Вий. Версия АлкогОголя

Не все в курсе, а может не в курсе и вовсе почти никто, но АлкогОголь (для юмора от Гоголя, тот тоже - Николай Васильевич) - ранний Малышев, отказавшийся недавно от своего юмора ввиду его недалёкости.

Не рискнуть и мне ли, братцы,
В сказочный фольклор податься?
Всех пугнуть, как в «Вие» Гоголь,
Или я – не АлкогОголь?

Захватило чтобы дух,
Как литров этак после двух!
И не пива! Самогона!
Из еды – с одним батоном.

Читатель.
– Будет, автор, всех стращать,
Раньше времени пугать.
К одному ты клонишь вновь:
Бабы, пьянка... – вся морковь!

Напугать, как в «Вие» Гоголь,
Вряд ли сможет АлкогОголь!
Разве Паночке (Варлей)
Скажет Куравлёв: – Налей!

Нет у автора святого!
Много грязи и пустого!
И никто не удивится,
Коль в гробу любовь случится!

Вместо трепетных молитв
Прелесть всю любовных битв
Предоставит он в гробу
Всем, кто раскатал губу.


Автор может отчебучить,
Простотой дурной замучить.
Паночка… Философ с ней…
Пары б не было милей.

И если кто-то исхитрится…
Поднапрягшись, изловчится
Подглядеть, не будь дурак,
То увидит сцену так.

В белом Паночка из гроба,
Потусторонняя зазноба,
На Лёню Куравлева прёт,
На философа идёт!

Тот запретный круг чертит,
Мелом по полу скрипит:
«Страшно, – дескать, – лишь мгновенье;
А привыкнешь, всё до фени!»

Возразить, пожалуй, можно,
Что «привыкнуть крайне сложно,
Коль поднимется из гроба
Потусторонняя зазноба».

Спора нет: Варлей – красива,
Но из глаза – в кровь слезина!
Важен экстренный ответ:
Есть ли в церкви туалет?

Колдунья слепо наступает…
Вдруг Философ мел бросает
И нечисти губами в губы!
Не как покойника, не в лоб;
Аж свело от страсти зубы!
С Варлей плюхается в гроб!

Но что дальше, извините,
АлкогОголя простите:
По секс-траху он – не спец,
Далеко не молодец.
Но да есть же интернет,
Где такой кордебалет!

* * *
Но так думает читатель.
АлкогОголь же, писатель,
Сочинять не будет сказки
И сгущать не станет краски!

Он расскажет сказку-быль:
Не в глаза он пустит пыль,
Всё, как было, огласит,
Без прикрас оповестит.

Чтоб не рос сорняк на грядке,
Всё прополим по-порядку.
Сам взгрустну сейчас слегка,
Но начну издалека.

АлкоОоголя родитель,
Хоть по жизни и артист,
В церкви был простой служитель,
Далеко не атеист.

Проведя всю жизнь на сцене,
От грехов отмыться чтоб,
Повернулся лицом к вере:
Не артист уже, а поп.

Часто хапнет «звезда» дачку,
Засветится, погремит...
Гребанет деньжонок пачку
И в святые убежит.

Другой случай был у папы:
Верил искренне отец!
Не душила его жаба.
Одним словом – молодец!

Потому его квартира –
Далеко не сего мира.
Неуместен слово торг:
Превращалась часто в морг!

Отпевать не раз просили
Умерших от чёрных сил,
Коих к дому приносили,
АлкогОголь где и жил.

Был он ростом мал совсем
(И сейчас-то не велик!)
А годков – лишь восемь-семь
(Ещё точно не старик!)

Пугает то, чего не знаешь.
А когда же привыкаешь,
То покойник как родной!
Часто лучше, чем живой.

Не дерзит и есть не просит,
Уже снова – холостой!
Его не глючит, не заносит.
Одним словом – золотой!

