640 Большой разговор о комсомоле 25. 10. 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2–е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

640. Большой разговор о комсомоле. 25.10.1973 г.

Вечером в четверг 25 октября 1973 года, предварительно предупредив по телефону, в ленкаюту пришёл начальник РТС капитан-лейтенант Константин Дмитриевич Васильев, исполняющий обязанности замполита и одновременно парторг партийной организации БПК «Свирепый». Он предупредил, что придёт для «большого и серьёзного разговора о комсомоле». Я сильно разволновался, потому что это был единичный случай прихода для разговора со мной одного из самых авторитетных старших офицеров БПК «Свирепый». Что ему надо?..

Смутно я догадывался, что разговор может быть о приёме меня в партию, но тогда при чём тут комсомол? То, что с уходом ДМБовских годков осеннего призыва 1970 года в запас состав комитета ВЛКСМ корабля поредеет и надо будет его доизбирать, укомплектовывать за счёт старшин и командиров отделений, секретарей комсомольских первичек боевых частей или «сознательных» годков, я знал и понимал, но это дело практически не моё (формально исполняющим обязанности секретаря комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый» является мичман Анатолий Дворский). Вот пусть у него голова болит за комитет.

Константин Дмитриевич Васильев пришёл в обычной бытовой офицерской тужурке с расстёгнутым воротом, в котором виднелась полосатая тельняшка. С собой он ничего не принёс, а я постеснялся предложить ему выпить крепкого чаю, потому что алюминиевые кружки у меня были с густым тёмным налётом старой заварки. Поэтому я угостил начальника РТС только мамиными яблочными сушками из её крайней посылки. Константин Дмитриевич сначала с удовольствием попробовал ароматные сушки, а потом в процессе разговора «умял» почти полкило этих сушёных яблочных долек.

– Что за яблоко? – поинтересовался Константин Дмитриевич. – Что за сорт?
– Сортов тут несколько, - с некоторой гордостью ответил я. – Апорт, грушовка, пепин-шафран, мелба, антоновка, белый налив, коричневка…
– Здорово! –  восхитился Васильев. – У вас, наверно, большой сад?
– Да нет, обычный, только наш папа садовод-любитель и привозит яблони, груши, вишни, кусты и ягодники из питомников, только из питомников. Поэтому у нас самые красивые и самые вкусные фрукты, овощи и ягоды.
– Это хорошо, сад – это очень хорошо, – с грустью сказал Константин Дмитриевич. – В нашей семье сада не было, мы городские жители…

– Александр, - начал серьёзный и большой разговор начальник РТС капитан-лейтенант Константин Дмитриевич Васильев. –  Вы уже прослужили два года на флоте и год на боевом корабле. Как вам ваша служба? Не тяжело? Если можно, то ответьте мне искренне и честно, как на духу…
– Если честно, то тяжело, – ответил я немного, всего несколько секунд помедлив. – Только тяжело не физически, а морально…
– Поясните, пожалуйста…
– Трудно морально потому, – осторожно сказал я, – что я ощущаю разницу между тем, что должно быть по идее и тем, что есть на самом деле в реальности…
– А точнее?
– Точнее не могу, потому что придётся критиковать, а это матросу срочной службы не полагается…
– Ну, вы не совсем матрос, вы старшина второй статьи!
– Верно! Только непонятно какой боевой части на корабле, – сказал я с горечью. – Ребята на меня косятся и говорят, что я занимаю должность командира отделения и в звании старшины второй статьи, но в подчинении у меня никого из матросов нет, так что я ни командир, ни старшина, а непонятно кто…

– Да, но я помню, как в июле 1972 года вас на комсомольском собрании экипажа корабля в дивизионе избрали комсоргом, то есть секретарём комитета ВЛКСМ корабля и вы сменили в этой должности лейтенанта Судакова.
– Вот именно, лейтенанта! Эта должность штатная и лейтенантская, а я не лейтенант, а матрос срочной службы…
– А кто вам мешает стать лейтенантом? – вдруг спросил Константин Дмитриевич Васильев. – Поступайте учиться в высшее военно-морское политическое училище, становитесь лейтенантом и будете в штате корабля как офицер.
–  Да, но это может быть только через пять-шесть лет, а сейчас я моряк срочной службы и через год буду играть ДМБ, – ответил я Васильеву уже немного свободнее, почти без уставного чинопочитания.
–  Да, проблема, – с досадой сказал Васильев. – Но её надо решать…

Мы немного помолчали…

– Александр, – опять душевно начал говорить Константин Дмитриевич, задумчиво жуя вкусную и ароматную яблочную сушку. – Как ты понимаешь комсомол на корабле? Как ты считаешь, каким должен быть наш комсомол на корабле, на флотской службе? Как должна быть организована на нашем корабле комсомольская работа? Удовлетворяет ли тебя то, как организована на корабле комсомольская работа и в чём ты видишь её улучшение, а? Если можно, Александр, ответьте мне искренне и честно, не боясь ничего, я вас не подведу, я просто хочу сам понять и осознать ситуацию.
– Если честно, то никакой организации комсомольской работы у нас на корабле почти нет, - ответил я, ощущая, как где-то внутри меня борются два внутренних голоса: один чертёнка, а другой ангелочка…
– Формально у нас есть всё: первичная комсомольская организация с правами райкома, первичные комсомольские организации боевых частей во главе с комсоргами, комитет комсомола корабля, планы, отчёты, протоколы, решения, ведомости, учётные карточки и членские взносы…
– Только протоколы и решения пишутся «под копирку», то есть одинаковые, комсомольские собрания проводятся «под копирку» –  одинаковые, а комсомольские взносы собираются не индивидуально комсомольцами, а в складчину, всем составом боевой части и «шапкой по кругу» или из денежного содержания старшин-секретарей первичек…

