Мирон Семёнович Вовси. Следы пыток на руках

       Мирон Семёнович Вовси -
       "Блестящий главный терапевт Красной Армии".
       В годы Великой Отечественной войны.
      
                МИРОН СЕМЁНОВИЧ ВОВСИ. СЛЕДЫ ПЫТОК НА РУКАХ

   Из воспоминаний дочери М. С. Вовси – Любови Мироновны:
   «Мама моя была очень строгой. А отец был контактным, добрым, мудрым человеком. Рассказывали те, кого он лечил: руку на больного положит и сразу становилось легче».
   «На руках его были потёртости от наручников. Он всё время натягивал рукава рубашки – чтобы не видели. И на ногах были такие же следы».

                ВЯЗЬМА, НОВОТОРЖСКАЯ, РАМПА

   Объясню, почему, рассказывая о работе сортировочного эвакуационного госпиталя (СЭГ) № 290 – основной медицинской базы Западного (а с 1944 года – 3-го Белорусского) фронта, я хочу рассказать о Мироне Семёновиче Вовси (1897-1960), учёном, враче-терапевте.
   В штат госпиталя он не входил. Однако в биографии СЭГа 290 Мирон Семёнович есть. Участник Великой Отечественной войны; Великую Победу над фашистской Германией и её многочисленными сателлитами встретил в Берлине.
   
   Сначала коротко об этом госпитале. Для тех, кто не читал ещё о нём в воспоминаниях персонала СЭГа 290, уже опубликованных здесь. И для того, чтобы стало понятно, какое отношение к нему имел М. С. Вовси.
   Это был госпиталь нового образца. И новое в его работе была СОРТИРОВКА раненых (обожжённых, обмороженных зимой, контуженных, больных – здесь и дальше в скобках мои уточнения – Л. П.-Б.) – по тяжести их состояния.
  Сортировка позволяла оказывать медицинскую помощь, прежде всего, тем, кто был между жизнью и смертью. Это спасало жизни солдат и офицеров, поступающих в госпиталь. Многие из них после лечения в тыловых госпиталях вновь возвращались на фронт.

   СЭГ 290, по решению Санитарного управления Западного фронта, начал формироваться в середине июля 1941 года в прифронтовом тогда ещё городе Вязьме Смоленской области.
   Госпиталь был экспериментальным по работе, по профилю и численности штата. Не сразу, однако быстро, количество сотрудников (не только медработников) было доведено до 1000 человек. В зависимости от ситуации на фронте и количества поступающих в госпиталь раненых, штат увеличивался до 1500 человек.
   В том числе и за счёт прикомандированных к СЭГу 290 отдельных рот медицинского усиления – ОРМУ. Это были небольшие специализированные хирургические бригады «на колёсах». 
   И СЭГ 290 называли «госпиталем на колёсах», так как оседло он работал меньше, чем был в пути, двигаясь за фронтом.

   Уже опубликованы воспоминания его персонала разного профиля работы:
   как обустраивали «рампу» на железнодорожной станции Новоторжская и принимали там поезда с ранеными; оттуда, оказав медицинскую помощь, отправляли их в тыловые районы; выносили из вагонов раненых и грузили их в вагоны на носилках – никакой другой техники не было;
   как приспосабливали для приёма раненых в разрушаемом непрерывными вражескими бомбёжками городе маслозавод, подвалы, склады;
   о многочасовых дежурствах – из-за недосыпания и усталости врачи, медсёстры, санитарные дружинницы, санитары, водители (весь персонал долго придётся перечислять) подчас засыпали на ходу.
   И среди них в годы войны были убитые, раненые, больные.

   Осень в 1941 году пришла рано и была холодной. Штаб госпиталя предположил, что, возможно, в Вязьме или её окрестностях придётся зимовать. И тогда была развёрнута большая работа по поиску всего, что можно было приспособить, как обогреватели (бочки, например). В дровах дефицита не было.
   Именно той осенью «сэговцы» (так называли себя ветераны СЭГа 290 в послевоенные годы) первый раз начали строить землянки в лесу. А капитальный медицинский подземный городок в труднопроходимом Пыжовском лесу (чуть более десяти километров от Вязьмы и Новоторжской) они построили в марте-апреле 1943 года.
   Уезжали в том марте из Москвы, чтобы следовать за наступающим на фашистов Западным фронтом, и пели одну из любимых своих песен: «Прощай, любимый город…».

   Больше года в Пыжовском лесу под землёй хирурги делали операции. А в других отделениях спасали от ожогов и газовой гангрены; делали перевязки; накладывали гипс; переливали донорскую кровь. Раненых мыли, стригли-брили, кормили - тех, кто не мог сам есть; ночами дежурили возле тяжело раненых.
    На территории госпиталя были и наземные помещения – для пищеблока, прачечной, различных ремонтных мастерских. По просьбе молодёжи (в СЭГе было много молодых) даже клуб построили.
   Зарывались под землю ради безопасности раненых и персонала. Наверное, в истории Великой Отечественной войны такого Пыжграда (так между собой называли тот подземный госпиталь в лесу) больше и не было. Жаль, что наши кинематографисты не видят остросюжетного сценария в возникновении и работе Пыжграда.

   В разной литературе о Великой Отечественной войне есть подробности о положении Красной Армии на Западном фронте и других, защищающих Москву. В начале октября 1941 года советские войска вынуждены были отступать. СЭГ 290 мог оказаться в окружении врага. На тот момент в госпитале находилось более трёх тысяч раненых.
   Лишь когда были отправлены последние машины (были и пешие колонны; об этом есть в уже опубликованных рассказах очевидцев) с ранеными, уехал персонал с госпитальным имуществом. И что-то пели под завывающий звук летящих артиллерийских снарядов, рёва вражеских самолётов.

                ОДИН ИЗ МАСТИТЫХ УЧЁНЫХ

   В Москве у СЭГа было два адреса расположения. Но больше он работал (с октября 1941 по март 1943 гг.) в старинном районе столицы – Лефортово. Там до него и сейчас работает Главный клинический военный госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко.  По решению российского императора Петра Первого в том районе был заложен первый военный госпиталь.
   А на одном из его корпусов есть Мемориальная доска – в честь фронтового СЭГа 290. Установлена 6 мая 1989 года.
   
   Бессменным начальником СЭГа 290 был военврач, хирург, полковник медицинской службы  Вильям Ефимович Гиллер (1909-1981). Выпускник одного из Московских медицинских институтов.
   В послевоенные годы Вильям Ефимович написал несколько книг о своём любимом госпитале. Первая – документальная повесть «ВО ИМЯ ЖИЗНИ». Доктор посвятил её своим однополчанам, с которыми все годы той страшной войны самоотверженно спасал самое дорогое для Отечества – жизни людей.

   Вильям Ефимович рассказал, как формировался штат госпиталя ещё в Вязьме. И о том, что в те первые месяцы – самые трагические, тяжёлые, в госпиталь приезжал Маршал Советского Союза Семён Константинович Тимошенко (1895-1970: в 1941-1942 годы – главнокомандующий Западным и Юго-Западным фронтами), разговаривал с ранеными и врачами, спрашивал, чего не хватает и чем надо помочь.
   А главный хирург Красной Армии, нейрохирург Николай Нилович Бурденко не просто приезжал в госпиталь, а консультировал бойцов с ранениями в череп и мозг; много раз делал операции; был наставником для «зелёных» врачей, только-только набирающимся опыта хирургов.
  Приезжали помочь специалисты других медицинских профилей (эпидемиологи, терапевты, рентгенологи, фармацевты…).
   Поступало в госпиталь различное оборудование, медикаменты, перевязочный материал, продукты. И конечно, медицинские новинки по технике операций, по лечению органов и систем раненых и больных воинов.