Это было лишь вступленье,
Сути дела разъясненье.
Чуть вздохнув, передохнём
И к нему всё ж перейдём.

* * *
Правда ль, не быль, сам не знаю,
То, что слышал, излагаю.
Будто бы устал старик
Прятать лысину в парик,

Будто бы заметил дряблость,
Утомляющую вялость.
Нутром чует: смерть идёт!
Сыновей к себе зовёт.

– Слушайте меня, сыны!
Страшные мне снятся сны!
Пробил мой последний час,
Вам даю такой наказ.

В час, когда меня не станет,
Смерть когда косой поманит,
Попрошу не горевать:
Все там будем пребывать!

Это первое. Второе:
Поработайте все трое,
Сделайте железный гроб,
Выглядел солидным чтоб!

Водку класть в него излишне,
Бархат тоже будет лишним.
Но авторов любимых книжек
Небольшой составлен список.

Гроб обейте обручами,
Напрягитеся плечами
И – к попу, чтобы отпеть.
Нарушать наказ не сметь!

А нарушите, ей-ей,
Откажусь от сыновей! –
Так он сыновьям сказал
И надолго замолчал.

Головы сыны склонили,
За упокой чуть пропустили,
Скорби дав лицу печать,
Но думая: «Пора кончать

С делом скучным погребенья!»
Завершив обряд моленья,
Как наказано, в гробу,
Повезли отца к попу.

* * *
Ехать долго было очень:
Привезли его лишь к ночи.
В дверь стучали сыновья,
Но ни поп, ни попадья

Дверь никак не открывают!
Делать что, они не знают!
Всё закрыто на засов!
Ни шагов, ни голосов!

И откуда же им взяться?
Можно зря и не стараться:
Поп с супругою своей
Гнал в другом селе коней!

Там, его где пригласили:
Мёртвого отпеть просили.
Возвращаться поп не стал,
В том селе заночевал.

В доме я один остался.
Стук услышав, испугался.
«Если где-нибудь к утру,
Может быть, и отопру», –

Про себя я так решил.
После же к двери спешил:
«Вдруг отец? А с ним и мать
Домой едут ночевать?»

Но опять взяли сомненья,
Вспомнил я все наставленья:
Ночью дверь не открывать,
Голоса не подавать.

Сыновья ж сильней колотят,
Всем, что есть, в двери молотят.
«Может, – думают, – там спят?
Может, всё же отворят?»

Осмелев, я всё ж решился…
Раза три перекрестился
И спросил: – Да кто же там?
Что же ночью нужно вам?

Сыновья заговорили,
Постарались, разъяснили.
Просят: – Паренёк, открой!
Гроб оставим и – домой

Поторопимся мы сразу.
Лишнего не будет сказа.
А когда же поп придёт,
Пусть отца он отпоёт!

Наконец я осмелел:
«Других мало что ли дел?
Мёртвый? Так не первый раз!»
И забыв отцов наказ,

Дверь железную открыл,
В дом трёх мужиков пустил.
Те гроб в комнату внесли,
Поклонились и ушли.

Дверь за ними я закрыл,
Обо всём уже забыл
(К мёртвым мне не привыкать)
И на печку лезу спать.

Гроб окинул я очами:
Как и все, лишь с обручами.
Только что-то не уснуть,
Словно кто-то давит грудь.

Пролежал довольно долго:
Не уснуть никак и только!
Будто в том гробу – магнит,
Чем-то тянет и манит.

Уж к двенадцати. Не спится!
Не трус автор. Но боится!
С коридора пса домой
Встав, пустил. И сам не свой

Пёс с чего-то. Шерсть дымится!
Глаз его на гроб косится!
Притаился у печи…
Бьет – двенадцать! Обручи

На гробу все изогнулись,
Словно струны натянулись!
В тишине раздался треск:
Обруч лопнул, бросив блеск

На даже тень едва живую;
Пес же позу боевую
Принял и на гроб рычит!
Новый обруч вновь трещит!