– А это правда, что вы частенько кладёте в кассу первичной комсомольской организации корабля свои деньги из своего старшинского жалования? – спросил ещё строгим, но дружелюбным голосом Васильев.
– Правда, – признался я. – Если этого не сделать, то будет нарушение. Ведомости по сбору членских взносов надо сдавать вовремя.
– А как вы это сделали на БС? –  с любопытством спросил Васильев.
– А я собрал членские взносы по две копейки за два месяца и оформил ведомости наперёд…
– И в политотделе ваши ведомости приняли?
– Приняли и это они мне подсказали, что надо сделать…
– Да, формальностей у нас ещё очень много, – печально сказал Васильев. – Да и творчество у нас тоже неформально-формальное. И всё-таки, как вы, Александр, понимаете должную организацию комсомольской работы на корабле. Давайте порассуждаем вместе…

Вот тут-то мне стало интересно, я увидел искреннюю заинтересованность Константина Дмитриевича Васильева и услышал в его голосе нотки озабоченного парторга. Мне жгуче захотелось выговориться перед ним, перед старшим товарищем, перед секретарём комитета КПСС на корабле, перед коммунистом…

– Я так понимаю: комсомол – это активный помощник и резерв партии. Так?
– Так.
– При этом комсомол – это самостоятельная организация, союз молодёжи и единомышленников, причём организованной молодёжи, идейно нацеленной, сплочённой, единой в своих настроениях. Так?
– Положим, что так…
– А единства что-то нет, – сказал я с горечью. – Все мы разные, всякие и по-своему идейные, и идеи эти часто не комсомольские... Что, годок, который носит комсомольский значок, который стоит на комсомольском учёте и издевается над салагой, является комсомольцем? По-моему, нет, а у нас в экипаже все комсомольцы…

Константин Дмитриевич промолчал, а я, ободрённый его внимательным молчанием, продолжал…

– Каждый комсомолец, как учит нас ЦК КПСС, должен быть политическим бойцом, служить примером деловитости, скромности, принципиальности, достойно носить высокое звание члена Ленинского союза молодежи. Так?
– Так, – твёрдо сказал Васильев.
– Важнейшая задача комсомольских организаций – это пополнение рядов ВЛКСМ и улучшение его качественного состава. Так?
– Так…
–  Для этого надо более требовательно подходить ко всем вступающим в комсомол, на конкретных комсомольских поручениях проверять политические, деловые и моральные качества вступающих в комсомол. Так?
– Так.
– А что на деле? –  опять с горечью сказал я. – «Гребём всех под одну гребёнку», как призывников-новобранцев, принимаем в комсомол всех подряд и превращаем комсомольскую организацию в сборище прикидывающихся сознательными, но не в союз единомышленников…
– Ну, это вы уж чересчур, Александр! – воскликнул Васильев. – Да, мы все разные и все мы всякие, но это естественно и неизбежно. Для того мы и принимаем в комсомол, чтобы дать возможность человеку стать сознательным, идейным, быть в союзе единомышленников.
– Да, верно, но для этого надо работать не так, как это делаем мы…
– Вот и расскажите, как вы понимаете эту работу по-своему…

– Хорошо, – решился я, ощущая внутреннюю тревогу и желание ничего не говорить. – Каждый комсомолец, как учит нас партия, должен быть «политическим бойцом, служить примером деловитости, скромности, принципиальности, честности, достойно носить высокое звание члена Всесоюзного Ленинского союза молодежи». Так?
– Да, так.
– Важнейшая задача комсомольских организаций, если членство в комсомоле стопроцентное, – это улучшение его качественного состава. Так?
–  Да, так.
– Тогда надо более требовательно подходить к комсомольцам, давать им серьёзные комсомольские поручения, чтобы проверить их политические, деловые и моральные качества! Так?
– Да, так. Вы и сами знаете, Александр, что так…
– Знаю. В том-то и дело, что знаю, – с горечью и досадой выпалил я. – Я также знаю, чего больше всего хотел Славка Евдокимов на БС!
– Чего же он хотел?
– Подвиг совершить! – сказал я. – Понимаете, подвиг. И все так хотят. Все моряки, все матросы, все старшины и командиры отделений. Все годки…

– Помните, как мы всем кораблём совершали манёвры турбинами, приближаясь к натовским гидроакустическим буям?
– Помню…
– Помните, как боцмана кошкой пытались схватить и подтянуть эти буи к кораблю?
– Помню…
– Помните, как один из этих натовских буёв при попытке его подтянуть к кораблю слабо взорвался и затонул?
– Помню.
– А вы помните, как я перескочил через леера, спрыгнул на привальный брус и схватил голой рукой такой буй за штырь антенны и поднял его в руки матросов?
– Да, помню, это был геройский, но безрассудный поступок, ведь буй мог взорваться в ваших руках или в руках моряков, а вы сами могли сорваться и оказаться в воде за кормой в бурунах от винтов…
– Да, мог, но не оказался…

– А к чему вы мне это всё напомнили? – с интересом спросил Константин Дмитриевич Васильев.
– А к тому, что после этого ещё несколько моряков, особенно годков, повторили этот трюк и тоже встали на привальный брус. Мы тогда выловили ещё несколько натовских буёв, в том числе и тот огромный американский буй, который мичман Иванов по вашему приказу «оттарабанил» в разведотдел.
– Да, было такое, ну и что?
– Так вы же сами сказали, что мой поступок был безрассудным, но героическим! Вот годки и повторили этот трюк, потому что горели желанием совершить героический поступок на боевой службе! Славка Евдокимов низкого роста, поэтому он не мог спрыгнуть на привальный брус и держаться за леер рукой, поэтому он только помогал ребятам на палубе, но он очень хотел сделать тоже, что сделали мы.
– Помните, как он с диким восторгом в сильном тумане в Северном море кошкой вытащил из воды обрывки сетей с большим оранжевым поплавком? Это был всего лишь надутый воздухом пластмассовый поплавок рыбацких сетей, а он радовался так, как будто вытащил морскую натовскую мину…

