Странная девушка Полина

Посвящается Б.В.Н.

Пианистка

1.
Наконец решил, что надо выходить на работу. Она будет каторжной, но хоть перестану думать о своём состоянии, о событиях в стране. Не говоря уже о медицине, которую развалили основательно и надолго. Но какую-то пользу людям даже в таких условиях я бы принёс. Что ж, пойду к Анжелике. Пусть мне разложит по полочкам: насколько тяжела будет эта каторга.

Заместитель главного врача по лечебной части Анжелика Валентиновна ещё год назад работала ординатором в терапевтическом отделении. Резкое сокращение мужской части коллектива больницы привело к заметной и вряд ли более оптимальной административной метаморфозе. Перескочив через должность заведующего отделением, Анжелика сразу оказалась в кресле зам главврача.
Впрочем, и мне, год назад ещё работавшему ординатором в хирургии, предлагают заведовать сразу двумя отделениями: хирургическим и травматологическим. Интересно, сколько мне будут платить, если один контуженный хирург станет работать сразу за пятерых врачей? Что ж, сейчас всё и узнаю.

Больничный корпус был ещё относительно новым. В смысле – пока не требовал капитального ремонта, а косметический по нашим временам считался излишней роскошью. Вот с кадрами и лекарствами дело обстояло хуже. Успешно проведённая операция – половина дела. Другая половина – реабилитировать пациента, проще говоря «выходить» его, ухаживая за ним и назначая необходимое лечение… Ладно, поживём – увидим, - думал я, поднимаясь на второй этаж, где находились кабинеты руководителей больницы.

Секретарша Мариночка улыбнулась мне и сказала:

- У неё пока никого. Но к двенадцати уедет. Можете заходить.

Красотуля, несмотря на все пертурбации, осталась на своём месте.
Соблюдая корпоративную этику и помня былую любовь, положил на её стол шоколадку:

- Попробуй. Заграничная.
- Откуда?
- С Украины.
- Контрабанда? Мы теперь здесь всего боимся.
- Упаси бог! Повар в госпитале угостил перед моим отъездом. Для тебя приберёг. Если спросят, все претензии – к повару.
- Всё шуткуете, Виктор Владимирович. Но всё равно спасибо. С импортом у нас напряжёнка. Вы там Украину ещё не завоевали? Когда наши ребята вернутся?
- Ещё немного, ещё чуть-чуть, как сказала одна девушка своему парню во время соития. Тогда все оставшиеся в живых разойдутся по своим домам.
- Ну и юморок у вас стал, однако. Казарменный и чёрный одновременно.
- Ты всегда была понятливой девочкой. Подскажи-ка лучше, соглашаться мне на эту каторгу или не надо?
- А дома сидеть не надоело? В вашем-то возрасте! Дождётесь, когда девушки сами начнут верещать вам: ещё немного, ещё чуть-чуть… Кстати, Никифорова уже раз десять спрашивала: приходили вы или нет? Интересовались ею или нет? Что мне говорить?
- Отвечай так. Приходил. После контузии ему начисто отшибло память. Даже меня не узнал и спросил, как зовут.
- Нет уж, извините. Её обманывать – себе дороже. Скажу всё, как будет.
- Вот и умница. Мне бы жену такую: понятливую и умную.
- Опоздал ты, Виктор Владимирович. На целых два года опоздал. Думал, я так долго ждать буду?.. Давай, иди к ней, пока не выскочила куда-нибудь раньше времени. Удачи тебе!
- Спасибо, солнышко. Ты дважды умница, что не сердишься на меня.

Громко постучал в дверь кабинета, открыл:

- Можно зайти, Анжелика Валентиновна? Здравствуйте!
- Здравствуйте, здравствуйте, Виктор Владимирович! Только о вас и думаю. Присаживайтесь. Как самочувствие?
- Спасибо. Удовлетворительное.
- На работу выходить не надумали?
- Пришёл узнать, что меня там ожидает? Что вы посоветуете?
- Разумеется, работать. Будете заведовать сразу двумя отделениями. И зарплатой не обидим.
- Я от такой нагрузки инфаркт не заработаю? Вам, как терапевту, это виднее.
- Не тревожьтесь. Я вам гарантирую вскоре одного врача. У меня с ней личная договорённость. Закончила магистратуру в Центре хирургии Вишневского. Хотите, возьмёте к себе, хотите, направите в травматологию. Эта дама появится в сентябре. – Анжелика многозначительно улыбнулась: – Вам будет веселее работать.
- До сентября три месяца пахать без выходных и ночевать в отделении – смерти подобно.
- Ну, договоритесь там со своим персоналом. Кто за вами следить будет? Лишь бы жалоб не было. Вы молодой крепкий мужчина. У нас таких уже не осталось. Вы у всех на виду. Мне говорят: Сахранов вернулся целёхонький, никаких ранений. Но машину водить почему-то боится. Всё больше пешком и сразу в лес. И женский пол игнорирует.
- О как! Откуда такие подробности?
- Ничего удивительного. Город маленький, коллектив большой и абсолютно женский. Представляете, у нас осталось всего шесть представителей мужеского пола. Из них три водителя, один сантехник, один плотник и главный врач. Надеюсь, что вы будете седьмым.
- Эта московская магистрантка наверняка будет выпендриваться. Если не специализировалась по травматологии, то откажется туда идти. Наверняка нет сертификата по травматологии. Кстати, и у меня тоже нет. И вообще странно, что едет из Москвы в нашу убогость.
- Я думаю она у нас не задержится, но пару лет ей отработать придётся для получения стажа. А дальше у неё свой карьерный путь. Но нам хоть пару лет продержаться. Кто сейчас дальше завтрашнего дня заглядывает? Такое, знаете ли, непостоянное время. А насчёт сертификатов не берите в голову. Отделения объединим в одно – хирургическое. И все дела.
- На Бориса Михайловича можно надеяться? С ним было бы гораздо легче. Тогда будет надежда, что я дождусь московскую даму живым.
- Честно скажу, главный сомневается. Принимать на работу в хирургию врача с одним глазом… Он же не сможет оперировать!
- Оперировать буду я. А в отделениях и помимо оперативных вмешательств дел по горло. Вы это должны понимать.
- Хорошо. О Борисе Михайловиче я ещё поговорю с Пермяковым. Его опыт, конечно, вам бы помог. Надо же было такое ранение обидное получить! Он ведь лет десять заведовал травматологией, да?
- Когда я пришёл в больницу, он уже был заведующим. Значит больше десяти… Мне всё понятно, Анжелика Валентиновна. Если не возражаете, то я в понедельник выйду. Можете постепенно госпитализировать пока плановых больных на операцию. А дальше видно будет.
- Слава богу, Виктор Владимирович! Сразу на душе у меня легче стало. Представляете: два отделения и без врачей. Стыдно даже. Хоть весь персонал в них увольняй, а отделения закрывай.
- Вам стыдиться нечего. Пусть стыдятся те, кто выше сидит.
- Давайте не будем об этом. – Она состроила недовольную гримасу. – Будем ждать вас с нетерпением. И: всё для фронта, всё для победы! Здоровья вам! До встречи.

В приёмной Марине улыбнулся и на всякий случай подмигнул. Она тоже улыбнулась, но отрицательно повела головой и потянулась к трубке зазвонившего телефона.
Я спускался по лестнице и думал: «С этой московской цацей ещё намучаюсь, если не захочет идти в травму… Впрочем, что мне с ней церемониться? Не знает, подскажу. Не захочет, заставлю. Откажется, пусть увольняется… Надо же! Каких-то семь месяцев поработал в военном коллективе и уже лексика приобрела специфический характер».

2.

Зашёл в своё отделение. Старшая сестра Анна Петровна была, разумеется, на месте. Вот она – надежда и опора всего отделения. А мне одинокому – почти родная мать.

- Как себя чувствуете, Виктор Владимирович? Когда выходите на работу?

Пересказал ей свой разговор с Анжеликой.