Хоть набиты были крепко,
Отлетели же как щепки
Все стальные обручи!
Затаился и молчит

Автор сказки. Едва дышит.
Хриплый кашель в гробу слышит.
Крышка гроба поднялась…
И душонка отнялась.

Далее – ещё не легче:
Голова, за нею – плечи,
На которых до ресниц –
Насекомых ряд и птиц!

Поднимается из гроба
(Пёс напрягся, смотрит в оба!)
Черный, скорченный старик!
Смутно помню чей-то крик…

Старик криво улыбнулся,
Ко мне ликом повернулся,
Руки вытянул вперёд,
Ровно на меня идёт!

Чёрной чмокает губою,
Гладит свой живот рукою.
А другую он занёс…
Спас меня мой верный пёс!

Сзади мощно налетает,
За руку его хватает!
И пошло, и началось!
Всё смешалось, поднялось!

Бегают они по кругу,
Как умеют, рвут друг друга:
Пёс кусается и рвёт,
Ногтями старик дерёт!

Старичок – за горло хочет!..
Пёс на руку зуб свой точит!
Старичок визжит, сопит!
Пёс озлобленно рычит!

Не один час длится схватка!
Утомились все порядком!
АлкогОголь – едва жив
И едва не наложив!..
(Уж за правду извините,
Слова мастера простите!)

Пёс – без всякого движенья!
И старик – в изнеможеньи!
Оба ждут прилива сил.
Кто их больше сохранил?

Прошло время ожиданья.
Первым превзошёл страданье
Слепо преданный нам пёс:
В жертву он себя принёс.

Старика хватил за горло:
У того дыханье спёрло!
Из последних своих сил
Еле слышно, пробубнил:

– Мальчик! Будь чуть-чуть добрее!
Я сказал бы, чуть мудрее!
С меня будет мёда чарка,
Коль уймёшь свою овчарку!

АлкогОголь.
– Что ж, тогда другое дело!
Альма! Хватит! Живо села!
Впрочем, лучше – в коридор!
Нет, на улицу! Во двор!

* * *
Уф! Такое написал!
Испугался даже сам!
Дальше речь пойдёт без сечи:
Будет нам слегка полегче!

АлкогОголь.
– Вас собака хоть кусала,
Но хозяина спасала!
И позвольте Вам сказать,
Что покойник должен спать!

Старик.
– Я и так проспал немало!
Объясняю для начала:
Сон, надолго коль уснут,
Литургическим зовут.

Кстати, мне пора назваться.
Гоголь, как бы не зазнаться!
Слышал? Я – писатель русский!
То тебе – не пряник тульский!

Имя-отчество мои –
Николай Васильевич!
Извини, пока твои –
Николай Соплиевич!

Но ты скоро подрастёшь,
В школу умную пойдёшь,
Авторов изучишь местных
И других людей известных.

А изучишь, сам запишешь,
Будешь зваться – АлкогОголь!
Но меня не переплюнешь:
Я ведь – кто? Великий Гоголь!

Что б тебе жилось вольнее,
Хочу немного подсобить…
Подойди к гробу! Смелее!
Все в нём скоро будем гнить!

Наклонись ко мне поближе!
Отодвинь слегка сукно!
Видишь золото? Чуть ниже –
Бриллиант, где полотно?

АлкогОголь.
– Как красиво. Вижу, вижу!
А будильник – золотой?
Но звучит звонок игриво!
Кончен сон ужасный мой!

Читатель.
– Что-то я сейчас не понял:
Автор это к чему клонит?
Гроб и церкви вороньё
Было лишь всего враньё?

АлкогОголь.
– Скажем так, дойти до Вия –
Будет Гоголя стихия!
Мне ж будильник помешал:
Многого я не сказал.

Ты пойми меня, читатель:
Автор – лишь всего мечтатель!
Сочинитель? Это да!
Но не врёт он никогда!