   Несколько лет назад в Государственном историческом музее (ГИМ) в Москве была интересная и важная выставка о медработниках – участниках Великой Отечественной войны. В отдельном «окошке» были собраны разной конфигурации и величины осколки и пули.
   Именно такие осколки металла, попадая с большой скоростью в тело человека, кромсают его. Если человек не погибает от кровотечения или от ран, как говорят, не совместимых с жизнью, то потом хирурги должны всё повреждённое сшить.
   По воспоминаниям «сэговцев», солдаты и офицеры поступали с самыми разными увечьями: с повреждениями черепа, с изувеченным лицом; с разорванной брюшной полостью; с осколками в сердце, лёгких, позвоночнике; без рук и ног или с какой-то их частью…

   В Лефортово работать было легче. Там были стационарные корпуса, отопление, холодная и горячая вода, канализация. В сутки в СЭГ 290 поступало до пяти тысяч раненых. Называли и десять тысяч. Это зависело от ситуации на Западном и других фронтах.
   Как вспоминали «сэговцы», ворота госпиталя не закрывались ни на минуту; в одни непрерывным потоком въезжали машины с ранеными, а из других выезжал разного типа транспорт с бойцами, которым была оказана медицинская помощь, и их отправляли на лечение в разные медицинские учреждения Москвы или в тыл.

   Из повести В. Е. Гиллера «Во имя жизни»:
   «В конце февраля (1942 год) в госпиталь приехали участники пленума Учёного совета при начальнике Главного военно-санитарного управления.
   Маститые учёные, авторы многих научных трудов, создавшие свои хирургические школы, главные хирурги фронтов, армий и флотов, главные и ведущие терапевты, эпидемиологи – Бурденко, Вишневский, Гирголав, Болдырев, Кротков, ВОВСИ (выделила намеренно, чтобы обратили внимание), Куприянов, Ахутин, Еланский, Егоров, Бакулев – затратили целый день, чтобы ознакомиться со структурой нашего госпиталя и организацией в нём медицинской помощи.
   На вяземском этапе мы задавались целью: организовать основные отделения госпиталя; создать прочное госпитальное хозяйство; подобрать, а порой, и обучить и расставить кадры. Конечно, мы оказывали и специальную хирургическую помощь и пытались внедрять новейшие методы лечения.
   Но оперативно-тактическая обстановка – близость фронта, частые воздушные налёты, отсутствие убежищ и приспособленных помещений – ограничивала наши возможности. Совершенно иное дело было в Москве…».

   Дальше В. Гиллер рассказывает, что маститые учёные вели себя не как гости, а как учёные-практики, приехавшие в госпиталь дать советы, узнать о проблемах. А потому они побывали во всех отделениях; наблюдали за работой врачей и другого персонала. Их интересовала диспетчерская служба, наличие аппаратуры, медикаментов. Хирурги задерживались у операционных столов и наблюдали за работой госпитальных коллег.

   Из названной повести:
   «Наши гости разошлись по палатам. Они внимательно просматривали истории болезни, медицинские карточки передового района; проверяли по талонам время прибытия раненых в приёмо-сортировочные отделения.
   Их интересовало всё: и через сколько часов была оказана раненому первая помощь, и на чём его доставили с места ранения; когда его кормили; в чём привезли на полковой медицинский пункт; на чём доставили к нам, и много других подробностей…
   Внезапно раздались оглушающие залпы стоящих против госпиталя зенитных орудий. Грохот выстрелов поднял с носилок многих раненых, они молча смотрели на персонал. Послышался приглушённый гул самолётов.  Учёные, как ни в чём не бывало, спокойно продолжали обход отделения».

   Нет сомнения в том, что в палатах именно терапевт Мирон Вовси внимательно просматривал истории болезни, выписывал в свой блокнот данные об осложнениях, сопровождающих ранения; назначения врачей. Всё это было нужно для разработки схемы лечения раненых и больных бойцов. Как говорят: теория без практики не имеет смысла.
   Я уверена, что и тогда в СЭГе 290 Мирон Семёнович, присев возле койки раненого и расспрашивая его о самочувствии и жалобах, возлагал (по-другому сказать не могу) свою руку на руку или на плечо бойца, а может, даже – на голову. Это был успокаивающий жест; как ласка мамы.
   И тем воинам – забинтованным, в гипсовом корсете до плеч, с ампутированными рукой или ногой, потерявшим зрение – становилось легче от руки врача, от его ободряющих слов.

                БИОГРАФИЯ (ИЗ ВИКИПЕДИИ И НЕ ТОЛЬКО)

   Меер Симонович Вовси родился 1(13) мая 1897 года в Креславке Витебской губернии (Российская империя). Умер 6 июня 1960 года в Москве.
   Доктор медицинских наук (1936), профессор (1936), генерал-майор медицинской службы (1943), Заслуженный деятель науки РСФСР (1944), академик АМН (Академия медицинских наук; 1948).
   Отец Шимон Меерович Вовси (1852-1941) занимался лесным хозяйством. Мать Ривки Ланде (1861-после 1935 г.).
   Когда Меер-Мирон был ещё ребёнком, семья переехала жить в г. Ригу. Он учился в немецкой гимназии. Много читал. Мечтал стать математиком. Однако евреям позволялось получить только профессию врача или юриста.
   Мирон поступил на медицинский факультет Юрьевского университета. Занятия были прерваны из-за гражданской войны. В 1919 году окончил медицинский факультет Московского университета.

   С 1919 года служил в РККА (Рабоче-Крестьянская Красная Армия). Участник гражданской войны – старший врач полка 6-й Петроградской пролетарской дивизии. С 1936 года  -  заведующий кафедрой терапии Центрального института усовершенствования врачей в Москве.
   В 1941 – 1950 годы – главный терапевт Красной Армии (с 1946 г. – Советская Армия).
   Автор научных работ, преимущественно о лечении болезней почек, лёгких, органов кровообращения. Разработал основные положения военно-полевой терапии (один из создателей его).
   Во время Великой Отечественной войны участвовал в разработке и внедрении системы терапевтических мероприятий в войсках, изучал особенности заболеваний у военнослужащих в действующей армии.
   НАГРАДЫ М. С. Вовси: Орден Красного Знамени (1. 8. 1944), Орден Красной Звезды, Орден Трудового Красного Знамени. Два Ордена Ленина (1945).

    ПОСЛЕ ВОЙНЫ. Мирон Вовси – один из редакторов многотомного труда «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Один из редакторов «Энциклопедического словаря военной медицины». Редактор журнала «Клиническая медицина».
    Научные труды. «Болезни системы мочеотделения» (Москва, 1960); «Клинические лекции» (Москва, 1961 г.; изданы после смерти). И это не все работы талантливого врача по истории отечественной медицины и пропаганде научных достижений в СССР.
    М. С. Вовси работал в Кремлёвской больнице консультантом; лечил многих членов советского правительства и военачальников (в их числе был Маршал Советского Союза А. М. Василевский; 1895-1977).

