639 Приём молодого пополнения 25. 10. 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2–е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

639. Приём молодого пополнения. 25.10.1973 г.

С четверга 25 октября 1973 года на БПК «Свирепый» начался приём пополнения, теперь каждый день на корабле появлялось по два-три новых матроса, которых надо было встретить, накормить, в бане помыть, койку выделить, к годку-старшине определить, и работой загрузить. Основной задачей нового пополнения было изучение и освоение корабля: в первую очередь, помещений общего пользования корабля (столовой личного состава, гальюнов, коридоров), своего кубрика, своей койки, рундука, своего места в рундуке. До боевых постов, до приборов и оборудования по боевому номеру новобранцев, новичков или по-флотски «салаг» пока не допускали.

Новички, даже если они полгода провели в военно-морском учебном заведении («учебке») и были уже аттестованными специалистами по своей военной специальности, всё равно считались салагами и их начинали обучать «по новой», то есть опять с азов изучения устройства корабля, заведования, боевого поста, боевых обязанностей по книжке-инструкции боевого номера. Теперь опять повсеместно на корабле по боевой учебной тревоге звучало: «Бегом по трапу!» и опять стриженые макушки черепов салаг бились о крышки межпалубных люков.

Каждый из прибывающих новичков молодого пополнения принимался на корабельное продовольственное и материальное обеспечение, регистрировался в канцелярии, вставал на учёт у корабельного медика, получал корабельный аттестат формы одежды и обуви, избавляясь от того, что имел в «учебке» или во флотском экипаже при прохождении курса молодого бойца, зачислялся в штат корабля и боевой части. Комсомольцы (комсомольцам на флоте в 70-е годы XX века были все) должны были встать на комсомольский учёт…

Исполняющий обязанности секретаря комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый» мичман Анатолий Дворский очень ревностно взялся за эти свои обязанности, особенно перед визитом командующего Балтийским флотом адмирала В.В. Михайлина на общее комсомольское собрание нашего соединения (12-й ДиРК ДКБФ) в воскресенье 28 октября 1973 года. Дворский потребовал у меня все учётные документы и ведомости сборов комсомольских взносов, протоколы комсомольских собрания общекорабельных, протоколы комсомольских собраний по боевым частям и протоколы заседаний комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый» за всё время существования комсомольской организации корабля, то есть с марта 1972 года. Естественно, что чего-то из этих документов не существовало или было не оформлено в «чистом» виде, то есть формально…

Ещё очень обиженный отсутствием в приказах о поощрении по итогам нашей первой БС (боевой службы), недопущением меня на общее комсомольское собрание нашего соединения с участием командующего Балтийским флотом адмирала В.В. Михайлина и вообще несправедливостью, я с некоторым злорадством собрал все корабельные комсомольские «манатки»: дела с характеристиками, коробку из под обуви с учётными карточками, ведомости по уплате членских взносов, папки с протоколами и черновиками протоколов, дневники комсоргов боевых частей корабля, комсомольские билеты, оставленные мне комсомольцами для оформления и хранения в сейфе ленкаюты, коробку из-под сигар с членскими взносами, печать и штампик комсомольской организации, коробочку с штемпельной подушечкой и флакон с фиолетовыми чернилами для штампика.

Всё это я молча отнёс и вручил мичману Анатолию Дворскому в его каюте в присутствии его соседа, другого мичмана и под роспись Анатолия в отпечатанной на машинке в двух экземплярах расписке с описью передаваемых документов. Анатолий Дворский тоже молча бегло проверил состав передаваемых документов, расписался в расписке-описи и кивком головы отпустил меня на все четыре стороны. Через три часа после того, как я отправлял к мичману Дворскому матросов молодого пополнения, которых по привычке командиры боевых частей корабля направляли ко мне в ленкаюту для постановки на комсомольский учёт, Анатолий принёс мне эти коробки, дела и папки в ленкаюту, и уже не высокомерно, а «по-дружески» просил меня взять всё это обратно…

