Снегурка

Глава 1
Декабрь - самый тёмный в хороводе месяцев. Луна, звёзды и снег не столько освещают холодную бездну декабря, сколько накладывают на неё загробную косметику. Январь такой же, только сугробы выше и напитки крепче. Старый Новый год... надо значит надо. Все уже напраздновались и устали, кроме детей, и, будь их воля, Новый год и Рождество продолжались бы круглый год. Лишь бы хватило подарков.

Снегурочка выставила внутреннюю раму и смотрела в окно с тоской, к тому же на стекло ложился изнутри терема пар и быстро превращался в иней. Она счищала его блинной лопаткой и рукой. Дедушка Мороз ещё утром поехал за подарками на оптовую базу УстюгСнаб; внучку туда не берёт. Однажды взял да раскаялся: внучка там коньяку нахлесталась и потом рыдала всю дорогу, сетуя на отсутствие любви. Уж дедушка пытался утешить бедняжку, но словами разве можно утешить?

После базы у него мероприятие: встреча с дружками-актёрами. Они приехали к нему аж из Саратова, дармоеды. И охота ему кормить-поить свору вечно голодных, вечно жаждущих! И будут ещё в долг просить! В общем, это надолго.

Она снова почистила оконное стекло от алмазных узоров, подышала на расчищенный пятачок, протёрла платком - получился прозрачный тёмный прогал, но через него смотреть не на что: кое-как видна грязноватая дорога и над ней продрогшая, дрожащая Большая Медведица. Снегурочка вдруг отпрянула от окна, потому что оттуда приблизилось к ней лицо в белой бороде и с белыми, как лебединый пух, бровями. Светлые глаза пришельца приветственно прищурились, рот засиял новенькими челюстями. Это он, Санта-Клаус - назойливый старый болтун-потаскун. Клаус - ладно, а вот Санта - наглая ложь. Слабость пожилого организма он компенсировал виагрой. Сам просил Снегурочку проверить его на "мушскую силлу", она тогда отказалась, хотя потом не раз об этом случае вспоминала.

Прилетел, значит, из-за границы - и куда ПВО смотрит? Морозным облачком прикрылся, хитробородый. Не мужик, а натовская сборная: кафтан финский, сани шведские, шапка норвежская, виагра американская, морда немецкая, похож на Шольца, только бороду приклеил и щёчки нарумянил. Презирая себя, она всё же ему улыбнулась. Кто-то изнутри заставил её улыбнуться, а гость аж весь в морщинки сложился от удовольствия, стал пальцами изъясняться: мол выходи на свиданку на тыльное крыльцо. Иней быстро укрыл прощальным саваном его холёную морду и белые пальцы с обручальным тонким кольцом.

Дед Мороз ей, конечно, не любовник, но она хотела бы ему хранить родственную верность - не изменять с чужими ни словом, ни улыбочкой, ни кокетством, а вот не получается. Похабная молодость не даёт ей покоя и заставляет вести себя как-то по-особому, не по правде. Юность вуалехвостая! Но отбросила укор: не виновата она, что расцвела для любви, для жаркого шёпота и объятий. Тоска ей без любви, холодно ей в тёплом тереме.

Насмотревшись по телеку на пляжных парней, она давеча попросила дедушку отменить её несметные богатства, не надо ей злата-серебра, нужен купальник, и на юга...   
- Да потерпи ты хотя бы до марта! Надо ж зиму отработать, маленьких ребят утешить, - призвал её к разуму дедушка Мороз.

Однако там, где похоть поселилась, там сочувствия ни к кому больше нет. Не милы ей стали ребятишки с их загребущими ручонками, с их завидущими глазёнками, пускай дед-Мор с ними возится. Он крепко заигрался в благодетеля. Она напомнила себе, что он всего лишь актёр второсортного театра, который так вошёл в роль, что выйти не может. А получилось это случайно. Однажды ненароком вот так же в костюме деда Мороза он излечил от смертельной депрессии дочку олигарха Коряжного.

Обычная была театральная подработка, халтурка на Новый год - и занесла его судьба к этому Коряжному в загородное поместье. А там девочка шестилетняя изнывала от постылой жизни, от нежелания спать, есть, говорить и видеть кого-либо, хоть мать свою. Тут заштатный актёр стал бегать на четвереньках и лаять на ёлку и задирать заднюю лапу - пьяная фантазия (у трезвых дед-Морозов так не получается) - и девочка засмеялась. У Коряжного слёзы из глаз брызнули. Поклялся он любое желание актёра выполнить... слово за слово, рюмка за рюмкой и купил богач актёру терем в Устюге, основал для него новогоднюю фирму "ДедКо", создал питомник северных оленей, подкупил журналистов... так в тяжёлом и, пожалуй, безвыигрышном возрасте 55-летний актёр состоялся как заглавный рождественский дед в ареале Золотого Кольца. Вошёл он в эту сказочную роль быстро и глубоко, будто с вышки в бассейн свалился, - вынырнул уже с верою в себя, даже научился неплохо зарабатывать на рекламных роликах. (Главное нАчать, как говорил богатырь Горбачёв, по велению супруги положивший Русь на лопатки.)

Теперь актёры по театрам шепчутся.
- Был какой-то Воробейчиков, а стал Морозов-Рождественский!
- Судьба, однако.
- Судьбе молитесь, братья! Остальные фигуры бесполезные.   

А пару лет назад в ресторане Устюга Великого, пребывая в подпитии, в штатском костюме, неузнаваемый, как переодетый король, он влюбился в молоденькую официантку и тут же для неё застолбил роль Снегурочки. Она обрадовалась, она от радости почти влюбилась в "деда", впрочем, это чувство быстро погасло, и снова она стала ждать принца на белом коне, или хотя бы коня, говорящего, конечно, и конечно симпатичного. Как бы дело ни повернулось, она уже не пойдёт в официантки, у неё теперь самомнение высокое. Когда снимали ролики, она летала в маленьком самолёте над Устюгом и Вологдой; у деда развевалась сказочная борода, у неё шарф струился из кабины. Чудесные кадры! То была реклама пельменей "Бубенцы". Платят в рекламе хорошо, только девушек щиплют между съёмками за попу. (Теперь и того сделать некому.)   
 
Ведь это и впрямь судьба - как Наташа оказалась у Мороза. Ведь у неё парень был, не очень решительный, но очень милый. Она училась им дорожить и на него настраивалась, но не успела: подружка вмешалась, посоветовала, как его пришпорить. Надо вызвать в нём ревность. Мужчины - хищники (так они о себе думают), и он тогда заторопится поближе с ней сойтись и обозначить их союз. (Эти дурачки, - добавила подружка, увеличив глаза, - не заметили, что хищники это мы, а дичь, это они, и пускай так думают. Чем наоборотистей они думают, тем легче их дурачить.) Наташа послушалась подругу и намекнула Павлу о параллельном кавалере, после чего Павел перестал ей звонить.

- Отчего забыл меня?
- Не хочу за любовью стоять в очереди, как за блокадным хлебом.
Наташа сильно подосадовала на себя за тот эпизод, за утерянного Павла. Теперь-то она понимает, что подружка хорошего не посоветует.

Любила она его или нет? - сама не знает. Возможно, просто не успела сказать себе: "Я люблю его!" Или: "Не люблю". Вот эта фраза, сказанная в глубине сознания определила бы её отношение к избраннику. Но, поскольку фраза не была сказана, вопрос остался не решённым. Для произнесения такой фразы необходимо ощутить маленький толчок в сердце, вроде прикосновения лёгкого пальца. Нет, не торкнуло. А сейчас бы торкнуло? Да! Но что теперь говорить. Она досталась деду, не в интимном смысле, но в судьбоносном: он её купил. (И подружка получила расплату: решила увести мужика из семьи, мужик упёрся, подружка со злости ударила его жену с размаху сумкой, в которой находилась двухлитровая банка с вареньем, у жертвы сотрясение мозга, подружке влепили полгода... какие же твари эти влюблённые!) С дедом спокойней, это она понимала и ценила. Но так ли нужен ей покой?!      

