упрямый подбородок. – А они какие? Страшные? Карлики? Великаны? В масках? На ходулях? С револьверами?
- Ничего я тебе не скажу, - широкие ладони бесцеремонно скользнули под кружевную сорочку и забродили настойчиво по девичьему стану. – Ни одной детали, никаких подробностей, имён, описаний, пока не выполнишь своего предназначения ублажать своего сурового супруга всеми возможными способами.
- Только не здесь, - налились спелым персиком помертвевшие было по-детски припухлые щёчки. - Пойдём в нашу спальню. Мы не были в ней вместе вечность. Но если потом мне всё не поведаешь, я сильно обижусь и никогда больше не буду разговаривать с тобой.
- Весьма страшная угроза, но, тем не менее, посмотрим. Всё зависит от степени твоей покорности и прилежности, - Александр Сергеевич, хохотнув, с усилием поднялся, деланно бодро подхватил жену под мышки и направился в соседнюю комнату.
                ***
- Какой ужас! Жуткий пугающий кошмар, - шептали, ткнувшись в пронзённую некогда басурманом мощную грудь, плотные зацелованные до неприличия губы. – Сонголы, цыгане, цирк, Раздерихин, сумасшедшая с гюрзой... Как ты выдержал прошедшие безумные дни?
- Выдержал, потому что постоянно о тебе думал, - твёрдые пальцы ласково огладили упругие ягодицы. – Думал о том, как был неправ, как глупо повёл себя в ревнивом припадке, мечтая поскорее расследовать закомуристое дело, вернуться домой, извиниться и обладать тобой снова и снова, как несколько минут назад обладал. Ты прости меня, Оленька, - богатырская рука скользнула вверх к белокурым волосам и осторожно загребла их в кулак, - прости за скандал, учинённый после твоей прогулки по лесу и знакомства с Чирикло. Приревновал, каюсь. И к кому? К замечательному, доброму мальчишке, спасшему мою жизнь. Но я ему ещё отплачу благодарной монетой, обещаю. Мне, действительно, тогда стало страшно, что могу тебя потерять, что в одно мгновение ты исчезнешь так же неожиданно, как появилась однажды в моей одинокой никчемной жизни. Я, несмотря на всю свою недюженную физическую силу, абсолютно беззащитен перед тобой, поскольку подарил тебе душу и сердце. Но насколько они, эти душа и сердце, будут нужны спустя каких-нибудь пару-тройку лет? Мои годы не молоды, мне почти сорок и, вероятно, со своей навязчивой любовью, возрастным нудным морализаторством, тягой к уединению и чтению я довольно скучен тебе, тебе, некогда хорошенькой угловатой девочке из дворян, превращающейся постепенно в молодую роскошную даму, луговому колокольчику,  преобразующемуся медленно, но неотвратимо в благородную чайную розу. Ты не посещаешь балы, великосветские салоны, на которых, естественно, была бы царицей красоты и ума. Боюсь, что рано или поздно тебе пребывание взаперти наскучит, и ты захочешь другой жизни: яркой, захватывающей, с толпой юных воздыхателей вокруг. К тому же, по мере старения, я могу стать немощным и тогда...
- Да что за глупости ты говоришь? Что за вздор несёшь? – узкая ладошка сердито шлёпнула по напряжённой мускулистой руке. – Ты и немощен? По мере старения? Да с таким здоровьем, крепостью плоти и силою духа тебе ни одна болячка и старость не грозят. И не нужны мне глупые развлечения и безмозглые юнцы, хоть я ромашка, хоть пион. Знаешь, что я сама не люблю общества, а люблю исключительно тебя, твои чистые душу, сердце и наше мирное времяпровождение в особняке на природе. Только осенью успокоилась со своей нелепой ревностью, беспочвенными подозрениями, а теперь вдруг ты. Это моя вина! – вздохнула она с досадой. – Я и мой неприличный нелепый смех. Всё, - тонкий указательный палец решительно взмыл вверх, - больше никогда не буду хохотать при других людях. Я постараюсь справиться. Думаю, не так уж и сложно научиться держать себя в узде, лишь бы тебе было приятно и спокойно.