– Я и не знал, что так будет хлопотно, - сказал мне мичман Анатолий Дворский, исполняющий обязанности секретаря комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый». – Хлопотно и непонятно. Тут надо учётные карточки заполнять, взносы собирать, характеристики писать, протоколы составлять, дневники какие-то заполнять…
– Чёрт те что! – в сердцах воскликнул Анатолий Дворский. – Как ты со всем этим справлялся?!
– Знаешь, давай так… Ты по-прежнему будешь комсоргом корабля, а я только тебе в помощники.
– Вернётся замполит из отпуска, я ему скажу и командиру корабля скажу, что к этой работе я совершенно не готов и отказываюсь от этой должности.
– Пусть ищут штатного офицера на эту должность или пусть тебя назначат приказом, а я отказываюсь!

– Меня приказом назначить комсоргом корабля не могут, я матрос срочной службы, – сказал я мичману Анатолию Дворскому. – Комсорг корабля или секретарь комитета комсомола ВЛКСМ на корабле – это штатная офицерская должность не ниже лейтенанта.
– Тогда пусть они присваивают тебе звание лейтенанта! – воскликнул Анатолий Дворский. – Ты эту работу тянешь, и у тебя всё получается, я посмотрел твои документы, а я не смогу. Не знаю, не умею и не хочу. Так что, забирай всё обратно и не обижайся на меня. Я не хотел быть комсоргом корабля, они меня просто вынудили согласиться перед БС, ну, ты знаешь, ты, Саша, всё ведь знаешь лучше меня…
– Знаю, товарищ мичман, поэтому, чтобы дело не пострадало, забираю все комсомольские дела и документы, не то опять бардак будет, и нам всем потом его не расхлебать. Только я должен проверить состав и комплектность возвращаемых вами дел и документов…
– Смотри, смотри, проверяй, – поспешил согласиться мичман Дворский. – Я ничего не трогал, не смешивал, не раскрывал. Как ты мне всё передал, так я всё и возвращаю…

Я проверил состав и комплектность документов, хотел было вручную написать соответствующую расписку, но мичман Анатолий Дворский поспешно вернул мне предыдущую свою расписку-опись, написал на ней, что возвращает всё в целости и сохранности, и так поспешно убежал из ленкаюты, что я даже не успел ничего ему сказать на прощание. Больше до самого моего ДМБ в ноябре 1974 года мичман Анатолий Дворский даже не пытался участвовать в организации комсомольской работы на корабле, в комсомольских мероприятиях или собраниях, при этом он продолжал формально числиться секретарём комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый».

В «крейсерской» корабельной библиотеке БПК «Свирепый» был полный комплект книг, пособий, брошюр и инструкций по организации партийной и комсомольской работы, а также наборы учётных карточек, бланков отчётов, протоколов, описей, ведомостей и иных учётно-отчётных документов. Я тратил уйму времени на их изучение и оформление, но делал это всегда очень тщательно, потому что свято помнил и исполнял старый «ленинский» завет-наказ: «Не так важно сделать, как важно отчитаться»…

По этим книгам, брошюрам и инструкциям выходило, что наилучшей формой работы секретаря комитета ВЛКСМ корабля 2 ранга (с правами райкома) было регулярное проведение индивидуальных собеседований с комсомольцами, заслушивание отчётов и сообщений членов ВЛКСМ на комсомольских собраниях, заседаниях бюро и комитета комсомола (под которыми понимались, в том числе, жалобы на несправедливость и т.д.) и выполнение комсомольцами комсомольских и общественных поручений.

Я с этим был полностью согласен, поэтому, принимая в ленкаюте матросов молодого пополнения, я сначала по-дружески доверительно беседовал с ними, предварительно официально в диалоге оформляя им учётные карточки члена ВЛКСМ и комсомольские билеты. Формальное заполнение данными учётных карточек превращали наше общение в строго официальное, и матросы переставали видеть во мне тоже матроса, такого же как они.