- Травм меньше стало, - поделилась она текущими делами отделения. – Хоть в этом отношении лучше. Город здорово почистили, если так можно выразиться. В той жизни каждый вечер пьяные драки. А сейчас, если где драка, то сразу стреляют и уже не к нам везут, а в морг. Думаю, что со временем подобные эпизоды участятся.
- Согласен с вами полностью. И операций плановых меньше не станет, а я буду три месяца один.
- А кто всегда повторял: моя мечта – каждый день оперировать? Вот ваша мечта и сбывается. И потом, какой вы калека? Молодой, симпатичный, руки целы, голова на месте. Кстати, она часто болит?
- Не отвечу, чтобы не сглазить.
- А про ранение ноги и не знает никто.
- Там мелочь. Заметно, когда иду?
- Не очень.
- Бегать больновато.
- Операционный стол – не бильярдный, вокруг него бегать не надо. Встали на своё место и работайте. Я вам уже и тапок специальный приготовила на левую ногу. Подошва у него на два сантиметра выше, чем у правого. В нём стоять – как на ровном полу. За три-четыре часа не устанете. И вообще, зачем вам бегать? И за кем? Какой очень захочется, сама к вам прибежит.
- Спасибо за тапки… Знаете, на фронте со мной работал врач из Бурятии. Когда я уезжал с направлением и рекомендациями к неврологу, то он посоветовал мне следующее. Наплюй, говорит, на фармакологическую химию и так называемые ноотропы. У тебя там рядом лес. Вот по лесам и полям по десять км в день. Главное – подальше от городских зданий. И через пару месяцев головные боли исчезнут. Были бы мы в Бурятии я бы ещё дал некоторые травки попить. Но здесь – увы!.. И к моему удивлению, вроде действительно помогает.
- У народной медицины много своих секретов.
- Жаль, что МРТ не работает. Что там случилось?
- Какая-то железяка вышла из строя. Ждут по параллельному импорту уже второй месяц. Гольдштейниха и ждать не стала. Уехала со всей семьёй к своему брату в Израиль. И попали там из огня да в полымя. Медсестёр, которые с ней работали, раскидали по разным отделениям.
- Ну, ладно. Поработаем по старинке. А вам надо было бы на психотерапевта учиться. Успокоили меня.
- Поживёте с моё, сами психотерапевтом станете… Хорошо бы Михалыча согласились взять на работу, вам с ним не в пример легче будет. Наши сёстры в основном на своих местах. Некоторые ушли на завод. Там у сборщиков зарплата в три раза выше нашей.
- Ещё бы! Это «оборонка». Небось и премиальные платят.
- А вот у кого мужей призвали, тем, конечно, трудно, многие в депрессии. Сами посудите. Были с мужьями, а сейчас не знают, вдовы они уже или ещё мужика своего надо дожидаться? Для женщины большей беды нет, чем такая неясность. Некоторые взяли моду курить. Настёна вообще эпизодически поддавши приходит. Когда такое было? Вы с ними не цацкайтесь. Отвыкли они за эти месяцы от начальства. А я им уже не авторитет.

3.

Я хорошо помню свою первую встречу с Полиной. В июле ещё работал один. Вопрос о выходе на работу Бориса Михайловича решался, а сентябрь с московской дивой приближался медленнее, чем обычно.
Полина появилась поздним вечером в приёмном покое, куда меня немедленно и вызвали из отделения. Где бы мы ещё могли встретиться? После непрерывной работы в течение месяца я соображал уже плохо. Хотя должен заметить, что каждую ночь часа четыре я спал у себя в кабинете и была договорённость: меня могли разбудить только в самом крайнем случае. Со всякой «мелочёвкой» вроде побоев, ссадин и неглубоких порезов могла справиться и фельдшер травмпункта.
Часто вспоминаю тот эпизод: высокая, худая, на глазах слёзы и поднятые, словно она сдавалась в плен, руки.
Фельдшер Тамара недовольно доложила:

- Все её данные в журнал я вписала. Прикоснуться к себе не даёт, просит, чтобы позвали вас. Прописка московская. Полина Полуэктова.
- Доктор, у меня пальцы сломаны… Умоляю, помогите мне… Я пианистка. Мне лучше ноги сломать, чем пальцы… Понимаете? – залепетала девушка.
- Спокойно. И давайте без слёз. Садитесь здесь и опустите бога ради ваши прекрасные руки на этот столик… Медленно, не торопитесь и не бойтесь. Где и как произошла ваша травма?
- Крышка клавиатуры случайно упала, а я руки выдернуть не успела… Вернее, вынула их не полностью. По всем кончикам ударила…
- Вы про пианино?
- Да.
- Уверяю вас, что травма не смертельная. А сейчас я очень осторожно поглажу ваши пальцы. Вы на мои вопросы отвечаете только двумя словами: «больно» или «не больно». Понятно?
- Да… А вы их вылечите? Вы сможете мне помочь?
- Успокойтесь. Про два слова запомнили? Не надо лишних слов. Начали… Вот я осторожно глажу мизинец. Как?
- Не больно. Он под крышку не попал.
- Теперь переходим к этому пальцу. Какие они у вас красивые и длинные. Говорят, что Рахманинов мог брать две октавы.
- Ой! – тихо произнесла Паулина.
- Мы про «ой» не договаривались. Больно или нет?
- Самый кончик больно. А дальше не знаю. Вроде не очень. А вы откуда про Рахманинова знаете?
- Где-то читал. Переходим к следующему пальчику. Вы две октавы берёте?
- Ой, очень больно… Больно, я не обманываю.
- Уточните, где именно.
- До самой середины больно.
- Понял. Так вы берёте две октавы?
- Не надо больше трогать, ладно? Рахманинов брал двенадцать белых клавиш. А я только десять могу.
- Так. Вас Полина зовут?
- Да. Вернее нет. По паспорту Паулина.
- А что же вы меня сразу не поправили? – вмешалась в разговор Тамара. – Я уже записала «Полина».
- Какая разница? Мне всё равно. Только помогите мне, доктор, очень прошу вас.
- Значит так, Полина-Паулина. Трогать ваши пальчики всё равно придётся, причём все. Придётся потерпеть. Фельдшер вас сейчас отведёт на рентген. Там положите кисти рук так, как скажет медсестра рентгенолога. Договорились?
- А потом что? Вы со мной не пойдёте?
- Нет. Я буду ждать заключение рентгенолога. А потом мы обязательно сразу встретимся и поговорим о лечении.
- Хорошо. Только вы не уходите. Я у вас хочу лечиться. Я знаю, что иногородняя, но сколько скажите столько и заплачу.
- Решим этот вопрос после рентгена. – Повернулся к фельдшеру: - Мне обязательно нужны снимки, одного описания недостаточно. Так Серовой и скажи. Мне позвонишь от неё, и я скажу, куда вести Полину-Паулину.
- А вы куда меня хотите отвести? – Снова запричитала девушка. – Вы там будете?
- Обязательно буду.

Они ушли. Впереди Тамара, а за ней опять с поднятыми руками Паулина.
Я поплёлся в своё отделение. Одиннадцати ещё не было. Надо было продержаться два часа, а потом, может, удастся поспать. Мне полусонному и в голову не пришло спросить, кто привёз Паулину? Если приехала сама, то как вела машину «сломанными пальцами»? А если не сама, то почему водитель уехал так быстро? Но разгадывать эти загадки сил уже не было…
Вскоре позвонила Тамара:

- Что там у неё? – спросил я.
- Трещины на двух пальцах.
- Снимки есть?
- Да.
- Веди в гипсовочную. Я сейчас подойду.

Паулина сидела в коридоре травматологического отделения, опять была в слезах, на нижней губе виднелась капелька крови. Тамара пошла навстречу мне, изобразила недовольную гримасу и протянула ещё влажный снимок обоих кистей. Тихо сказала:

- Там ничего особенного. Дальше она и сама обойдётся. Теперь я могу вернуться к себе?
- Разумеется. Спасибо, Томочка.

Подошёл к Паулине. Она жалобно посмотрела на меня:

- Мне было очень больно. Особенно правой руке. Будете гипс делать?
- Сейчас разберёмся, милая девушка. Дайте посмотреть, как следует снимок.

На рентгенографии были чётко видны поперечные трещины на ногтевых фалангах указательного и среднего пальцев правой руки. Не самый страшный диагноз. На остальных при последующем осмотре только симптомы сильного ушиба, появление отёчности и сильная болезненность.

- А зачем вы меня о Рахманинове спрашивали, когда пальцы ощупывали?
- Чтобы отвлечь вас от боли и слёз.
- Да? А я понять никак не могла. Даже разозлилась на вас. Немного… А вы хотели, как лучше. Я поняла…

Два пальца загипсовали. Сообщил Паулине, что снимки ей нужно будет повторять каждые десять дней, чтобы быть уверенной, что заживление проходит нормально. Продолжить лечение надо амбулаторно в Москве по месту жительства. Я ей передам снимок и заключение рентгенолога.

