629 Сводный отчёт в разведотдел 23. 10. 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

629. Сводный отчёт в разведотдел. 23.10.1973 г.

Во вторник 23 октября 1973 года в Балтийске было не просто холодно, а даже очень холодно, хотя это было ощущение субъективное. Морозный холод с утра дополнялся вчерашней сырой и мокрой погодой. Ночью и ранним утром температура воздуха была -3.0°С. Весь день температура воздуха не превышала 1.0°С и только в полдень повысилась до 11.0°С. Ветерок был слабый – 1 м/с, но при этом шёл противный холодный мелкий дождь – 7 мм осадков, поэтому по ощущениям тело и организм воспринимали температуру окружающей нас среды как -1.2°С.

Так как в отсеках под ленкаютой не работали агрегаты оборудования носовой ГАС кругового обзора МГ-332 «Титан-2», которые на БС (боевой службе) сильно согревали ленкаюту снизу, то без работающих электрических калориферов в библиотеке было так же холодно, как снаружи «на улице» (так мы называли верхнюю палубу корабля). На ночь электрокалориферы, которые сильно сжигали кислород в атмосфере ленкаюты, я не включал, а то бы задохнулся от угарного газа…

Вторник 23 октября 1973 года начинался для меня мучительной необходимостью вылезания из моей согретой мной самим постели-берлоги, собранной из двух матрацев внизу, байкового одеяла и двух шинелей сверху, шапки-ушанки на голове и рабочей матросской робы вместо пижамы. Обычные носки я с вечера стирал с хозяйственным мылом в умывальнике личного состава, полоскал и сильно выжимал их, а потом сушил под собой между двумя матрацами. На холодные ночи я надевал колючие мамины вязаные шерстяные носки...

Проснулся я, как всегда, рано утром в 6 часов. Первой мыслью была тревога по поводу отсутствия у меня сводного отчёта в разведотдел 128-й БРК 12-й ДиНК ДКБФ, куда я должен был отнести все мои отчёты и материалы визуального разведчика, собранные за время нашей первой БС (боевой службы) с 20 июля по 15 октября 1973 года. Прошла уже ровно одна календарная неделя (7 дней) после возвращения нашего БПК «Свирепый» с БС, а я ещё не написал ни одной строчки этого «сводного разведотчёта».

Дело в том, что без командира корабля, который должен был первым прочитать мой сводный отчёт, проверить сохранность и наличие всех моих запечатанных пакетов с материалами, отчётами, кассетами, рисунками и фотографиями, прилагаемых к сводному отчёту, я не мог отнести всё это в разведотдел нашего соединения. Командира на корабле не было, и никто не знал или не хотел говорить, где он и почему отсутствует…

Кроме этого я не знал, как нужно оформлять это «сводный отчёт» о проведённой визуальной разведке на БС. Вскрывать запечатанные конверты с материалами я не мог, потому что это было строго запрещено, а делать какие-то параллельные записи о случившемся я не имел права. Если бы командование корабля или нашего соединения узнало о том, что я веду вполне безобидный личный дневник-ежедневник, в котором я старался ничего не писать о точном местонахождении корабля, то меня бы сразу же отправили на «цугундер» отбывать наказание…

Я поёжился, морозно вздрогнул; высунул нос на свежий холодный воздух корабельной библиотеки; пошевелился под одеялом и шинелями; высунул сначала одну руку, потом другую; воткнул вилку в розетку и включил электрокалорифер; дождался пока не начал веять тёплый воздух над решетчатым корпусом калорифера, а затем, когда лицо уже перестало деревенеть от морозного воздуха, поёжился, потянулся всем телом и с большим сожалением вылез из своей «берлоги». Надо было вставать, делать физзарядку, бежать в умывальник и в гальюн, умываться, чистить зубы, а затем бежать в столовую личного состава на завтрак. Есть хотелось безумно, аж, зубы щёлкали от алчного аппетита!

Корабельная служба начиналась так же, как и вчера – с развода дежурной службы и наряда. Моряки, офицеры, мичманы, старшины и матросы были молчаливые, сонные, сдержанные; зевали, вяло двигались, скупо говорили и отвечали, привычно выражали своё неудовольствие распределением по хозработам и дежурным обязанностям. Немного пошумев, все расходились по работам, и на корабле неспешно начиналась обычная учебно-боевая корабельная служба по боевым частям и командам.