Да, я был таким же как они, только чуть постарше по сроку службы на флоте и поавторитетнее по сроку службы на корабле, на котором я был изначально с первого момента формирования первого изначального экипажа БПК «Свирепый»; я был уже «легендой»…

Матросы молодого пополнения, естественно, не знали и не могли знать годков призыва 1969 года или весны 1970 года, они уже сыграли своё ДМБ, а я их знал, и не просто знал, а служил с ними, терпел от них все их годковские манеры и повадки, дела и прегрешения. Я не знаю, что про меня говорили и рассказывали матросам молодого пополнения наши моряки-свиреповцы, но все без исключения салаги приходили ко мне в ленкаюту вставать на комсомольский учёт с любопытством и изумлением. Как это так? матрос или вернее старшина 2 статьи и комсорг корабля, то есть «начальник»…

Одни салаги вели себя скромно, сдержанно, официально, другие – раскованно, с вызовом, почти независимо, третьи – равнодушно, нейтрально, а то и с плохо скрытым сопротивлением, проявляющимся в их «инакомыслии». Вот это самое «инакомыслие», то есть несогласие и расхождение во взглядах или иное мышление, отличающееся от общепринятого, меня беспокоило больше всего в матросах молодого пополнения. Дело в том, что все они приходили уже с некоторым своим жизненным опытом флотской службы, со своими традициями «учебок», со своими взглядами и мнениями, порождёнными их учёбой в школе, их дворовой и уличной жизнью, их нравами, их воспитанием, их образованием, их временем…

Здесь на корабле тоже были свои нравы, свои взгляды и свои мнения у годков, у подгодков и у молодых матросов, но у нас было и нечто общее, единое, целое. Это была жизнь и служба на корабле в тесном механическом пространстве, заполненном взрыво- и пожароопасным вооружением, в условиях пребывания в море-океане и на БС (боевой службе), когда риски реально и действительно становятся смертельно опасными. Эти риски и опасность не просто сближали всех нас в экипаже, а превращали всех – командира корабля, замполита, старпома, командиров, офицеров и мичманов боевых частей и служб – в боевое братство, в братишек. Матросы молодого пополнения, не бывавшие в море и не испытавшие всех прелестей флотской службы на боевом корабле, ещё не были членами такого братства…

Сплочение личного состава экипажа боевого корабля – это длительный и тяжкий процесс флотской службы, сопряжённый с большим количеством различных стрессовых ситуаций, конфликтов, побед и поражений. Вникнуть, встроиться и вжиться в корабельный распорядок, в боевую службу, а самое главное, в коллективное и индивидуальное общение в экипаже корабля очень трудно. Если в экипаже корабля нет стойких традиций, неписаных законов морского и флотского братства, некоей доминирующей идеологии, а только одни уставные отношения и служебные функции, то неизбежно начинаются «тёрки» между офицерами и мичманами, между командирами и личным составом, между годками, подгодками и молодыми матросами. Про салаг и говорить нечего, они в таких условиях почти полностью бесправны…

Как правило, всё молодое пополнение приходит на корабли уже с испорченной идеологией, со своими «приключениями», бедами, обидами и переживаниями, порождёнными несправедливостью флотской службы и отношениями со своими сверстниками, командирами отделений, старшинами и годками. Как правило, все эти отношения естественно строятся на основе конфликтов доминирующих личностей и подчинившихся их силе или воле. Редко, когда кто-то из салаг или молодых матросов сумеет в силу своего характера, воли или физической силы преодолеть все напасти и стать цельной несгибаемой личностью…

Однако на флотской службе в 70-е годы XX века была одна основа, которая помогала и обеспечивала матросам молодого пополнения успешно справиться со всеми трудностями и преодолеть доминирующее засилье «неуставных» взаимоотношений в экипажах боевых корабле. Этой основой была коммунистическая идеология, если хотите – моральный кодекс коммунистов и комсомольцев, порождённый Великой Октябрьской социалистической революцией 1917 года, Гражданской войной 1918-1922 годов, Великой Отечественной войной 12941-1945 годов и послевоенным социалистическим строительством коммунизма – социалистическим соревнованием, ударным коммунистическим трудом, боевой и политической подготовкой.