- Нет-нет-нет. Домой я не поеду! Я живу здесь на даче. Рядом с городом. Я буду к вам приезжать, можно? Я заплачу сколько скажете.
- Хватит о деньгах говорить, надоело! Лучше скажите, как вы сейчас доберётесь до своей дачи? Кто вас привёз?
- Друг привёз. И уехал. Он заедет завтра утром.
- И где вы его будете ждать? У вас не такой диагноз, чтобы я мог госпитализировать. Дальше лечение амбулаторное.
- Я у вас хочу лечиться. Умоляю. Если нельзя меня положить, я посижу там, где приёмный покой. Оттуда же меня не выгонят.
- Эх, Полина-Паулина… Идёмте со мной. Правую руку прижали к груди и ей ничего не делать, поняли! И с левой поосторожнее. Пальцы ещё несколько дней поболят. Там сильные ушибы.
- А когда гипс снимите?
- Через три-четыре недели. Я уже сказал, всё под контролем рентгена и зависит от того, как пойдёт заживление. Разумеется, к пианино не подходить. И вам надо будет назначить лекарства. Покупать их будете сами, они безрецептурные. Сейчас я смогу дать только обезболивающее, но… В общем, вы у меня не числитесь, понимаете? Так что тихо, без капризов и не выступайте. Вы здесь останетесь до утра на нелегальном положении, понятно? Сейчас договорюсь о койке. Телефон у вас есть?
- Да, в кармане куртки. Я не знаю, смогу ли позвонить одной рукой.
- Господи! Где ваш телефон?
- А кому вы хотите позвонить?
- Вашему другу. Чтобы до восьми утра он вас забрал.
- Так рано?
- Я уже сказал, без капризов. До прихода дневной смены вы должны из отделения исчезнуть.
- А вы разве не можете им приказать?
- Приказать что? Что поселил в палате незнакомую девушку без документов и без диагноза? У нас не бордель, а больница.
- Всё поняла. Молчу. Возьмите его сами, пожалуйста. Вот в этом кармане.

Айфон был в розово-золотистом чехле. Дорогая машинка. Включил.

- Кого искать в контактах?
- Там будет имя Ростик.
- Ростик? Нежное имечко… Вот, нашёл. Идёт звонок. В руке удержите?
- Нет! Мне больно пальцы согнуть. Подержите, пожалуйста, около уха.

Ростик быстро отвечать не собирался. Значит нормальный чувак, если уже лёг спать. Как бы эта Паулина мне лапшу на уши не вешала… Наконец, кто-то ей ответил.

- Ростик, миленький, завтра за мной надо будет до восьми утра заехать… Ну, пожалуйста. Я могу тебя у входа в больницу подождать… Вот и ладушки. Буду ждать. Только не опаздывай. Я здесь заночую. Доктор пожалел и где-то меня устроит. Пока. Спасибо тебе.

Посмотрела на меня. И попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. Смущённо прошептала:

- Я очень хочу пить. И ещё… В туалет хочется… А как я там без рук?
- Да, Паулиночка, хлопот с вами выше крыши. За вами должны ухаживать родные, а вы к ним ехать не хотите… Ладно. Попить вам принесут, но вы уж не обижайтесь, трусики с вас в туалете я снимать не буду.
- Скажите санитарке, я заплачу.
- Сколько у вас денег?
- В другом кармане кошелёк. Там должно быть тысяч десять. Я не считала точно.
- Сядьте на этот стул. Давайте кошелёк.
- Возьмите сами. Пожалуйста.

Я достал кожаный кошелёк. Он был набит пятисотенными и тысячными купюрами.

- Хорошо живёте, Паулина. Вот смотрите. Я взял тысячу рублей. Кошелёк кладу вам в карман. Деньги отдам медсестре, которая принесёт вам воды, поможет в туалете, поможет раздеться и утром одеться. Понятно?
- Конечно. Может дать ей больше?
- Не надо. Успокойтесь только и без слёз. Посидите здесь.

Подошёл к дежурной медсестре.

- Настёна, солнце моё ненаглядное. Вот тебе тысяча на пудру и помаду.
- А это кто такая? – Она сунула купюру в карман. – Историю болезни не приносили.
- Капризуля-москвичка. Она пианистка и я ей сочувствую. У неё перелом пальцев и сильный ушиб обеих кистей. Поухаживай за ней. В смысле попить, помочь пописать и уложить бай-бай. Завтра утром уедет. У нас во второй палате есть свободная койка.
- Не фига себе! Виктор Владимирович, а жопку ей подтереть не надо?
- Жалко её. Не ночевать же ей в приёмном на стульях? Когда станет народной артисткой нас отблагодарит.
- Мать моя женщина! А может она такая же пианистка, как я графиня?
- Слушай, я на ногах еле стою. Не её так меня пожалей. Пока тихо, я хоть прилягу у себя. Сделай доброе дело.
- Уговорили. А ещё тысчонка у неё не найдётся?
- Настёна, не крохоборничай. Ты знаешь, я этого не люблю.
- Ясно. Сейчас всё сделаю.

После двенадцати ночи перед тем, как устроиться на отдых в своём кабинете, зашёл в палату, где лежала пианистка. Снотворное ей должны были сделать, значит уже спит. Свет зажигать не стал, но дверь в коридор оставил открытой, чтобы увидеть, где она лежит.

- Почему не спим? Почему опять слёзы? – Тихо спросил я, присаживаясь на её койку.
- Больно, доктор. Очень больно. – Она подняла руки и снова их опустила.
- Надо потерпеть, Паулиночка.
- Не называйте меня этим дурацким именем. Пожалуйста. Лучше Полина и на ты.
- Хорошо. Я надеялся, что ты после укола уже спишь…
- Укололи, но заснуть не могу… Вы идите, сами отдохните. У вас такой вид измученный.
- Насколько помню, меня больные ещё ни разу не жалели. Ты первая… Но сейчас тебе надо обязательно заснуть. Во сне боль переносится легче. Я принёс ещё одно лекарство. Руки у меня относительно чистые. Если не побрезгуешь с моих рук…
- Конечно. Только и запить мне дайте, пожалуйста. В стакан не наливайте. Из него трудно пить с чужих рук. Лучше из бутылки.
- Не хочешь узнать, что за лекарство тебе даю?
- Нет. Всё равно о них ничего не знаю. И вы плохие таблетки не дадите.
- А может они у меня с цианистым калием?
- Если вы так решили, значит мне он нужен.

Она взяла губами таблетки с моей ладони и сделала несколько глотков из горлышка.

- Сестра сказала, что эта бутылка «Нарзана» ваша. Спасибо.
- Мелочи. У меня их большой запас. Здесь все пьют ту воду, которую им приносят родные. Какая вода в кране, чёрт её знает! А ты вдруг оказалась такой одинокой и заброшенной. Что же твой бойфренд так быстро смылся?
- Он не мой бойфренд. Мы просто соседи по дачному участку.
- У тебя должен же быть какой-то парень? Или кто-то из родных? Кто там с тобой живёт на даче?
- Никто. Я там одна. Но я так и хотела. Я же целыми днями играю. Это не каждый выдержит.
- Трудно тебе будет одной.
- Вы же сказали, что это не смертельно. Ничего. И не обращайте внимания на мои слёзы. Я всегда была плаксой. Но терпеливой плаксой.
- Я дал тебе анальгетик. Боль уменьшится. И ты должна успеть заснуть. Поняла?
- Да. Спасибо вам. Я постараюсь.

Пока возвращался в свой кабинет, думал о том, насколько эта Полина-Паулина инфантильная, но при этом удивительно странная и милая. Что-то мне такие девушки не попадались.
Ни к какому выводу прийти не успел, так как едва голова коснулась подушки, сразу же отключился.

В шесть часов утра заглянул в палату. Пианистка спала. Я напомнил Настёне, чтобы в семь она её разбудила, помогла одеться и выпроводила из отделения. И сразу забыл про Полину, так как надо было сделать записи в истории болезни, которые не успел сделать вечером.
В восемь часов главврач Пермяков проводил по понедельникам довольно затяжные пятиминутки. У меня ЧП и летальных случаев не было, так что я не волновался. Главное – не опоздать.
Но дальше всё пошло не очень ожидаемо.
Без десяти восемь ко мне зашла Анна Петровна.