   Некоторые подробности о труде «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов» из книги М. Б. Мирского «Главный хирург Н. Н. Бурденко»:
   «В июне 1944 года, в суровую военную пору, Совет Народных Комиссаров СССР постановил учредить Академию медицинских наук СССР».  Президентом АМН был избран Н. Н. Бурденко.
    А в марте 1946 года вышло постановление Совета Министров СССР «О научной разработке и обобщении опыта советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». В том постановлении было подчёркнуто: «В победе Красной Армии над фашистской Германией значительную роль сыграла советская медицина».
   Издание «Опыта» началось в 1949-м году, а закончилось в 1955 -м.

   А теперь узнаем, как в СССР после разгрома фашистской Германии отблагодарили одного из врачей, внесших свой весомый вклад в Победу.  «… значительную роль сыграла советская медицина» - это похвала и Мирону Семёновичу Вовси, главному терапевту Красной Армии.
   Из Википедии. АРЕСТОВАН В КОНЦЕ ЯНВАРЯ 1953 года – «Дело врачей». ПОДВЕРГНУТ ПЫТКАМ и объявлен главарём антисоветской террористической организации. Дело прекращено после смерти Сталина.
   Продолжил практическую и научную работу в Московской клинической больнице имени С. Боткина. Умер в 1960 году. Похоронен на новом Донском кладбище в Москве.
   Прототип профессора Кузьмина в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
   Ещё в разных источниках есть информация, что во время Великой Отечественной войны в фашистском концлагере в Даугавпилсе погибли многие его родственники (родной брат Борис и его семья, и другие). А отца, Шимона Вовси, убили во дворе дома, но не немцы, а латыши.
 
                ЕГО УЧЕНИК – МИХАИЛ ГОЛЬНИК

     Из воспоминаний медицинской сестры СЭГа 290 Серафимы Петровны Островской:
    - Я начала работать в госпитале в ноябре 1941 года, когда он прибыл в Москву и расположился в Лефортово, на территории ныне Главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н.Бурденко.
   Знаний, полученных на курсах Красного Креста, было мало. Я работала и училась на курсах медицинских сестёр, открытых при госпитале. В нашей группе были Серафима Титова, Зинаида Дрейцен, Софья Вайнерман, Валентина Некрасова, Лидия Онегина.
   Разные дисциплины на медицинских курсах в госпитале преподавали наши же врачи. Среди них Михаил Филиппович Гольник, главный терапевт госпиталя.
   До войны он жил и работал в Воронеже, ученик знаменитого профессора Воронежского мединститута Мирона Семёновича Вовси. В годы войны М. С. Вовси был назначен главным терапевтом Красной Армии.
   «Блестящий главный терапевт Красной Армии", - эту характеристику ему дал Е. И. Смирнов, начальник Главного санитарного управления Красной Армии.

   Вильям Гиллер не рассказал о том, что было, когда маститые учёные закончили осмотр всех отделений СЭГа 290 (февраль 1942 г.). И без того понятно, что потом был «разбор полётов». На встречу со специалистами собрались все свободные от дежурства врачи госпиталя. Выслушали выводы учёных; задавали вопросы.
   Из воспоминаний «сэговцев» видно, что в госпитале, несмотря на загруженность работой, непрерывно шла учёба персонала: на различных курсах в СЭГе; в Институте усовершенствования врачей; в клиниках Москвы.

   Я уверена, что М. Ф. Гольник и М. С. Вовси встретились тогда, вспоминали Воронеж, медицинский университет, коллег. Очень может быть, что в годы войны и после ученик и учитель встречались ещё не один раз.
   М. Гольник после войны вернулся в Воронеж; там была его семья. Он преподавал, работал в разных клиниках терапевтом. Умер в Воронеже, там и похоронен.
   (Ефим Иванович Смирнов (1904-1989), генерал-полковник медицинской службы, академик АМН. Начальник Главного военно – санитарного, затем Главного военно – медицинского управления; министр здравоохранения СССР.
    Генерал бывал в СЭГе №290 в годы Великой Отечественной войны. Здесь же, где и воспоминания ветеранов госпиталя, опубликованы фото и его статья «Генерал Ефим Смирнов. Войны и человечество»).
   
    Пока мне не известно, как М. С. Вовси оказался в Воронеже. Предположительно, это могло быть так. Мирон Вовси учился на медицинском факультете Юрьевского (Тартуский, Дерптский) университета.
   Юрьев – название г. Тарту в 1030-1224 и в 1893-1919 гг.  Ещё одно название – Дерпт.  В составе России был с 1721 г. С 1919 г. в Эстонии.
   Н. Н. Бурденко в своё время также окончил медицинский факультет Юрьевского университета; остался там преподавать и заниматься научной работой. В декабре 1917 года профессора Бурденко утвердили заведующим кафедрой факультативной хирургии.

   Но мирная жизнь там была недолгой. В феврале 1918 года «под трубные звуки военного марша войска кайзера Вильгельма вступили в древний Юрьев».
   Занятия в университете прервались. Оккупанты сразу же уволили русских профессоров и преподавателей. Однако Н. Н. Бурденко активно уговаривали остаться в университете и продолжить работу – «читать лекции, оперировать, заниматься наукой».
   Николай Нилович отказался. Уволенные русские преподаватели и студенты, собрав свои вещи, уехали домой, в Россию.

   Из книги «Главный хирург Н. Н. Бурденко»:
   «… Разномастный состав из классных и товарных вагонов – очень похожий на тот, каким Бурденко когда-то ехал в Манчжурию, - медленно втянулся на свободный путь  и, лязгнув буферами, остановился. «Воронеж», - прочитал Бурденко на фронтоне вокзального здания.
   - Ну вот и конец нашему путешествию, Николай Нилович, - преувеличенно радостно произнёс, обращаясь к Бурденко, его ассистент по клинике В. И. Бобров. Заметив, что профессор задумчиво смотрит на перрон, он уже другим тоном добавил: - Что-то нас ждёт в этом самом Воронеже?

   Бурденко медленно повернулся к своему ассистенту:
   - В этом самом Воронеже, как и в том самом Юрьеве, нас ждёт работа, ждут студенты, ждут больные и раненые…
   Раненых в Воронеже оказалось куда больше, чем больных. Хотя город, куда после заключения Брестского мира переехали многие профессора, преподаватели и студенты Юрьевского университета, почти всё время оставался советским, но ожесточённые бои с белогвардейцами шли на подступах к городу. Сюда рвались банды Мамонтова и Шкуро, отборные офицерские полки деникинской армии.
   Все лучшие здания были заняты под красноармейские госпитали…».

    Понятно, что все, кто приехал из Юрьева, сразу включились в работу. Среди приехавших студентов, уверена, был и Мирон Вовси.
   Воронежский медицинский университет давно носит имя академика Н. Н. Бурденко. В вузе есть Музей с разными интересными документами и фотографиями того времени и в последующие годы.
   А вот как потом был связан с Воронежским медицинским университетом (если не ошибаюсь, одно время его называли институтом) М. С. Вовси, пока не знаю. Диплом врача он получил в Москве.