Да, в 1973 году уже зримо начало проявляться в матросах молодого пополнения устойчивое «инакомыслие» по отношению к коммунистической идеологии, но она не сдавалась, боролась, и быть комсомольцем или коммунистом ещё считалось не просто привилегией или обязанностью, а уже неким геройством. Проще всего быть насмешливым обывателем или тайным инакомыслящим, труднее всего быть открыто честным, ответственным и порядочным человеком и гражданином…

Как правило, матросы молодого пополнения «заскакивали» в ленкаюту «на минуточку», чтобы сдать комсоргу корабля свой членский комсомольский билет, встать на комсомольский учёт и тут же бежать обратно к своему старшине или командиру отделения, чтобы доложить об исполнении приказа и продолжить «курс борзого салаги» по изучению корабля, своего заведования, боевого поста или своих обязанностей по боевому номеру. На разговоры, как правило, у салаг времени не было…

Одни меня робко или хамски торопили, ошибочно полагая, что перед ними такой же матрос как они, другие нетерпеливо и формально кратко отвечали на мои вопросы и только некоторые (единицы) вдруг проявляли интерес, внимание и ответственность, вступая со мной в откровенное собеседование. Вот примеры таких собеседований с матросами молодого пополнения БПК «Свирепый» в октябре-ноябре 1973 года…

Стук дверь ленкаюты и возглас на пороге: «Разрешите войти?!».

– Разрешаю…
– Здравия желаю. Матрос Смирнов. Приказано прибыть в ленкаюту корабля к комсоргу и встать на комсомольский учёт…
– Проходите. Давайте ваш комсомольский билет и учётную карточку. Присаживайтесь…
– Мне некогда… Приказано отдать билет и бегом назад…
– Ничего, садитесь. Это займёт всего несколько минут.
– Нет, я пошёл, меня ждут…
– Подождут. Садитесь. Это приказ.

Тут, как правило, возникал первый конфликт и недоумение: какой-то моряк в матросской робе приказывал, как приказывает командир отделения или старшина, или офицер. Матрос молодого пополнения, как правило, терялся, осторожно и опасливо смотрел на меня, а потом пытался как-то выбраться их этой ситуации…

– Да нет, правда, я должен идти, а то меня накажут за неисполнение приказа.
– Успокойтесь, не накажут, вы у секретаря комитета ВЛКСМ корабля, встаёте на комсомольский учёт и это официальная, а значит неизбежная процедура. Вы же вставали на учёт в канцелярии корабля или у нашего корабельного медика?
– Вставал…
– Вот, так что это то же самое. Кто вам приказал идти в ленкаюту и вставать на комсомольский учёт?
– Командир отделения.
– Какого отделения? Какой боевой части? Отвечайте полно и по уставу…

Как правило, после такого начала общения всё становилось на свои места и далее шло как «по писанному».

Пока заполнял формуляр учётной каточки комсомольца я успевал узнать от салаги: его ФИО, дату и место рождения; место прописки или проживания; годы учёбы в школе или ином учебном заведении; оценки по предметам и аттестатам; участие в комсомольской деятельности и общественной активности; отношение к воинской дисциплине и знание флотских традиций; характер отношения салаги к флотской службе и степень устойчивости его воли. Я делал это не специально, а естественно, по наитию, с целью понять человека, уловить стержень его личности и манеру его личного поведения. Главное, что я хотел от этого собеседования, – это понять для себя, кто передо мной: слабак, салага, недруг или личность, друг, будущий моряк и «братишка».