- Даже не вздумай! Не смей себя ломать, - хрипло выкрикнул Орлов, туго сжав золотистые локоны. – Смейся всегда, смейся везде, радуйся каждой шутке, каждому мало-мальски заметному событию! Твой неприличный хохот дарит людям счастье, надежду на лучшее, даже если они крутят пальцем у виска. Наша жизнь так быстротечна, ещё не хватало, чтобы ты шла сквозь неё с понуро опущенной головкой. А я преодолел своих демонов, больше ревновать не буду.
- Совсем? – спросила Оля с досадой в тонком голосе.
- Не совсем, но в меру, - иронично хмыкнули чувственные губы, хищный нос, ткнувшись в светлую макушку, задышал медленно и ровно. – Очень хочется спать, - прошептал он. – Устал. А ты лежи рядом и не шевелись. Слышишь? Ублажи мужа прилежным поведением, - с этими словами богатырь погрузился в глубокий спокойный сон.
                ***
    Отменно выспавшись и отобедав с ложечки, настойчиво подносимой юной женой к капризному рту, окунувшись спиной в строй пуховых подушек, принесённых ею из гардеробной, скоро прекратив сопротивляться, утверждая, что не инвалид и сам способен справиться со столовыми приборами, ощутив особую прелесть созданного Раздерихиным положения, собравшись было откушать на десерт тёплое податливое тело, находящееся соблазнительно близко, услышав торопливые шаги по лестнице, он замер и с досадой вздохнул. В дверь заскреблись, и тихий голос обычно шумной и бойкой Федосьи, очевидно заблаговременно устрашённой строгой барыней, забиравшей поднос со снедью, промямлил сконфуженно:
- Ляксандр Сергеич, не хотела тревожить, но к вам дохтур. Тот самый прохессор или как его правильно называть, который зимой на званый вечер прибывал сюда. Полуйодов, тьфу-ты, то есть Полуядов.
- С чего вдруг? – удивлённо приподнялся хозяин дома и повелел: - Пускай обождёт пять минут, да не серчает. Одеться надо.
    Спустя положенное ожиданию время в комнату ворвался невысокий и щуплый мужчина лет сорока с кое-как разглаженными в стороны коротко стрижеными строптивыми волосами, трёхдневной щетиной на узком бодром лице, маленькими тёмными искренними глазами, в заношенном, но дорогом сюртуке, заляпанных весенней грязью, но отутюженных намедни шерстяных брюках, наскоро очищенных, видимо только что предупредительной прислугой, нежелающей прибираться лишний раз, добротных ботинках, категорически не похожий на светило медицины. Чмокнув ручку «любезной Ольги Николаевны», облачившейся наспех в кипенную кружевную блузу и синюю бархатную юбку, стянувшей тяжёлые волосы в конский хвост, воздав почести её «невероятной красоте», он решительно направился к Орлову, внимательно уставившись чуть выше недоумённо взмывших ко лбу агатовых бровей.
- Пал Палыч, дорогой, какими судьбами? – распахнулись приветливо мощные руки, стянутые свежей шёлковой рубашкой.
    Дружелюбно боднув солнечное сплетение великана, визитёр приказал строго:
- Сядьте на кровать, - и дождавшись растерянного исполнения распоряжения, возложив поверх покрывала внушительного вида саквояж с инициалами «П.П.П.», вцепился в затёртый бинт, принявшись его развязывать и разматывать, попутно сухо пояснив: - Меня Бушмарёв прислал, попросив осмотреть пулевое ранение.
- Слава Богу, а то я сама собиралась отправлять за вами, - нервно осенили себя крёстным знамением тонкие пальцы художницы, тут же замерев солдатиком вдоль бёдер.
- Да какое ранение?! Не стоящие внимания пустяки, - покосился с тревогой Александр Сергеевич на вытянувшуюся напряжённой струной позади гостя супругу, выглядывающую осторожно из-под его тонкой шеи, испуганно вздрогнувшую по снятию повязки.