    Интересное совпадение. Однажды в СЭГ 290 поступила просьба - направить ведущего терапевта госпиталя Михаила Филипповича Гольника для консультации к заболевшему маршалу А. М. Василевскому (с февраля 1945 года был командующим 3-м Белорусским фронтом).   
   Заболевшему военачальнику была сделана процедура, подробности которой я опускаю. Но, чтобы не было кривотолков, скажу, что речь шла о болезни желудка.
   Болезни, как известно, на погоны не смотрят.
   Получается, что в годы войны М. Ф. Гольнику, ученику М. С. Вовси, пришлось оказывать медицинскую помощь Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. А после войны среди его лечащих врачей был и учитель М. С. Вовси. По воспоминаниям близко знавших их, военачальник и доктор дружили. Ровесниками были.

   Бывал ли в СЭГе 290 А. М. Василевский? Нашла подтверждение, что бывал – когда стал командующим 3-м Белорусским фронтом. Это случилось после гибели генерала армии И. Д. Черняховского (1906-1945). С 1944 года он был командующим Западным и 3-м Белорусским фронтами.

    В СЭГе 290 работала санитарной дружинницей, затем - медицинской сестрой Саша Митрофанова (Александра Петровна Митрофанова, в замужестве - Калинычева). Осенью 1941 года пришла добровольцем в госпиталь, будучи студенткой Московского государственного педагогического института имени В. И. Ленина.
   В годы войны она вела дневник. Кем, когда и где изданы некоторые записи из него, есть в опубликованном здесь же очерке о ней «Саша Митрофанова. Уцелела на фронте, погибла в Дамаске». Погибла в Дамаске во время бомбардировки 9 октября 1973 года. Там она работала - учила сирийских студентов русскому языку.         
  Великую Победу над фашистской Германией и её многочисленными помощниками в войне против СССР этот госпиталь встретил в Восточной Пруссии – в местечке Тапиау, близ Кёнигсберга (с 1946 г. – г. Калининград).

   Из записей А. П. Митрофановой:

6 / II – 45 г.
   Мы в центре Восточной Пруссии. Инстербург – большой цивилизованный город. Кругом ещё пылают пожары, доносится удаляющийся гул орудийной стрельбы.
   Сегодня, несмотря на строжайший запрет, сделали первую вылазку в город. Хочется поближе рассмотреть эту проклятую Неметчину.
   Здания серого цвета, с красными черепичными крышами – почти стандартны, казарменного типа. Заходили в дома, смотрели квартиры. Жили очень богато – дорогая обстановка, красивая мебель.
   Видели и вывезенное из России – и мебель, и посуду, и другие предметы домашнего обихода. Ходили и за город, смотрели укреплённые рвы. Каждый город в Пруссии – это крепость, обнесённая, к тому же, каменным забором.

  19 / II – 45 г. (Бартенштайн)
    Началась большая работа. На наши 300 мест несут больше 500 раненых. Эвакуация их в тыл задерживается. В отделении творится невообразимое. Палатные сёстры вымотались до предела. У каждой по 60-70 раненых. С рук кормят человек по 10, и обед длится до ужина.
  А в перевязочной беспрерывные перевязки – день и ночь. И даже здесь, как и везде, вдобавок эти бесконечные комиссии. То Банайтис, то Хохлов, то Гурвич, то сам Смирнов или командующий фронтом Василевский. И без того уставшие нервы напряжены до крайности, кажется, ещё немного - и не выдержат.
   Раненые поступают больше со 2-го Белорусского фронта, а наш фронт ближе к Кёнигсбергу. Проклятые немецкие группировки! От них раненых больше, чем с основного фронта.

                ЕЩЁ ОДИН УЧЕНИК – МИХАИЛ КИРИЛЛОВ

   Надеюсь, что со временем мне удастся узнать ещё о каких-то учениках М. С. Вовси.
   А пока ещё об одном. Совершенно неожиданно на Прозе.ру я увидела очерк М. М. Кириллова  «Профессор Мирон Семёнович Вовси». Написан в 2020 году.
   Михаил Кириллов (отчество не раскрыто) – доктор медицинских наук, профессор, полковник медицинской службы в отставке; профессор Саратовского военно-медицинского института, Заслуженный врач России.
   Врач – профессионал рассказал о враче – профессионале.  С большим уважением рассказал. Это дорогого стоит!

    Из названных воспоминаний о М. С. Вовси:
   «После окончания медицинского вуза в 1919 году М. Вовси служил военным врачом в Красной Армии. А по окончании гражданской войны работал в клиниках Москвы. В 30-е годы он был уже известным московским профессором.
   В 1941 году, в самом начале войны, по решению высшего руководства страны, Мирон Семёнович Вовси назначен главным терапевтом Народного комиссариата обороны Красной Армии. На М. С. Вовси сразу легла тяжёлая ноша создания терапевтической службы армии, которой до войны не было вовсе, и он с этой задачей справился.

   Он и коллектив фронтовых терапевтов изучали различные проблемы внутренней патологии на войне; участвовал в создании военно-полевой терапии, и в частности, её тогда нового раздела – учения о болезнях у раненых.
   В условиях битвы под Москвой в 1941-1942 гг., а позже – Сталинградской битвы, была сформирована целостная система армейских фронтовых и тыловых госпиталей. Позже созданная система, как и хирургическая служба, под общим руководством Е. И. Смирнова успешно работала в течение всей войны.
   В сущности, будучи до войны сугубо гражданским профессором, он впервые создал терапевтическую службу Вооружённых Сил СССР.
   М.С. Вовси за годы войны провёл 23 фронтовых и армейских научно-практических конференции. После войны, в 1947 году, он сделал основной доклад на Всесоюзном съезде терапевтов  «Внутренняя медицина в годы Великой Отечественной войны». В 50-е годы им были созданы наиболее значительные труды в области кардиологии и нефрологии».
   
   Ещё из очерка профессора М. М. Кириллова:
   «Среди выдающихся терапевтов СССР 40-60 годов (ХХ века) и первым главным терапевтом Красной Армии был профессор Мирон Семёнович Вовси.
   Я познакомился с Мироном Семёновичем Вовси в 1958 году, получив разрешение провести стажировку в его терапевтической клинике в Москве.
   Войсковым врачам (а я тогда служил в Рязани, в парашютно-десантном полку) полагалось ежегодно проходить месячное усовершенствование в госпиталях…
   С М. Вовси работали тогда профессор Б. З. Чернов (в прошлом – фронтовой терапевт), профессор М. И. Шевлягина, кандидат медицинских наук М. Я. Ратнер, доктор Берлянд.
   У Мирона Семёновича было такое правило: он, осмотрев больных, в палате заключения не делал, а разбор проводил у себя в кабинете после обхода (вместе с лечащими врачами пациентов).
   
   Мирон Семёнович превосходно читал лекции. Помню, что в 1959 году я даже специально приезжал в его клинику послушать лекцию о хроническом гломерулонефрите. Лекция читалась студентам 6-го курса. Изложение традиционного материала сочеталось с сообщением его собственных наблюдений.
   Внешне несколько негромкая, не театральная манера его чтения, сочетаясь с содержательностью, самобытностью, доказательной логикой, вызывавшей доверие, целиком захватывала слушателя, как бы распоряжаясь его восприятием.
   Я считаю его одним из своих учителей.
   Это был выдающийся учёный нашей страны, исторически значимая фигура отечественной военной медицины, как мне кажется, в какой-то мере недостаточно оценённая в послевоенные годы».
    Мне хотелось ещё расспросить профессора М. Кириллова о Мироне Семёновиче; я написала ему письмо. Но ответа нет.

                БЫЛ ЛИ ХОТЬ ОДИН ЗАЩИТНИК?