– Всё это так, признаю, но при чём здесь серьёзные комсомольские поручения, чтобы проверить политические, деловые и моральные качества комсомольцев?
– А притом, что наша первая БС была жгуче желанной для всех моряков, для всего личного состава экипажа корабля. БС была мечтой каждого, вспомните! Для исполнения этой мечты мы дружно и настойчиво готовили корабль к выходу в море, трудно проходили ходовые испытания, тяжко сдавали курсовые задачи, терпели тяготы службы…
– Службы, Александр, заметьте, службы, а не отдыха на курорте…
– Да, верно, службы, но зачем эту трудную, сложную, ответственную флотскую службу делать ещё труднее? Чтобы «служба мёдом не казалась»? Чтобы «тяжело в учёбе, легко в бою»?
– На что вы намекаете?
– Я намекаю на то, что нами тогда командовали и руководили как винтиками механизма системы флотской службы, – сказал я с горечью. – Как гребцами на галерах. Командами и окриками, приказами и наказаниями.
– А вы как хотели? На флоте всё делается по приказам и указаниям.
– Да, верно, но вы вспомните то общекорабельное комсомольское собрание, которое инициировали мы с замполитом. Мы тогда предложили командиру корабля провести такое собрание и на нём дать всем комсомольцам комсомольское поручение: досрочно подготовить корабль к БС, досрочно завершить все ходовые и государственные испытания, досрочно сдать все курсовые задачи на оценку «отлично» и досрочно всем сдать экзамены на классность. Вспомните, тогда все воодушевились и само-собой возникло негласное соревнование между боевыми частями и ваша РТС стала победителем в этом соревновании по подготовке к БС!

– Да, помню я это собрание и это соревнование, – признался Васильев. – Это было здорово. Только мы это поняли как инициативу командира корабля.
– Нет, это была моя инициатива, с которой я обратился к замполиту, а затем мы с ним убедили Евгения Петровича. Назаров сомневался и говорил, что нельзя требования программы госиспытаний и сдачи курсовых задач подменять общественной инициативой, так как подготовка к БС – это государственное дело.
– И как вы убедили командира?
– А я сказал тогда, что освоение целины в 60-е годы тоже было государственным делом, и начало строительства БАМа в 1972 году – тоже, но эти дела стали настоящим подвигом для комсомольцев, так пусть подготовка нашего корабля к БС тоже будет для наших комсомольцев героическим подвигом…
– Да, наш командир корабля, несмотря на возраст, по сути, тоже продолжает быть комсомольцем. Он хотя и сдержанный, но азартный…

– А потом, – горячо продолжал я, ободрённый поддержкой Васильева. – Помните, как в Балтийских проливах я, с разрешения командира корабля, несмотря на возражения старпома, читал по КГС лоцию Балтийского моря.
– Да, помню, это было интересно.
– Так вот, старпом капитан-лейтенант Протопопов, возражал и говорил, что матросам незачем знать, где мы идём и что вокруг нас, потому что матросы должны только нести свою вахту, знать своё заведование и свои обязанности по боевому номеру.
– Но это так и есть!
– Да, только не совсем так, потому что мы, моряки срочной службы, тоже люди, тоже человеки. Мы комсомольцы – резерв партии. Мы же должны быть политическими бойцами, деловитыми, скромными, но принципиальными и достойными, а нам практически не доверяют, видят в нас политических слабаков, непринципиальных и недостойных знать то, что нам не положено знать. А почему на одном корабле на БС положено одним что-то знать больше, чем другим? Чем мы, моряки срочной службы, хуже вас, офицеров?

– Вы так ставите вопрос? – с ноткой раздражённого гнева сказал Васильев.
– Да, так, – немного «сбавляя обороты», сказал я. – Если мы одна команда, единый экипаж, то доверие должно быть тоже единым, равным и не делимым на своих и чужих, на чистых и нечистых…
– Да с чего вы это взяли, Александр!? Не сгущаете ли вы краски, а?!
– Нет, не сгущаю, – ответил я уже устало. – Помните, как в Северной Атлантике мы в сильный шторм обеспечивали выход нашей АПЛ в точку стрельбы баллистической ракетой? Тогда я в восторге от ночного старта из-под воды нашей новой ракеты нарисовал этот момент в боевом листке, а утром вся команда толпилась возле него в столовой и радовалась, и гордилась, и ликовала?
– Помню…
– Так вот, старпом тогда обвинил меня в разглашении военной тайны, в раскрытии района и координат места стрельбы ракетой. Он потребовал моего ареста, разжалования и удаления меня из помощников замполита в рядовые матросы.
– А что командир?
– Евгений Петрович приказал замполиту уничтожить этот боевой листок, вызвал меня к себе, приказал все и любые мои боевые листки и стенгазеты согласовывать с замполитом, и оставил всё, как есть.
– А вы что сделали?
– А я тогда сказал командиру корабля, что напрасно лишили личный состав экипажа корабля возможности знать и гордиться тем, как мы геройски обеспечивали во время жестокого шторма стрельбу баллистической ракетой с нашего нового атомного ракетоносца. После этого, вы помните, командир корабля сам по КГС рассказал экипажу, что мы выполнили и что пережили.
– Да, помню. Это было неожиданно и действительно гордо…

– Так вот, – сказал я, возвращаясь к комсомолу и комсомольской работе. – Партия учит нас, комсомол, «неуклонно претворять в жизнь принципы демократического централизма, последовательно развивать внутрисоюзную демократию, всемерно поддерживать общественную активность, творческую инициативу молодежи, широко привлекать членов ВЛКСМ к обсуждению, выработке и осуществлению важных дел и решений». Ведь так?
– Да, так, – неуверенно и осторожно подтвердил Васильев. – Только это, видимо, касается обычных, а не военных комсомольских организаций?
– Нет, в решениях партии такого разделения нет, это касается всех комсомольских организаций. Более того, ставится задача, чтобы комсомольцы «постоянно выполняли поручения, учитывая при этом их стремления, способности и интересы организации». А я вам говорю, что стремления каждого матроса, каждого старшины и годка – это за время флотской службы совершить что-то героическое, достойное, важное, чтобы потом можно было с гордостью говорить и рассказывать о своих подвигах на военной службе. Разве не так?