- Так-так-так, - эскулап бесцеремонно нагнул голову великана к необъятному правому плечу, приблизился вплотную к рассечению, затем отдалился, пощупал пальцами вокруг, измерил пульс над висками и, удовлетворённо выдохнув, произнёс: - Да, увечье, действительно, не опасное и не смертельное, к счастью. Но всё же, за ним необходимо следить, дабы не допустить заражения. Позовите кого-нибудь толкового из прислуги, - он углубился хлипким носом в саквояж, торопливо вороша, громко звякая стеклянными пузырями и шприцами, шурша порошками, гремя желатиновыми капсулами. – Покажу, как правильно обрабатывать и перевязывать. Хотя в первый раз всё замечательно было проделано. Платоном Нилычем кажется? Извольте пригласить его. Вот йод, вата, бинт – легко объяснить, ничего сложного.
- Не надо прислуги и казака, - решительно ступила вперёд Оля, - я сама намерена ухаживать за мужем. Покажите, пожалуйста, Пал Палыч, любезный, как всё это делается.
- Но дамы обычно избегают крови, пусть и запёкшейся, страшатся всяких повреждений плоти. Зачем вам сии сложности, милейшая Ольга Николаевна? Пригласите крепкого духом человека и отдыхайте с миром, - тёмный искренний взгляд метнулся к упрямо выступившему аристократическому подбородку.
- Не спорьте с моей супругой, дорогой профессор, - засмеялся вполголоса Орлов, с любовью, восторгом и благодарностью уставившись в сверкающие непреклонностью изумруды. – Вам, как и мне, её не запугать, не победить, не сломить. Такой силы духа вы не обнаружите больше ни у кого в усадьбе, да простит меня Платон Нилыч, во здравие дважды помянутый. Извольте продемонстрировать медицинскую процедуру. Отбросьте сомнения, она справится, да и мне будет приятно.
       Завязав аккуратный узелок на черноволосом затылке, Оля отступила назад, потупив очи долу, словно прилежная ученица, только что выступившая с достойным ответом возле доски.
- Идеально! – констатировал Полуядов, придирчиво осмотрев выполненное задание, поворотившись с уважением к юной барыне. – Вам бы не мешало в сёстры милосердия устроиться. Там такие смелые с руками недрожащими от страха, ох, как нужны. Войны нынче миновали с приходом государя нашего Александра Александровича, но раненых, не излечившихся до конца, до сих пор полны больницы.
- В сёстры милосердия? Ольге Николаевне? – вдруг дико и неприлично взорвался хохотом сероглазый пациент. – Вы серьёзно? Нет? Не шутите? Видимо у вас освободились лишние места в психиатрических больницах, - вымолвил он с трудом, давясь смехом. – Требуется заполнить? В данном случае не сложно. Ну, совсем.
  Вслед за ним взялся вначале прыскать, а потом заливаться в гоготе и врач, произнеся странное, хлопнув себя по учёному лбу:
- Ой, я не подумал, олух! Как же я сразу не сообразил?!
- Не могу понять, чего здесь весёлого? – поморщился обиженно аристократический носик. – Я и вправду справилась бы с обязанностями медицинской сестры. Не вижу сложностей в данном призвании.
- Вестимо, справилась, не сомневаюсь, - богатырь порывисто вскочил с постели и ласково обхватил широкими ладонями ладные локотки, - но сколько солдат при этом ты свела бы с ума, а может и прямиком в могилу своей красотой и манкостью.
- Когда мужчина в соку немощен и лежит, - пояснил Полуядов, прикусив щетину под тонкой нижней губой, дабы далее не смеяться, - для него всё привлекательное становится раздражителем, поводом полагать, что он ничтожен и не должен далее жить. Не стоит прелестнице ухаживать за убогими.Ни  к чему хорошему её благие намерения не приведут. Прав, как всегда Александр Сергеевич. Ну, мне пора, пардон, нынче много вызовов по болезням, - звонко хлопнул, закрываясь, замок саквояжа, и доктор направился к двери.
- Я провожу, - пустился следом Орлов.
- Саша, немедленно ложись! Тебе нельзя ходить, ты болен! – топнула сердито по мягкому ворсистому ковру мааленькая ножка.