По ходу новогодних пьес и долгих праздников дед немного чокнулся: он заговорил сказочными речами, поверил в народные приметы, стал округлять "о". Вчера сказал, что нынешняя ночерь будет единственная в году, когда совершаются чудеса. Старый Новый год, ну да.

- Если у тебя нервы шалят, Снежка, ты лучше запрись в комнате, включи телевизор: он отгоняет волшебные чары.
- А ты после базы не вернёшься домой?
- Поужинаю со своей бывшей труппой.
- Не ходи!
- Пойду. Пускай дальше завидуют, не хочу их разочаровывать.
- Тогда меня возьми, среди вас будет весело!
- Мальчишник у нас! Борька Сушнинский женится в четвёртый раз. Отдыхай, внучка, только не пей много шампанского: у тебя желудок слабый.

"Какая ж я тебе внучка, я тебе в постель гожусь! - пробормотала втихомолку.  - Сижу взаперти, желудок берегу, никого не вижу, с кем тут познакомишься?! Хоть бы сам на меня посмотрел, как на женщину, заботливый!"

Два года назад, когда он пригласил её в этот проект, она была счастлива, но счастье, как и всё на свете, приедается. У добрых людей остаётся благодарность, у недобрых - ничего не остаётся, а то ещё и досада, мол, поманил счастьем, да оно кончилось.   
   
В печной трубе завыл ветер. Накинув невесомую шубку, вдев ступни в тёплые чуни, Снежка вышла на заднее крыльцо. Здесь мелкие ледяные иголки вертляво падали сквозь лунный свет; луна светила из яркого ореола, точно пограничный прожектор сквозь береговой туман. Вдаль от неё разбежались малые звёзды и кое-как рассыпались по небу - где кучно, где редко, а где пустые простирались поля... неужели в тех небесных краях никто не живёт, не летает? ...Летает! Она увидела Санта-Клауса. Тот на реактивных санях удалялся ввысь, оставляя за собой завиватый белёсый шлейф. Ишь, нетерпеливый какой, не дождался меня, отметила она. А впрочем, у него этаких снегурок по всему свету - виагры не хватит. Улетел, превратившись в звёздную точку - фьють!

Прежде Санта соблазнял Снегурку по международному телефону.
- Я говорил твоему деду, чтобы вы продавали мои лотерейные билеты "Пурга удачи", вы с нетрезвыми людьми общаетесь, они купят! А дурачина Мороз отказывается.
- Лотерея - обман, - просто ответила ему.
- Весь мир обман, поцелуй меня в мозг. Ты вот какое добро людям делаешь? Я часть прибыли пускаю на благотворительность, а ты детей подкупаешь игрушками, их отцов соблазняешь ужимками! Детки всё равно втихомолку знают про вас именно то, что вас нет, но ведутся на подарки. Люди продажны с детства, поцелуй меня в мозг. И это ничего, это мне на ручку. Займись делом, Снегура, продавай лото "Пурга удачи". Твои будут полтора процента! Тебе деньги что ли не нужны?
- Не знаю.
- Ты станешь музой лотереи. На каждом билете будешь хвастаться обольстительной фигурой! От слова "фига", ха-ха-ха.
- Я подумаю.
- Ты только думай сама, а то Морозяка заревнует и запретит.  Хочешь, я сейчас к тебе прилечу? Контракт подпишем и фотки сделаем, а может и побалуемся, поцелуй меня в мозг.

Она тогда прервала разговор. Правильно ли сделала? Видать, правильно, потому что весь он чужой, как с другой планеты, и душа у него искусственная, как улыбчивые вставные зубы.
 
Наташа обратно переступила порог, затворила за собой дубовую дверь, заперла на кованый засов, постояла и прислушалась. Когда Мороза нет, этот старинный купеческий дом слишком велик для неё. Сводчатые коридоры всё время о чём-то поют, под этими сводами течёт сквозняк, и чем жарче натоплено в доме, тем быстрей течёт воздух. Так сделано специально против духоты. Изразцовая печь в горнице топилась не каждый день, потому что в доме работало центральное отопление, но по выходным топилась ради удовольствия. Сейчас, правда, не воздух под сводами пел свою тихонькую песнь, а кто-то скулил или плакал.

Авось нет никого, авось это вьюга в трубу залетела и там крутится в тесноте, подумала Снежка. Но подумала так с испугу, ибо сама только что стояла на крыльце, и не было вьюги на улице: там стоял неподвижный мороз - в лесу трескучий, в городах всех по домам держащий.   

Походила по натёртому паркету, послушала бронзовый шаг часов. Откупорила бутылку вишнёвки; когда работала в ресторане старшие девочки приучали к ней - нет, липкая. Открыла джин, смешала с лимонадом - пойдёт. Она любила крепкие напитки (впотайку от себя). После выпитого появился в голове шум, будто между ушами внутри головы возникли радиопомехи. А что если заглянуть в запретную комнату? Дед умолял не заглядывать.
- А то что? - она ему.
- Беда будет, - сокрушённо он ей.
Нынче она подумала, что дедушка соврал, и какая может случиться беда с девушкой умной, смелой и почти трезвой? Никакой беды.
- У него там секреты от меня, - подумала Снегурка.
Девушку такие секреты раздражают и словно вызывают на соперничество.

Она прошла во флигель и встала перед заветной комнатой. Ключ... где? Может, свой подойдёт? Вернулась, взяла ключ от своей горницы и снова встала перед запретной дверью. Ключ покрутила, повертела в замке под разными углами, и замок поддался: внутренний засов с тугим сопротивлением отодвинулся. (Женские ключи подходят к мужским замкам! - ухмыльнулся бабий мозг.) Наташа распахнула побеждённую дверь, размяла пальцы после борьбы с ключом и вмиг забыла про боль. Чего только не было в этой каморе! По стенам полки с игрушками, фотки, постеры, на полу сундуки и мешки. По центру фронтальной стены сияло/зияло изображение балерины в позиции вертикальный шпагат. Задранная пачка всем и навсегда открыла крепкий стан и выпуклый лобок в гимнастическом трико. Зачем пожилому человеку такие постеры? (Кажется, женщины - природное проклятье мужчин, сладкая отрава, и они, женщины, этим нещадно пользуются, за что порой в ответ получают бунт и мордобой. Это была умная мысль для Наташиных лет.)

На старинном сундуке записка "не открывать ни при каких обстоятельствах", записку пригвоздили кинжалом. В углу каморы наклонно спала ёлка, сухая, без иголок, с несколькими шариками и фигурками давнего праздника.

Голова Снегурки воспламенилась от любопытства, но быстро осмотреть клад не получалось, потому что нервы трепетали и лампочка светила тускло.

Левую стену пересекало вытянутое изображение ночной реки: узкая лодка отошла от ближнего берега, лодкой правит чёрное существо с веслом в лапах, на корме лежит обмотанный белым саваном человек... наверно покойник, потому что голова и лицо у него тоже обмотаны. Чёрное существо смотрит на Снегурочку двумя каплями света, будто обещая в другой раз бесплатно перевезти - за миловидность. На другом берегу высится чёрная башня, вместо луны висит над башней голубая планета с проседью - Земля? Наташу мороз пробрал.

Давление в голове и в сердце подскочило. Она спешно вернулась к себе, чтобы сделать пару больших глотков джина, - выдохнула, перекрестилась и снова отправилась к той заповедной комнате, которую прозвала каморой. Бог мой! Некоторые игрушки встретили её в коридоре: видимо, она второпях не закрыла дверь. В пот её бросило. Стала собирать их с пола, но пришлось резко выронить, потому что они запищали:
- Оставь нас! мы хотим на свободу!
- Нет, миленькие, иначе дедушка увидит, что я натворила. В другой раз, в другой раз, обещаю.   

Занесла охапку мохнатых и голеньких игрушек в комнату, разложила вроде бы по местам. Ох, трудно быть дурой, зачем её сюда занесло?! Просил же дед! По-доброму просил! Но с девушками увещевательный (призывающий к здравомыслию) разговор не работает. Напротив, она поступит наперекор, а если наперекор поступить невозможно, затаит обиду. Наташа глубже зашла в комнату и воззрилась на старый, как прадедушкин гроб, сундук. Подошла, склонилась...