– За героизм и подвиги на войне или на службе дают ордена и медали. Так?
– Так, - сказал Васильев.
– А если за время службы нет ни орденов, ни медалей, тогда с чем годок приходит домой после ДМБ? С парадной формой, с редкими фотографиями и… с рассказами о службе, – торжественно сказал я.
– Травить байки о службе – это славная морская традиция, а говорить правду – это уже наша советская традиция. Так надо сделать так, чтобы эта правда была, а, значит, были героические поступки, подвиги…
– А какие могут быть героические поступки и подвиги, если матросов держат за живых винтиков машин, механизмов и вооружения? – опять с некоторым возмущением спросил я начальника РТС и парторга БПК «Свирепый».
– Вот почему я считаю, что комсомольскую работу и комсомольские поручения надо организовать так, чтобы моряки могли совершать эти подвиги, чтобы они могли гордиться собой и чтобы ими могли гордиться их родители, друзья, товарищи, любимые и их дети. Разве не так?
– Так, – после некоторой паузы сказал Константин Дмитриевич Васильев. –  Всё так, как ты говоришь…

– Только скажите мне, Александр, – уже иным и опять дружеским тоном спросил Васильев. – Откуда вы всё это знаете? Вы же в политическом училище не учились? Или вы это всё почерпнули из бесед с замполитом? Откуда?!
– Не знаю, – честно ответил я. – Наверно из газет, из устава ВЛКСМ, из решений партии, а, скорее всего, из жизни…
– Да, всё логично и всё естественно. Я с вами согласен, Александр. Каждый мечтает совершить на службе подвиг, но не каждому удаётся это сделать. И вы правы – молодым людям надо давать и доверять больше, потому что они и так уже в гуще важных событий и должны понимать эту важность, понимать, что служба не просто тяжкое испытание, а героическое испытание.
– Да, так и есть, –  согласился я с Константином Дмитриевичем Васильевым.

– Ну, и что ты предлагаешь сделать, чтобы обеспечить комсомольцам нашего корабля возможность проявления героизма? – спросил Васильев.
– Больше доверять, больше информировать о выполняемых нами боевых задачах, конечно не в ущерб военной тайне, – быстро ответил я. – Информировать личный состав одновременно с информированием офицеров и мичманов, потому что всё равно, так или иначе, но информация быстро превращается из закрытой в открытую и всё равно все всё знают. Только знают из слухов, а слухи на военном корабле – это не наш метод.
– Согласен, – осторожно сказал Васильев. –  Что ещё?
– Если комсомол – это резерв Коммунистической партии, то пора уже начать принимать в партию наших комсомольцев, особенно тех, кто достоин этого и кто героически проявил себя на БС. Я считаю и знаю, и это мнение тайно разделяют многие члены комитета комсомола корабля, что вступления в ряды КПСС – это высшая честь для комсомольца.
– А вы хотите вступить в партию?
– Хочу, но считаю, что мне ещё рано вступать в КПСС; я ещё не созрел для этого ни по сроку службы, ни по состоянию души, – ответил я честно.
– Хорошо, что вы это понимаете, - сказал Васильев. – Вы пока слишком эмоциональный, горячий, открытый…
– А что, это плохо, да?
– Иногда да, плохо. С вашей горячностью вам трудно будет в нашей среде. У нас в партии доминирует принцип демократического централизма, а это сродни подчинения младшего – старшему, нижестоящего –  вышестоящему, ну и так далее. Вам трудно будет смириться с этим…
– Почему?
– Вы слишком свободолюбивый и самостоятельный, – осторожно ответил Васильев.
– Это плохо?
– Когда как…

– Ну, а что конкретно вы предлагаете для улучшения комсомольской работы нашей комсомольской организации корабля? –  спросил уже деловым тоном капитан-лейтенант К.Д. Васильев и я понял, что наш разговор подходит к концу.
– Предлагаю усилить работу первичек в боевых частях корабля, поставив им боевую задачу и дав годкам и подгодкам, прошедшим нашу первую БС, комсомольское поручение – досрочно, как можно скорее и качественнее подготовить молодое пополнение к сдаче курсовых задач и к новой БС в Средиземном море.
– Почему именно в Средиземном море? – спросил настороженно Васильев.
– Потому что там сейчас война, – коротко ответил я.
– И как вы это предлагаете сформулировать?
– А вот как… Годкам-комсомольцам поручается в кратчайший срок подготовить свою боевую смену, подготовить молодых матросов к сдаче экзамена на классность только на «отлично», при этом обучить салаг и молодых матросов нашей фирменной свиреповской слаженности, целеустремлённости, взаимной требовательности и нетерпимого отношения к годковщине. Надо во что бы то ни стало сохранить на корабле ту атмосферу сплочённости, товарищества и дружбы, которая у нас была в первом изначальном экипаже корабля.
– А почему вы считаете, что такая атмосфера может измениться?
– Потому что сейчас в экипаже корабля многое изменится, – сказал я с горечью. – Придут новые офицеры, мичманы. Приходит новое молодое поколение, и я вижу, какие они другие…
– И что это за поколение?
– Поколение «битлов», – сказал я твёрдо. – Они уже наших советских песен 60-х не знают и не поют. Они поют свои песни…
– Какие?
– А вот какие, - сказал я и спел один куплет песенки, спетой мне одним из матросов молодого пополнения.

Буду лежать я на дне морском,
Грудой поблёкших костей,
Рядом твоя фотография,
С нежной улыбкой твоей…

– Неужели такое поют?! – спросил, отсмеявшись, Васильев.
– Ещё и не такие поют, – ответил я и добавил, коверкая англо-американское произношение. – «Don't Let Me Wait Too Long», «My Love», «I'm The Greatest», «Mind Games», «Give Me Love», «Live And Let Die», «One Day», «Six O'Clock Extended Version», «Jet».
– Ну и ну, – протянул Константин Дмитриевич. – И что вы предлагаете, чтобы они запели наши советские песни?
– Организовать на корабле свою художественную самодеятельность, – сказал я максимально уверенно. – Чтобы моряки могли танцевать «яблочко», бить чечётку, выступать с нашими песнями за границей во время заходов в иностранные порты.
– И что для этого нужно?
– Инструменты для ВИА – вокально-инструментального ансамбля, – опять горячо воскликнул я. – Я уже предлагал это замполиту, а он ходил с этим предложением к командиру корабля.
– И что?
– Пока ничего. Вот придут оба с краткосрочного отпуска, тогда продолжу их уговаривать…
– Бородавкин не придёт, – немного подумав, сказал Константин Дмитриевич Васильев. – Он и командир корабля по итогам нашей первой БС получили повышение в звании и стали капитанами второго ранга. Евгений Петрович Назаров остаётся пока командиром нашего корабля, а Дмитрий Васильевич Бородавкин переведён замполитом на новостроящийся авианесущий крейсер «Киев» Черноморского флота.