Конечно, никто из матросов молодого пополнения не раскрывался сразу, полно и откровенно; отвечали скупо, настороженно, опасаясь подвоха, тем более, что перед ними был такой же моряк срочной службы, как и они, однако именно это помогало мне понять, кто передо мной – честный, открытый и порядочный парень или пройдоха, приспособленец, а то и недруг, чужой и мыслью, и делом.

– Ваша карточка персонального учёта будет храниться здесь, в ленкаюте. Ваш секретарь первичной комсомольской организации в боевой части – старшина (такой-то). Вы будете принимать участие в комсомольских собраниях и мероприятиях по планам работы вашего секретаря первички и по планам работы нашей корабельной комсомольской организации. Советую вам быть активным комсомольцев и проявить себя не только как военный специалист, но и как добросовестный товарищ и братишка всем морякам нашего корабля.
– Вам известно, что по флотской традиции вкладывается в это слово – «братишка»?
– Да…
– И что же?
– Ну, это, как его? Это, значит, быть дисциплинированным, выполнять приказы командиров, старших и начальников…
– И всё?
– А что ещё?!

– А ещё то, что в этом слове «братишка» заключается сильное чувство товарищества и боевого братства, доверия и взаимопомощи. А знаете почему?
– Почему?
– Потому что в море больше надеяться не на кого. В море кроме нас с вами больше нет никого на корабле, а вокруг корабля в море только опасности и враги. Так что больше надеяться и верить не на кого и некому, кончено, кроме «морского бога»…
– Какого «морского бога»?..
– Моря-Океана…
– Вы верите в «морского бога»?!
– В него все верят, и вам советую верить и уважать его, потому что «морской бог» – это морские и флотские традиции, прежде всего, традиции нашего корабля, БПК «Свирепый», нашего экипажа. Потому что мы «свиреповцы» – ярые личности свирепые к врагам.

Как правило, здесь салага из молодого пополнения ошарашено молчал…

– Вам известны морские и флотские традиции, обычаи и ритуалы?
– В учебке и во время прохождения курса молодого бойцы пришлось испытать кое-что…
– Ну и как? Озлобились?
– Нет! Сейчас уже нет…
– А раньше?
– А раньше обидно было…
– Сопротивлялись годкам?
– Нет…
– А я сопротивлялся…
– Дрались с годками?
– Нет. Вспомнил, что я комсомолец, что мы не в банде живём, а в советском государстве. Выступил на комсомольском собрании против годковщины и сказал, что мы все братишки, что старшие должны относиться к младшим по службе, как старшие братья к младшим, что мы все – одна команда, один экипаж, одна флотская семья и должны не гнобить и унижать, а поддерживать и беречь друг друга, потому что кроме нас на корабле в море больше никого нет…

– И что было потом? – как правило спрашивал салага из молодого пополнения.
– А потом годки первого экипажа БПК «Свирепый» избрали меня комсоргом корабля и передали мне на хранение морские и годковские законы, свои традиции, обычаи и ритуалы.
– Какие?
– Придёт время, узнаете, а пока вникайте в свою службу, исполняйте приказы командиров, старших и начальников и не забывайте, что вы комсомолец. Свободен!

Я не говорил салаге из молодого пополнения того, что требовал от меня наш замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин. Он требовал, чтобы я напоминал молодому матросу нормы Устава ВЛКСМ, рассказывал ему о порядке работы первичных комсомольских организаций в боевых частях, знакомил его с решениями съездов и комсомольских собраний, выдавал ему личные рабочие тетради и литературу для политзанятий, привлекал к комсомольской работе и давал комсомольские поручения, и обязательно брал с него комсомольские взносы...