- Доброе утро, Виктор Владимирович.
- Доброе, - ответил я, поворачиваясь к ней на кресле. – Что-то случилось?
- Неужели вам не стыдно? Вы всегда были такой заботливый с больными. А беспомощную девчонку, которая дверь может открыть только своим задом, выгоняете.
- Вы это про кого?
- Про Полину. Которая пианистка. У вас всегда сердце доброе было. Куда оно делось?
- Подождите… Она ещё здесь? Должна была уйти.
- Мы с ней в дверях столкнулись. Виктор Владимирович, дорогой, побойтесь бога. Она мне за три минуты столько всего натараторила, что мне нужен час, чтобы это повторить. Да вы и сами всё знаете. Неужели вам её не жалко?
- Жалко, конечно. Но с чем её стационировать? С трещиной на пальце?
- Причём здесь диагноз? Поставьте себя на её место. Вот у вас только по мизинцу на каждой руке не травмированы, а всеми остальными пальцами пошевелить не можете. А вам говорят: иди оперируй. Представили? То-то же! И потом надо же зафиксировать где-то проделанную работу. Должен быть во всём порядок. Разве не вы всегда так повторяете?
- Где она сейчас?
- Я её вернула. Сидит в коридоре перед входом в отделение. Ваше право, конечно, сказать ей: «Уходи». А у меня язык не повернётся. Смотрю на неё – копия моей Наташки.
- Ваша дочка ещё школу не закончила, а эта Полина взрослая девушка.
- Но говорит она как моя четырнадцатилетняя Наташка. Вам это не кажется странным?
- Да, она очень инфантильна для своего возраста.
- А почему инфантильна, узнать не хотите?
- Я хочу только уснуть и больше не просыпаться.
- Тогда идите на пятиминутку, там и подремлете. А по пути сами скажете Полине, чтобы уходила. За ней кто-то должен приехать.

Старшая сестра направилась к двери. Я встал.

- Анна Петровна. Сходите в приёмный покой. Пусть заведут на Полуэктову историю болезни вчерашним числом. Я вернусь и всё, что полагается, допишу.

В коридоре увидел Полину. Она сидела на стуле рядом с каким-то парнем. Подошёл к ним.

- Это твой Ростик?
- Да. Мы сейчас уедем, доктор. Просто Анна Петровна сказала, что…
- Как тебя правильно назвать? – обратился я к парню. – Ростислав?
- Да.
- Полина, ты возвращаешься в отделение, а ты, Ростислав, привези мне её паспорт и полис. Всё. Расходимся каждый в свою сторону.

И поспешил в актовый зал, где всегда проводились пятиминутки.


4.

Пять дней Полина пролежала у меня в отделении. Долгих бесед с ней не было, но я узнал её биографию и её проблемы с родителями. Рассказывала о себе охотно и откровенно. Например, с удивительной непосредственностью призналась, что может снимать и надевать трусики в туалете с помощью одних мизинцев, так что ничья помощь там ей не нужна. С родителями отношения тоже были не как у нормальных людей. Мама «очень злая, меня называет дебилкой, но всегда пополняет мою банковскую карту». Отец «очень добрый, купил мне машину, но никак не может понять, почему я расту такой глупой. Я этого сама понять не могу. Потому и живу отдельно».
Мать наняла какую-то женщину, проживающую в этом же кооперативе, которая через день приходила к Полине и приносила всё необходимое на два дня для обеда. (Завтрак и ужин у Полины состоял из кофе и грецких орехов). Раз в неделю убиралась у неё на даче. Так жить, конечно, можно, но всё же не с больными руками.
Удивился, когда узнал, что Полина знает два иностранных языка: английский (это ещё куда ни шло!) и итальянский. Спросил:

- Когда успела их выучить?
- Не помню. Как-то само собой получилось. Я же родилась в Италии, - ответила она таким тоном, словно половина России была родом из этого земного рая. – Жила там с родителями. Так что учила только английский.
 
На пятый день пальцы на левой руке уже не болели так сильно, как раньше, опухоль спала. Она сама попросила выписать её, так как хочет - «Потихоньку, вы не беспокойтесь» - начать играть хотя бы левой рукой.
После выписки Полина звонила мне через день и жаловалась то на один палец, то на другой. Просила о встрече, чтобы я снова посмотрел её пальцы и решил, правильно ли срастаются «переломы». При этом, краснея и запинаясь, просила проверить и погладить все её пальцы. Я не отказывал во встречах, но как-то в особо загруженный день раздражённо заявил, что сегодня у меня свободное время будет только с часа ночи и до пяти утра. Её ответ меня сразил: «Могу подъехать к часу. В это время я ещё не сплю. Остаётся такая богемная привычка».
Наконец-то настал день, когда Полина приехала для снятия гипса, уже самостоятельно управляя люксовой моделью своего «Лексуса».
Кратковременные встречи продолжались и носили уже больше дружеский, а не медицинский характер. Меня поражало и удивляло, что нас так тянет друг к другу при абсолютной несхожести характеров и вкусов.
С характерами всё ясно. Но вкусы? Разумеется, о них не спорят, но всё же! Полина обожала и хорошо знала музыку и литературу XIX века. Только этого века и всё! Современную не знала, плохо понимала и не стремилась понять. Я классику ради неё готов был слушать, хотя боялся заснуть на десятой минуте. Мне нравились ранние рок-н-роллы, Элвис Пресли и «Битлы». Неудобно признаваться, но любил слушать и даже напевать без свидетелей одесские и блатные шансоны. Ниже культурному человеку и падать некуда. А литература нравилась независимо от эпохи. Главное – интересное и стремительное содержание.
Если учесть эти обстоятельства, то кто из нас двоих был более инфантилен, ещё вопрос. Так что кроме взаимного сексуального тяготения другого объяснения нашему феномену я не находил. Но возможности для более длительных и «результативных» встреч у меня не возникали, хотя оба явно к ним стремились. Полина вскоре тоже перешла на «ты» и несколько раз приглашала меня к себе: «Свежим воздухом подышишь. Послушаешь, как я играю. Пока ещё плохо, конечно, но правая рука постепенно разыгрывается. И вообще… Отдохнёшь хоть немного от своей больницы».
Даже слушать такие приглашения было приятно. Да и говорили они о многом.
Наконец-то наступил праздник и на моей улице. В последний день июля в коридоре отделения возникла энергичная фигура Бориса Михайловича. Вот кто был здоров и активен, никакого сравнения со мной.

- Ну что, Виктор, загоняли тебя здесь?
- Не то слово, Борис Михайлович. Сам себе не рад. Такие контузии без остаточной симптоматики, видимо, не проходят.
- Разумеется. Я хотел выйти с понедельника, так в заявлении и написал. Но вот смотрю на тебя и думаю, доживёшь ли ты до понедельника?
- Доживу. Увидел вас и воспрянул духом. А почему у вас повязка белая? Ходили в чёрной.
- Сообразил, что белая будет меньше пугать больных… Мне Аня уже рассказала, какие у вас тут дела, так что не трать на это время. Я знаешь, как решил. Сегодня с женой идём на день рождения её подруги. А завтра, в четверг, я тебе помогу. Не в плане лечения больных. Аня сама удивляется, что у тебя за всё это время ни одного летального случая не было.
- Всех сложных больных я сразу отправлял или в Балашиху, или в Москву. Два раза даже санитарную авиацию вызывал. Вот и выкрутился.
- Потому и молодец! Я предлагаю тебе на первое время такой режим сотрудничества. Недельку буду приходить вечером, а тебя отпускать домой, чтобы ты отоспался за все последние ночи. Утром к восьми приезжаешь и заступаешь на свою вахту. Когда оклемаешься, тогда и решим, как и когда мне лучше тебе помогать. Договорились?
- И спрашивать нечего. Конечно! Вы-то сами как?
- Самое обидное, Виктор, что силы навалом. А расходовать её не на что. Меня оформили на полставки консультантом. Кстати, временно, так как ждут какого-то врача. Придётся, видимо, искать другую работу. Мне до нового пенсионного возраста ещё пахать и пахать. А что я ещё могу делать? Грядки вскапывать, да жене ночью спать не давать. Вот теперь пусть и отдохнёт от меня…

Я обрадовался, как ребёнок! Когда Борис Михайлович ушёл, сразу позвонил Полине. 