Я сделал вид, что ошарашен этой новостью и замолчал.

– Так что придётся решать задачи усиления и улучшения комсомольской работы на корабле своими силами и с новым замполитом, – сказал К.Д. Васильев. –  Так что давай, Александр, ещё предложения, чтобы мы могли сохранить всё то лучшее, что у нас было и есть, и что должно быть лучше, чем сейчас. Есть ещё предложения?
– Есть! –  ответил я, лихорадочно соображая, что, сколько и как можно говорить сейчас парторгу корабля.
– Нам надо усилить роль комсомольских собраний как направляющих и управляющих органов в подготовке и настройке моряков на героизм и подвиг, – сказал я. – Пусть на комсомольских собраниях комсомольцы как бы отчитываются о выполнении комсомольских поручений и о своём поведении, а на самом деле гордо хвастаются своими подвигами или сурово осуждают серьёзные проступки нерадивых. Всё равно это происходит и делается, только в кубриках, в столовой или на баке.
– А что, матросы обсуждают действия своих товарищей?
– Конечно. И не только своих одногодков, но и всех…
– И офицеров?
– А что тут такого? Каждый офицер имеет свой авторитет среди матросов личного состава. Это естественно и нормально…

– Так. Ладно. Что ещё? – после некоторой паузы спросил Васильев.
– А ещё надо сделать так, чтобы общекорабельных комсомольских собраний было больше, и чтобы они проходили регулярно, а не только по государственным праздникам, – сказал я, ощущая некоторую тревогу.
– Праздники праздниками, а общекорабельные комсомольские собрания должны быть посвящены нашей корабельной жизни и службе, иначе всё смешивается в одну кучу и теряет свою значимость. Праздник прошёл, а жизнь осталась, а вместе с жизнью остались нерешённые проблемы…
– Например?
– Затхлый воздух на корабле и бытовое амбре в кубриках! –  выпалил я. – Никто не учит и не следит, чтобы моряки регулярно стирали одежду, чтобы регулярно стиралось постельное бельё, чтобы менялись поролоновые матрацы, которые насквозь уже пропитались миазмами БС и превратились в рваные плоские тряпки.
– Это увлечение старпома стандартной форменной одеждой со штанами-мешками, якобы для того, чтобы легче было их скидывать, если окажешься в воде за бортом, только усугубляет настроение моряков, напоминает им, что корабль может затонуть…
– А что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы каждый моряк гордился своей формой одежды, а для этого надо, чтобы она была подогнана под фигуру каждого. Помните, как мы сдавали курсовую задачу «К-1» и смотр экипажа корабля? Мы тогда с помощью офицеров и мичманов в ателье Балтийска подогнали форму одежды каждого моряка и получили одобрение командование и оценку «отлично» за внешний вид и прохождение парадным строем…
– Да, помню. Помню и то, что это была твоя инициатива…
– Да я тогда просто был в увольнении и на свой страх и риск зашёл в ателье и попросил там подогнать мне форму по мне, потому что пытался это делать сам, но искокол себе все пальцы иголкой…
– Да, но потом вы сказали об этом замполиту, тот командиру корабля, а командир корабля приказал всем командирам боевых частей и офицерам «скинуться» и организованно всем личным составом боевых частей в увольнениях посетить ателье и подогнать форму по фигурам матросов. Вы правы, тогда это помогло нам получить отличную оценку за смотр и строй…

– А ещё надо сделать так, – сказал я ободрённый поддержкой парторга, – чтобы иногда комсомольские собрания проходили совместно с партийными собраниями.
– Такие совместные партийно-комсомольские собрания, –  поспешно скороговоркой продолжил я, – должны лучше мобилизовать, сплачивать всех моряков-свиреповцев, сплачивать нас, учить правильно и по-деловому принимать решения, по-деловому повышать уровень взаимной требовательности друг к другу. Кроме этого, такие общекорабельные партийно-комсомольские собрания могут повысить внимание к предложениям и замечаниям комсомольцев.
– Такое не практикуется, – задумчиво произнёс Васильев, – но предложение интересное, главное, верно обоснованное. Надо подумать…

– Вот только что прошло общее комсомольское собрания нашего соединения с участием командующего Балтийским флотом адмирала Михайлина, – сказал я «с подтекстом». – Жаль только, что с нашего корабля было мало представителей, но зато воодушевление было мощным…
– Я был удивлён, что тебя не включили в состав делегатов от нашего корабля, – сказал Васильев. – Я сам получил приказ быть на этом собрании только в самый последний момент.
– Это не важно, кто был, а кто не был, – сказал я. –  Важно то, что после этого собрания никто из его участников от нашего корабля ничего никому о том, что там обсуждалось и какие решения принимались не обнародовал на корабле. Ни по КГС устно, ни в корабельной стенгазете, ни на нашем корабельном комсомольском собрании, ни хотя бы в боевых листках в столовой или в кубриках. Как будто этого собрания не было вовсе…
– Да, тут вы правы, Александр, на все сто процентов! –  воскликнул Васильев. –  Это наше упущение, Это моё упущение. Анатолий Дворский упустил это дело, а вы ему не помогли, не подсказали…
– Мичман Анатолий Дворский взрослый и опытный моряк, исполняющий обязанности секретаря ВЛКСМ и не нуждается в подсказке матроса срочной службы…
– Да, но все же знают, что фактически работу комсорга корабля ведёте вы…
– Веду, но об этом знают не все, а принимают мою работу далеко не все. Чинопочитание у нас пока не отменено и не изжито, а я для всех остаюсь либо матросом, либо старшиной непонятно какой службы на корабле.
– Да, если бы вы были лейтенантом, то всё было бы на своих местах и этого разговора бы не было, – сказал сдержанно Константин Дмитриевич Васильев.