Меня никто не трогал, не привлекал, не занимал и я тоже привычно и обыденно, позавтракав, помог бачковым убрать посуду со стола, за которым обычно принимали пищу моряки БЧ-1 (штурманцы, рулевые) и БЧ-4 (сигнальщики, радисты, связисты) и побежал к себе в ленкаюту. Дел у меня было «невпроворот»…

На завтрак нам сегодня выдали: хлеб ржаной и пшеничный, масло сливочное, три лепестка ноздреватого сыра, яичницу из двух яиц с консервированной ветчиной в качестве гарнира, стакан горячего кофе (с пенкой) и кружку сока фруктового. Яичницу и ветчину мы сдобрили большим количеством ржаного хлеба, а горячий кофе пили вприкуску с сыром и белым хлебом со сливочным маслом; кисловатый сок фруктовый мы пили как десерт.

Завтрак был, вроде бы, нормальный, но всё же не по погоде – чего-то недоставало. Поэтому ещё до начала утренней приборки корабля (08:30 – 09:10) я сбегал на камбуз со своим большим алюминиевым литым чайником и набрал в него кипятку. В ленкаюте я снял кожух с электрокалорифера и поставил чайник на раскалённые трубчатые электронагреватели (ТЭН). Через несколько минут вскипела вода в чайнике и я заварил в большой алюминиевой полулитровой кружке крепкий чай (почти «чифирь»). Это был мой традиционный «второй завтрак»: крепкий свежезаваренный чай с мамиными или своими гостевыми «припасами»: шоколадом, печеньем, тульским пряником или медовыми круглыми пряниками из магазина, конфетами и хлебом – нашим корабельным пшеничным мягким, ноздреватым, воздушным и очень вкусным хлебом…

Ровно в 09:10 по корабельному распорядку, когда по боевым постам боевых частей корабля начались практические занятия и тренировки, переходящие в проворачивание машин и механизмов, сопряжённые с уходом за оборудованием, ППО и ППР, а также с оформлением технической (дежурной) документации, я тоже честно и осознанно сел за оформление своего сводного отчёта в разведотдел нашего соединения. Только вот как его делать, этот «сводный отчёт»? Что надо было «сводить»?

На нашу базовую почту я обычно ходил либо до обеда (в 11:30), либо после обеда (во время «адмиральского часа», в 14:00). Перед походом на почту я звонил на нашу базовую почту с телефона дежурного офицера. Мне говорили, что для нас какая есть почта: посылки, телеграммы, бандероли, денежные переводы, вызовы на переговоры и телеграммы (газеты и письма были всегда). В разведотдел штаба нашего соединения я не звонил никогда, потому что мне этого никто не разрешал и не приказывал.

Немного подумав и поёжившись от ознобного холода в спине, отхлебнув горячего ароматного в холодной атмосфере чая и смахнув крошки от твёрдого медового пряника с листа оргстекла, покрывавшего столешницу моего рабочего места в корабельной библиотеке, я начал писать план-содержание моего сводного отчёта о визуальной разведке БПК «Свирепый» за период БС с 20 июля по 15 октября 1973 года.

Сначала я писал о событиях, которые оформлял своими отдельными отчётами и фотографиями, по памяти. Потом я достал из шхеры свой личный дневник-ежедневник и начал сверяться со своими дневниковыми записями. Потом я разгорячился воспоминаниями, открыл сейф с разведотчётами, достал все пакеты, разложил их по датам и у меня сразу же сложился мой сводный отчёт визуальной разведки. Окрылённый первым успехом, я начал кратко описывать корабельные события, начиная с момента отхода БПК «Свирепый» от причальной стенки в ВМБ Балтийск 20 июля 1973 года.

Через час напряжённой и восторженно-творческой работы я понял, что переписываю и обогащаю точными подробностями свои дневниковые записи. Получалось, что я веду практически свой вахтенный журнал визуальной разведки на БС и тем самым рассекречиваю себя, свой дневник-ежедневник, своё нарушение запрета на ведение записей о БС, о местонахождении корабля, о событиях боевой корабельной службы. Опять наперекосяк!..