- Не открывай! - закричали игрушки с пола, визгливо так, отчаянно.
Но это они зря, Наташа настроилась на своеволие.   

Глава 2
Кинжал пригодился для вырывания дужки, проушины. С треском вышли из доски старинные квадратные гвозди, и замок повис на вертикальной накидной петле. Осталось потянуть вверх за эту петлю, как за ручку, и крышка поднимется. В запретной комнате поднялся вой. Подключились незнакомые голоса - голоса досок в полу, кирпичей в стенах, появился гудящий голос электрической лампочки (светит плохо, а кричит громко), это помимо лая, визга, клёкота и волчьего завывания. Поистине какос-фония (греч). Нет, убрала руку от крышки сундука - буря звуков улеглась. Наташа постояла, собираясь для решительного действия. Душа сошлась в литое напряжение, в пулю - выстрел! - рванула крышку сундука - ага! ого!

Он сразу сел в сундуке - обезьян. Шимпанзе? В гребной жёлтой кепочке, в тёмных очках, - очки снял и уставился на неё мутными глазками, без чёткого зрачка, без радужки и белка (как у наркомана со стажем).
- Фея! - проговорил тем голосом, каким урчит живот.
В это же время в комнате воцарилась мёртвая тишина, строгая неподвижность, ибо главная задача всех тут находящихся определилась - не обратить на себя внимание.
- Бурзя, - представился тем же нутряным говором.

Наверно, в сундуке холодно и он простыл, подумала Наташа. (Ей не пришло на ум, что глубокая простуда может происходить от ледяного сердца.) Сколько он тут пролежал? Зачем я его отворила?!
 
Краткий шорох раздался - с верхней полки спрыгнула или прицельно свалилась ему на темя гипсовая большая кошка. Разбилась.
- Твари, - отрыгнул словечко Бурзя.
Следом грянула в ту же точку свинья-копилка - тоже вдребезги. По дну сундука с тихим ворчанием покатилась уволенная монета.
Бурзя ответил матом. Снегурочка догадалась, что кошка и свинья отважились на самопожертвование, лишь бы убить сундучного заключённого. Сама она стояла парализованная страхом.

- Это дело надо обмыть, - проурчал Бурзя.
Его голос шершаво прошёлся по барабанным перепонкам и породил на девичьей коже мурашки.   
На кривых мохнатых ногах Бурзя выступил на пол, схватил с полки медвежонка, отработанным движением оторвал ему голову и, вытянув тёмные губы, припал к отверстию. Снегурке стало плохо, лишь чувство самосохранения не позволило ей потерять сознание.   
- Попробуй, вкусно, - протянул ей тушку.
- Зачем?! - закричала без голоса Наташа.
- Я вдохнул его душу. Попробуй! - он схватил за уши зайца, но Снегурка тоже ухватила левой рукой ушастика, а правой рукой изо всей силы оттолкнула живодёра.
Бурзя, падая в сундук, успел обратить к ней мордатое лицо и показать огромные зубы.

Снегурка так цепко держала зайца, что Бурзя оторвал ему уши, но заяц остался у неё в руке, то есть большая часть. Немедля она прижала врага крышкой, - закрыть сразу не получилось - пришлось навалиться. Наконец крышка вошла куда надо, после чего Наташа уселась на неё. Поскольку замковая проушина была отломана, запереть сундук она уже не могла.

- Открой, озолочу! - утробно и страстно раздалось у неё под задом.

Тут заверещали нестройным хором игрушки:
- Не открывай! Сиди!
- Снегурка, выпусти! Я не злой! Тебе, что, игрушек жалко? Я весёлый.
Под нею произошёл сейсмо-удар на 2-3 балла. Она порой мечтала не иметь веса - порхать, летать, но сейчас обрадовалась бёдрам своим и ягодицам, слегка расплющенным на крышке сундука, и всему своему некрепкому телу, потому что оно всё же весомое: килограммов пятьдесят девять.   
- Лежи смирно! Будем ждать Мороза.
Тут он забился, порождая трескучий шум.

Потом воцарилась выжидательная, тревожная тишина. Стало слышно тонкое дрожание алой спирали внутри лампочки. Только не перегори! И сердце может перегореть, если сильно и непрестанно любить, или страдать, или тревожиться. И кровеносный сосуд в голове может перегореть, если думать напряжённо одну мысль.

Звук лампочки в чуткой тишине говорил о том, что так только кажется, будто ничего не происходит, а на самом деле происходит работа времени, и все в этой комнате принадлежат ему и терпят его. Покамест оно ровное, тихое, но таит страшную неизвестность, ибо молча выращивает события. ("Время есть движение в качестве", - сказал кто-то.)

Данную мысль Бурзя подтвердил сильным толчком - крышка чуть не подскочила. О, если б он ещё несколько душ проглотил, наверно ему хватило бы мочи скинуть Снегурочку с верховного положения.

Если ей приспичит бежать в туалет, как она оставит пленника? Можно перевернуть сундук вверх тормашками, но это не решит задачу. Можно гору вещей насобирать, чтобы придавить крышку, но кто будет их собирать, пока она сидит неотлучно, словно курица-наседка?

У неё под ногами валялся кинжал... а если поднять крышку и Бурзю пронзить кинжалом? Резким ударом! Нет, увы, тело Наташи не поддержало эту мысль, показав нехватку дерзости и силы. Бедная я, бедная! Она утешительно прижала к себе безухого зайца, и тот заплакал. Из его головы торчали оборванные ниточки, она их погладила, чтобы не так жалобно торчали, и сама заплакала, и все вокруг зарыдали.

Игрушки стали проситься к ней на ручки, на коленки. Некоторые принимались дрожать и, набрав амплитуду, сигали на Снегурку с полок. Некоторые промахивались, и она их подбирала, не отрывая зада от выполняемой задачи. Скоро Наташа оказалась обложена маленькими существами, которые успели её увлажнить. Она не задалась вопросом, откуда взялись у них слёзы, потому что в одном деревенском доме видела газетную вырезку с портретом военного лётчика, которая мироточила, вися на стене возле зеркала.

- Хватит печалиться, друзья. Можно, я буду называть вас "дружики"? Я расскажу, как будет нам хорошо, когда придёт Мороз. Он запрёт Бурзю в сундуке накрепко, а мы с вами отправимся гулять по терему, и на ночь вы останетесь в моей спальне. А летом будем выходить в сад и выезжать в лес. Мы будем помогать птенцам, что выпали из гнезда, будем предупреждать уток и зайцев о приезде охотников. Мы построим избушки для тех дружиков, которые захотят поселиться в лесу, чтобы охранять животных и растения. Мы не будем стоять на полках, мы будем действовать!

Наташин голос и слова так понравились малюткам, что они успокоились. Только по зайцу, лишённому ушей, пробегали ещё судороги.   

Но что если Олег Игнатьевич (Мороз) придёт под утро?! - ударила её страшная мысль. Она испугалась и стала молить судьбу, чтобы старший товарищ не засиделся с актёрами. Дружики задремали в её тепле, и ей стало жаль себя, словно она - игрушка, которую забыли погладить и вообще забыли. Увы, она и сама так поступала с другими.   

Однажды наказала Бяку, чёрного медвежонка с красными глазами-пуговками, потому что он бедокурил и затаскивал своих товарищей под шкаф. Он! Больше некому. И за это она вынесла его на мороз. Нет, не сильный был мороз, и шёл утешительный крупный снег... но сердце Наты ожесточилось. Был бы сильный мороз, она всё равно положила бы его на скамейку во дворе, хотя бы на полчасика. Так она решила педагогически. Вернулась к себе маленькая девочка и встала у окна, - там ещё батарея обжигала коленки - Наташе было всего четыре года, но совесть у неё уже была.   

Поднялась на цыпочки, вытянулась и смотрела над подоконником во двор, всё яснее понимая, каково ему там на холодной доске под снежинками, из которых Бяка наверняка надеялся накопить себе одеяло. И не выдержала, побежала к нему, потом просила у него прощения. С того дня Бяка не заталкивал игрушек под шкаф. Они оба многое поняли. Тяжело быть игрушкой в руках злого ребёнка. Или взрослого.