Увы, как правило, матросы молодого пополнения приходили на корабль практически без своих денег, хотя им перед выпуском из учебок или из флотских учебных экипажей выдавали положенное денежное содержание. Во-первых, денег у салаг было мало (3-5 рублей), во-вторых, мелочи не было ни у кого (комсомольский членский взнос матроса срочной службы с денежным содержанием 3 руб. 80 коп. – 2 коп в месяц), а в-третьих, даже в то время (70-е годы XX века) эти 2 копейки членских взносов считались «мелочью» и «мелочностью» секретарей комсомольских организаций…

В нашей корабельной «крейсерской» библиотеке был целый набор и комплект руководящих документов по организации партийной и комсомольской работы – от уставов и сборников решений и постановлений съездов и ЦК за предыдущие годы до пособий, методичек и инструкций. Например, была отличная практическая книга «Организационно-уставные вопросы комсомольской работы: Памятка секретаря первичной комсомольской организации» (Москва, Мол. Гвардия, 1969, 128 с., В.М. Кувенева, И.С. Корнеева, В.И. Лобусов и др.). В этой книге практически подробно были изложены ответы на все вопросы организации комсомольского учёта и комсомольской работы. Эта книга мне очень помогла в работе, в службе и в жизни…

Я никогда не требовал с матросов молодого пополнения уплаты комсомольских членских взносов при поступлении на корабль, потому что сам считал это «мелочностью». Вообще в экипаже БПК «Свирепый» чрезмерная щепетильность или въедливая «старпомовская» требовательность считалась чем-то недостойным, мелочным, неприятным и даже отвратительным. Например, склонность нашего старпома на первой БС (боевой службе) капитан-лейтенанта Н.В. Протопопова придавать преувеличенное значение несущественному в ущерб существенному, уделять повышенное внимание пустякам, учитывать каждую ошибку, любую малость, как проступок, требующий обязательного наказания, воспринималась всеми в экипаже БПК «Свирепый» как мелочность…

Мелочность, придирчивость, преувеличение значения пустяков, буквоедство, пустяшная вспыльчивость, зависть, скаредность, копеечность, крохоборчество, мелкодушность, мелкотравчатость, суетность, кляузность и ничтожность личности считались у нас на корабле пороками и порочностью недостойными человека, особенно, военного моряка, а ещё сильнее недостойными морячка-свиреповца. Да, мы были по-настоящему свирепыми, но только по отношению к нашему «вероятному противнику», к нашим врагам, а в остальном у нас приветствовались и почитались выдержка, стойкость, невозмутимость, бесстрашие, человеческое достоинство и братство, морское, вернее, военно-морское братство: мы друг за друга могли, как говорится, «глотку перегрызть» (потому что мы были «свиреповцы»).

Всего этого я не говорил матросам молодого пополнения при приёме на корабль, но в процессе дальнейшего общения по службе и дружбе говорил обязательно. В том числе обязательно я встречался с салагами и молодыми матросами в кубриках, в столовой личного состава, во время работ и приборок и интересовался их вхождением в корабельную жизнь, корабельный распорядок, в службу в боевых частях и на боевых постах. Тонкости и мелочи меня особо не интересовали, хотя я многое подмечал в манерах и поведении салаг и молодых матросов, но вот подробности их настроения были мне очень интересны.

Как правило, через несколько дней после прихода матросов молодого пополнения на корабль я спрашивал секретарей первичных комсомольских организаций в боевых частях корабля о салагах и о том, как они вживаются в коллектив групп, команд, кубриков и боевых частей. Даже простая постановка таких вопросов сильно «отрезвляла» самых отъявленных годков или подгодков, которые всё-таки пытались измываться над молодыми матросами, помня о своих переживаниях и испытаниях в статусе «салаг». Таким образом, я пытался хранить, сохранять и продолжать наши традиции первого изначального экипажа БПК «Свирепый», в котором мы сами в июле 1972 года постановили на общекорабельном комсомольском собрании изжить «годковщину» и заменить её «флотским братством». До осени 1974 года мне это ещё удавалось делать…