- Коли не будет двигаться - точно помрёт, - Полуядов, не оглядываясь, хрустнул дверной ручкой. – Мужик здоровый двигаться обязан, дабы не впасть в хворь. А ваш муж пока здоров.
- Или всё-таки нездоровы? – неожиданно упёрся искренним пронзительным взором профессор в туманные глаза, остановившись на крыльце, приняв с достоинством из благодарных рук красно-розовую купюру.
- Вас нечто смутило при осмотре? – нервно дёрнулись богатырские плечи. – Вроде, не болит ничего, кости не ломит, сердце не скачет, если только от любви, - он покосился выразительно на распахнутую дверь, гостеприимно приглашающую обратно в особняк.
- Смутило, - сухо кивнул доктор. – И встревожило не на шутку. Скажите, почему ваша прекрасная пара до сих пор без потомков? Отчего Ольга Николаевна, спустя почти год брака не беременна? Вы бесплодны? Супруга сухостойна? Тогда надобно провериться, полечиться. Медицина нынче несётся семимильными шагами вперёд.
- Да я и не пробовал даже оплодотворять, - виновато забормотал Орлов, беспокойно приглаживая идеально уложенные назад смоляные волосы. – Берегу её, не отягощаю семенем. Девочка ведь совсем. Куда ей рожать?
- Ваша девочка, как вы изволили назвать мадам, в самом соку, - эскулап взволнованно потёр ладонью трёхневную щетину, - округлилась, порозовела, тонкую прослойку сала приобрела. Чего вы ждёте? Старости? Она стремительно подкрадётся, не сомневайтесь, тогда локти будете кусать. Коли откажитесь сотворить дитя сейчас, вскоре случатся серьёзные недомогания. Не у вас – у неё. Сколько я подобных дам лечу – не сосчитать.
- Я боюсь, - понуро склонилась свежезабинтованная голова. – Ужасно. Не передать словами, насколько сильно. Если Оленька не выносит или скончается в родах - не переживу, руки на себя наложу. Ведь сколько женщин умирает, разрешившись, а иногда и нет, от бремени.
- У меня ни одна не умерла, - гордо и убедительно выпалил профессор, обернувшись на скрипнувшие вдали ворота, равнодушно прислушавшись к стуку приближающихся копыт. – Позволите за беременностью следить, да роды принимать, ваша жена останется целой и невридимой. За дитя не ручаюсь, всякое случается, но гарантирую, что Ольга Николаевна на тот свет не отправится. Хватит трусить! – воскликнул он запальчиво. – Тоже мне – Хозяин безлунной Москвы! Занимайтесь потомством, а не всякой ерундой и бесполезным поиском несуществующих проблем.
   Доктор легко взобрался в ожидающий перед особняком личный экипаж, разбудил, окрикнув, кучера и приказал трогать, крикнув на ходу провожающему:
- Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею...
- Фух, добрались наконец, - бодро выкрикнул Бушмарёв, пришпорив запыхавшегося коня перед крыльцом, обернувшись к смущённо притормозившему поодаль беспородного скакуна Георигию. – Ну что же ты? Смелей! Мы же вместе сюда направлялись, - обернулся он к цыгану, стянув со сбитых костяшеккожаные перчатки, призывно поманив пальцами. – Отчитываться перед патроном кто будет? Я один что ли? – раздался странный и непривычно глупый хохот.
  Выросший словно ниоткуда Миша подхватил под уздцы пегого питомца спешившего и браво взлетевшего по ступенькам Василия, поспешно уведя  усталое и пенное животноена конюшню.
- Я не хочу в дом, - упрямо молвил с седла Чирикло, удивлённо поймав уважительный взгляд владельца поместья. – Можно я здесь подожду, всё равно информация у нас разная.
- Направляйся к беседке, - Орлов указал рукой примерное направление. – Скоро подойду. Возьми там, в кормушке для птиц миску с водой, напои друга. Жаждет, вижу.
- Экие мы все щепетильные, - ступив за порог особняка, нарочито-беспечно хмыкнул Бушмарёв, провожаемый Александром Сергеевичем, настороженно вдыхающим хищным носом тянущийся за визитёром жасминно-фиалковый привычный шлейф с примесью иноземного тяжёлого и подлого запаха.