   Защищал ли хоть один человек (из коллег, учеников, друзей) М. Вовси, когда его арестовали? Пока вопрос без ответа.
  Я была знакома с некоторыми врачами и медсёстрами – ветеранами СЭГа 290. Ни от кого ни разу не слышала об аресте М. Вовси. Арестован он был в 1953 году. Тогда ещё были живы выжившие на войне «сэговцы».
  Мирона Семёновича знал начальник СЭГа 290 В. Е. Гиллер. Его первая книга – документальная повесть «Во имя жизни» была издана в 1956 году. Есть ещё «И снова в бой…».
  Правда, в них нет ничего о дальнейших судьбах тех гостей – маститых учёных, а только – о фронтовых дорогах госпиталя и его персонале.
 
   Очевидно, никто не заступился за доктора, обвинённого в преступлении, которого он не совершал. Вероятно, не пытался защитить «главаря антисоветской террористической организации» - доктора М. Вовси и Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский.
   И чего ему было бояться? Всю войну не отсиживался в кабинетах. Его война продолжалась вместе с Красной Армией после капитуляции фашистской Германии ещё и на Дальнем Востоке, и закончилась 3 сентября 1945 года.
   Сужу по его военным мемуарам – 2-хтомник «Дело всей жизни» (1988 г.).

   Или всё-таки маршал боялся главаря политических репрессий в Советском Союзе – Иосифа Джугашвили-Сталина? Справедливости ради надо сказать, что политические репрессии ещё в России, до образования СССР, начал Владимир Ульянов-Ленин. Об этом есть в литературе и в статьях в Интернете.
   Ещё небольшие подробности об аресте М. С. Вовси и маршале Василевском чуть позже.
   Защищал или не защищал М. С. Вовси - «блестящего главного терапевта Красной Армии" -генерал-полковник медицинской службы, академик АМН Е. И. Смирнов? Никакой информации нет. Одна из версий: не защищал. Иначе не пробыл бы Мирон Семёнович в застенках несколько месяцев и его бы не пытали.

   Нашла лишь вот эти строчки в очерке М. Кириллова:
   «Вплоть до ареста по ложному обвинению в 1952 году (т.н. «Дело врачей») и после освобождения М. С. Вовси заведовал кафедрой и клиникой в Боткинской больнице Москвы.
   Кстати сказать, он после своего освобождения не упрекнул никого из сотрудников кафедры за то, что не защитили его в трудное время. Понимал, что не предали, а просто не могли. Время такое было».

   Не упрекнул! Но это вовсе не значит, что ему не хотелось узнать о том, кто написал на него донос. Был донос! Значит, был и его автор. Кто?
   Лежит где-то тот донос. И фамилия есть. Персонажей тех событий, конечно, давно нет на белом свете. Хотя, кто знает! Время от времени всплывают ещё живые эсэсовцы. Может, жив какой-то палач, мучивший М. С. Вовси и других, ни в чём не виноватых врачей.
   А, возможно, Мирон Семёнович знал, кто был тот подлец.
   Арестован М. С. Вовси был в 1952 или в 1953 году? Поверим его единственной дочери – Любови; она знает о судьбе родителей лучше, чем биографы.

                ЖИЗНЬ БЫЛА ХОРОШАЯ, НО НЕМИЛОСЕРДНАЯ

    В этих словах есть противоречие. Но они не мои. Документальный фильм «Любовь Мироновна Вовси: «Жизнь была хорошая, но немилосердная» был показан на телеканале «Россия-Культура» 11-12 мая 2022 года. Титры были, если можно так сказать, размытыми. С трудом прочитала лишь, что фильм режиссёра Владимира Непевного. Не уверена в фамилии.
   Любовь Мироновна – дочь Мирона Семёновича. Для меня загадка: почему о дочери, а не об отце был сделан тот фильм? По содержанию он больше о М. Вовси. Документальные фильмы о врачах – большая редкость.
   Так что спасибо авторам кино и руководству телеканала за то, что подготовили и показали фильм. В нём есть кинохроника, запечатлевшая в белых халатах М.С. Вовси, Н. Н. Бурденко и других врачей в годы войны. А также разных военачальников. Немало и фотографий, в том числе и врачей в военной форме.

   Понятно, что я не могу передать всё, что было в том документальном фильме. О чём-то уже здесь  было рассказано. Поэтому из воспоминаний Любови Мироновны я возьму лишь какие-то эпизоды.
    Она окончила физический факультет Московского государственного университета. Получила распределение в г. Ленинград. Работала в закрытом Научно-исследовательском институте. Можно сказать, что она была вместе с теми советскими специалистами, которые разрабатывали в СССР телевизионную технику. В частности, телевизор КВН. На первых порах, даже она не могла его купить.

   Любовь Мироновна рассказала, что её отец всегда много работал. С раннего утра в квартире раздавались телефонные звонки: кто-то заболел, просил приехать. «Папа работал очень много, как каторжник».
   О маме. Вера Львовна (1897-1978) родилась в г. Уфе. Её отец работал в аптеке. Переехали в Москву, жили на Арбате. В гимназию ходила через Кремль – так была короче дорога. Знала хорошо французский язык. Решила стать врачом и поступила в медицинский институт. После окончания работала в одной из клиник Москвы врачом-лаборантом. Там и познакомилась с Мироном Вовси. Они поженились. В 1925 году родилась дочь, которую нарекли Любовью.

   22 июня 1941 года Мирона Семёновича отправили в командировку в Ленинград. На вокзале он по радио услышал речь В. Молотова. Сразу же вернулся в Москву. Накануне Великой Отечественной войны он с дочерью хотел поехать в Ригу – навестить отца, родных. Вера Львовна, словно предчувствуя беду, была категорически против поездки. Если бы поехали – погибли бы в концлагере или были убиты теми, кто поддерживал немцев.
   Короткое время Любовь с мамой были в эвакуации. Вернулись в Москву в 1943 году. Люба вместе с девчонками и мальчишками сбрасывала с крыш домов вражеские «зажигалки».

   Интересная подробность – она познакомилась со своим будущим мужем 9 мая 1945 года. В тот день к ним в гости пришла её подруга с братом. Молодой человек и стал её супругом. Да, Анатолий Львович Лившиц (1918-2017; надеюсь, что правильно записала фамилию) был молод, но с богатым военным опытом. Капитан 1-го ранга. В мирное время стал доктором военно - морских наук.
   Он все годы войны служил на Северном флоте – на миноносце «Разумный». Этот корабль входил в группу конвоя, который охранял и сопровождал корабли (50-60) с грузом от союзников; доводили их до Мурманска. Путь был опасным из-за большого количества в тех местах немецких подводных лодок. Не все корабли удавалось сберечь; какие-то тонули.

   Любовь Мироновна рассказывала, что аресты по политическим обвинениям были в Ленинграде в 1937 году и вскоре после снятия блокады (1944 г.).
   Не только Мирон Семёнович, но и Вера Львовна были арестованы, по словам дочери, в январе 1953 года. Вспоминала:
  «Моя мама была человеком жёстким. Следователь, допрашивая её, матерился. Она его поругала. Мама была хорошим врачом и, вероятно, следователь об этом знал. Он стал рассказывать о болезни его дяди, описывал симптомы заболевания, просил совета. Мама, выслушав, сказала, что дядя скоро умрёт. Потом выяснилось, что речь шла о болеющем Сталине».
   Об отце. Мирон Семёнович находился в кабинете следователя. Слышно было, как по коридору тюрьмы вели заключённого, и он сильно кашлял. Мирон Семёнович сказал: «У него сломано ребро».
  Только по кашлю определил; того несчастного человека он не видел. Потом выяснилось, что вели по коридору избитого врача Владимира Никитича Виноградова; у него действительно было сломано ребро.

