***

Елена Волкова
кандидат филологических наук
доктор культурологии

Маленькие трагикомедии:
сборник новелл Наума Лева «”Космическая история”, и другие смешные, а иногда и грустные истории» (2018)

Новеллы Наума Лева близки традиции Гоголя, Чехова, Зощенко, Шолом-Алейхема, иногда  ; Булгакова. У него, однако, своё уникальное чувство юмора, оттенки которого сложно описать, поскольку нет ничего более скучного, чем всерьёз писать о смешном. Легче анализировать комическое на стыке с трагическим.
В школьном каноне  тема называлась бы трагикомедией маленького человека. После работы Хосе Ортеги-и-Гассета «Восстание масс» (1930)  этот тип персонажа получил титул массового человека или человека массы.

«Масса — это те, кто плывёт по течению и лишён ориентиров. Поэтому массовый человек не созидает, даже если возможности и силы его огромны».

Другими словами, массовый человек живёт по стихиям, доминирующим в обществе. Его личность либо стёрта, либо уничтожена. Он не состоялся как личность, он социальный клон, безликий паттерн.

Трагикомическая новелла

Трагикомической вершины в своём искусстве достигали Шекспир, Мольер, Марк Твен, Генрик Ибсен, Сэмюэл Беккет и многие другие. Некоторые из них начинали с лёгкой комедии или юмористических рассказов, затем либо через трагическое, либо прямиком из комического взмывали к трагикомедии.
Варианты сочетания трагического и комического во многом зависят от жанровых особенностей текста. Для пьес Аристофана достаточно было сочетания высокого стиля со счастливой развязкой. Для Мольера - синтеза социальной сатиры с комедией характера и положения. В малом новеллистическом жанре ситуация другая.
Новелла строится на контрасте ложной видимости и скрытой сущности. Читателю предлагается ложная версия характера или обстоятельств, а в момент «выверта» неожиданно вскрывается истина о человеке или обществе. Трагикомический эффект тем ярче, чем больше дистанция между ложным комическим  явлением и трагической правдой. Или наоборот: разрыв между трагической ситуацией и ее комическим разрешением.
«Вот мы и приехали...» - лучшая трагикомическая новелла в этом сборнике.
Чиновник всяческих рангов Сергей Александрович  описан иронически как человек ограниченный социальными  рамками - положением, одеждой, сберкнижкой. Он и сыновей пытается вырастить по советскому образцу, но терпит неудачу. Человек он самодовольный, явный нарцисс, и образец социальной «аморали», то есть общественных безнравственных нравов. У него один императив - выжить и насладиться жизнью. Наум Лев создаёт образ безбедного и беззаботного существования человека, равнодушного к людским страданиям и лишённого каких-либо принципов.
Но рассказ начинается с темы смерти - Сергей Александрович оформляет завещание, - и заканчивается внезапной смертью героя.  Адаптация к обществу - тема комическая, а встреча со смертью - трагическая. Напряжение между конформизмом и совестью создает трагикомический эффект.
Когда-то в 1930-х годах, во время сталинского террора, Сергей Александрович сдал на допросе своего начальника - заместителя Наркома лёгкой промышленности, у которого  работал референтом. Сдал с огоньком, с энтузиазмом и вдохновением, но в конце шестичасового допроса потерял сознание и обделался.
Овдовев и выйдя на пенсию, Сергей Александрович стал искать себе жену. Друг решил сосватать ему врача из Ялты. Перед встречей с женщиной герой узнает ее девичью фамилию и понимает, что в гости к нему едет дочь преданного им замнаркома.

Что-то перехватило в груди Сергея Александровича, и он стал валиться на пол. Последнее, что он услышал, был стук двери лифта и женский голос: «Вот мы и приехали!».

Во время новеллистического «выверта» вдруг выясняется, что внутри этой мёртвой души живо некое подобие совести, или по крайней мере страха перед возмездием. И даже если это просто страх, он все равно поднимает комическую историю до трагического звучания.

Заголовок новеллы «Вот мы и приехали...» заслуживал того, чтобы стать названием этой книги. Собирательное «мы» разрастается до всей страны, так и не осудившей ни террор, ни доносительство. В этом смысле «мы» так и не научились разделять людей на палачей и их жертв. Более того, «мы», то есть Россия, «приехали» к новому витку агрессивных войн и репрессий. На этом новом витке доносы вновь в почете, и новое поколение массовых людей с новым энтузиазмом наслаждается новым массовым насилием.