- Твоё приглашение на дачный концерт ещё в силе? Или нашла уже другого слушателя.
- Ой! Услышали на небе мои молитвы! А что случилось? Вышел на работу ваш Михалыч?
- Только на ночные часы. Ты говорила, что поздно спать ложишься. Вот завтра я могу на пару часов к тебе приехать, но вряд ли раньше девяти-десяти. А потом на машине домой. Он целую неделю обещал меня отпускать на всю ночь. Мой вид даже его встревожил.
- Ой, какое счастье! А сегодня не можешь?
- Чтобы прийти, упасть на ступени твоей роскошной дачи и заснуть мёртвым сном? Не хочу. На завтра договоримся?
- Да, ты прав. Подожди. Я подумаю.
- Ты не только играть, но и думать можешь?
- Хватит смеяться надо мной, мне же обидно.
- Извини, лапонька. Это я от радости. Михалыч только сейчас ушёл. Сам предложил такой вариант работы. Что ты там надумала?
- Я думаю, что завтра даже лучше. Я приготовлю, ну не сама, конечно, но это не важно, для тебя самый сытный и роскошный ужин. Ты какое вино больше любишь?
- Я вискарь люблю. Уверен, что в винах ты лучше меня разбираешься.
- Посоветуюсь с Ростиком. Он в этих делах спец. А я сама только Шампанское пью под настроение. Мы с Ростиком… Ничего что он будет? Я его приглашу только для концерта. Давно репертуар придумала. Он знает несколько мотивов твоих любимых песен. Там что-то про Дерибасовскую и ещё какие-то. Буги-вуги мы тоже для тебя сыграем. Специально уже репетировали, хотя он физиономию при этом такую состроил, что… А потом он уйдёт, а мы… Здесь четыре спальни. Можешь у меня заночевать. Чего тебе на машине по ночам ездить? А? Только не молчи, Витюша… Ой, извини.
- За что извиняешься?
- За «Витюшу». Это я тебя так про себя называю. Часто разговариваю с тобой, про себя, конечно… Иногда и вслух. Я знаю, что ненормальная, но ты меня сумасшедшей не считай. И не молчи, ради бога!
- Девушка Полина. Я пока ещё на работе, как всегда, занят, но о завтрашнем вечере буду думать все оставшиеся часы. Это раз. К сумасшедшей на дачу ночью я бы и не поехал. Это два. Когда встретимся, тогда и наговоримся всласть. Чтобы ты сама с собой и с роялем больше не разговаривала. Это три.
- Откуда ты знаешь, что я с ним разговариваю?
- Ты сама как-то проговорилась по телефону. Полиночка, мне надо работать. Прощаемся до завтра. Я тебе позвоню и сообщу, когда точно смогу приехать. Пока сам ещё ничего не знаю. Лишь бы Михалыч не передумал. Ему официально на работу с понедельника.
- А почему он решил раньше выйти?
- На этот и все другие вопросы я тебе обещаю ответить завтра. Самое главное – нам с тобой надо наконец-то встретиться по-настоящему. Целую тебя в щёчку. Пока.
- До свидания. Если бы ты знал, как я буду ждать эту встречу…


5.

Жевать, причмокивая, королевские креветки в соусе, несколько салатов и бутерброды с икрой, когда именно для тебя играют и поют, счёл моветоном. Но как же, Боже, мне хотелось есть! Потом нашёл причину для паузы.

- Полиночка, ты слишком сильно бьёшь по клавишам. Дай-ка отдых правой руке.
- Мне совсем не больно!
- Когда заболит, будет поздно. Я здесь не хозяин, но может объявим антракт минут на десять? Никто не возражает?
- Да, конечно, - наконец-то догадалась Полина. - Ты ешь, голодный небось. Ужинал в больнице? Ростик, присоединяйся. И вина налей, пожалуйста. А мне шампанское. Витюша, ты ужинал или нет?
- Я даже не обедал. Не сложилось как-то. Привезли двух после автомобильной аварии. Михалыч за ними теперь ночью наблюдать будет, - ответил я, проглотив очередной кусок.

Через час Полина понесла использованную посуду на кухню, а Ростик, убрав скрипку в футляр, стал прощаться.

- Даже не представлял, что можно играть на скрипке так виртуозно и отнюдь не классику. Ты большой мастер, - сказал я, пожимая ему руку.
- Спасибо. Только номер, который мы готовили для концерта, держался на такой же игре Полины. А в сентябре планировали принять участие в jam session. Знаете, что такое джем сейшен?
- Представляю.
- Но она ещё не восстановилась. У неё, что правая, что левая рука… Как-то не очень… И ещё мне надо с вами поговорить, но только без неё. Важный разговор о Полине.
- В больницу приехать сможешь?
- Разумеется.
- Договорились.
- Паола, я пошёл, - крикнул он в сторону кухни. - Arrivederci!

- Подожди, Ростик. А кофе? – окликнула его Полина.

Она появилась с сервизным кофейником в руке и в растерянности остановилась.

- Я одна останусь?
- Почему одна? С доктором. И потом я же не такой сумасшедший, чтобы пить на ночь кофе.
- Полиночка, налей нам кофейку, а я пойду провожу Ростислава, - попросил я хозяйку.

Во дворе спросил его:

- О чём хотел поговорить со мной?
- Это действительно долгий разговор, поверьте мне. И не обижайте её. Она ничего в этом не понимает… И не провожайте. У меня есть ключ от её калитки. Я закрою за собой. До свиданья.

Вернувшись, спросил у Полины:

- А почему он тебя назвал Паолой?
- Меня так в семье зовут при гостях. Это итальянское имя означает одновременно и скромная, и певица, и мелодия. Выбирайте какое хотите. И близко к паспортному, где записано «Паулина». Меня так только Ростик называет… А ты уедешь сейчас? Если хочешь, можешь у меня переночевать. В отдельной комнате. Я всё равно спать не хочу, а тебе наверняка хочется выспаться.

Я начал пить кофе, но заметил, как она умоляюще смотрит на меня. На глазах выступили слёзы и снова закусила нижнюю губу.

- Так! Спокойно! Я на твои слёзы однажды уже насмотрелся. Сейчас чего плакать?
- Я хочу… В общем, давай вместе ляжем. Ты не против?
- Разумеется вместе. Ты думаешь я к тебе ради еды приехал? Хотя ваш с Ростиком концерт был чудесным. Но ты сама ещё большее чудо. – Обнял Полину. – Где там твои четыре спальни? Пойдём выберем самую подходящую.
- Сам выбери. Я не знаю, где лучше. Мне всё равно.
- Тогда там, где ты привыкла спать. В твоей спальне мы вдвоём поместимся?
- Конечно. Идём на второй этаж.

Винтовая лестница с декоративными балясинами и богатая отделка второго этажа свидетельствовали о неплохом достатке хозяина.

- Витюш… Мне, наверное, надо принять душ, да?
- А если я за это время засну, тогда как?
- Ты не спи, подожди меня.
- Давай вместе душ примем.
- Нет-нет-нет! Я так не хочу.
- Тогда не будем терять время. Душ примем позже. Это твой будуар?
- Да. Только свет выключим, хорошо?
- Наполовину.
- Это как?
- Верхний свет выключим, а бра над кроватью включим.
- Будет всё видно.
- Прекрасно! Я ведь так и не видел тебя. Только руки до локтей и всё. А сейчас хочу посмотреть.

Скинул пиджак, снял рубашку. Застывшая Полина смотрела на меня расширенными глазами.

- Мне самому тебя раздеть? – спросил я как можно более ласковым голосом.
- Нет. Не надо.
- Тогда давай хоть сядем на кровать. Ты не против? Ты хочешь этого?
- Да. Очень хочу. Но я боюсь.
- Кого? Меня?

Ещё несколько секунд постояв статуей, Полина скинула туфли и, не раздеваясь, залезла на кровать. Прижалась спиной к высокому резному изголовью. Мне ничего не оставалось, как потушить верхний свет, последовать её примеру и включить висящее над головой бра.

- У тебя это впервые?
- И да, и нет.
- Что-то не понял тебя.
- Потом всё расскажу. Сейчас не смогу.
- Хорошо, не будем спорить. Сними кофточку.
- Это блузка. Итальянская.
- Всё равно сними. Пожалуйста.

Полина послушна сняла блузку. Осталась в бюстгальтере.

- Витюша, у меня груди очень маленькие. А мужчинам нравятся большие.
- У тебя такой громадный опыт общения с мужчинами?
- Нет-нет-нет. Ты неправильно понял. Просто я об этом где-то слышала. И в кинофильмах видела…

Медленно расстегнула застёжку лифчика, но продолжала держать его прижатым к груди.

- Ты их будешь трогать?
- Обязательно.
- Больно не будет?
- Помнишь, как мы договаривались с тобой, когда я ощупывал твои пальцы в больнице? Ты должна мне говорить «больно» или «не больно». Это условие остаётся в силе поныне и на всё последующее время.
- Да? А мы долго будем вместе?
- Столько, сколько ты захочешь.
- А если я захочу навсегда? До конца жизни!
- Тогда у тебя всегда будет под боком лучший хирург города.
- Пока смерть не разлучит нас, - прошептала Полина и решительно опустила руки.

