Сказ о моей маме воспоминания

СКАЗ О МОЕЙ МАМЕ
(воспоминания)
 
В дневнике студенческих лет я неожиданно наткнулась на письмо из прошлого, как на старую, забытую фотографию, спрятанную на дне сундука с воспоминаниями. «Здравствуй, мама, давно тебе не писала, прости...» — эти строки, как тонкие нити, связывали меня с минувшим, напоминая о времени, когда мы были вместе.

Письмо осталось незаконченным, как мелодия, что оборвалась на полуслове... Быть может, это лишь усталость от бесконечных забот и учёбы, что затмили всё вокруг? Но разве можно себе простить такое, когда написанное — это уже крик души, что эхом отзывается в сердце? А эти сны, вновь и вновь повторяющиеся, как зацикленная пластинка, сны о пустом почтовом ящике...

Сорок с лишним лет прошло с тех пор, как тебя нет с нами, мама! Ты ушла из жизни рано, в свои пятьдесят шесть лет, как звезда, внезапно погасшая на небосклоне, оставив после себя лишь светлую память и горечь утраты. Медицина была бессильна,  но сейчас, слава Богу, что-то в этом плане меняется к лучшему.

Мне довелось побывать в том местечке своего детства. Наш небольшой дом давно снесён, а вот высокий забор, огораживающий участок в пятнадцать соток, остался; на том же месте и почтовый ящик, только выцветший от времени, прогнутый и смятый ветром.  Осталась и скамейка вдоль забора, полинявшая, потерявшая яркость окраски, отполированная до блеска дождём и ветрами, где по утрам хозяйка дома некогда сиживала, встречая восход солнца после утреннего доения и отправки коровы-кормилицы в сельское стадо. Да не факт, что при этом заглядывала в почтовый ящик…


Прости меня, мама, за письма, что не дошли. Мой дочерний долг – восполнить свой пробел, памятью вернувшись к нашему семейному гнёздышку, коим ты так единолично да старательно управляла.

И она, моя мама, с гордым именем императрицы - Екатерина, словно бы удостоена этой чести - быть управительницей Дома, устроительницей семейного Очага.
В достояние получила "царственную корону" из густой тёмно-русой косы, дважды обвивавшей её голову, а также горделивую осанку - особенную стать (особый норов) как проявление внутренней свободы и независимости.

Её взгляд светился добротой и мудростью, проникая в самые глубины души.  В её присутствии все чувствовали себя защищёнными и любимыми, как в надёжной крепости.
 
Моя мама - одна из тех, чей лик сродни с образом «величавой славянки» с воплощением народных представлений о русской женщине, той, что «во всякой одежде красива, ко всякой работе ловка…» и в действиях, повседневных заботах своих решительна и вседержавна.

Она - Екатерина… а по отчеству Максимовна, в девичестве своём Тиханкина… Что можно добавить к сказанному? Можно, к примеру, говорить о широте русской души и удивительной силе духа, той, что дисциплинирует, развивает, поднимает, заставляет стать сильным. Тогда откуда всё это у девочки из далёкой русской глубинки?
 
Моя мама - уроженка некогда существовавшей сибирской деревеньки Кочкуровка, той, что находилась близ г. Гурьевска Беловского района Кемеровской области. Чудные, живописные там места. Необозримые лесные просторы. Соловьи там по утрам заливаются, черёмуха буйно цветёт - там легко и привольно дышится…

Среди вот такого природного величия мой отец (в то время молодой человек родом из Саратовской области), получивший в военные годы в городе Белово профессию строителя, нашёл здесь свою вторую половинку. Из четырёх сестёр семьи Тиханкиных выбрал именно её, наделённую природной статью, ту, о которой поэт непременно скажет: «Пройдет — словно солнце осветит, посмотрит – рублём подарит!»

А приведённые ниже некрасовские строки всякий раз прочитываю с верою, что великим поэтом воспет тот тип русской женщины-крестьянки, носительницы высоких морально- нравственных качеств, которому всецело соответствует образ моей мамы...

Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц…

Как же она, тонко чувствующая, чуткая к голосу природы, тоскует по своей таёжной Кочкуровке… когда после скромного праздника по случаю рождения новой семьи, переезжает с мужем Иваном на постоянное место жительства, поближе к районному центру, в город Белово (вернее, в его пригород, посёлок Чертинский).
Куда ни глянь, везде обозреваются здесь горы шахтовой породы. Из объятий великолепия природы – в шахтёрский посёлок с его запыленными улицами и надоедливым, назойливым тополиным пухом, от чего уже вольно так не дышится.
 
И светлая мамина мечта о житье-бытье, как в детстве, молодости, «на приволье», где можно сходить «по грибы да по ягоды», порыбачить да насладиться запахом полевого и лесного сибирского разнотравья – остаётся разве только мечтой.
В грёзах своих, однако, продолжает пребывать в богоизбранных местах любимой «малой родины». Тянет (правда, теперь в воспоминаниях) к родным деревьям и бугоркам, родникам – к святым истокам, откуда невольно исходят представления, понятия и думы о большой Родине – славной России.

Нас, своих детей, родители наставляют кровно и навеки породниться, душой припасть к земле, где явились на свет божий, где нас взрастили, воспитали и дали путёвку в большую, взрослую жизнь.

Очень важно знать свои корни. Не единожды мамочка проговаривала, что уродилась я в «тиханкинскую» породу, в деда Максима… Говорящая фамилия - отражает нрав, обычаи, уклад жизни самого хозяина. По своему характеру (с маминых слов) дед Максим был тих, спокоен и очень добр. Любимых дочерей навеличивал по- особенному душевно, как то: Катенька, Наденька, Марьюшка… Ежегодно, в дни празднования Победы, когда  звучал по радио голос Левитана, в маминых глазах проступали слезы.

Радость победы досталась советским людям совсем не просто. Маме… нелегко было об этом вспоминать… Однако мы по её рассказам знали о беде, вошедшей в дом Тиханкиных вместе с похоронкой, о тревоге детей за свою мать, часто пребывавшей от горя в беспамятстве (это о нашей бабушке Пелагее).

Поколение наших родителей – это дети войны. Когда мой дед ушёл на фронт (и не вернулся), мама в семье на долгие годы оставалась за старшую, а значит заменила отца. Вся трудная мужская работа в военный и послевоенный периоды легла на плечи пятнадцати-девятнадцатилетней девушки: заготовка дров, сена, уход за подворьем скота, присмотр за младшими сестрёнкой и братишкой.

Как не дивиться стойкости в жизненных испытаниях поколения времён сороковых годов?!

Горькое наследие войны - отсутствие у молодых людей достойного образования. Так случилось и с мамой. Не было времени для учения, да и одежды, обуви, школьных принадлежностей на всех ребят, как говорили, не напасёшься.
Впоследствии навёрстывалось упущенное, подучивалась грамоте у своих же детей (нас было четверо) в процессе выполнения домашних заданий – и ведь многому научилась практически самостоятельно. К примеру, немецкий язык, который преподавался в школе, знала даже лучше своих домашних "знатоков". Порой подсказывала ответы незадачливым ученикам, сетуя на жизненные обстоятельства (мол, если бы ей довелось полноценно учиться в школе, то она б обязательно получила в дальнейшем высшее образование).
 
В маминых способностях никто и не сомневался. Чего только значила её устная речь, точная, образная, выразительная, изобилующая народными присловьями, шутками да прибаутками! Мне, студентке филологического факультета КемГУ, можно было не утруждать себя фольклорной практикой с хождениями по деревням и сёлам. Целый альбом с поговорками, народными изречениями, частушками, песнями был записан со слов только одной моей мамы. Потрясали её врождённые способности много и быстро запоминать. Превосходная память. Все записи по фольклорной практике, составленные на основе её высказываний, излагались ею по памяти (ведь всё на свете знала наизусть).

А вот далее... согласитесь, ведь не каждая современная женщина позволит себе быть домохозяйкой. В те времена семьи были, в основном, многодетными и далеко не каждая женщина работала на производстве. Основным добытчиком в семье оставался мужчина, а удел женщины - содержание дома в полном порядке, забота о детях, о муже.