   Ещё об отце. Мало рассказывал о том, что было в тюрьме. Но и так было видно, что над ним жестоко издевались.
   «У папы была расшатана нервная система, - вспоминала с горестью Любовь Мироновна. – Его терзало унижение от ареста. На руках его были потёртости от наручников; он натягивал рукава рубашки – чтобы не видели. И на ногах были такие же следы».
   А её, дочь «врагов народа», «тихо» уволили из института. Хорошо, что не выслали из Ленинграда. В семье было двое маленьких детей.
   Мирона Семёновича и Веру Львовну 3 апреля 1953 года ночью привезли домой. Любовь Мироновну восстановили на работе и даже выплатили компенсацию за время, когда она была уволена.

   Вскоре после освобождения из советского застенка у М. С. Вовси появилась саркома на голени. Ногу ампутировали. Вёл себя фронтовик очень мужественно. Работал и читал лекции студентам медицинского вуза. Конечно, как-то он лечился.
   Когда не стало сил, не хотел занимать койку в палате – лежал в своём кабинете. Там, на диване (как и поэт А. С. Пушкин), и умер 6 июня 1960 года. Всего 63 года!
  Конечно, те палачи (главный палач и исполнители его воли) сократили его жизнь. Ушли в землю не использованные ресурсы; не законченные научные труды; осиротела семья. Да и Земной шар был опечален!
   Как же не оплакивать человека, который делал для мира, землян только доброе!

   Как выглядела Любовь Мироновна в том фильме? Невысокая, худенькая. Были эпизоды – она где-то в парке Санкт-Петербурга. Виднелась река, на земле лежали опавшие жёлтые листья. Опиралась на палочку, которую называют «краб».
   К тому времени уже не было в живых родителей, мужа. Если у неё было двое детей, значит есть внуки. Уверена, что эта молодая поросль родового древа Вовси гордится своими героическими, талантливыми предками; патриотами Отечества.

   Со слезами Любовь Мироновна сказала: «Хватило горя на всю оставшуюся жизнь. Много людей сгинуло. Мне кажется, что сейчас люди не понимают ощущения того времени. Не верят, что такое было».
   И ещё: «В послевоенные годы отец консультировал и лечил многих ветеранов войны, в том числе и маршала А. М. Василевского. Когда папа умер, Александр Михайлович прислал маме письмо, в котором написал, что не знал, что Мирон Семёнович был болен серьёзнее, чем он».

                А МОЖЕТ, ВРАЧА ПОДВЕШИВАЛИ ЗА НАРУЧНИКИ?

   «Это был выдающийся учёный нашей страны, исторически значимая фигура отечественной военной медицины, как мне кажется, в какой-то мере недостаточно оценённая в послевоенные годы», - мнение профессора М. М. Кириллова.
   Как же «недостаточно оценённая в послевоенные годы»? Оценили так: назвали «врагом народа» и арестовали. Мучили! Врача – фронтовика, который в годы Великой Отечественной войны исцелял раненых и больных советских солдат и офицеров. Выздоровев, они возвращались на фронт, сражались с фашистами и так защищали Отечество, Сталина и иже с ним, а также… будущих мучителей врача Вовси.
   Вот такая оценка самоотверженного служения Родине военного врача. И награда: следы от наручников на руках и ногах. Если остались следы, значит, наручники были туго затянуты.
   Или… Господи, а если его подвешивали на тех наручниках?

   Когда я вспоминаю слова дочери Мирона Семёновиче о следах наручников на его руках и ногах, мне хочется плюнуть в образины тех, кто его ( и многих-многих других) пытал. Жаль, что нет возможности. Надо надеяться, что после смерти они попали в ад и там их поджаривали на огне. И, рыдая, они дули на жуткие ожоги.
   Это, конечно, моя фантазия. Уверена, что большая часть палачей, которые издевались над арестованными «врагами народа» (есть же автор этого термина; небось, Сталин придумал), жили долго и благополучно. И похоронены где-то рядом с нормальными (имею в виду совесть и психику) людьми.

   Без всякого сомнения можно предположить, что палачи (а их были тысячи!) измывались над «врагами народа», среди которых были и врачи – те, кто в годы войны спасал родственников  тех палачей - где-то на передовой фронта, в медсанбате, в госпитале.
   Многих палачей потом «свои» же арестовывали и расстреливали или отправляли в тюрьму. К сожалению, это наказание не могло вернуть на белый свет тех, кого они погубили.
   А дальше ещё об одной жертве «красного террора».

                АКТЁР СОЛОМОН МИХОЭЛС

    Почему я здесь, рассказывая о Мироне Семёновиче Вовси, приведу воспоминания Ильи Эренбурга о Соломоне Михоэлсе? Потому что они… братья.
   Из «Нового энциклопедического словаря»:

   «Михоэлс (настоящая фамилия Вовси) Соломон Михайлович (1890 -1948), актёр, режиссёр, педагог, народный артист СССР (1939). На сцене с 1919 года. Работал в Московском государственном еврейском театре (с 1929 г. – художественный руководитель).
   Сценические создания Михоэлса отличались философской глубиной, страстным темпераментом, остротой и монументальностью формы. Среди ролей Лир («Король Лир» У. Шекспира), Тевье-молочник («Тевье-молочник» по Шолом-Алейхему). Постановщик: «Фрейлехс» (1945) и других спектаклей.
   Председатель Еврейского антифашистского комитета (1941). Государственная премия СССР (1946). Убийство Михоэлса было организовано Министерством госбезопасности СССР».

    Из мемуаров Ильи Григорьевича Эренбурга (1891-1967) «Люди, годы, жизнь»; книга 6-я:
   «Однажды я пошёл в Еврейский театр на пьесу «Фрейлехс». Это был весёлый спектакль, построенный на фольклоре местечек. Костюмы сделал мой друг Тышлер.
   Михоэлс поставил пьесу, Зускин замечательно играл. Я смеялся вместе со всеми, и вдруг мне стало страшно – вспомнил о рвах и ярах, где теперь лежат персонажи «Фрейлехс».
 Михоэлс и Зускин выходили на аплодисменты, раскланивались.
   Мог ли я подумать, что вскоре одного убьют на глухой окраине Минска, а другого расстреляют?..».

    Ещё о С. М. Михоэлсе из 6-й книги мемуаров И. Г. Эренбурга. Глава 15 (он ждал ареста):
   «Месяцы, о которых мне предстоит рассказать, может быть, самые тяжёлые в моей жизни, и я надолго прервал работу: не решался начать эту главу. С какой радостью я опустил бы её! Но жизнь не корректура, и пережитого не перечеркнёшь.
   С тех пор прошло пятнадцать лет. Я не хочу бередить заживающие раны, не назову некоторых – меньше всего меня привлекает роль прокурора. Притом я многого не знаю, ограничусь тем, что коротко, сухо расскажу о пережитом.