Нет, писать сводный отчёт, как повесть о БС (боевой службе) БПК «Свирепый» я не мог. Мне надо было что-то придумать такое, чтобы не рассказать «лишнего» о наших приключениях, не «подставить» командира корабля и корабельных офицеров, не «сболтнуть» о чём-то сугубо внутреннем, нашем, «свиреповском»…

Эх, посоветоваться бы с кем-нибудь! Да только не с кем… Командира на корабле нет, замполита на корабле нет, даже старпома нет, а с начальником РТС капитан-лейтенантом Константином Дмитриевичем Васильевым я советоваться не имел права. Дело в том, что по приказу разведотдела свои дела визуального разведчика я мог обсуждать только с командиром корабля – капитаном 3 ранга Евгением Петровичем Назаровым. Я опять вернулся к началу начал своего сводного отчёта…

Конкретные отчёты о разведывательных событиях я знал как составлять, так как были строгие формы и бланки отчётов визуального наблюдения, инструкция офицеров разведотдела штаба нашего соединения и соответствующие косвенные примеры таких отчётов в журналах «Военное обозрение» и «Морской сборник». По ним я и составлял свои отчёты во время БС (боевой службы).

Теперь мои отчёты хранились в сейфе в корабельной библиотеке в пакетах вместе с моими рисунками, письменными объяснительными и свидетельскими показаниями очевидцев и фотографиями. Все эти пакеты с разведывательными данными были запечатаны, заклеены и я (даже командир корабля) не имел права их открывать. На пакетах были написаны даты событий и краткие наименования событий, моя подпись и расшифровка подписи. Края клапана каждого пакета были заклеены листочном бумаги, на котором было написано: «Запечатано (столько-то) листов» (моя подпись и ФИО).

Открыв сейф и перебрав все пакеты с моими разведывательными материалами, я решился пойти по самому простому варианту сводного отчёта: составить в хронологическом порядке список пакетов с указанием дат и кратких наименований событий БС. Всё остальное (все подробности и конкретные данные) находились в этих пакетах, а это самое главное. Приняв такое решение, я мгновенно успокоился и только-только с энтузиазмом принялся за работу как в дверь ленкаюты кто-то настойчиво и решительно постучал…

За прошедшие 7 дней после возвращения БПК «Свирепый» с БС (боевой службы) в базу – ВМБ Балтийск – я привык, что меня особо никто не беспокоил, не призывал на работы или в наряд, не «шпынял» и не трогал понапрасну. Я делал своё дело корабельного почтальона и корабельного киномеханика, каждый день ходил на базовую почту и в базовый торговый киоск, выполнял просьбы моряков и поручения дежурного офицера по кораблю и возвращался в свою ленкаюту, где наводил порядок в делах комсомольских и отчётах, в своём фотоальбоме и в корабельной фотолетописи, подшивал газеты и складывал журналы в стопки на стеллажи корабельной библиотеке и спал-отсыпался всласть после напряжённой БС (боевой службы). Я привык к тому, что я почти один и никто меня не беспокоит…

Стук в дверь ленкаюты был начальственным, строгим, требовательным, бескомпромиссным и я после нескольких секунд замешательства не спеша подошёл к двери, повернул ключ в замке и осторожно открыл дверь. За комингсом (невысоким порожком) стоял старшина команды радиометристов наблюдателей мичман РТС Владимир Николаевич Иванов и за ним четыре моряка. Мичман Иванов сделал было решительный шаг в ленкаюту, но я не отступил и не посторонился…

- Мы пришли забрать натовские буи, - сказал-приказал мичман Иванов. – Пусти…
- Без приказа командира корабля не могу, - миролюбиво, но строго ответил я.
- На корабле нет командира корабля, за него капитан-лейтенант Васильев, - тоже строго и возмущённо сказал мичман Иванов. – Он приказал отнести эти буи в разведотдел штаба нашего соединения!

- Вот пусть Васильев мне это и прикажет, - сказал я после секундной заминки. – Я, правда, не могу. Такой приказ Назарова…
- Звони Васильеву, - опять тоном приказа, но уже без нажима и без попытки проникнуть в ленкаюту сказал мичман Иванов.
- Заходите, присядьте, - пригласил я его и матросов в ленкаюту.