Итак, на маминых руках четверо детей, рядом огород в пятнадцать соток, да ещё посадки картофеля в поле. С весны до осеннего сбора урожая – работа кипит под её неуклонным руководством. А ещё небольшой сад с его щедрыми дарами, где вишня, крыжовник, смородина, малина да яблоньки с уродившимися на славу крупными ранетками – всё это требует внимания, касания добрых рук рачительной, умелой хозяйки.
Содержать в порядке следовало и многочисленное подворье: корова, телята, свиньи …  А ещё куры, цыплята, собака да кошки...
Она умела разговаривать со всеми животными на своём, особом языке, те её понимали и щедро награждали за ласку высокими надоями молока, хорошим сбором яиц и пр.

- Ночка, ты моя… хорошая, кормилица наша, - приговаривала хозяюшка во время доения своей своенравной любимицы.

- Ах ты, беспутный, - корила она красавца-петуха, снимая вечером с насести соседских кур.

- Господи, а ещё одна кошка откуда? Своих что ли мало! – горестно восклицала мама, завидев приблудную страдалицу, из милосердия подброшенную нами же, детьми, в собственное подворье.
- Кто опять приволок?- строго вопрошает мама.
 
Мы не сознаемся, говорим, что сама пришла, и твёрдо уверены - изгнанной со двора бездомное животное не будет.

Кстати, про нашу бурёнку… Она, действительно, была очень строптивой. Признавала только нежные руки своей хозяйки, временное отсутствие которой доставалось нам, домочадцам, особо дорого. Домашнее животное даже близко к себе никого не подпускало. Однако подоить упрямку, освободить её от молочной тяжести – дело  необходимое. Приступали к "церемонии доения", что обязывало участников "действа" обрядиться в одежды любимой доярки и во всём ей уподобиться (имитация голоса, умащение кремами рук перед доением и др.). Для "принцессы подворья" к тому же следовало заготовить «вкусности» разного рода. Но даже при таком, особом внимании, та успевала поиздеваться над «затейниками», выражая протест всем своим существом, тревожно мыча, беспрестанно двигаясь, резко вскидывая ноги и хвостом работая, словно бичом. Так единожды ею было опрокинуто целое ведро с вечерним надоем.  Текли молочные реки на радость тут как тут  объявившимся кошкам и котятам.
В присутствии хозяйки подобного  не случалось: во время доения её любимица стояла, как вкопанная, сладостно дремала под звуки молочных струек, напористо и звучно стекающих в глубокий подойник. Удовольствие и наслаждение испытываешь всякий раз,когда оживает в памяти отрадная картинка из детства: тёплый летний вечер, наш просторный ухоженный двор в тени развесистой березы, небольшая  изба с чисто выбеленной русской печью, и на пороге – радушная хозяйка с готовностью любого по-доброму встретить, угостить кружечкой свежего, вкусного парного молока.

Под маминым руководством семья обеспечивала себя натуральной, здоровой пищей. Молоко, сметана, творог, сыр – этого в доме не переводилось.

-Ешьте хоть сметану, - призывали детей родители, осознавая, что молоко мы пить всё равно не станем, каким бы вкусным оно ни было.

Основным кормильцем в семье, бесспорно, был отец, но и мама успешно, как видите, пополняла бюджет семьи.

Излишки молочной продукции разбирались соседями в долг до предстоящей зарплаты. Вот так, всем посёлком жили от зарплаты до зарплаты, которую выплачивали регулярно примерно в одно и то же время.

По утрам всё лето, вплоть до глубокой осени, мама отъезжала на рынок продавать овощи и ягоду: лук, огурцы, помидоры, свежий картофель, поспевшую смородину, зарумянившиеся ранетки и др. Осенью сбывали крупнорогатый скот (годовалых тёлок и бычков). На вырученные деньги в дом прикупалось многое. «Семейство, как говорится, не билось в нужде…»

Куриное яйцо, мясо разных сортов, а также всею семьёй впрок наготовленные котлеты, пельмени. К праздникам всегда был приготовлен хозяйкой дома вкусный, наваристый, ароматный холодец.