После того, как салаги и молодые матросы из пополнения немного осваивались на корабле и переставали ходить и бегать с ошалевшими выражениями лиц, я приглашал их к себе в ленкаюту на следующее собеседование и сначала предлагал им записаться в корабельную библиотеку, брать и читать книги или журналы (они, как правило, записывались в читатели, но книг не брали – некогда им было читать). Потом я расспрашивал их об их талантах и умениях: рисовать, петь, читать стихи или рассказы, актёрствовать, танцевать матросский танец «яблочко» или чечётку, играть на музыкальных инструментах.

Практически все салаги или молодые матросы что-то умели делать из перечисленного, но возможности или желания этим заниматься у них, как правило, не было, потому что все они были изначально озабочены сдачей экзаменов на классность и на допуск к своим заведованиям. Я не напрягал и не настаивал, но этол собеседование давало салагам и молодым матросам понимание того, что флотская служба – это не механическое взращивание человека-матроса в боевой корабельный механизм, а боевая корабельная жизнь – наполненная, сложная, ответственная и человеческая.

Ещё через несколько дней или недель я опять встречался по одному с салагами и матросами молодого пополнения в ленкаюте и показывал-рассказывал им, что я делаю на корабле как художник-оформитель, библиотекарь, почтальон, фотолетописец и комсорг корабля. Я снова предлагал им принимать активное участие в комсомольской и культурно-массовой работе на корабле, но, как правило, опять получал вежливый отказ и «отнекивания». Как правило, молодое пополнение не блистало талантами, хотя многие могли играть на шестиструнной гитаре и петь различные уличные, блатные или заграничные песни, типа песен ансамбля «Битлз». Увы, эти песни не нравились нашему замполиту, но я с удовольствием записывал слова некоторых свежих самодельных, уличных и дворовых песенок «с гражданки»…

Примерно через месяц службы на корабле салаги или матросы молодого пополнения сдавали экзамены, получали допуск к своим заведованиям, начинали нести вахты и дежурства, «оперялись», проходили испытания и посвящения в военные моряки и уже не нуждались в моей заботе, внимании и опеке. Вот тут-то и проявлялись их доминирующие манеры и нравы, их жизненный опыт, полученный в учебках и на гражданке, их личные и групповые нравы. Как правило, в это время вокруг некоторых старшин-годков или даже физически сильных подгодков возникали новые компании, группы, коллективы («кодлы»), якобы, единомышленников, а на самом деле зависимых подчинённых салаг.

Как правило, через месяц после приёма групп молодого пополнения, замполит и командир корабля разрешали проведение комсомольских собраний в боевых частях или проведение общекорабельного комсомольского собрания, на которых ставились вопросы усиления боевой и политической подготовки экипажа БПК «Свирепый» в сдаче той или иной важной задачи, например, ремонту корабля в сухом доке судоремонтного завода, сдаче задач К-1, К-2, ППО, ПВО, ПДСС и других. В период подготовки и проведения таких комсомольских собраний всем комсомольцам, особенно салагам и молодым матросам,  давались комсомольские поручения. Перечень и виды таких комсомольских поручений были очень разнообразными – от серьёзно ответственных до шутливых розыгрышей, из которых потом возникла наша игра в военно-морской КВН.

Как это всё было, как происходило, как строилась и организовывалась комсомольская работа на БПК «Свирепый» в 1973 – 1974 годах будет рассказано и показано в следующих новеллах.

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: Октябрь 1975 года. БПК «Свирепый». Комсомольское собрание БЧ-5 в столовой личного состава корабля. Фото Виктора Владимировича Черепа, машиниста-газотурбиниста БЧ-5. На заднем плане стенды по истории БПК «Свирепый», эмблема больших противолодочных корабле ВМФ СССР и стенд «Лучшие люди БПК «Свирепый», которые сделал автор этой книги.