Дверь отворилась и вошёл Мороз, галстук набок.
- Ты здесь, негодница! Один шалопай сказал мне, что я, представляешь, внук отца моей двоюродной тётки - это так сложно, что я поехал домой. Я понял, как сильно я опьянел. Заплатил за всех по счёту и отчалил. А ты сидишь на сундуке, высиживая кого-то... Мне подарил его Санта, проказник.
(Санта ничего ему не дарил, но спьяну Морозу так захотелось похвастаться. Происхождение сундука неизвестно; возможно сундук старше деда Мороза.)

- Тебе не пора ли спать? Или покушать? Или, наоборот, сходить в туалет?
- Я давно хочу в туалет, но сижу - держу злодея... Прости, Олег Игнатьич, думала, будешь меня костерить.
- Пока некогда. Пойду за инструментом... накладка в порядке, проушина тоже... нужно заменить гвозди на саморезы, так надёжней. А гвозди-то интересные, кованые.
Осмотрев и ощупав крепление, обдав Снегуру алкогольными парами, он грузно ушёл.
- Сиди, я щас.

- Красна девица, выпусти! Буду век тебе служить! - раздался голос из-под крышки.
- А что ты умеешь?
- Всё.
Зачем она с ним заговорила?! Сколько непонятного происходит с девушкой, сколько лишнего! Он поворочался в тесном коробе и присмирел: что-то в уме, поди, заготавливает.
 
Зачем она спросила, что он умеет? Она живёт в добре, в покое... этого мало? Когда ей было 17 она чуть не устроилась к подружке в "службу эскорта". Просто шлюха - это ещё ладно: с одним переспала, с другим, с третьим... это по случаю, но ведь не конвейером! В эскорте необходимо быть абсолютно небрезгливой. (Проститутке сменить название на эскортницу - не славный выход из бесславного положения; всё равно, что "милицию" - в "полицию".)   

Потом, когда работала в ресторане, видела за столиками тех самых мужчин, которых должна была бы сопровождать в эскорте, а может и ублажать. Но ради чего такая идея в ней возникала? Внешняя мишура поманила. Да-да, и сейчас манит. Неужели это врождённое?! Неужели при сравнении доброты и мишуры побеждает мишура?! Деньги, шубки, ярлыки, завистливый шёпот подруг... брендовая жизнь, выставочный лоск. А в сердце шумит сквозняк, а в голове мысли над извилиной вьются, как мухи над канавой.      

Пошлая мечта убивает жизнь. Благо, судьба отвела её от эскорта и сделала Снегурочкой - надолго ли? А что потом? И снова тревога о будущем... почему тревога?! Почему не радость и надежда? Почему будущее - цвета тучи? Надо перекрасить. Надо осветить.

Мороз принёс шуруповёрт и саморезы, прикрутил проушину, проверил ключом старинный замок - остался доволен. Снегурка заметила, что даже маленький успех в несложном рукоделии доставляет мужчине радость, как хозяйке - удача кулинарная.

- Не буду я тебя костерить, ибо ты свою порцию наказания уже отсидела... свой тяжкий срок.
- Нет, я одна не пойду, я игрушкам обещала дружбу, и надо мне починить зайца. Только уши у него там... в сундуке.
- Плохо. Выпустить негодяя проще, нежели загнать обратно, - Мороз призадумался.
- Ладно, я ему сделаю уши из другого материала, - нашла выход Наташа.
Они насобирали на себя игрушек и пошли по терему в жилые покои, стараясь не слышать угасающие проклятья заключённого.   

Глава 3
Олег Игнатьич поцеловал её куда придётся, в целом в голову и причмокнул в ухо.
- Спокноч, детка!

Игрушки не знали в её комнате подходящих для себя мест. Они выглядели растерянными и были тихими. И прежние предметы мешали новичкам расположиться. Она стала наводить новый порядок, хотя у неё закрывались в полусне глаза. Убрала с подушки роман "Четыре трупа в поиске пятого", отключила большой свет, включила ночник. Убрала с кресла модные журналы и колготки. Сбросила с постели покрывало и, взяв раненого зайца в охапку, плюхнулась на кровать, накрылась одеялом.
- Доброй ночи, приятных снов, дружики!
- Чао-вао-вао, - откликнулся кто-то и хмыкнул с юмором, крокодил, кажется.   

Ночь проскочила незаметно, утро смотрело в окно всё той же ночной темнотой, но это было утро, поскольку пропели часы: "Вставай, вставай, дружок, с постели на горшок. Вставай, вставай, носочки надевай!"

Звякнул колокольчик - пришёл почтальон, они были знакомы. У него кручина: сыну дали задание придумать, понимаете, название для школьной газеты. Наташа прошла с ним в свою комнату, где ей легче думалось. Игрушки замерли.
- Ох, сколько у вас их! И некоторые старинные.
- Да, Мороз получил их вместе с домом, впридачу, - ответила машинально, а сама удивлялась их омертвению.   

Почтальон, шаря по комнате цепкими глазами, пожаловался на сына, который живёт в смартфоне и более ничего не касается, кроме ложки и вилки. Поскольку она его слушала, он расположился к тому, чтобы похвастаться мечтой.
- Мечтаю и надеюсь выиграть большой приз в лотерею "Пурга удачи".
- Поздравляю.
- Надо верить, вы согласны? Без веры никуда. Если отхвачу приз, буду обеспечен на всю жэ".   
- Портфель! - прервала его Наташа.
- О да, хорошее название, - не сразу понял гость.
Наташа поспешила проститься с ним, чтобы игрушки не слишком долго пребывали в столбняке. Она поняла, что они стесняются быть живыми при посторонних.

После его ухода, они разом заговорили... непонятно о чём. Они стали вкусно потягиваться, а те, что были сделаны из твёрдых материалов, упали набок и задрожали, тем проявляя внутреннюю энергию.   

Похоже, весь мир так себя ведёт при посторонних - протокольно. А без посторонних - прикольно, - подумала она с лёгкостью, не имея привычки облекать в прочные слова и запоминать мимолётные мысли.

Утро ушло на создание ушей. Мороз ещё не выходил к чаю: наверно, лежал, терпя вчерашнее. Вырезала их из фетра, из банной шапки; пришила серыми прочными нитками, и получилось ничего, но заяц не смог шевелить ими; кроме того, они упали и повисли, будто сломанные в основании. Крокодил, который поначалу поздравил зайца с обновкой, не преминул сострить, мол с такими ушами заяц похож на больную овцу.

Тот заплакал.
- Я... мне нужны те, мои.
Снегурка взяла его на руки, но заяц был безутешен.
- Хорошо, я заберу твои уши, принесу тебе, только не плачь!

Она заглянула к Олегу Игнатьичу, но того в спальне не оказалось - и в кухне тоже, и в гостиной. Тем временем заяц поливал слезами её левую грудь. Фетровые уши, вися, ритмично колыхались при каждом шаге. Наташа вспомнила про кинжал, и про свою мысль заколоть злодея, а также про то, что она смелая девушка. Я сама! Если утверждать равенство полов, так надо ж и действовать на условиях равенства. Об этом она зря подумала. Мысль хороша когда она взвешенная, мысль бахвальская ведёт к беде. Но ей хотелось... где-то подсознательно ей хотелось показать Морозу, что она смогла сделать то, чего не смог он.

Наташа обыскала его комнату, нашла в комоде ключи: большой, стальной от каморы и поменьше, бронзовый от сундука; прикосновение ко второму отозвалось в ней электрическим зудом. Набрала телефон Мороза - а он опять валандается с актёрами. Там ненасытные утробы продолжают банкет, а тут бедная девушка и заячьи слёзы.

Часа в три он сам позвонил и заговорил о любви заплетающимся языком. Сказал бы трезво, она, может, и поговорила бы с ним о любви, но сейчас высказала обиду, как будто строгая невеста. В общем, к вечеру можно его не ждать. (Интересно, они девок будут заказывать?) Лишь бы он там ничего прекрасного не наобещал. По пьянке Мороз доверчивый, влюбчивый, жалостливый. Не приведи, Господи!