Соседская ребятня нахваливали мамину стряпню, которая готовилась по утрам тазами на целый день – а мы, естественно в меру, угощали уличную детвору. И, как само собой разумеющееся, заготовки разносолов, солений-варений. Настоящее натуральное хозяйство, коим слаженно управлялось в доме.

Главе семьи положено быть хорошим организатором. Наш распорядитель каждого домочадца наделяет обязанностями по его способностям. Кому строить, кому производить уборку в доме, а кто-то будет трудиться на участке в поле да следить одновременно за телятами, пасущимися неподалёку на привязи. На каждый день своя разнарядка -  распределение в плановом порядке с последующим контролем.

- Иван, что ты здесь всё скособочил, лепишь горбатого, - обращается к мужу,  который неумело строит пригон для крупнорогатого скота. При этом разберёт излишние нагромождения, возьмёт в руки ножовку, молоток и сделает по-своему.
Отец вздыхает, недовольно посматривая в сторону «мастера столярных дел», промолчит, но взглядом соглашается, что у жены постройка вышла удачнее, добротнее, аккуратнее. Он, конечно, хороший строитель, умеет работать с кирпичом, а по столярному делу не получается. Да жена особо «не пилит», не корит, делает по-своему - и всё. Знает, что её Иван - трудяга ещё тот, помимо основной работы – всегда имеет «калым», работу по найму. Он строит кирпичные дома. И печник он так же хороший.

- Ах, дети, дети…- в сердцах порицает нас, дочерей, мама за некачественную уборку в доме. Берёт, бывало, швабру в руки и на наших глазах перемывает пол, передвигая все предметы, многократно промывая углы, до которых мы, девчонки, не добрались должным образом. И вроде бы  поняли свои просчёты, «халтуру», но изъять тряпку из маминых рук уже не представляется возможным. Молча производит уборку от начала и до конца на глазах «неумех», не проронив при этом больше ни слова. Мы, пристыженные, стоим, изучая невидимые неискушённому взгляду уголки нашей обители, о  которых при уборке забывать впредь не след.
 
В назидание мама поведает нам, дочерям, о былых субботних "генеральных"  в своём доме, крестьянской избе с некрашеными полами, столами да лавками, где всё следовало выскоблить и отмыть, как положено, наполнив дом ароматом свежести и ощущением праздника.
До сих пор зримо представляю этот субботний семейный праздник в крестьянском доме с промытыми дожелта стенами, полами и лавками. И на душе становится сладостно от слышимых звуков кипящего, начищенного до блеска медного самовара.

А в период так называемой осенней уборочной кампании хозяйка строго следила за качеством работы своей семейной бригады. Добросовестно ли выкапывается картофель из лунок? Не оставляем ли дар божий пропадать в земле? Делала за каждым из нас контрольные проверки.

Со стыда сгоришь за свою некачественную работу, если скребком подцеплялась картофелина. Но мама на нас никогда не повышала голоса, просто тихо огорчалась. И этого было достаточно, чтобы прочувствовать собственную вину. Она, воспитатель от природы, наставляла личным примером. При этом сама способна была на любой труд.

По сей день снятся лунки, грядки в собственном огороде и наш так называемый семейный подряд (где сторонами договора являлись хозяйство-заказчик и семья-подрядчик в одном лице).
И стремишься уже своих детей, внуков приучить к качественному выполнению любого домашнего дела на основе личного примера, как это некогда делала моя мама, наша бабушка Катя.

«Эту привычку к труду, благородную нам бы не худо с тобой перенять…», - напрашиваются строки поэта, потому что мамы умеют всё.
Наша мама, к примеру, нас даже обшивала. И обновками нередко умела порадовать своих дочерей. Наряды получались красивые: например, платье «татьянка», с коротким рукавчиком-фонариком, с воротничком, украшенным рюшечками, с эффектным бантом на спине. Форма швейного изделия напоминала песочные часы. Пышная юбка украсит любую, самую претенциозную модницу. Мы со старшей сестрой Надюхой бегали вокруг дорогой «златошвейки», будто старались ускорить события, и с удовольствием делали примерки. Они, в основном, бывали на глазок, с намётками на живульку. Каждой из нас хотелось поскорее выйти в обновке на улицу, покрасоваться перед подружками. Пожелтевшее от времени фото фиксирует эти радостные моменты из далёкого детства.
 
