Паломники на Святой горе

Ноябрь, Афон. Преодолев две трети подъема на вершину горы, остановились на ночлег в паломническом приюте церкви, именуемой Панагия.

Ночь, в спальной комнате темно.  Лиц не видно. Говорят три голоса. Один вошел с улицы и пробирается к своей койке. 

-Как там, светает?

- Не… Темень и дождь со снегом. Ветер с ног валит. Если к утру не стихнет, как идти  к вершине?  Чуть свет, надо выходить.  Ждать погоды – на паром не успеем, - говорит вошедший тревожно, глуховато, с придыханием.

- Здесь всё по воле Царицы небесной. Кого принимает, а кого гонит. Кто с чем пришел, - констатирует из темноты его собеседник. Голос монотонный и бесцветный, как читает лекцию по точным наукам.

-За что ж нас гнать, если пришли  благодати просить. Она тут повсюду: в воздухе, в воде, под ногами. Смотри, вдыхай, напитывайся, - отвечает с нажимом уверенный, картавый.

- Егор Фомич, паломник он ведь не просто  бродяга-романтик. Он на гору ради поклонения идет, ради молитвы.

-Ну, Лёнечка,  так и молись, - продолжает картавый, тягуче, назидательно, - проси о чем на службе в храме молят, об изобилии плодов земных,  о житии тихом в благочестии и чистоте.

-Оно верно. Только  неловко о житейских благах просить. Да и подходящих слов на ум не приходит. Вроде как собрался поздравить близкого человека, а читаешь стишок с открытки.  Я так мыслю, настоящий паломник  идет не вокруг себя глазеть и восхищаться, а внутрь  всматриваться, искать есть ли что от Всевышнего. Если есть, то и слова найдутся, - говорит сбивчиво,  волнуясь.

- Здесь земля монашества. Энергетика аскезы, самоотречения. Приходящие  стараются уловить, настроиться, - продолжает  лекторский голос, сухо, без интонаций.

-Да есть ли чем улавливать?  Не знаю о чем молить. Чего истинно хочу - всё богопротивно, о том молить язык не повернется. А изображать благочестие, просить чего не можешь вместить и того хуже, - обладатель тревожного голоса, вздохнув, заворочался на постели.

Я невольно подслушиваю, удивляясь предмету мужского разговора. Да, собственно, на этой земле о чем ещё спорить? Политика, работа, женщины, - обычные темы неуместны.

 Картавый - Наивный созерцатель.  Лектор - Прагматик исследователь. Тревожный - Искатель жизненных смыслов. Чья правда?  У каждого своя. Про себя соглашаюсь по очереди с каждым из трех, не могу выбрать, чью сторону принять.
С чем я пришел сюда? Ну да, есть поверхностное, навеянное рассказами желание погрузиться в атмосферу религиозного странничества. Постоять на службах в древних намоленных обителях. С этим ли здесь принимают? Готов ли узнать о себе волю высших сил,  а тем более исполнить её,  отказаться от привычного, к чему прилепился? Ясно, не готов...

Дребезжит от ветра стекло в оконной раме спальни.  Хлопнула раз, другой тяжелая входная дверь. Один пробирается к выходу взглянуть не пришел ли запоздалый путник.

- Никого. Непогода лютует, гонят  прочь, не пускают нас силы небесные...
 
- Вот вы зануды!  Ведь не просто из спортивного азарта идешь? Душа просит, вот и идешь.

- Эхе-хе…Может душа, а может сидит внутри мамона, потребитель, он и рвется хапнуть, да сам не знает чего. Вот объясни, как могу я, всем нутром мирянин, хотеть того, что не от мира? Но иду вот…

-Приобретению мирских благ служат языческие культы.  Наше мирское жизнеустройство стоит на язычестве. С детства его впитали, с теоремой Пифагора. Дома, в миру, по сути,  каждый день выполняем спонтанное поклонение языческим идолам, - продолжает скучный голос свою лекцию.

-Леонид!  Василич!  Вы меньше умничайте. Всё ваше мудрование к сомнению. А сомнение от лукавого.

-Хорошо тебе, Фомич, ты самоуверенный. Коли не поехал развлекаться  на пляж, а идешь по Святой горе, так уже и угоден Богородице.

-А ты? Чуда какого-то ждешь. Откровения. Слов особых, неслыханных. Да кто ты такой? Чем удостоился, каким-таким подвигом? Короче! Хорош трындеть, спите. Утро рассудит, сподобимся подняться или нет.

Картавый поставил жирную точку в дискуссии. Наступила тишина.

К утру ветер ослаб и дождь прекратился.

Глядя под ноги на каменистый серпантин тропы, опираясь на посохи, в предрассветных сумерках паломники медленно поднимаются к вершине.

Отметка тысяча восемьсот метров была выше уровня облачности. Там и застали восход. Солнце вставало не из моря, а из плотной белой равнины.  Малиновый диск краешком пронзил белое покрывало и начал  медленно всплывать в небо.

На ступенях, ведущих к пику, догнал троицу ночных спорщиков, весело и оживленно беседующих между собой.
-Говорил вам, трудись, упирайся, потей и всего добьешься! А вы не верили, нытики, -поучал спутников картавый энтузиаст.

Вершина Святой горы. В лощинах между камнями тают снежные островки, наметенные за ночь. Остроконечная тень от пика теряется в  морской дымке. Всепоглощающее созерцательное оцепенение. В мыслях пустота. Чувствую себя немного растерянным. Преодолен подъем, что дальше? Какие-то машинальные ритуалы расторопного бывалого туриста, в надежде, что  после придет осмысление. Припасть на колени и сфоткаться у поклонного креста, запечатлеть величественные виды, приложить иконки к камню  вершины. О чем здесь надо думать? Что загадывать? Разве прочесть про себя акафист Богородице…

Обратно все идут в молчании, растянувшись по тропе.

Ниже на спуске  плоская терраса.  На ней остановилась на отдых группа, идущая навстречу, вверх. В центре группы человек в складном кресле. Приблизившись, разглядел исхудалую фигуру, укутанную в тяжелые складки пледа. 

Поравнявшись и украдкой взглянув ему в лицо, я узнал человека в  каталке. Им оказался любимый в России народный артист.  В советские времена театралы мечтали попасть на Таганку, на мюзикл с его главной ролью.  Мало кто не вспомнит его киногероев, все сплошь романтики, жизнелюбы, аферисты, супермены.
Две автокатастрофы, увечья, болезни. В инвалидном кресле истонченная размытая тень его прежнего.  В глазах непередаваемое выражение: мольба, страдание, изумление и восторг одновременно.

Я продолжил спуск, а двое крепких ребят приподняли на руках каталку и медленно  пошли вверх по тропе.

Не стану строить догадки о мотивах, побудивших человека в каталке подняться на Святую гору, но уверен, что  ради  него стихла непогода, открылся путь к вершине.

Вспомнилось из Библии: кого Бог любит, того наказывает.