Но как... но как можно где-то бухать, когда у тебя в чулане бес, а в тереме красавица? Она сердцем сердилась на него, а со спины её пробирал холодный страх. Пробирал, а всё же молодость азартно испытывает себя. Когда-то на спор она гуляла ночью по кладбищу, девочка в школьном платьице, в тонких босоножках. И сейчас она решила испытать и показать себя. Некую роль тут сыграло, конечно, и любопытство.

Заяц, лежащий на покрывале, встретил её твёрдым взором. Ненавистные уши заложил под лопатки. Взгляд его был строг: должно, устал плакать. Он уже не просил, он молча требовал.   

- Успокойся, будут тебе уши, - сказала сухо, будто заяц был виноват в их потере.
Она произнесла обещание, не забывая о том, что у неё будут возможности отступить - сначала на пороге комнаты, затем возле сундука: дескать, возьмёт из кармана ключ, оценит в себе наличие храбрости - и робко вернёт ключ в карман.

Книга не читалась. За окном стемнело. День такой краткий: еду приготовишь, кошку покормишь, кошкин лоток сменишь - и вот уже вечер. Ничего не хотелось, висел над душой гнёт близкой опасности. Зачем она вчера открыла запретную комнату?! Дура - это диагноз. Иван-дурак поступал так же, но за то мы его и ценим, - иначе сказкам не бывать. Адам с Евой тоже были - по всем признакам - дурак с дурой, но иначе ведь на Земле никто бы не появился и ничего бы не случилось. Резвая глупость относится к необходимым для истории стартовым ошибкам.

Наташа набрала Мороза, желая получить утешение в его голосе, вместо чего услышала злое ворчание; видимо, долгое пьянство пошло в разрушение психики.   
- Чего звонишь! Взялась опекать меня? Если тебе что-то не нравится, я тебя не держу.
- Зачем ты так говоришь?! Ты меня выгоняешь?
- Нет. Я себя защищаю. Надоела бабья опека! Давай ты ещё будешь меня контролировать! За собой следи, "внучка", поняла?
- Я поняла, что пьянство до хорошего не доведёт.
- Также пойми, что и трезвость ведёт в могилу.   

Она дала отбой. Позвонила, называется; добрых слов захотела. Туча, которая висела у неё в душе, сгустилась. Не надо откладывать поход в камору: ожидание съедает силы.   

Переложив зайца с его недовольством и несчастьем на пол, она легла поверх покрывала и закрыла глаза, чтобы собраться с духом. А может, не надо? Зачем она высовывается поперёд батьки?! Но теперь, когда она услышала обидные слова от Мороза, ей тем более захотелось показать себя и утереть ему нос. А потом Наташа уедет отсюда. Почему не готовилась в институт? Столько времени потеряла! Но ведь здесь было так хорошо! И сейчас хорошо. Она сама виновата, что открыла камору. Ей надо исправить свою оплошность, ей надо избавить Мороза и бедных игрушек от злодея. Как он догадался проглатывать их души? Убить убийцу! Кинжал в рукаве спрятать, прикинуться девочкой с улыбочкой, а потом раз..! А если Бурзя первый убьёт её? Тогда пускай Мороз плачет горючими слезами и просит у неё прощения над свежей в цветах могилой... стоп, сейчас зима! - значит, в церкви над гробом. Как она будет выглядеть? Не жалобно и не горько, но чертовски привлекательно. Деликатный макияж, белый воротничок, золотой венчик на лбу...

Она не догадалась, что её парадоксальное стремление к сундуку внушено ей сидельцем сундука. Давняя хитрость: наивный человек не отличает рождённое в себе от внушённого. Столь же парадоксально её раньше тянуло в эскорт, в похабную гибель, и тоже не собственной волей, но по воле подружки (сама испачкалась - другую замарай) и маленького личного паразита, духовного глиста. Чего греха таить: прикрывшись изящными чертами и природной свежестью, она могла успешно растить в себе такого же монстра, как тот, что закрыт в сундуке. На людском суде она потом сказала бы о тяжких обстоятельствах. На высшем суде ей сказать было бы нечего. Пьяный Олег Игнатьич упас её от порчи, и до сей поры всё складывалось хорошо, да только не надо было ту дверь открывать!

Хватит, хватит корить! Надоело!

Скрипнул пол. Она подняла над подушкой голову - никого, вроде бы. Снова скрипнуло - ближе. Она свесила голову над полом, осмотрела ковёр, под которым, известно, доски. И снова раздался скрип - у самой кровати. Наташа инстинктивно убрала голову, как от края пропасти.      

Закрыть глаза, отменить слух! У неё включилась рефлекторная страусиность ума. Но кто-то возню затеял под ковром - на её глазах появился бугор. Наверно играет игрушка. "Экие вы непоседы", - проворчала, не заметив, что вся игрушечная рать пребывает в коме. Наташа поднялась и стащила ковер с привычного места. Обнажились линялые доски: одна прогнулась вверх, из-под неё просунулись в комнату тонкие косточки - пальцы! Она вмиг вспомнила рассказы Мороза про захоронения под теремом; он даже предлагал искать купеческий клад, но то была шутка, а теперь она увидела костяную руку. Доска, дрожа и гудя от напряжения, сильней выпучивалась, пока не треснула со звуком выстрела. Рука свободней высунулась.            

Наташа откинулась навзничь, в прежнюю позицию, не жива, не мертва. Меня здесь нет. В полу стал происходить шум, как будто принялся за работу некий строитель. И стук, и треск, и вздох труда, и упругий отрыв соседней доски, отчего под окном со скрежетом приподнялся плинтус.

- Раз у вас тут всех выпускают, и мне пора, - произнёс бесцветный голос.

"Ошибка тянет за собой ошибку. Если бы я сейчас убивала Бурзю, ничего бы тут не произошло! Разлеглась!" - она бросилась во флигель, не разбирая, что ею движет: боязнь того, кто вылупился из подполья, или желание покончить с Бурзей. Страх придал её бегу дополнительную скорость; полы халата и вся её фигура с тапками, волосами и рукавами наводила на атмосферу терема турбулентность.

За нею слышалась погоня со звуками костяной погремушки. Паническая мечта: только бы не провозиться с дверью - быстро открыть, забежать, закрыться изнутри! Но перед каморой она оглянулась. Во флигель следом за ней вступил костяной выходец - стало быть, выбрался на рабочую поверхность. И поделом ей, копуше. Одного не убил - второй непременно прибавится к первому (правило Гамлета). Надо было книги читать, а не изучать оттенки теней и шаг от бедра. Хотя... одного убьёшь - второй всё равно появится (правило Горыныча). Бесполезно книги читать, лучше умудряйся в косметике.

Уже неважно. Выходец приблизился. На нём банный колпак с вырезами от заячьих ушей. Лицо открытое, костяное, улыбчивое; зубы через один-два - в ритме перфокарты. В глазницах пусто, но внутренняя сторона затылка не видна: тьма в черепе непрозрачная. На плечах потерянный пиджак Олега Игнатьича, на бёдрах его светлые пижамные штаны, потерянные сравнительно недавно. Мороз тогда пошутил, дескать их усосала в слив стиральная машина. Ноги босые, длиннопалые... кастаньеты смерти, стук-бряк.         

Её рука держала ключ, засунутый бородкою в замочную скважину, но не могла повернуть из-за шока. И всё-таки повернула - и раз, и два. Залетела в камору, как ветер. Захлопнула дверь и снова принялась попадать ключом в замочную скважину - скорей же! Наконец повернула механизм, как раз когда из коридора постучали в дверь костяшечкой.
- Барышня, открой! Открой, пожалуйста! Всё равно вышибу.

- Прячься! - раздался голос Бурзи. - Выпусти меня, а сама в сундук залезай! Он девушек в подвал утаскивает и заставляет плести сети из паутины и разводить плесень.   
- Он врёт, не слушай его! - раздались негодующие слова из-за двери. - Бурзя душу из тебя выпьет через лобзание в уста. Он поцелуйник, у него ради этого морда вперёд вытянута. Отвори дверь, свадебку сыграем, заживём счастливо! - послышалось пересыпание монет.