Мичман Иванов и сопровождавшие его моряки из РТС и БЧ-4 вошли в ленкаюту, и присели на ближайшие банки (скамейки, принайтовленные к палубе цепочками через талрепы). Между банками лежали натовские гидроакустические буи, в том числе один огромный мощный и сложноустроенный буй и тот самый буй, который я вытащил голыми руками из моря 19 августа 1973 года. Все эти буи были с большими мотками-копнами чёрных тонких пружинных проводов, ведущих к сетчатым мешочкам с гидрофонами. Длина каждого такого провода – 200 метров, поэтому эти «копны» проводов были большими, просто огромными по размерам, поэтому скручены в плотные тугие мотки и скреплены концами (кусками линей).

Я позвонил по телефону дежурному офицеру по кораблю и доложил ему о приходе в ленкаюту мичмана Иванов с матросами и о цели их прихода. Дежурный офицер по кораблю об этом ничего не знал и разрешил мне позвонить начальнику РТС капитан-лейтенанту К.Д. Васильеву.

Константин Дмитриевич как будто ждал моего звонка и сходу приказал мне передать по описи все гидроакустические буи ВМС НАТО мичману Иванову и добавил, что мичман Иванов, как старшина команды радиометристов наблюдателей РТС и БЧ-4 отвечает за морскую разведку на нашем корабле. Так я впервые официально узнал, что кроме меня, оказывается, был и есть штатный корабельный разведчик, который должен был или выполнял на БС (боевой службе) почти те же функции, что и я. Я об этом не знал…

Пока я на машинке печатал в двух экземплярах опись передаваемого из рук в руки наших боевых трофеев, гидроакустических натовских буёв в комплекте самого буя с радиопередатчиком и проволочными антеннами, мотка провода и гидрофонов, мичман Владимир Николаевич Иванов немного рассказал мне о том, что из себя представляет морская разведка.

- Вообще-то, - сказал мне доверительно и вполголоса Мичман Иванов, - морская разведка ведётся специальными разведывательными кораблями и кораблями слежения за воздушно-космическими объектами. Однако каждый боевой корабль на БС (боевой службе) тоже ведёт морскую разведку. Как и чем?

- Во-первых, -  сказал мичман Иванов, - мы ведём морскую разведку, поиск и обнаружение подводных лодок противника стационарными позиционными и буксируемыми гидроакустическими и магнитометрическими средствами на океанском и морском ТВД. Знаешь что такое ТВД?
- Театр военных действий, - сухо и как бы растерянно ответил я.
- Точно, - сказал мичман Иванов и приказал своим матросам не комкать провода натовских буёв, а распутывать их.
- В прибрежной зоне при прохождении судов и кораблей мы их внимательно слушаем под водой, записываем их шумы и сравниваем их с нашей «библиотекой». Учимся и тренируемся.

- А что ещё вы делаете? – спросил я мичмана Иванова без всякой «задней мысли».
- Мы многое что делаем! – сразу же «вскипел» и обиделся мичман Иванов. – Мы просто не выпячиваемся, не кричим о наших делах, а работаем!
- И всё же.., - машинально и растерянно сказал я , не отвлекаясь от текста акта приёма-передачи натовских буёв.

- Во-первых, - начал горячо перечислять мичман Иванов, - мы обнаруживаем пуски и сопровождение МБР, измеряем координаты и скорости, радиолокационные и оптические характеристики, перехватываем телеметрическую информацию.
- Во-вторых, выявляем тактику действия боевых кораблей при использовании ими оружия и техники, определяем ТТХ их корабельного оружия.
- В-третьих, выявляем деятельность НК и ПЛ, и их ВМБ.
- В-четвёртых, выявляем состав, ТТХ и места установки активных стационарных гидроакустических средств (ГАС).
- В пятых, ведём разведку прибрежной зоны.

- Да? – спросил я мичмана Иванова.
- Да! – с вызовом ответил мичман Иванов.
- И что вы выявили на БС?
- А что выявили, то и выявили, - сердито ответил мичман Иванов и я понял, что он рассердился не на шутку.
- А всё-таки? – спросил я голосом моего въедливого и насмешливого старшего брата Юры. – Ну, действительно, что интересного вы обнаружили?

- Вот, например, - немного помедлив и воровато оглянувшись на работающих матросов, ответил мичман Иванов. – Когда мы встретили американский авианосец «Джон Фицджеральд Кеннеди», то следили за его поведением в ордере кораблей, маневрами, взлётами и посадками палубных самолётов.
- Следили?
- Следили…
- И что? Выследили? Или только наследили?