– Так, – показывая, что пора закругляться, сказал Васильев. – Что ещё у вас есть по улучшению комсомольской работы на корабле?
– А ещё у меня есть предложение, – сказал я, внутренне усмехаясь, – нашему комитету комсомола учиться у партии ленинскому стилю в работе, научному, творческому подходу к делу, умению выбирать наиболее эффективные пути и средства достижения поставленных целей.
– Это как?! –  насторожился Васильев.
– Например, вместе с вами осуществлять перспективное комплексное планирование партийно-комсомольской работы, – отчеканил я «по писаному» в последних опубликованных решениях КПСС.
– Повышать эффективность используемых средств, форм и методов воспитания комсомольцев через улучшение информационной работы, например, через политинформации о проходящей на Ближнем Востоке войны между Израилем и арабскими странами, и о нашем участии в этой войне. Ребята ничего не знают об этой войне, как будто её и нет совсем…
– А вы сами-то знаете что-либо об этой войне? –  опять с тревогой в голосе спросил Васильев.
– Только то, о чём пишут в газетах и распространяется со слухами, – коротко и даже зло ответил я.

– Главное, что я вам хотел предложить, – сказал я, уводя разговор от темы странной войны на Ближнем Востоке, – связано с приходом на корабль молодого пополнения и убытием годков – членов комитета комсомола.
– Нам надо улучшить деятельность комитета комсомола на корабле, –  сказал я твёрдо. – Члены корабельного комитета должны быть политически направленными, организованными, конкретными, деловитыми, с высокой сознательной дисциплиной и ответственностью. Члены комитета комсомола должны быть представительными, если хотите, сплошь годками, иначе на корабле будут два центра силы – комитет комсомола и группа годков.
– Наш годковский комитет комсомола должен объединить идею и практику, тогда будет дело и результат. Вспомните, каким был состав комитета комсомола в период достройки корабля и ходовых испытаний? Годковский, и мы тогда добились отличного результата…
– Да, – сказал Васильев. – Но в период сдачи курсовых задач состав комитета был уже иной…
– Точно, - сказал я. – Только дух и стиль годковского комитета комсомола остался и продолжался, потому что мы все горели желанием поскорее выйти в море на БС. Заметьте, это было желание всех, и офицеров, и мичманов, и моряков срочной службы. Вот что нас объединяло и сплачивало!
– А что сплачивает сейчас? – спросил как бы самого себя Константин Дмитриевич Васильев.
– Не знаю, –  честно ответил я.

– Так что же делать? – уже устало спросил Васильев.
– Не знаю, –  опять сказал я. – Может быть решительно отказаться от служебного формализма, от рутинного проведения службы, от составления рабочих тетрадей и дневников политзанятий и собраний «под копирку», а наоборот, воспользоваться тем, что мы на берегу и работать творчески, неформально? Я, например, дни и ночи строчу протоколы якобы комсомольских собраний по боевым частям, якобы собираю комсомольские взносы, а на самом деле плачу либо из своего кармана, либо собираю «мзду» с секретарей первичек по боевым частям…
– А когда у вас было крайнее собрание комитета комсомола корабля? –  спросил Васильев. – И что вы решали?
– Ещё не было, – честно признался я. – Жду, когда Толя Дворский что-то сделает. А тема у нас будет одна: День рождения ВЛКСМ 29 октября, итоги и решения общего комсомольского собрания нашего соединения и ДМБ годков осеннего призыва 1970 года. Надо будет готовить общекорабельное комсомольское собрание, переизбирать секретарей первичек и доизбирать состав комитета комсомола.
– Да. Правильно, – сказал Васильев. – Только Дворский это всё не потянет…
– Это не моя забота, – ответил я «в сердцах».

– Нет, Александр, это наша с вами забота, –  тоже твёрдо и убеждённо сказал Константин Дмитриевич Васильев.
– Наша, потому что я коммунист, а вы комсомолец. Мы с вами понимаем всё происходящее, возможно, лучше и правильнее, чем другие. Поэтому мы не имеем права быть в стороне от событий и пускать их на самотёк. Вы согласны?
– Конечно, согласен! Иначе и быть невозможно!
– Вот то-то и оно…

Мы немного помолчали. Я уже подумал, что больше ничего не скажу Васильеву, что пора завершать этот поздний разговор, который может завести нас куда-то далеко и глубоко…

– Вы, Александр, всё верно и точно сказали о комсомольской работе на корабле и я вами полностью согласен. Вы правы, в условиях боевой службы и одиночного нахождения корабля в море необходимо боевое единство и сплочение экипажа корабля в единый организм, с единым духом, единой энергией и единым информационным полем боевой обстановки, боевой задачи и цели. Вы правы сейчас и вы были правы на БС, когда рассказывали по КГС, в боевых листках, на стендах и в стенгазетах, где мы находимся, кто вокруг нас, что мы делаем и как героически мы это делаем.
– Вы правы, все без исключения, если не мечтают, то готовы внутренне совершить подвиг или героический поступок. Либо не готовы к геройству и, наоборот, могут допустить слабину воли и характера…
– Вот почему, Александр, – сказал серьёзно и твёрдо капитан-лейтенант Константин Дмитриевич Васильев, – я поддержу вас в ваших делах и начинаниях. И статус ваш помощника замполита не поменяется. Так что спокойно и творчески работайте, служите, как служили и делайте своё дело, не отвлекаясь, как говорится, на «выкрики из зала».

Я не ожидал такой ответной реакции Константина Дмитриевича и такой его шутки, поэтому от волнения криво усмехнулся (улыбнулся) и тут же с ужасом подумал, что он примет мою ухмылку за неверие или оскорбление…

– Не переживайте, – сказал Васильев. – Я вас хорошо понимаю и ещё раз повторю, ничего не бойтесь, работайте, как работали, только лучше и всё будет хорошо. Только всё же необходимо вам кое-что напомнить и добавить к тому, о чём вы говорили.
– Не забывайте, Александр, постоянно и строго ориентироваться в своих начинаниях и делах указаниями и решениями КПСС и ВЛКСМ. Обосновывайте свои предложения и решения этими документами, и вы всегда будете правы, всегда в правовой среде, в правильном положении. А если вы одновременно будете правы и правильным, то никто вас не сможет ни обидеть, ни оговорить, ни ошельмовать или наказать. Понимаете?