И снова с другой Наташиной стороны заворчал сундучный зверь.
- Не верь! У тебя вместо фаты будет паутина, вместо платья - гробовая простыня.
 
- Тогда зайдём с другой стороны, красавица. Предлагаю обмен: ты мне улыбку, а я тебе бессмертие. А? - искательным голосом предложил костяной.
"Зачем? Накой бессмертие? Что мне с ним делать?" - подумала беспомощно, угадывая в этом слове и "беса", и "смерть".

Молчание. Потом костяной ударил в дверь плечом. Несмотря на внешнюю хрупкость, он обладал недюжинной силой. Дверь показала свои швы. В этот миг в сундуке затрепыхался Бурзя.
- Открой, выпусти меня, я убью его! Я спасу тебя!

И она отворила замок и вынула замок из проушины, подняла накладку, и тут же сундук распахнулся, и выскочил Бурзя, как ошпаренный.
В дверь снова пришёлся тяжёлый удар - гулко отозвались каменные стены, посыпалась крошками штукатурка вокруг дверной рамы. Бурзя втолкнул Наташу в сундук вместо себя и запер снаружи. Тьма. Засмеялись мерзавцы.

-  Благодарю тебя, Юбиляр. Помог заманить эту дуру в сундук, а то уж больно мудреная: пойду, мол, не пойду, решусь - убоюсь...
- Не за что, - ответил скелет будничным канцелярским голосом.

Слёзы обиды и отчаяния потекли из Наташиных глаз. Нащупала что-то мягкое на дне сундука, небольшое, - уши зайца, - и сильней реветь.
А те двое покинули камору и пошли, обсуждая что-то нечеловеческое, порождая холодное эхо под сводами. Затем всё стихло.   

Задохнусь. Умру. Тяжкий запах, обезображенная... ещё недавно цветущая... Олег Игнатьич окажется в полиции... без алиби, потому что актёры не вспомнят, кто где был, когда все ползали по гостинице, как тараканы. Сыщики законно скажут, что Снегурка не могла себя закрыть в сундуке на висячий замок. Значит, обвинение в убийстве и тюремный срок падут на Мороза.   

Зачем я открыла эту проклятую дверь?!

Нечем дышать. Она поднатужилась поднять крышку - подняла на два-три миллиметра - кажется, появился приток воздуха, но тоненький. Она дышала, как астматик во время приступа. Началась паническая атака, в ней полыхнул ужас. Она подскочила и ударилась лбом в крышку сундука. Потеряла сознание.

Возможно, именно это помогло ей дождаться освобождения. Раздался лязг металла, стук дерева, потом появилось много воздуха и ореол света, посреди которого склонилось над ней дорогое лицо. Мороз вытащил её мягкое, обморочное тело и перенёс в её комнату. Она всю дорогу сжимала в руке потрёпанные уши зайца.

Глава 4
- Ты - всё, что у меня есть, - сказал заяц.
- Не так мало, - ответила Снегурка, спарывая фетровые уши, дабы пришить на их место старые плюшевые с картонной вставкой.
- У меня есть ещё лев, почти друг...
- Почти?
- Он день и ночь дрыхнет... спит богатырским сном и во сне рычит. Маловато для дружбы.
- А что для неё нужно?
- Какая-нибудь мысль... думать сообща.   
- По-моему, достаточно симпатии.

Она уколола палец.
- Вот! Из-за тебя! Отвлеклась.
- Хирурги много не разговаривают, иначе руки и ноги поменялись бы местами.
- Только зайцам разговаривать можно?! - вспылила Снегурка.
Заяц уставился в потолок и принялся отсутствовать, пока его шьют.
Наконец уши встали на свои законные места на его компактной голове. Заяц моргнул выразительными большими глазами и прислушался к своим ощущениям.
- Не жмёт?
- Нечего намекать! Я бы сам не забыл сказать "спасибо".
Наташа отнесла его к остальным игрушкам на игральную поляну под книжным шкафом. Здесь тоже был небольшой ковёр, исписанный голубыми птицами и жёлтыми цветами. Краски поблёкли, но красота сохранилась.

Вошёл Олег Игнатьич с инструментами. Состыковал половины доски - края разлома совместились идеально; приподнятую доску уложил горизонтально и плотно, оторвавшийся плинтус прибил, ковёр вернул на квадрат прописки.      
- Вот так! Завтра навестим детский сад. Родительский совет решил устроить ребяткам праздник без повода, а дети, естественно, потребовали нас - им календарь не закон. Проведём утренник и займёмся своей судьбой. Полагаю, пора мне закрыть фирму "ДедКо" и вернуться в театр - в нищету, к друзьям.

- Не поняла. Из-за этих упырей?! А я?
- Давай всё-таки я тебя спрошу: на кой хрен ты открыла запретный сундук?  Поверь, я помнил о нём, но даже мысли не возникало подглядеть, что там и кто. Не всё надо трогать и тем более когда запрещают.
- Я виновата, каюсь, но... Олег Игнатьич! Давай тут останемся.
- В дурной компании? У сундучного беса уже образовался комрад... кого нам ещё ждать? С кем разделим кров?   
- Есть одно средство...   
- Святая вода? - он прищурился.
- Нет.
- Хлорка? - он поднял брови.
- Нет же, нет! Мы просто не будем обращать на них внимания. Будем жить своим чередом, словно их нет. Вот увидишь, они отвянут.

Пошли чаёвничать. За столом Снегурка рассказала Морозу бытовую историю про силу невнимания.

- Одна девица решила на халяву отдохнуть на турбазе. Приехала, наметила парня себе в добычу - начали глазками стрелять, ужимочки разные показывать, а парню хоть бы что. Она принялась оголяться, каждый час уменьшала на себе одетые площади, пока не дошла до стрингов. Тут он бросил ей замечание: хватит нюшиться! Девушка обозвали его позорными словами и сменила место охоты.   
- Стойкий парень.
- Это она мне сама рассказала. Возмущалась: безобразие, просто даже нечестно! Где это видано, чтобы мужик на смазливую девку не повёлся! Олег Игнатьич, ведь мы тоже выстоим. Нас будут стращать, а мы не устрашимся; нас будут соблазнять, а мы не соблазнимся.
- Ты поумнела, пока я пьянствовал.
- А ты хоть с пользой пил? - иронически спросила Снегурка.
- Не знаю. С товарищами общался. Пить с пользой... как-то дико, - на полном серьёзе ответил Мороз.

Он подсох за последние дни. Лицом помялся, волосами стал тускл и клочковат. Глазами опечалился. Зато стал чуткий, ласковый; боится обидеть. (Излишний заряд бодрого оптимизма делал его решительным и глухим.)   

- Ладно, спасибо за чай. Завтра у нас в полдень утренник. Что-то мне надоел Новый год, растянутый на пол-зимы. Исполним деткам короткую постановку, а родителям сделаем скидку. Пойду, в сон меня клонит, аж валит прямо, валит.
Всё-таки вызывали они девок, подумала Наташа. Тот парень с турбазы вёл себя достойно, а с актёров что возьмёшь!

Вошла сиамская кошка Паника, обогнула гибким телом угол полуоткрытой двери; приблизилась к собранию игрушек, принюхалась. "Ну что тут у вас..." - помыслила так и села. Она задумалась куда-то отрешённо и прислушалась к тишине, в которой как-то сохранялся оттиск её мысли. Посидела просто так, медитативно, и вышла.

Наташа не стала закрывать за нею дверь, потому что на ночь Пани шляется туда-сюда и, если дверь закрыта, поднимает настойчивый мявк. И точно: вернулась, нечто небольшое, но торчащее, держа в пасти. Наташа мигом убрала ноги на постель, но то была не мышь, то была куриная лапка - символ мира и кусочек "на погрызть". Заботливая, из пыльной заначки достала и принесла от всего сердца - нате! Значит, поняла, что они живые... хотя ничем житейским не пахнут. Как у них такое получается? Пани ушла, дёрнув хвостом вправо-влево, потому что не понимала таких вещей. (Кошка - тоже игрушка, только тело ей не баба Дуня смастерила и не отпечатал 3d-мастер Стас, а Бог вырастил, - ясно ощутила Снегурка.)