Груди, как две остренькие пирамидки, украшенные коричневыми сосками, слегка качнулись и вызывающе застыли. Я протянул руку и осторожно обнял левую грудь.

- Маленькая, да? – дрожащим голосом спросила Полина.
- У тебя очаровательная грудь. Я обожаю такие конусовидные, которые точно умещаются в моей ладони. И тебе не надо постоянно носить бюстгальтер, тогда они у тебя дольше будут оставаться вот такими упругими.
- А правая у меня меньше. Я измеряла линейкой. Почему? Это ненормально?
- Интересно было посмотреть, как ты плоской линейкой измеряла свои груди.
- Очень просто. Встала перед зеркалом. На нём же отражение плоское. Измерила и всё.
- Я бы ни за что не догадался. Ты случайно не левша?
- Да. Если грамотно выражаться, то амбидекстер. Писать могу обеими руками, но чаще левой.
- Ты гений, Полиночка. У тебя левая грудь потому и больше, что ты чаще работаешь левой рукой. Я и за столом это заметил. Получается, что у тебя абсолютно нормальные груди. А я правша, у меня правая ладонь чуть больше левой. Как раз под твою грудь мои ладони и подходят. Это судьба!
- Значит мы друг другу подходим, да?
- Разумеется. Поэтому нас так тянуло друг к другу. Если захочешь, я могу твою правую грудь сделать больше.
- Как? Будешь что-нибудь резать?
- Не дай бог, ты что? Есть более приятный способ. Вот такой.

Я наклонился и слегка прижал её сосок губами. Полина ойкнула, но сразу сказала «не больно». Сосок груди быстро набух и сам полез мне в рот. Я начал поглаживать верхнюю часть груди, Полина задышала глубже. Но мне уже хотелось большего. Быстро произнёс:

- Пару месяцев такого массажа и твои груди будут одинаковыми.
- Правда? Ты будешь его делать?
- С удовольствием. А сейчас повернись ко мне, чтобы я мог обнять сразу обе.
- Витюш, а мы будем сегодня… Ну ты понимаешь… А?
- Чего будем?
- Мне стыдно это произнести. Ты всё понимаешь, а надо мной смеёшься.

Я даже оторопел.

- Где ты видишь, чтобы я смеялся? Ты что?
- Я точно тебе нравлюсь?
- Да, нравишься. И очень. Какой смысл мне тебя обманывать?
- Сейчас правду сказал. А когда я говорила, как груди свои измеряла, ты внутри смеялся.
- Откуда ты это взяла?
- Сама не знаю. Но я ощущаю, что ты чувствуешь. И больше не боюсь…
- Вот и хорошо…

Прошло полчаса.

- А вот теперь самое время принять душ, - предложил я. - Ты первая или пойдём вместе?
- Мы ещё будем это делать?
- Что это?
- Ты же понимаешь, о чём я спрашиваю. Опять смеёшься надо мной?
- Почему так боишься произнести это слово?
- Никогда не ругалась и не люблю такие слова слушать… Но, если ты сам скажешь… Только тихонько. Может быть, мне понравится.

Я наклонился к её уху и прошептал парочку обсценных выражений, без которых можно было бы и обойтись. Полина снова глубоко и судорожно вздохнула, словно что-то проглатывая. Помолчав, ответила:

- Да, я тоже этого хочу. Только в душ я пойду одна, и ты не смотри на меня. Обещаешь?
- Обещаю.
- Знаешь что?.. В общем ты больше не надевай его. Я хочу тебя лучше почувствовать.
- Ты про резинку? Уверена, что тебе можно без неё?
- Можно. И не смейся надо мной.
- Полиночка, милая, мне теперь про себя и улыбнуться нельзя? Я же люблю тебя.
- Да? Я тоже люблю тебя. И гораздо сильнее… Но в душ пойду одна. Ты не обидишься?
- Конечно, нет. Буду ждать тебя… Ты же хотела повторения.
- Что, сразу? – Она даже остановилась, прикрываясь простынёй.
- Потом я засну мёртвым сном. Ночь для меня сейчас неприкосновенна. А вот утром – это святое!
- Утром? Витюшенька, я так люблю подольше поспать…
- Ты можешь даже не просыпаться. Я тихонько и нежно.
- Нет уж! Проспать такое наслаждение? Ни за что!
- Утро – самое подходящее время, чтобы повторно коитировать девушку.
- Что сделать? Кои… чего?
- Коитировать - глагол от слова койтус. Оно тебе знакомо?
- Нет, но я уже догадываюсь. Попозже разберёмся, что и когда нам лучше это сделать… Только… я боюсь, что ты начнёшь… проделывать всякие извращения. Я этого не хочу.
- Не бойся. Это случится только в том случае, если ты меня об этом попросишь.
- Я никогда об этом не попрошу!
- И не надо. Хотя через какое-то время, я уверен, тебе захочется какого-то разнообразия. Но сейчас давай об этом и говорить не будем. Только замечу, что сексуальным отклонением является только отсутствие секса, которым мы с тобой не страдаем. А всё остальное – дело вкуса. Всё, что происходит между нами с обоюдного согласия, никогда не будет извращением.

Второй наш вечер уже не сопровождался концертом, и приехал я к ней только в одиннадцатом часу. Полина держалась более уверенно, часто улыбаясь каким-то своим мыслям. А потом позвала меня с собой в душ. Но увидев, что я взял специально принесённый станок для бритья, испуганно запричитала:

- Что ты хочешь сделать, Витюш? Не надо, прошу тебя. Ты же и так всё там у меня видел. Зачем сбривать? Вдруг порежешь меня в том месте?
- Я сам уже пятнадцать лет бреюсь. Ещё ни разу не порезался.
- Сравнил! Это же совсем разные места!.. Больно не будет?
- Гарантирую полную анестезию путём последующих поцелуев всех побритых мест.
- А вот об этом я и слушать не хочу! Это не гигиенично… – Потом, подумав, добавила: - Только если очень осторожно, Витюш, ладно?

Впрочем, это была обычная манера её поведения и разговора. Странно, но мне, не любящему «лишних слов», она нравилась.

А следующий, третий по счёту наш вечер не состоялся. Михалыч пришёл в больницу в час дня и громогласно заявил:

- Ну, что, орёл, отоспался? И глаза, смотрю, блестят как у жеребца. Чему радуешься?
- Есть причина.
- В твоём возрасте причина для радости может быть только одна. Ты уж извини меня, но я твою радость малость притушу. Глаз, как ты понимаешь, мне не хирург под наркозом вынимал, а осколком выбило. Вот две ночи не поспал и больше не могу. У меня своя проблема с головной болью. Переживёшь?
- Разумеется. Мне не привыкать. Хуже будет, если вы снова в больницу попадёте.
 - Когда потребуется ночь, намекни. Одну ночь всегда отсижу.
- Спасибо, Борис Михайлович.
- А вообще я предлагаю договориться так. Буду приходить утром, чтобы обговорить с тобой предстоящую операцию. Не пригодятся мои советы – хорошо, пригодятся - ещё лучше. И буду приходить ещё в обеденное время, часа на полтора. Или сколько там потребуется, чтобы ты не больничную баланду хлебал, а уходил обедать в какую-нибудь пиццерию или кафетерий. Глядишь, сам себе чего-нибудь на кухне сварганишь. Всё лучше, чем здесь. Желудок у человека один, к нему надо бережно относиться. Как смотришь на такой расклад?
- Нормально смотрю. Два вечера провёл роскошно и две ночи спал как герой-любовник. Нормальная награда за два месяца.
- Скоро ещё одна награда к тебе приедет.
- Не понял.
- Я с Анжеликой вчера побалакал, рассказал, что к чему и чем может закончиться. Вроде дошло. Московская докторица обещала приехать не в сентябре, а в конце августа. Три недели продержишься, а там уже распределишь имеющиеся в твоём распоряжении кадры так, как сочтёшь нужным. Советую московскую мадам сразу поставить попеременно с собой на суточные дежурства. Думаю, что ей-то я действительно смогу помочь, если она травматологию подзабыла. Согласен?
- Согласен, Борис Михайлович. Лишь бы она мимо нашего городка не проехала. И потом слишком быстро не сбежала.
- А ты с ней поласковей. Она мечтает оперировать каждый день, вот пусть и оперирует для начала все простые случаи. Только первые дни ты там с ней за столом постой. Её за работой надо увидеть. Как решишь, что она не вертихвостка столичная, а толковая девка, тогда потихоньку и давай ей большую самостоятельность. Будет только рада.