   Теперь я понимаю, что начало некоторых событий, о которых хочу написать, связано с трагической смертью С. М. Михоэлса, и прежде всего скажу о Соломоне Михайловиче.
   Познакомился я с ним давно, ещё в двадцатые годы, но мало его знал: а понял и полюбил в годы войны; одно время он довольно часто приходил к нам в гостиницу «Москва», иногда горевал вслух, иногда дурачился, иногда как-то вбирал в себя руки и ноги, сжимался, молчал.

   Он был большим актёром, и, конечно же, его стихией было искусство. Я хорошо помню его в роли короля Лира. Он казался неузнаваемым – в жизни он был небольшого роста и лицо у него было не короля, а, скорее, насмешливого интеллигента, с выпуклым лбом и выпяченной нижней губой.
   Но на сцене, высокий и трагичный, король Лир был невыразимо прекрасен в своём горе и гневе. Талант Михоэлса почитали актёры различных направлений; я помню, с каким восхищением говорили о нём и Качалов, и Мейерхольд, и Питоев.
   Никогда Михоэлс не был националистом, он любил русский язык, и его друг А. Н. Толстой иногда говорил: «Не понимаю, почему Соломон не хочет играть в русском театре…».

   Но у Михоэлса было любимое дитя – Еврейский театр. На спектакли этого театра приходили и зрители, не знавшие еврейского языка. Игра Михоэлса и Зускина была настолько выразительной, что все бывали захвачены похождениями местечкового Дон-Кихота или бедой Тевье-молочника.
   Во время войны С. М. Михоэлс был душой Еврейского антифашистского комитета. Кто тогда мог думать об искусстве? Гитлеровцы убивали в местечках Украины и Белоруссии и старых героев Шолом-Алейхема, и девочек-пионерок.
   Михоэлса послали вместе с поэтом Фефером в Америку. В 1946 году американцы мне рассказывали, как в одном городе рухнула эстрада – слишком много людей хотели подойти поближе к советским гостям.  Михоэлс и Фефер собрали миллионы на советские госпитали, детские дома.
   После победы к Михоэлсу обращались с просьбами тысячи людей – в их глазах он оставался мудрым ребе, защитником обиженных.
   И вот Михоэлса убили…».
 
  (Фефер Ицик (Исаак Соломонович; 1900-1952), еврейский поэт (СССР). Писал на идише. Романтика борьбы за новую жизнь, вера в благотворность революционных перемен для российского еврейства в сборниках стихов «Щепки» (1922 г.), «О себе и о таких, как я»…
   Издавались его поэмы. Автор пьес «Трубочист» (1926 г.), «Солнце не заходит» (1947 г.).
   По делу Еврейского антифашистского комитета был расстрелян).
   В литературе есть информация - кого ещё расстреляли или убили (якобы, бандиты, грабители - как в Минске С. Михоэлса) из Еврейского антифашистского комитета. Для меня загадка: организован (конечно, с повеления Сталина) в 1941 году, а уничтожать тех, кто в него входил или какими-то делами был к нему причастен, начали уже через несколько лет? Наверное, нужен был список евреев, по которому потом их легко было находить и губить.

                О ТЕАТРЕ «ШАЛОМ», МИХОЭЛСЕ, ПРЕМЬЕРАХ

   На телеканале «Россия-Культура» 25 июня 2024 года в передаче «Наблюдатель» говорили о Еврейском театре «Шалом» в Москве. Так отметили его 90-летие. Ведущим был Андрей Максимов.
   Намеренно не называю гостей передачи. Лишь немного об истории театра («Шалом», если правильно поняла, на иврите – мир; автор названия режиссёр Ливенбук?).
   Никогда не видела С. Михоэлса. И вот в самом начале этой передачи небольшой эпизод из кинохроники. Актёр в роли короля Лира. Но сначала он сидит перед зеркалом в гримёрной. Ему надели парик, а сверху корону. Это уже не молодой человек; по выражению лица – много переживший.
   Потом Соломон Михайлович идёт на сцену. Там разный народ. На полу лежит, если не ошибаюсь, умершая женщина. Король (спектакль идёт на идише) что-то говорит, как – причитает; страдает.

   Гости «Наблюдателя» рассказали о создателях театра, среди которых художественным руководителем был и С. Михоэлс. Когда Соломона Михайловича убили, театр не работал 14 лет. Потом его возродили. Но ещё одна «тёмная» полоса в его истории – 9 лет был на ремонте. За то время «истлели декорации, не было уже многих актёров, устарел репертуар, потеряли зрителей».
   Теперь всё хорошо. Сейчас в «Шаломе» ставят в год до 6 новых спектаклей. Пустых мест в театре не бывает. Конечно, Соломон Михайлович, узнав о возрождении его любимого театра, возрадовался бы.               

   Актёра С. М. Михоэлса-Вовси убили в 1948 году. О его троюродном брате - враче Вовси М. С. вспомнили через пять лет. Наверное, для колорита участников «Дела врачей».
   За годы политических репрессий в СССР было состряпано несколько «Дел врачей»: после смерти Ленина, Максима Горького и других. Последнее такое "Дело", как я поняла, завели в конце 1952 - начале 1953 гг. Именно тогда среди "подлых шпионов и убийц под личиной врачей" (название статьи в газете)оказались М. С. Вовси и его жена, врач Вера Львовна.
   Также были арестованы врачи Владимир Никитич Виноградов, Михаил Борисович Коган (см. ещё о нём дальше) и другие.
 
   Рассказывая о С. Михоэлсе-Вовси, Илья Эренбург (см. выше) вспоминал: «Однажды я пошёл в Еврейский театр на пьесу «Фрейлехс». Это был весёлый спектакль, построенный на фольклоре местечек. Костюмы сделал мой друг Тышлер».
   Прочитала «Тышлер» и мне захотелось что-то ещё узнать о том человеке. Сразу же подумалось: «Наверное, и Тышлера, за фамилию или за творчество, арестовали, били и?».

   В «Советском энциклопедическом словаре» (Москва. «Советская энциклопедия». 1983 г.) прочитала: «ТЫШЛЕР Александр Григорьевич (1898-1980), советский театральный художник, живописец и график, заслуженный деятель культуры Узбекской ССР (1943). Член ОСТа.
   Работам Тышлера свойственны романтическая метафоричность образов, декоративность и экспрессия цвета («Мистерия-Буфф» В. В. Маяковского в Московском театре Сатиры). Государственная премия СССР (1946).
   Замечательно, что выжил и прожил больше, чем мучители хороших и талантливых людей.
   ОСТ – (Общество художников-станковистов), 1925-1931 гг., основано в Москве выпускниками ВХУТЕМАСа во главе с Д. П. Штеренбергом. Члены ОСТ (П. В. Вильямс, А. Д. Гончаров, А. А. Дейнека, Ю. И. Пименов, А. Г. Тышлер и др.) … стремились к отражению типических явлений советской действительности, к лаконизму и динамике формы.