- Матрос Суворов, вы забываетесь! – повысил голос мичман Иванов.
- Никак нет, товарищ мичман! – отчеканил я в ответ. – Просто я свидетель того, как мы долго не могли найти в море американский большущий крейсер «Ньюпорт Ньюс» и обнаружил его наш старпом, и то по телевизору…
- Ну и что! – опять возмущённо «вскинулся» мичман Иванов. – Старпому просто повезло, что крейсер шёл в режиме радиомолчания, но при этом использовал частоты телевизионного сигнала для связи с кем-то…
- Зато мы определили ТТХ антенных устройств американского крейсера!
- Да, - согласился я. – Только после того, как я описал и нарисовал конструкцию этих антенн, а потом дал Васильеву фотографию крейсера, хотя снимал его в очень неблагоприятных условиях.

- Да, - после некоторого насупленного молчания признался мичман Иванов. – Ты нам очень помог. Вот и сейчас  у меня к вам, Суворов, просьба…
- Нам нужно составить отчёт в разведотдел штаба нашего соединения, поэтому нам нужны фотографии самолётов, которые нас облетали.
- Сигнальщики наблюдатели БЧ-4 снимали их и делали фотографии, но их очень мало и они не совсем чёткие. А у вас, я знаю, есть много снимков и отличных снимков, я их видел на стенгазетах. Даёте мне десяточек, а?

Я молчал…

- Мы же с вами делаем общее дело, - начал упрашивать и уговаривать меня мичман Иванов. – Вы же тоже готовите свои отчёты в разведотдел, так поделитесь с нами. Не будьте жадиной…
- А что? – спросил я мичмана Иванова. – У вас на БС были свои фотобумага, фотоплёнка, проявитель, закрепитель?
- Было немного, - осторожно ответил мичман Иванов.
- А что же вы не поделились со мной своим запасом фотоматериалов? – спросил я его и внимательно взглянул ему в глаза. – Я же обращался ко всем с такой просьбой.
- Да у нас их было очень мало…
- А что-то у вас ещё осталось?
- Да совсем чуть-чуть…
- А сколько этого «чуть-чуть»?
- Ну, пачки три фотобумаги и столько же проявителя и закрепителя…
- Вот и несите мне эти три пачки и фотореактивы, - сказал я мичману Иванову тоном, не терпящим возражений. – Тогда и получите десяток фоток с самолётами. У меня фотобумага и фотореактивы совсем закончились…

Мичман Иванов долго молчал, потом не глядя подписал акт приёма-передачи натовских буёв, сердито заставил своих матросов кое-как скомкать мотки проводов, схватить в охапки буи и с шумом и гамом поспешно покинул ленкаюту. Больше я его по этим вопросам морской разведки не видел…

Визит и поведение моего конкурента, старшины команды радиометристов наблюдателей РТС мичмана Владимира Николаевича Иванова, насторожил и встревожил меня – я сильно задержался с отчётом в разведотдел штаба 128-й БРК 12-й ДиНК ДКБФ. Пора, пора, уже давно было пора отдавать в разведотдел все мои материалы с БС (боевой службы). Только без командира корабля, которому я обещал показать всё, что я «надыбал на БС» (так он выразился), я не мог, слово дал…

Командира на корабле не было, замполита тоже не было, даже старпома капитан-лейтенанта Н.В. Протопопова тоже не было, а кроме них я ни с кем на свои «разведчикские» дела говорить не имел права. Положение было «аховым» и я выбрал для себя самое лучшее решение – «зашхериться» у себя в ленкаюте и не высовывать свой нос с корабля. На почту, в ларёк и бегом на корабль…

Однако свой сводный отчёт в разведотдел я всё же составил. Составил вначале сам для себя и начал с того, что перечислил все технические средства визуальной разведки, какими я пользовался на БС (боевой службе): фотоаппараты, магнитофон, бинокль, корабельный перископический визир ВБП-451М. Потом составил список всех моих пакетов с отчётами и материалами наблюдений и фиксации событий. Потом составил краткий перечень объектов наблюдения и приложил к этому списку фотографии этих объектов (самолётов, вертолетов, кораблей, судов и береговых сооружений). Вот тут-то я и отложил для мичмана Иванова часть таких фотографий…

На обороте каждого фотоснимка я по памяти или по рукописным записям помечал дальность (дистанцию) съемки, время и погодные условия съёмки, марку и ТТХ фотоаппарата, параметры выдержки и диафрагмы момента съёмки, применяемый фильтр или отмечал, что снимок сделан через окуляры корабельного перископического визира ВБП 451М.