Включила читальную лампу - ярко осветились открытые страницы, книга ждала читателя, но чтения не получилось: идея Мороза о переезде больно ужалила Снегурку. Как спасти положение? И так ли всё непоправимо? Откуда в бесах зло... если есть на то причина, значит надо убрать причину - и бесы исправятся. Можно так думать? А почему нет?! Вдруг её озарило: чтобы стать бесом, не нужна причина. (Говорят, с одним из архангелов такое произошло во время Большого взрыва.)         

Это была страшная и ослепительная мысль.

И человеку, чтобы стать негодяем, не понадобится трудное детство! Достаточно выбрать в себе негодяя по самолюбивому капризу - безжалостно и вольно.

Уснуть не давали переживания. Сердце билось часто - не восходило по ступенькам, но сбегало куда-то вниз (сломя голову). Когда нервы шалят, когда на сердце тревога, надо обратиться к тому, кого любишь. Но зайти ночью к Морозу - совсем уж не по-девичьи, и она поворотилась на левый бок, чтобы правым глазом с удобством глядеть на дружиков.

А те общались. Кто лежал, кто сидел, кто стоял: на четырёх, на двух, на шести, на восьми (сороконожки не было); голоса у них звучали оживлённо.   

Рассказывает олень.
- Я вижу, он меня застрелит, и быстро направился к нему. Собака бросилась мне в ноги, тяпнула, отскочила, а я лизнул охотника в лицо. Тот позвал собаку и ушёл.
- Лизни меня в щёку, - предложил крокодил как бы в робкой мечте.

- А вот у меня был случай, - заговорила манерным голосом лиса. - Одна женщина послала своего мужа убить меня, потому что на мне очень красивая шкурка...
- Вульгарные дамочки обожают мех, я бы даже назвал их короче, - вставил насмешливый крокодил.
- Не сомневаюсь. Воображаю, в какой семье ты воспитывался, - отреагировала с жеманным укором лиса.
- Прекрасная семья: отец гусар, мать прачка, сын уже в семь лет корсар и торговец чёрным товаром.
- Ну-ка все помолчим! Пора отдыхать, - встряла в их пикировку Наташа.

Да разве их уймёшь. Они продолжали шёпотом, то есть воздух дрожал и порождал тихие слова. Только неукротимый крокодил нарочно громко вещал своим ворчливым хриплым голосом, будто раскусывал в крошки кости слов.

- А я хочу говорить в полный голос. Право имею! - гордо заявил он.
- Ты мешаешь другим, - напомнила Наташа.
- Имею право мешать. У меня так душа требует.
- Твою душу Бурзя требует - пойду отнесу.   
- В ладонях отнесёшь? - с ехидством поинтересовался крокодил.   
- В тебе отнесу.
- Понял, молчу.

И тут, к слову и кстати, появился Бурзя, слепленный из ночной тьмы, обсыпанный стразами или хрустальной звёздной пылью.
- Ждали?
Он улыбнулся зубатой улыбкой, взятой из полного собрания сновидений Чарльза Дарвина; при этом глаза его сощурились и превратились в тонкие звёздочки. Наташа исподлобья глянула на это фальшивое дитя космоса:   
- Уходи!
- Отчего страх? Я один, а вас много.
- Одного для беды более чем достаточно.
- Ерунда Ерундовская. Бурзя безоружен.
- Зачем пришёл?
- Жениться на тебе. Ты сейчас поймёшь, как слаба твоя идея не замечать меня - меня! - суперсексуального Бурзю! Я накопил много сил за годы прозябания в сундуке. Теперь мне нужна только супружеская кровать, а если сундук - то на двоих, и даже если гроб - то двуспальный. Ложись, январская дева, буду делать из тебя мартовскую лужу.
   
Похолодел воздух. От страха Наташа не знала, что делать и куда деться, и тут подал голос петушок, самый маленький среди игрушек. Он закричал задиристо, громко. Бурзя оцепенел. Петушок, надрывая голос, выдал ещё порцию победоносного крику, и Бурзя начал отступать, совершая обратный путь пятками. Так он отпятился в коридорную тьму и пропал.

Затрубил слон, заржал конь, замычала корова, залаяла с подвоем собака... грянуло всеобщее ликование. Дружики понимали, какое малое расстояние отделяло их от гибели: Бурзя мигом оторвал бы любому голову и выпил одним вдохом его лёгкую душу. Слава петушку! Слава Снегурочке! Слава в веках!   

Наташа на сей раз не стала их усмирять. Она, польщённая, выключила читальную лампу, но - диковинное дело - в комнате стемнело не совсем: из-под кровати выбивался голубой свет. Она свесила голову и увидела голубую луну, сделанную как будто из шарика для настольного тенниса, однако с пятнами кратеров и лунных морей. Сказочная маленькая луна висела между полом и кроватью, прозрачно светясь.   

Глава 5
- Давайте полетим на луну! - мечтательно предложил жираф.
- Я не полечу, - сказал слон.
- И бросим Снегурочку?! – в ужасе воскликнул заяц.
- Лучше искать клад, - предложил медведь.
- Правильно, найдём и откупимся от Бурзи! - воскликнул заяц.
- Главное - найти. Бриллианты мне страшно пойдут! - застонала от мысли лиса.   
- Главное - искать. Мы будем копать под полом глубже и глубже! - мечтанул медведь.
- Мысль о берлоге? - попытался уточнить жираф.
- Если захотелось поработать - ляг, полежи, это пройдёт, - напомнил крокодил, умело играющий настроениями, (всегда на понижение, поскольку сам ползает).
- Тебе лишь бы зубоскалить, - осадил его заяц.
- А вам невдомёк, что под полом помещение занято? Мечтатели, оторванные от половой реальности! - проворчал крокодил и оскалился кривыми, хваткими, зацепистыми зубами, из которых очень-очень трудно вырваться.   
- Товарищи, давайте успокоимся, давайте посмотрим на луну-у-у, - в растяжку предложил волк.

В эту минуту Наташа вспомнила разбившуюся кошку и свинью-копилку. Их осколки надо собрать и склеить; быть может, их души вернутся в отремонтированные тела. Вот что необходимо сделать.

Она даже наперёд ощутила свою судьбоносную задачу - создать "Мастерскую по творению и лечению игрушек". У неё настроение от этой идеи улучшилось, но пойти ночью в камору она всё же не отважилась. Вместо этого закрыла очи и выпрямилась на кровати, словно мумия в саркофаге, полежала так и невольно загрустила о своём, о девичьем. Где-то бродит по свету любовь, и вселенная вращает романтические звёзды, но всё это мимо Наташи. Две горячие слезы родились у неё под веками и покатились по щекам, чтобы не встретится никогда (ибо между ними нос).   

А дружики ссорились тем временем.
- Ты пьяница и бабник, - промычала крокодилу корова.
Тот засмеялся раскатисто, будто в долгом черепе у него помещалось эхо.
- О-хо-хо-о, чья бы корова мычала! Пегая блудница.
- То была ошибка! Я тогда изменила Борьке с Мишкой...
- Мишка хитёр, у него предварительные ласки...
- Это всё в прошлом! - в сердцах воскликнула корова.
- Кроме телёнка, - напомнил крокодил.
- Оставь меня в покое, пресмыкатель!

- Прекратите! - взорвалась Наташа. - Хоть вы-то побудьте людьми!

(Так, походя, людей кольнула. Особых претензий к ним не имела, но всё же ощутила гордую приятность.)
- Полночь на дворе, - заметил волк неизвестно о чём.   
Наташа обратила внимание, что луны под кроватью нет: возможно, погасла по причине окружающего равнодушия (им светишь, а им всё равно).      