Да и сама наша умелица могла принарядиться да покрасоваться, особенно в праздники. На этот случай у неё был костюм классического кроя цвета морской волны, красивая шёлковая косынка с бело-синими узорчатыми разводами и модные (по тому времени) тёмно-бежевые туфли на высоком каблуке, украшенные светлыми бантиками. Наряд более гармонично смотрелся с белыми носочками. Завершённость парадному одеянию придавал миниатюрный ридикюль, то есть дамская сумочка на длинном изящном ремешке.

Наш дом был приветлив, любил встречать гостей. Чтились религиозные и общенародные обычаи. Родственники со всех концов Беловского района съезжались к нам на праздники. Вначале бывали на кладбище. Отдавали дань памяти и уважения ушедшим из жизни родственникам. Возлагали цветы. Поминали.
Вернувшись, продолжали общение за праздничным застольем. А пели-то как! Кто-то запевал, другие подхватывали, остальные подтягивали, включаясь во всеобщий хор. Вот выделяется из данного многоголосья высокий чистый и звонкий, как колокольчик, мамин голос, ему вторит басистый голос отца. Родственный ансамбль - весёлый пир, танцы и пляски под любимые граммофонные пластинки. Вот кто-то уже первым пустился в пляс… И это не пустяк:

Такого сердечного смеха,
И песни, и пляски такой
За деньги не купишь.
 «Утеха!»

Надо и здесь отдать должное моей маме: сплясать она умела и зажигательную "русскую народную", и знаменитую "цыганочку с выходом". И получалось красиво, артистично, даже зрелищно. В танце с папой они «смотрелись», были под стать друг другу. Мои родители как умели, как им было дано, любили друг друга.

В честности своей как одной из ключевых человеческих добродетелей (так, к слову сказать) они тоже друг другу были под стать. В доказательство приведу лишь один пример.
Как-то среди ночи подъехал к нашему дому знакомый комбайнер с уборочных полей и приказным тоном «посоветовал» отцу выставить все бочки для наполнения их пшеницей. Отец, у которого, заметим, скотины целое подворье, несколько помялся, переглянулся с женой и боязливо выставил вперёд одно, самое маленькое ведёрко. Водитель комбайна плюнул с досады, обозвал отца «тюфяком», газанул – и поминай, как звали.
 
-Да не надо было этого делать, - переживали родители, глядя на ведро, доверху наполненное ядрёным зерном, как на свою запятнанную честь.
 
Ах, совестливость, честность, что имеет свойство передаваться по наследству. Хорошо это или плохо? Пусть данный вопрос останется безответным, риторическим.

А мама для нас была авторитетом во всём. Слушались мы её беспрекословно. Нас не воспитывали ремнём, не ругали, не унижали, а просто учили личным примером. Любила нас всех, но в большей степени - младшенькую Оленьку, которую везде брала с собой, приговаривая: «Без тебя мне счастья нет...». На глазах младшей сестрёнки, практически "на её руках",  она, сломленная тяжёлым заболеванием, уходила из жизни...

Летом 1981 года заканчивалось моё обучение в университете. Шла ответственная работа по подготовке к «дипломной». Впоследствии узнаётся, мама очень переживала: «не помешать бы» в делах учебных. В конце июня ей, уже не встающей с постели, принесли телеграмму с текстом о моей успешной защите. А до этого, оказывается, ей вручили Благодарственное письмо из Беловского энергостроительного техникума, где заканчивала очередной курс обучения младшая дочь Оля (Благодарственное письмо за достойное воспитание ).

В последние дни своей жизни, по-особенному пристально всматриваясь в лица детей, произносила: "Наглядываюсь" на вас..."

«Когда хоронили маму, помнится, вдруг неожиданно стал накрапывать дождь. Это по нам, осиротевшим, оказывается, плакала её душа и молилась, это были её «молитвы, приходящие с дождём»*.

 Материнской любви нет предела... Пишите, звоните своим мамам! Вовремя радуйте их добрыми вестями…



*«Молитвы, приходящие с дождём» - название рассказа азербайджанского писателя М. Абдуллаха.