Отдельно в списке отчёта я помечал, каким образом был опознан объект разведки: по справочнику силуэтов и ТТХ кораблей, самолётов и вертолётов США и НАТО или визуально по их названиям и бортовым номерам. В момент составления сводного отчёта рисунки объектов разведки по памяти я не делал, оставил всё так, как есть и было на БС.

Разведданных в виде записей измеренных параметров сигналов радиолокационных, гидролокационных и иных технических средств обнаружения и управления корабельным оружием я, естественно, не делал, потому что не имел доступа к ним, а главное, моя стезя – это только визуальная разведка. Вот тут-то и проявил себя мичман Иванов, за что ему честь, почёт и слава.

В его сводном отчёта и в его базе разведданных были: параметры распознавания РЭС, типов оружия и объектов, на которых эти средства были установлены; распознавание параметров принятых сигналов РЭС; записи отраженных радиолокационных и гидролокационных сигналов, спектров ИК излучения, гидроакустических и акустических шумов объектов; их первичный анализ и определение координат и скорости объектов; примеры распознавания объектов путём сравнения спектров принятых сигналов с соответствующими «портретами» известных объектов; аналитическая оценка размеров, некоторых геометрических и конструктивных характеристик объектов разведки по их особенностям спектра отраженных (излучаемых) сигналов. Всего этого я, естественно, ни знать, ни видеть, ни фиксировать, ни анализировать не мог…

Конечно, каждый считает, что именно он сделал максимум для сбора необходимой и достоверной разведывательной информации, но только в результате комплексного исследования и анализа всех добытых сведений составляется объективная картина событий, фактов и процессов на БС (боевой службе).

В силу своего ограниченного статуса матроса срочной службы и ограниченности только визуальной разведкой, я не мог знать и понимать всей сложности и важности совокупных разведданных. Однако уже по тому, что мне официально в приказах были объявлены благодарности «за службу на БС» (без конкретизации за что) и не официально офицеры разведотдела персонально благодарили меня за фотоснимки беспилотного натовского самолёта, было ясно, что мои разведывательные материалы и данные пригодились…

Составив сводный отчёт в разведотдел штаба нашего соединения так, как это мне представлялось, я сложил пронумерованные машинописные листы в стопку, прошил их нитками, заклеил концы ниок листочком бумаги, на котором написал количество прошитых и пронумерованных листов, свою должность и ФИО, рас писался так, чтобы роспись была и на этом листочке, и на листе отчёта, потом сложил листы с отчётом в папку без названия и каких либо реквизитов, спрятал папку с отчётом в сейф вместе с пактеами разведданных с БС, вздохнул с облегчением, махнул на всё рукой и предался свободному «ничегонеделанью», потому что моего начальства на корабле не было, а никому другому подчиняться я не хотел и не мог. Вот тут-то я впервые за прошедшую неделю начал внимательно читать-прочитывать газеты и журналы…

А в это время в мире всё вершилось кувырком, и на Ближнем Востоке продолжалась странная война между Израилем и арабскими странами. «Война войной, а обед по расписанию» - так стойко и твёрдо рассуждали моряки-свиреповцы экипажа БПК «Свирепый» (в том числе и я) в первые недели после возвращения с тяжёлой БС в Северной Атлантике. Тем более что «морской паёк» нам урезали до «сухопутного пайка» и это сильно сказалось на нашем общем настроении…

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: 23.10.1973. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Обычная канцелярская папка «Дело №___» без названия и каких-либо реквизитов (даже штампа «Совершенно секретно» не было), в которую я сложил два экземпляра своего машинописного сводного отчёта в разведотдел 128-й БРК 12-й ДиНК ДКБФ о проведённой на БС (боевой службе) БПК «Свирепый» морской визуальной разведки с 20 июля по 15 октября (87 дней и ночей) 1973 года. Не скрою, я очень гордился содеянным делом…