Я молча кивнул головой…

– Решительно выступайте против несправедливости, боритесь с проявлениями формализма в своей комсомольской работе среди моряков, особенно, молодых матросов. Будьте дружелюбным, понимающим, терпимым и справедливым для всех, особенно для, как вы говорите, салаг. Вы правильно подметили главную суть понятия «братишки» и правильно предложили рассматривать отношения между старшинами и салагами, как отношения старших и младших братьев.
– Не поддавайтесь подмене настоящей живой работы с бумаготворчеством, с красивостью отчётов, с  фальсификацией отчётных документов, протоколов и дневников комсоргов – это кажущийся результат комсомольской работы.
– Помогать тому, кто затрудняется излагать на бумаге свои мысли и дела нужно, но делать эту работу за других не надо. Это так же как в школе. Помочь товарищу с уроками и задачками – это во благо, а дать просто списать – это во вред, потому что знаний и понимания от этого не прибавится.

Я опять молча кивнул, соглашаясь…

– Не поддавайтесь тому, чего от вас будут требовать ваши начальники – формальному проведению комсомольских собраний и мероприятий. Всегда вносите в эти мероприятия свою фирменную «живинку» –  живые, искренние оценки, мнения, предложения. Вас поймут. Не сразу, но обязательно услышат, оценят, а потом и примут ваше мнение, если только вы его не будете чрезмерно требовать.
– Чтобы не быть в обидном и гордом одиночестве, Александр, – сказал веско Константин Дмитриевич, – не отстраняйтесь от людей, не обижайтесь сразу на тех, кто обидел вас либо по незнанию, либо по недомыслию, либо по ошибке. Давайте им шанс исправить эту ошибку, понять и признать свою неправоту или несправедливость. Будьте выше своей обиды и своей гордыни, и вы увидите, что люди вас наградят за это вашим же авторитетом среди них…

Я невольно с недоумением быстро взглянул в глаза Васильева…

– Да, да, –  подтвердил свои слова Васильев. –  Вот увидите, так и будет. Оказывайте практическую помощь первичным комсомольским организациям боевых частей и служб. Не работайте за них, а помогайте им работать. Самим. Пусть они сами через трудности, но совершают свои маленькие подвиги и геройства. Вы же сами говорили, что все хотят совершить подвиг, так дайте им эту возможность…
– Больше работайте и общайтесь непосредственно в среде моряков, – сказал Васильев. – Развивайте общественные начала комсомольской работы. Привлекайте матросов, особенно, молодых матросов к своим делам и начинаниям. Ищите таланты. Ищите лидеров. Выявляйте слабых духом. Старайтесь, чтобы работали постоянные комиссии комитета комсомола, ваши комсомольские советы и оперативные штабы конкретных комсомольских мероприятий.

Я тут же вспомнил о наших комсомольско-годковских вечерних «посиделках в ленкаюте у Суворова»…

– Будьте взыскательным к самому себе, Александр, и точно также взыскательным к другим. Требуйте сначала от себя, а потом можете требовать того же от других, но никак иначе…
– Комсомольца от не комсомольца, так же, как коммуниста от не коммуниста, отличает принципиальная личная взыскательность, высокая ответственность за положение дел в своих коллективах, в боевых частях корабля, на корабле в целом, и далее – в нашем соединении, на флоте, в стране и в мире.
– Добиться этой ответственности можно только одним, – сказал Васильев. – Безусловным выполнением боевых приказов и претворением в жизнь решений партийных и комсомольских органов, обеспечением единства организации их исполнения и проверкой их исполнения.
– Вот почему, Александр, вы должны запомнить и соблюдать одно простое ленинское правило: «Доверяй, но проверяй!». Это значит, что надо доверять людям, но нельзя на них полагаться полностью, потому что люди есть люди и нам всем свойственно ошибаться. Поэтому очень важно проверять и перепроверять информацию, проверять людей, с которыми вы ведёте свои дела. Это поможет вам самому не ошибиться. Вы меня понимаете?

Я хрипло ответил утвердительно и ощутил, как от волнения пересохли мой язык и губы…

– И вообще, Александр, читайте и перечитывайте работы Владимира Ильича Ленина. Там вы найдёте множество мудрых мыслей, изречений, крылатых слов и афоризмов, которые станут вашими ориентирами в вашей сегодняшней и будущей жизни на гражданке, – сказал Васильев, и я эти его слова запомнил...

– Не забывайте о комсомольских контрольных и ревизионных комиссиях, – вернулся к теме разговора Константин Дмитриевич. – Лучше организуйте формы и методы их деятельности.
– Сами внимательно и оперативно рассматривайте замечания и предложения моряков, заявления и жалобы матросов, особенно, молодых матросов, не чурайтесь их и своевременно на них реагируйте сами или информируйте замполита или меня. Не забывайте, что я являюсь парторгом на корабле, а это тоже что-то значит.
– И вот ещё что, – сказал Васильев. – Если вы помогли товарищу, старшине или молодому матросу в его затруднении или обиде, то обязательно проинформируйте их о принятых вами лично или комитетом комсомола мерах. Не стесняйтесь. Это не похвальба, а приобщение товарища к справедливому общему делу.

Я согласно кивнул головой.