По телефону я сказал Полине, что приезжать вечерами пока не смогу, но скоро появится новый доктор и мы снова сможем часто встречаться.
- Ты думаешь, что после всего… я смогу прожить без тебя эти недели? – спросила Полина и заплакала. Потом сквозь слёзы неожиданно спросила: - Ты можешь мне дать ключи от своей квартиры?
- Конечно. – Но поняв к чему она клонит, сразу заявил: - Полиночка, у меня однушка и практически без мебели, т.к. я долго копил на машину и только-только расплатился с долгами. Кстати, благодаря зарплате за месяцы треклятой армейской службы.
- Кровать у тебя есть?
- В наличии новый раздвижной диван.
- Душ работает?
- Разумеется.
- А разве нам ещё что-то нужно, если я там буду ждать тебя с готовым обедом? Только звони мне за час до своего прихода, чтобы я успела сама приехать и всё там подготовить.

Внезапно возникшую и показавшуюся мне неразрешимой проблему Полина, задав несколько вопросов, решила за одну минуту. И кто ещё там верещит, что она отстаёт в развитии, что глупенькая и дебилка?
Вспоминаю наш диалог при последней встрече. Раньше таких вопросов или умозаключений от своих женщин, которых было не слишком много, я не слышал. Например, Полина спросила:

- Почему я в тебя влюбилась, Витюш?
- Я ещё в институте интересовался книгами Фрейда. Это такой австрийский психоаналитик. На твой вопрос он бы ответил так: Мы выбираем друг друга отнюдь не случайно. Мы выбираем только тех, кто уже существовал в нашем подсознании.
- Раньше я тебя вообще не знала. А как увидела, так сразу и влюбилась. Не было тебя в моём подсознании.
- А я случайно не похож чем-то на твоего отца или кого-то из близких родных.

Полина молчала целую минуту. Потом неуверенно произнесла:

- Наверное твой Фрейд прав. Хотя внешне ты на папулю похож очень мало.

Больше всего меня поразило то, что она сказала, когда я уже стал засыпать.

- Витюш, знаешь, я тебе быстро надоем.
- Это ещё почему?
- Потому что я чаще получаю от тебя наслаждение, чем ты от меня. Твоё длится, я считала, максимум три-четыре секунды. И потом ещё секунды три ты рычишь как медведь и сжимаешь меня так, что косточки хрустят. Итого семь секунд, два такта в нотах. А у меня оно длится… я даже не знаю сколько, потому что во время своего оргазма считать не в состоянии. Но раза в три дольше, чем у тебя. И потом он у меня иногда повторяется несколько раз подряд.
- Ничего ты не понимаешь в наслаждении, которое испытывает мужчина.
- Если это не оргазм, тогда что ещё?
- Некий французский философ Гельвеций в XVIII веке написал так: Нет большего наслаждения, чем держать в своих объятьях изнемогающую от страсти Венеру. Так что в сумме мои наслаждения по любому больше твоих.


6.

Третья наша ночная встреча чуть не сорвалась. Попросил Бориса Михайловича подменить меня на одну ночь и поздно вечером помчался к Полине. Но, не попав к ней, раздосадованный вернулся к себе домой. Через полчаса раздался звонок:

- Витюша, ты мне звонил? Да? Я не слышала, excuse me please. Ты когда приедешь? Ужин для тебя готов.
- Я уже приезжал, Полиночка. Ключа от твоей калитки у меня нет. Я же не Ростик. На звонки ты не отвечала, что не удивительно, так как от твоей музыки можно было оглохнуть, даже стоя у ворот. Кидать камешки в окно не стал, боялся разбить. Хотя, честно говоря, хотелось это сделать. Приехал специально пораньше, голодный, так хотел провести с тобой ночь, а ты даже мой звонок не услышала.
- Витюша, милый, прости! Я душ принимала, музыку сделала погромче. А телефон где-то оставила… не помню. Витюша, прости! Что делать? Сейчас можешь приехать? Я купила нижнее бельё… такое… с кружевами. Тебе понравится… Витюшенька, ну не молчи ради бога! Только не молчи. Отругай меня. Любыми словами… Ты меня слышишь?
- Слышу. Жду, когда ты замолчишь и дашь мне слово сказать…
- Ой, прости, прости меня ради всего святого! Всё, я молчу. Говори ты. Обиделся, да? Скажи… Всё. Молчу.
- Спасибо, что предоставила мне слово. Я уже перекусил и даже выпил с досады. Так что за руль не сяду. Если хочешь, то приезжай ко мне.
- Хорошо! Уже еду. Сейчас побегу.
- Полина! – громко крикнул я в микрофон.
- Что? – испуганно ответила она.
- Едешь, не превышая скорости, поняла. Будешь гнать машину, накажу дважды!
- Поняла… А как накажешь?
- Увидишь, когда приедешь. Или ты хочешь переговариваться со мной до утра?
- Всё-всё-всё. Поеду тихо. Конечно, я во всём виновата. Ты только не обижайся на меня, ладно? Витюшенька, я так…
- Выключаю телефон и жду тебя. Конец связи!

Через 20 минут, а путь от её дачи до моего дома я проезжал за полчаса, она уже звонила в дверь. Значит неслась как угорелая, несмотря на моё предупреждение. Ненормальная девчонка!
Ворвалась и бросилась мне на шею.

- Ты не обижаешься на меня? Ты простил?  Только не молчи!
- Ты сама можешь помолчать?
- Я весь день там одна, поговорить не с кем! Весь день играла. Потом от радости, что ты скоро появишься, стала петь и танцевать под музыку. Потом надела новые трусики и бюстгальтер… Они чёрного цвета. Очень сексуальные. Хочешь посмотреть?
- Ты замолчишь?
- Молчу. Только возьми этот пакет, там стейк для тебя. Ты обиделся?.. Молчу.
- Машину закрыла?
- Какую?
- На которой примчалась.
- А! Да… Нет… Не помню. Ты сначала скажи, что простил меня. Тогда я смогу соображать.
- Дай ключи от машины.
- На. Вот они.
- Ты сумку брала с собой?
- Наверное… Не помню, Витюша, ну зачем ты мучаешь меня? Я сейчас ничего не соображаю, а ты ругаешься.
- Ругаться я ещё и не начинал. Иди за мной. Ты ужинала?
- Я ничего не хочу.

Зашли на кухню.

- Садись. Вот твой любимый кофе и бутерброд с сыром. Маленький. Без орехов сегодня обойдёшься. Когда вернусь, чтобы ты всё съела и выпила. Поняла?
- Витюша, мне сейчас кусок в горло не полезет. Пока ты не простишь меня. Я же хотела…
- Я пошёл. Скоро вернусь.

Её «Лексус», к счастью, оказался закрытым. Но на сидении на самом видном месте блестела замочками и какими-то металлическими вставками ярко-красная сумка, в которой она держала свою банковскую карту, на котором большими цифрами написала фломастером свой ПИН-код, который никак не могла запомнить. Там же находились все её наличные деньги и все документы, «чтобы не искать их по разным ящикам». Рассеянность Полины часто выглядела довольно мило, но не до такой же степени?
Вернувшись в квартиру, сумку демонстративно поставил на стул рядом с Полиной. Она на неё даже не взглянула. Смотрела меня со слезами на глазах и с такой мольбой, что у меня сердце дрогнуло. На губах были крошки от надкушенного бутерброда, но чашка кофе была выпита до дна.

-  Ты же знаешь, что я практически не ужинаю. – В голосе звучала обида. И снова умоляющий взгляд.
- Солнышко моё, Полиночка, я тебя, разумеется, сразу простил. А люблю с каждой встречей всё больше и больше.

Стул из-под неё отлетел в сторону, и она снова бросилась мне на шею.
Затем отстранилась, открыла свою сумку и протянула мне брелок с ключами.