Интелы и дебилы

Название книги «”Космическая история”, и другие смешные, а иногда и грустные истории» ; броское, каламбурное, но оно не отражает её смыслового ядра. Фантазия об интелах и дебилах с планет Инта и Деба, на первый взгляд, действительно о космосе и космически хороша, но это же притча, и в неё заложены земные смыслы. Интелы - умники, а дебилы - простаки. На Инте развиты науки и искусство, у на Дебе просто климат хороший, то есть от дебилов ничего цивилизованного ожидать не приходится.
Наум Лев написал мудрую притчу о расизме в самом широком понимании этого слова. Расизм бывает не только биологическим/этническим, но и религиозным,гендерным, классовым, культурным, финансовым, и даже интеллектуальным. То сообщество людей, которое в расистском обществе объявляют низшей расой, обычно представляют менее развитым и генетически не способным к высоким достижениям в науке или искусстве. Это политическая сторона интеллектуального расизма. А есть еще и социальная, образовательная.
Человечество давно осудило расизм биологический, финансовый, пытается освободиться от гендерного расизма, но даже не поставило ещё проблему интеллектуального и творческого неравенства. А Наум Лев поставил, и решил её в трагикомическом ключе. Турманставар, великий учёный и тайный романист с планеты Интел, узнаёт о своём дебильном происхождении и уходит в небытие,  даруя тем самым жизнь своим открытиям и роману «Дебил». Обхохочешься.
Но сколько поставлено проблем! Наука явно доминирует, а искусство дискриминировано. На Дебе даже приняли закон, запрещающий писать художественные произведения.
Массовая читательская аудитория настолько невосприимчива к слову, что писателю нужно умереть, чтобы добиться успеха, что тоже «узаконено».
И все же главная проблема в том, что осудив этнический расизм, цивилизация по-прежнему исповедует расизм интеллектуальный.

Казус перевода
Английский перевод названия книги запутывает ситуацию ещё больше. «”Space History” and other funny and sometimes sad stories…”  Really? Если в русском словосочетании «Космическая история» каждое слово играло двумя смыслами (космический - о космосе и «потрясающая», история - историческое повествование и рассказ), то в английском слово Space имеет другие два смысла - «космос» и «любое пространство». Слово  history не означает «рассказ», а потому теряет ту  каламбурность, которую имел повтор русского слова «история» в названии книги. Да и повтор слова «история» в английском исчезает. Какой можно предложить перевод? «“Cosmic story”, and some other funny or sad stories…».

Аллюзия заголовка

Многие заголовки рассказов прямо отсылают читателя к известным произведениям других авторов: «Портрет», «Пианист», «Провинциальная история», «Выстрел», «Летите, голуби, летите». Другие  обыгрывают знаменитые названия: «Иванов и море» - аллюзия на поветь Хемингуэя «Старик и море», «Мужчина с собачкой» напоминает чеховскую «Даму с собачкой», и т.д. 
Так Наум Лев ведёт свой иронический диалог с классической литературой. Он  продолжает развивать темы и образы, созданные задолго до него.Это выводит его творчество в широкий литературный контекст и придаёт новеллам новые смыслы.
Так, например, в «Портрете» Гоголя демонический портрет ростовщика разрушает души и судьбы людей, а в одноимённом рассказе Лева портрет улыбающегося Сталина приводит в ужас  советского чиновника. Александр Ильич сам оставил портрет Сталина в кабинете после разоблачения кумира и вёл себя с ним довольно фамильярно. Заигрывал, так сказать, с чертовщиной.
Итак, вместо ростовщика в сюжете о мистическом портрете появляется Сталин. Речь идёт о губительного влияния не злата, а государственного насилия. Чиновник с портретом Сталина на стене - яркая метафора массового российского сознания, до сих пор почитающего диктатора, уничтожившего миллионы людей. В XXI   веке в России было установлено более сотни новых памятников и мемориальных табличек в честь Сталина. Неосталинизм привёл к возвращению советских  репрессивных практик внутри страны и к неоколониальной военной агрессии.
Новелла Наума Лева «Портрет» - историческая притча.  Для этого жанра характерна ситуация нравственного выбора и мораль. Герой притчи выбирает Сталина. Его секретарша подменяет один портрет другим.
«Александр Ильич, я хотела, как лучше, тот уж больно строг был, а этот точь-точь такой, только улыбается. Вот я и попросила завхоза заменить.У него на складе этих портретов навалом. Еще не сактировали. Я подумала, всё ж веселей как-то будет!»
Сталинов много, выбор большой. Диктатора не сактировали: не списали, то есть не расстались с ним. С ним веселее. За шуточным сюжетом - трагическая история страны.
Не менее интересны смысловые связи новеллы Наума Лева «Выстрел» с «Евгением Онегиным» и одноимённой повестью  Пушкина. Бывший учёный, а ныне директор крупной корпорации Илья Семенович рассуждает о метафорическом значении дуэли Онегина с Ленским.