                ОБЪЯВИЛОСЬ МНОГО СТРАДАЛЬЦЕВ

    Нужна ли была терапевтическая служба для Красной Армии?
   Май 1945 года. Восточная Пруссия.
   Из книги «И снова в бой…» (издательство «Советский писатель». Москва -1967) военврача, начальника СЭГа 290 В. Е. Гиллера:

   «Госпиталь продолжал работать, но уже перейдя на давно забытый мирный график – на восьми-, а затем и шестичасовой рабочий день.
   Теперь уже не было нужды по шестнадцать часов простаивать в перевязочных и операционных или, едва задремав, вскакивать по авралу.
   Непостижимо много вдруг объявилось больных. И каких только среди них не было страдальцев! И язвенники, и гипертоники, и астматики, и страдающие болезнью печени, и внезапно скрюченные злым радикулитом…

   Казалось непостижимым: как могли эти действительно больные люди переносить тяготы военной жизни, мокнуть под дождём, мёрзнуть в окопах, подолгу не спать на боевом марше, питаться всухомятку? Как удавалось им все это время преодолевать свои старые и нажитые на войне болезни?
   И вот, наконец, наступил день, когда впервые за все эти годы в госпиталь не поступил ни один раненый. Опустели хирургические, опустели операционные. Только эвакуационное отделение продолжало жить напряженной жизнью, непрерывно эвакуируя раненых в глубь страны».
   Кроме эвакуационного, напряженной жизнью с первых же дней Победы, жило и терапевтическое отделение СЭГа 290, помогая страдальцам, как были названы больные фронтовики. Напомню, что ведущим терапевтом того фронтового госпиталя был Михаил Гольник, ученик М. С. Вовси.

   А это из документальной повести (упомянута выше) В. Е. Гиллера «Во имя жизни». Начальник госпиталя вспоминал, как формировался коллектив СЭГа 290, и кто составлял его врачебное ядро.
   Начало Великой Отечественной войны. 1941 год. Прифронтовая Вязьма:

   «Уже первое знакомство с врачами госпиталя показало, что состав их очень неоднороден. Здесь были врачи старшего поколения, заведующие большими хирургическими отделениями, имевшие свои, установившиеся взгляды; были и врачи помоложе, быстро воспринимавшие боевую обстановку, новейшие основы лечения раненых; были здесь и «зелёные» доктора, молодёжь, студенты пятых курсов, досрочно выпущенные в сорок первом году без всякого опыта самостоятельной работы, но готовые своротить горы.
   Все они безотказно работали, принимая днём и ночью сотни, тысячи раненых. Были среди них и участники боевых действия на озере Хасан, реке Халхин-Гол; кое-кому довелось штурмовать железобетон «линии Маннергейма».
   И нейрохирург русский патриот Александр Архипович Шлыков, и украинец, насмешливый Леонид Леонидович Туменюк, и способный белорус Дима Солонович, и зауряд-врач грузин Ираклий Гоберидзе, и кадровый военный хирург еврей Иосиф Ионович Замчук – все они горели желанием возможно лучше выполнить свой долг».

   Из написанных книг о СЭГе 290, из воспоминаний его персонала (не только медработников) видно, что в годы войны никто не делил врачей, средний и младший медперсонал, водителей санитарной автороты, ремонтников и всех остальных, а также поступающих раненых (обожжённых, контуженных, обмороженных, больных) по национальности, вероисповеданию, цвету кожи, месту жительства. Все были гражданами СССР.
   Так было на фронте. Как выяснилось позже – в тылу делили. И во время войны, и после.

   Разве для раненого, больного человека имеет значение какой национальности, веры врач; на каком языке он говорит? Человеку, которому больно или у него обильное кровотечение, или из черепа выпал мозг – ему нужна помощь; он хочет жить.
   Описано в разных книгах, документах, как умирал Сталин. Случился инсульт. Он упал на пол в кабинете. Позвать на помощь он не мог, потому что отнялась речь. Сутки лежал на полу в луже своей мочи.
   Им было заведено правило: охрана, помощники и прочие не должны были заходить туда, где был Сталин – пока не зажигался свет. Или что-то в этом роде. Словом был какой-то сигнал. Ослушаться боялись. В тот раз слишком долго «вождь народов» не подавал сигнала. А потому узнали о беде много времени спустя.
   Приехали его коллеги по партии. Посмотрели и уехали. Приказали – никого к Сталину не пускать. Врач был допущен только через сутки. И всё это время Сталин был в сознании. Интересно, о чём он тогда думал? Молился ли Богу, каялся – он, не состоявшийся священник?

   Можно быть уверенным, что ему было абсолютно всё равно – какой национальности врач: русский, грузин, еврей, африканец, оказался бы рядом в первые же минуты, как он упал на пол в кабинете. Его бы переодели в сухую и мягкую одежду; уложили в постель, дали воды, медсестра бы сделала укол.
   Врач сел бы рядом на табуретку, поправил подушку, положил свою руку на руку больного, как это всегда делал Мирон Семёнович Вовси. И больному стало бы легче.
   Это лишь один из вариантов развития того события. Другой – Сталину дали умереть.
   Почему я здесь упоминаю Иосифа Джугашвили? Он же был главным (после смерти Ленина) идеологом уничтожения народов СССР. Главный бес Советского Союза!
   Если человеку не дано быть человеком, то он им и не будет! 

   Не слышала, чтобы на палачей советского разлива заводили уголовные дела, и чтобы их судили открытым судом. Да, их ловили, арестовывали, быстренько убивали. Наверное, чтобы не выдавали авторов политических процессов, доносчиков.
   Но - сколько веревочка не вейся, а конец появится!   
-----------------           -----------------        ----------------
   В мемуарах И. Эренбурга упомянута гостиница «Москва». В годы Великой Отечественной войны в гостинице Илья Григорьевич жил и работал, возвращаясь из поездок на фронт; его квартира была разрушена. В «Москве» тогда жили и работали многие военкоры, фотокоры.
   Жаль, что на ней нет мемориальной доски с именами участников войны, внёсших свою долю статьями, стихами, фотографиями, киносъёмками, рисунками в Победу над фашистами.
   Получилась большая статья. Спасибо всем, кто прочитает.
      30 июня 2024 года
---------------------------------
Ещё о враче Михаиле Борисовиче Коган.
   На сайте «Мир в его многообразии» (Дзен) 26 сентября 2024 г. была опубликована статья «Новая Земля. Как в Заполярье хотели создать всесоюзную здравницу».

   Речь в ней шла о том, что в СССР архипелаг Новая Земля рассматривался, как место, хорошее для строительства санаториев для лечения больных с лёгочными заболеваниями. Чистейший, почти стерильный, воздух и другие особенности природы способствовали этому.
   Советский врач-полярник Борис Дмитриевич Георгиевский говорил, что наблюдал, как больные с туберкулёзом лёгких (и другими болезнями дыхательной системы) выздоравливали на Новой Земле: у них появлялся аппетит, они набирали вес, исчезал кашель. Для строительства санаториев называлась и Земля Франца-Иосифа.

   Из названной статьи:
   «Другой известный советский врач, пациентами которого являлись первые лица советского государства (В. М. Молотов) и видные деятели культуры (Д. Д. Шостакович), Михаил Борисович Коган отметил поразительный эффект от влияния арктического климата на ускорение процессов заживления ран и переломов костей.
   К сожалению, учёный, который так много сделал для медицинской науки, попал в опалу властей и был причислен к группе «врачей-убийц» в рамках сфабрикованного «Дела врачей».
   Политическое дело в 1953 году.
19 ноября 2024 г.

     ЛИТЕРАТУРА:
В. Е. ГИЛЛЕР. Во имя жизни. Записки военного врача. Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва – 1956.
ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ. Люди, годы, жизнь. Диалог эпох. Три тома. Издательство АСТ. Москва. 2024 г.
М. МИРСКИЙ. Главный хирург Н. Н. Бурденко. Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва – 1973 г.
Новый энциклопедический словарь. РИПОЛ КЛАССИК. Большая Российская энциклопедия. Москва. 2004 г.