- Здесь ключи от калитки и два от двери дома.
- У тебя есть второй экземпляр?
- Конечно.
- Где он?
- Дома.
- И как ты завтра попадёшь на дачу, если ключи будут у меня?
- Буду сидеть у ворот и ждать, когда ты приедешь. Сама себя накажу.
- Это глупо. Лучше я тебя накажу. Согласна?
- Конечно согласна. Только поцелуй меня сначала со всей силы. – После долгого поцелуя, задыхаясь, продолжила: - Знаешь, Витюша, мне стало нравиться… сначала я пугалась, но теперь мне нравится, когда ты сначала бываешь нежным, ласкаешь меня везде, а потом вдруг сразу набрасываешься на меня, как зверь. Даже когда немного больно, мне почему-то нравится. Боль такая сладкая… Мы сегодня будем любить друг друга?
- Ещё бы! Я же должен тебя как-то наказать. Ляжем спать и я тебе покажу, где раки зимуют!
- Лучше наказывай меня частями? Сначала часть первая, аллегро - сейчас. Потом часть вторая, анданте, - когда ляжем спать. Можешь ночью разбудить меня – это будет часть третья, менуэт. А то я сразу могу не выдержать твоего наказания. Я же девушка хрупкая и субтильная, ты сам так говорил.
- Ты хитра, как лиса! Но умница. Вот только ночью я буду спать, как убитый. Об этом и не мечтай. А вот с утреца – я тебе третью часть сыграю обязательно. Если выражаться на твоём языке: она будет фортэ и крещендо. Это святое, сама знаешь.
- Согласна. И хорошо бы потом да капо аль финэ.
- Это что такое?
- Означает: повторить с начала до слова «Конец». И чтобы меня разбудил. Не хочу пропустить своё наслаждение и твой оргазм. Ты так классно мычишь словно бык и ревёшь, как настоящий медведь.
- Относительно «да капо» обещать не могу, мне же к восьми в больницу. И потом можно подумать ты когда-нибудь слышала, как мычит бык и ревёт медведь.
- В кино видела и запомнила эти звуки…

7.

На следующий день после двух отказов по телефону встретиться с Ростиком, позвонил ему и предложил прийти ко мне сегодня в больницу после четырёх часов.
Устроились для беседы в моём кабинете.

- Ростислав, если меня вызовут, я сразу уйду, а ты будешь ждать меня здесь. Договорились. Теперь я тебя внимательно слушаю.
- Понял. Постараюсь говорить кратко. Не сочтите за сплетни, многое будет вам неприятно услышать. Но считаю, что вы должны это знать для пользы в первую очередь Паолы. Она говорила вам, что я гей?
- Не-е-е-т. – Я искренне удивился.
- Может она хранить секреты. Примите к сведению. Но я и вас попрошу сохранить в тайне мой каминг-аут. Не во Франции живём. Это самое важное, что я хотел вам сказать, так как эта инфа снимет у вас всякую ревность и неприятные вопросы по поводу нашей с ней демонстрируемой близости. Последнее – моя инициатива. Паола для меня вроде ширмы. Мы с ней знакомы со школьного возраста, наши дачи через забор. Это первое. Второе. Сообразили вы или нет, но она не сможет быть хорошей женой, так как в быту абсолютно беспомощна. Талант пианистки близкий к гениальному, но без Лидии Николаевны, это её экономка, повариха и уборщица в одном лице, Паола тупо умрёт от голода. Не сможет быть и матерью, так как придерживается идеологии child-free. А вам, судя по возрасту, наверняка хотелось бы создать семью. Решать вам, но разговоры на эту тему вызовут у неё только слёзы. Может быть, пожив с вами, она изменится. Её мать, Тамара Георгиевна, говорила, что у Паолы эмоции и мышление 13-летней девочки. Сообщаю об этом, чтобы вы не приняли её странности за кокетство или неискренность. Паола искренна и непосредственна порою до неприличия. Третье. У неё удивительная широта эрогенных зон. Расскажу об одной, с которой вы должны были уже столкнуться. Она просила вас гладить её пальцы? Не сверху, а по бокам, каждый палец и подольше?
- Было такое. Нормальный вид ласки особенно для такой чувствительной и чувственной девушки, как она.
- На мой взгляд не совсем нормальный, так как она при этом испытывает настоящий оргазм.
- От поглаживания руки?
- Точнее – пальцев рук. Возможно, это связано с отсутствием удовлетворения основной эрогенной зоны. Может после того, как вы сошлись, эта необходимость у неё пропадёт. Но согласитесь, удивительная особенность.
- Согласен, что необычно. Но ты сам неплохой пример не очень распространённой среди мужчин эрогенной зоны.
- И я согласен с вами. Но её феномен объясняет, почему она сама себе сломала пальцы. Хотела, чтобы вы лечили её и гладили её пальцы. Если бы сломала пальцы ног, то…
- Перебью. У неё случайно упала крышка пианино. Никакого намеренного умысла не было.
- Не пианино, а рояля, который стоит на даче. И сами по себе крышки клавиатуры не падают. Левой рукой она опрокинула её на правую кисть, успев в последний момент подсунуть немного и левую. Поэтому основной удар пришёлся на правую руку. Она левша, поэтому думала, что так наносит себе меньший ущерб. А я стоял в стороне, так как мне было дико смотреть на эту сцену.
- Извини, но мне не верится, что Полина могла на такое решиться. Она неоднократно повторяла, что лучше сломать обе ноги, но не пальцы.
- Правильно. И я так всегда говорю. Протезы на ногах не помешают мне играть на скрипке. Но она пожертвовала самым дорогим, чтобы попасть именно к вам, чтобы вы лечили именно пальцы рук.
- Откуда у неё такое стремление лечиться у меня? Даже влюблённость в меня. Где она могла меня увидеть, когда я последние месяцы практически живу в больнице?
- Наша консерватория далеко не женская обитель, парней в ней раза в два больше. Но в её понимании среди них не было «настоящих мужчин». В основном артистичные и женоподобные мальчики вроде меня… Вы меня не помните?
- А мы встречались?
- Примерно, месяц назад. Привезли избитого в кровь парня. Вместо лица было месиво. Но когда вы провели всякие рентгены и исследования, то оказалось, что все кости целы. Пальцы, когда меня били, я сразу спрятал в карманы. Вы ещё заявили, что мне сильно повезло и через три дня выписали.
- Вспомнил. Это был ты?
- Да. Но кто меня привёз, вы не заметили. Паола, как узрела вас, сразу заявила, что нашла «настоящего мужчину». И потом только и думала, чтобы такое сотворить, чтобы вы обратили на неё внимание. И добилась-таки своего.
- Такое аккуратное избиение было следствием твоей сексуальной девиации?
- Нет. На носу был отборочный конкурс струнников. Победителей отправляли на практику в симфонические оркестры. У меня была возможность победить среди скрипачей, но в итоге я даже не явился на прослушивание. Вернусь к Паоле. С того времени она стала смотреть порнофильмы, о которых раньше и слышать не хотела. Заявляла, что должна знать всё «это» хотя бы теоретически. Как понимаете, никакой интимной связи у нас не было, но на людях я подчёркнуто целовал её в щёчку, а она всегда держала меня под руку.

В этот момент мне позвонили из приёмного покоя. Привезли больного с ущемлением паховой грыжи, которого я уже знал. Сказал, чтобы его оформляли и готовили к операции. Я приду через десять минут.

- Продолжай, Ростислав.
- Вывод такой: ей вполне достаточно любимого и любящего мужчины, но не мужа. Я рассказал почти всё, - заключил Ростислав. – Вам надо идти к пациенту.
- Понятно. Беспокоишься, что она перестанет выходить с тобой «в общество». Что значит почти?
- Остался самый неприятный факт. Не знаю, как коротко его объяснить. Пять минут у вас найдётся?
- Давай выкладывай быстро, что ещё?
- Вопрос о её девственности. Она долго не знала, что я гей. Открылся ей на третьем курсе, когда у неё наконец-то взыграли гормоны и она стала явно намекать на б;льшую близость. Я, разумеется, на неё пойти не мог. А она уже объявила родителям, с которыми наша семья знакома по даче, что я её бойфренд, что мы будем жить вместе и так далее. Тамара Георгиевна всполошилась. Предупредила, чтобы я был предельно осторожен. Если Паола забеременеет, то вся её карьеру полетит коту под хвост. Она договорится с гинекологом и ей установят спираль. В общем Паола по глупости сама себя поставила в такое положение, что деваться было некуда. Попросила хотя бы один раз совершить с ней половой акт. А у меня не получалось. Там такая сцена была драматическая, что… Дурак, конечно, но она сама меня так умоляла, обещая, что и дальше будет разыгрывать роль моей girlfriend. После этого и стала искать «настоящего мужчину». А я стал её «братом». Теперь всё.

Я шёл оперировать, но думал о Полине. И жена из неё будет хорошая. А подойдёт время, сама захочет родить дочку и обучать её музыке. Полиночка не странная. Полиночка – чудесная!

(Продолжение следует)

***
Июль 2024