– Обязанность комитета ВЛКСМ на корабле, – сказал уже начальственным тоном Васильев, – постоянно уделять внимание подбору, расстановке и воспитанию комсомольского актива. Не только вы сами, но, прежде всего, ваш совет старшин и комитет комсомола должны выявлять идейно зрелых, умелых и авторитетных лидеров, молодых классных специалистов, причём искренне и верно преданных военной присяге, Родине, партии и комсомолу.
– При этом, Александр, всесторонне учитывайте способности всех, с кем вы ведёте общение или дела. Анализируйте их практический опыт, образование и воспитание. Лучше всего, способствуйте их самообразованию и самовоспитанию. Например, ваши читки по КГС перед отбоем стихов и отрывков из литературных произведений способствовали пробуждению у моряков желания читать книги из нашей корабельной библиотеки.
– Да, я для этого и читал эти стихи, – подхватил я слова Васильева, но он знаком меня остановил и продолжил…

– Вам, Александр, сейчас очень важно чуть-чуть изменить направление вашей заботы и работы, – сказал капитан-лейтенант Константин Дмитриевич Васильев.
– Вам надо уделить особое внимание составу комитета комсомола на корабле и обеспечить преемственность, сочетание опытных и молодых матросов и старшин, не допустить неоправданному доминированию одних над другими.
– Сейчас идёт смена моряков, уходящих на гражданку в запас, на следующих моряков по сроку службы. Нельзя допустить доминирования, как вы говорите, годков одного года призыва. Вы, Александр, по авторитету на уровне, как вы говорите, годка и решительно пользуйтесь этим.
– В дополнение к вашему статусу и положению помощника замполита, неформального лидера личного состава экипажа корабля, вы вправе и можете воспитывать моряков всех сроков флотской службы в духе высокой ответственности за себя и других, за порученные им дела. При этом вы вправе проявлять непримиримость к недостаткам на корабле, решительно выступать против излишней самоуверенности и самостийности старшин и оценивать их работу по конкретным результатам.

Я не очень хорошо понял значение слова-понятия «самостийность», но согласно кивнул головой…

– Главное – это заботливо и бережно относиться к самолюбию и самоуважению всех старшин и молодых матросов. Сочетать добрую справедливость с высокой требовательностью к ним.
– Комсомольские активисты призваны быть примером и образцом безупречного отношения к делу. Так? – спросил меня Васильев.
– Так, – хрипло подтвердил я.
– Если так, то надо проявлять вам и всем морякам-комсомольцам высокие морально-нравственные качества. Вот почему вам просто необходимо постоянно быть в гуще моряков, особенно молодых моряков, мобилизовать их на выполнение боевых приказов и соблюдение морских и флотских традиций, традиций нашего экипажа БПК «Свирепый». Вы согласны со мной?
– Точно так, товарищ капитан-лейтенант!
– То-то и оно, что точно так, – удовлетворённо завершил свою речь Константин Дмитриевич Васильев.
– А что касается того, что необходимо полнее использовать возможности участия корабельного комсомола в управлении делами на корабле и в решении политических, хозяйственных и социально-культурных вопросов, я это ваше предложение продумаю, представлю командиру корабля и замполиту, и, возможно, вынесу на партийное собрание коммунистов корабля. Вы правы, нам надо развивать совместную деятельность…

– На прощание, Александр, хочу передать вам на размышление и использование несколько ленинских заветов и правил. Уверен, вам это пригодится, – сказал Константин Дмитриевич Васильев. – Можете даже их записать в дополнение к вашему «годковскому закону»…

Я от неожиданности тут же онемел. Как парторг узнал о том, что я являюсь хранителем морского и годковского законов, переданных мне весной 1972 года ДМБовскими годками ещё 1969 года призыва?!

– «Изучайте, думайте и работайте!». Эти слова Владимира Ильича Ленина говорят о том, что «лучший способ преодолеть любые проблемы –  это постоянно работать над собой, изучать ситуации, анализировать их, думать, работать, обдумывать варианты и находить верное решение.
– «Нет ничего более практичного, чем хорошая теория» –  говорил Ленин и он прав. Практика без хорошо продуманной и проработанной теории –  это метод проб и ошибок с неизбежными промахами и просчётами, но и теория без практики невозможна, потому что всё познаётся теоретически в сравнении, а проверяется в эксперименте, на практике. Поэтому идеальным будет сочетание хорошо продуманной теории с хорошо организованной практикой…
– «Каждый шаг жизни делается риском». Да, Ленин прав, жизнь – это постоянный риск и ответственность за свои действия, а это всегда риск быть непонятым, непризнанным, обойдённым или оболганным…
– «Учиться, учиться и ещё раз учиться». Учиться, Александр, никогда не поздно, поэтому учиться и развиваться нужно постоянно, потому что новые знания и новые навыки только помогают в жизни.
– Правда, давным-давно мудрыми людьми было сказано: «Во многие знания многие печали», – на прощание произнёс Васильев…

После этих слов, которые я не стал записывать, потому что знал их ранее, мы с Константином Дмитриевичем Васильевым тепло и по-дружески распрощались. Он ушёл, а я, заперев дверь ленкаюты, устало доплёлся до своей постели, устроенной между дальними стеллажами корабельной библиотеки, не раздеваясь, упал обессиленный на постель, прижался щекой к прохладной и мягкой маминой пуховой подушке и мгновенно забылся тревожным сном. Мне показалось, что мы говорили о многом и важном, но наш разговор ещё не закончился…

Фотоиллюстрация из ДМБовского альбома автора: 25.10.1973 г. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Разворот страниц комсомольского билета автора. Уплата членских взносов за 1972-1973 годы. В марте 1972 года меня избрали комсоргом БЧ-1 БПК «Свирепый». В апреле 1972 года избрали в состав (годковского) комитета ВЛКСМ корабля. 20-22 июля 1972 года на общекорабельном комсомольском собрании практически годки призыва 1969 года, вопреки давлению командования 67-го ОДСРНК ДКБФ, избрали меня комсоргом корабля (на штатную офицерскую должность), хотя я тогда прослужил на флоте всего только 9 месяцев. В декабре 1972 года после сдачи государственных испытаний БПК «Свирепый» и всех курсовых задач меня назначили помощником замполита и в БЧ-1 избрали комсоргом старшину 2 статьи командира отделения рулевых Анатолия Телешева. До окончания моей службы на БПК «Свирепый» в ноябре 1974 года комсомольские взносы собирали комсорги боевых частей корабля (это была их обязанность, конкретное комсомольское поручение и «героическое» деяние, потому что собирать взносы с матросов и старшин по 2 копейки со сдачей с рубля или трёшки это практически было невозможно). Увы, по тому, как в конце 1974 года небрежно и коряво оформлялась в комсомольском билете уплата взносов, можно увидеть, как снижался идейный уровень организации комсомольской работы на корабле…