«А что, если Ленский и Онегин - это Пушкин в одном лице»... Тогда становится понятным, почему Онегин пристрелил Ленского. Это сам Пушкин избавился от иллюзий молодого Саши Пушкина!»

Ленский и Онегин становятся в новелле аллегориями научного гения и бизнеса, ради которого герой отказался от карьеры учёного.
Если читатель хочет глубоко осмыслить творчество Наума Лева, ему нужно перечитать те классические произведения, с которыми перекликаются заголовки его рассказов. Автор намеренно стилизует некоторые названия под литературную традицию XVIII-XIX веков, добавляя к заголовкам абреже - краткое описание содержания главы или всей новеллы.
  Глава 5
В которой рассказывается о неожиданной мысли, пришедшей Илье Семеновичу перед сценой дуэли Онегина и Ленского.

Повествование нередко заканчивается старомодным эпилогом, напоминающим зощенковское «Теперь всё изменилось. К лучшему».


Ирония слова и события

Вернёмся к названию самой книги. Оно тоже выписано в «двойной» манере XIX века. При этом вторая часть заголовка точно указывает на трагикомический характер книги, предлагая читателю истории смешные и грустные. Можно использовать более точный термин «траги-ироническое», потому что ироническая интонация звучит в большинстве рассказов.

Имеются в нашей жизни ещё холостые мужчины. И надо сказать, неплохо себя чувствуют. Пьют пиво, когда хотят, культурно отдыхают в кино с женщинами, как правило, незамужними, болеют за «Спартак», в общем ведут вполне светский образ жизни.
(«Чисто мужская история»)

Вербальная ирония обычно достигается в книге за счёт использования «языка масс» - советских или религиозных штампов, банальных истин или расхожих мнений. При этом рассказчик всерьёз рассуждает о смешном, или хвалит героя, на самом деле высмеивая его.
Но для новеллы не менее важна ирония события («ирония судьбы»), когда сюжет развивается неожиданным образом.
В новелле «Учитель» состарившийся вожак волчьей стаи уходит прочь, чтобы гордо умереть в одиночестве. Звучит торжественный голос рассказчика. Речь идёт о герое и учителе  перед лицом смерти.

Он шел умирать... Не от старости, от ран. Вожак не стал дожидаться, пока кто-то из молодых волков займёт его место. Учитель покидал стаю по собственной воле.

Немощный вожакиспускает дух в погоне за человеком, который, увидев волка, бросился наутёк, оставив  свою спутницу.

В старости этот человек рассказывал внукам, что он был единственным, кто смог поймать вожака волчьей стаи по кличке Учитель...

У трусливого человека в рассказе нет имени, а у волка есть...
С волком связана высокая трагическая история, а с человеком - низкая ироническая. Этот рассказ прекрасно выстроен, лаконичен и глубок по смыслу. Он переходит не от смешного к грустному, как большинство остальных историй, а наоборот - от трагического к комическому.

Самоумаление

Маленький человек  обычно низко расположен на социальной  лестнице. Понижение социального статуса - проблема, с которой часто сталкиваются иммигранты. В Израиле репатрианты любят с тоской вспоминать свои престижные должности в стране исхода и жаловаться на тяготы физического труда в Стране Обетованной. Наум Лев разрешил эту болезненную тему в новелле о смиренном праведнике по имени Моше Кацмайер.
Имя у героя говорящее: «Моисей» - символ Исхода из Египта, а «Кацмайер» («денежный мешок» плюс «управляющий») - метафора человека уважаемого и состоятельного.  В советском прошлом Моше был искусным хирургом, а в израильском настоящем стал бедным пенсионером, моющим полы и туалеты в синагоге. Здесь его могут принять за нищего бездомного старика. Глубоко религиозный человек, он смиренно принимает и своё положение, и любую  помощь. Не рассказывает о своих открытиях и достижениях в хирургии, не огрызается на насмешки бывших вертухаев, лекторов марксизма-ленинизма, спортсменов и жонглёров.
Великий хирург выходит на сцену, когда один из его насмешников буквально падает замертво из-за остановки сердца. Моше вскрывает грудную клетку кухонным ножом и делает прямой массаж сердца. Пациент спасён, а врача в ту ночь убивает араб-террорист.
Похоронили Моисея Кацмайера в Иерусалиме на Масличной горе как искусного доктора и смиренного праведника.
Самоумаление характерно и для рассказчика. Он часто смотрит на  персонажей снизу вверх, наделяя их высокими эпитетами. Он не поучает читателя и не обличает героев. Он и смеётся беззлобно, легко и дурашливо. Но отсмеявшись вместе с ним, вдруг умолкаешь и задумываешься - о трагикомедии нашей жизни.