- Ты, Снегурочка, мне рот не затыкай, - настырно возразила корова. - Я хочу договорить. Люди, берегите брак! Не лгите своей половинке! Вы устанете лгать. Вы изорвё... изоврётесь! Никакой на обочине коитус не оправдает разрушение семьи и ваш позор!
(Корова права, Наташа вспомнила выражение тёти Клары: лжец каждым шагом будет умножать ложь.)   
- Если бы вовремя ты вспомнила эти слова, Бурёна, сейчас не пришлось бы их произносить перед всеми, - нравственно вцепился в неё крокодил.

- Ну всё! С меня хватит! - Снегурка включила ночник, сгоняла босиком на кухню глотнуть зелёного чаю (цвета крокодильих слёз), вернулась в комнату, бросила дружикам окрик:
- Спать!
Вернулась к роману "Четыре трупа в поиске пятого", нашла точку выхода из текста: "Свинцовые тучи и грохот прибоя внушали тревогу". И далее: "В полумили от берега - в хлёстком просторе - волны швыряли друг другу яхту, наконец ветер сорвал с неё парус, как платье, и вскоре она исчезла из виду".

Снегурка побежала глазами по строчкам, покинув умом спальню... однако пришлось ей вернуться, ибо дверь неслышно открылась - она привычно открылась, но вошла не кошка, а Мороз. По голосу и выражению лица Наташа поняла, что это Бурзя. Она свесилась к полу, дотянулась до петушка и принялась тормошить его: "Проснись и пой, скорей!" - но тот был в отключке.

Бурзя альфа-самцово скинул на кресло пиджак и остался в цветастой футболке и брюках, надетых задом наперёд. Гульфик располагался сзади, а задничный купол штанов расположился на передовом участке. Наташа принялась трястись от смеха, ибо в ней открылся нервный шлюз, откуда хлынула смеховая истерика.
- Какая ж ты стерлядь! - прорычал нутром Бурзя.
Терпеть её смех не желая, он удалился в другое измерение, потеряв оптическую плотность.   

- Ты почему спишь когда надо не спать?! - чуть не придушила она петушка.
Тот очнулся и закричал во всё своё хрипато-звонкое горло. Она снова засмеялась, чтобы доисчерпать истерику. При этом ей показалось, будто она победила демона своими смехом, но, как нередко бывает с победными выводами, сей вывод оказался ошибочным.

Она услышала топот над собой, прямо на потолке. Послушала - не сразу догадалась, что это стук её сердца - топ, топ... Потом на потолке появилось изображение ночного города: тёмная улица, почти все окна погашены, автомобильные фары ощупывали ночь двумя пучками света - по улице ползком ехала длинная машина с кузовом. Остановилась, из неё вышли двое рабочих в робах, подобрали с дороги недвижное тело, качнули за руки - за ноги и забросили в кузов. Набитый телами пикап снова пополз.      

Наташа глядела на город сверху... тот факт, что она смотрела на потолок снизу, не имел значения, поскольку у каждого сюжета своя система координат и порой даже своя материя, так что потолок Наташа перестала видеть.         

Грузчики снова остановили машину, подобрали с панели ещё одного погибшего, и пикап крадучись поехал далее, совсем тихо, чтобы светом фар не мешать светозарному явлению - шествию принцессы, или феи красоты.

Для Наташиного удобства улица повернулась перспективным ракурсом и приблизилась к её зрению. Теперь она могла рассмотреть окрестные дома и, главное, фею, которая с лёгким постукиванием туфелек, в сиятельном наряде куда-то брела, возможно бесцельно. Луна скупо обозначила стены домов, прорези окон, карнизы крыш. Дорожный асфальт напрасно пытался изобразить лунную дорожку, но всё же заявлял о себе мутной светлостью, словно содержал пепел. Наташа устремилась вослед принцессе.

Но вот сбоку, в отвесной стене переулка, отворилось окно - оттуда протянул руки в сторону принцессы некий житель, да так далеко вытянулся, что выпал на тротуар – шлёпнулся. Она обернулась на смертельный шлепок, в её диадеме заиграли звёзды, через миг отвернулась и продолжила путь, едва беспокоя туфельками подол длинного платья.   

Наташа страстно захотела рассмотреть её лицо - узнать, что за дивная красота убивает мужчин? Наташу саму приманила дивная дева.

"Быть может, сомнамбула?" Ветер любопытства понёс её вперёд, и Наташа, опередив красавицу, заглянула ей в лицо. Не поверила сразу - как будто посмотрела в зеркало. Наташа испугалась, так это было неожиданно, и вместе с тем обрадовалась: ведь красавица - это она, Наташа! Это на её голове мерцает диадема, это она ступает в белом платье с тонкой серебряной обшивкой, в атласных туфельках... Но где воздыхатели, обожатели, поклонники? Где влюблённые до упаду, полюбившие вусмерть? Неужто закончились? - она повела по сторонам очами.
 
- А ну стой, гадина! - раздался окрик из подворотни, и оттуда к ней вразвалку подбежала растрёпанная женщина в домашнем халате.
Этот голос ударил Наташу электричеством.

- Чего ты обозрение мужикам устраиваешь?! Ночью по сердцу бить удобней?! Красивая, спору нет, но только издали. За тобою даже приволокнуться нельзя. Ведь ты стараешься сразу всех обольстить - мол, бейтесь, мужички, деритесь, каждый со всеми! Падайте из окон, бросайтесь под копыта и под колёса! Только не достаётся тебе ничего, кроме безумцев и трупов. Проиграла ты. Любой обыкновенной бабе проиграла, но признаться в этом горько тебе, вот и шляешься по переулкам, ловишь мужиков на половую наживку... зря тебя никто не изнасиловал. Ты-то по городу сеешь смерть, и никого тебе не жаль, треска мороженая! Глядишь, и в тебя сифилис кто-нибудь посеял бы ради справедливости.

- Откуда у вас так много злости ко мне?
- Мой муж из-за тебя разбился, у нас квартира на пятом этаже!
- Но ведь он сам...
- Да что он в тебе нашёл?! Я не такая писаная красуля, из моей головы не растут такие красивые волосы, зато у меня дырка лучше. Я пускай не мужчина, я сравнить не могу, но всё же знаю: моя лучше, потому что живая, а твоя мёртвая, мёртвая, мёртвая! Вобла ты!
- Вы, что, в рыбном магазине работаете?
- Да! А ты нигде не работаешь, ты себя продаёшь!
- А вот и нет! Деньги - это пошло, это скучно!
- Ты не за деньги: ты за похвальбу, за трофеи, щ-щука! - она выхватила из большого халатного кармана кухонный нож.

Наташа бросилась наутёк. Сначала потеряла диадему, затем правую туфельку, тут же левую скинула, прибавила ходу... Разлапистая женщина аналогично в погоне сбросила тапки. Наташа метнулась к машине, которая прежде сопровождала её и собирала плоды побед; расчёт был укрыться в кабине, однако в кабину ей дверь не открыли. Значит - в кузов: рыбная женщина туда не залезет! И она забралась в кузов, к трупам.   

Глава 6
Её преследовала женщина той известной, основательной породы, у которой на лице всегда осуждение. Быть может, её супруг не к принцессе прыгнул с высоты, но от жены сигал в пропасть, - подумала Наташа, дабы что-то подумать и хоть немного облегчить бремя ею созданных трупов. Но убойную красоту куда девать?

Рыбная женщина торчала головой над бортом. Рот у неё был открыт, она ревела сиреной, хотя звук Наташа не слышала, оглохнув от страха. Надо ехать, надо оторваться от вопящей женщины, у которой нож! Почему пикап не трогается? Грузчики предали принцессу: в кабину не пустили, мотор заглушили. Видимо, все люди её ненавидят, что не отменяет их любви к ней, ибо любовь у них страстная, то есть корыстная, а ненависть у них бескорыстная, и два эти чувства, не пересекаются.   
      
Наташа прижалась головой к твёрдой и страшной, как тёплый волосатый камень, голове ближнего мужчины... "Ка-юк, - простучало сердце в ней и разнесло кровью по организму.
 
В тёмной высоте над улицей исполняла круг огромная птица, маша древними пернатыми лопастями, лучась колючими очами. Рекламным голосом птица окатила сонные дома: "Бурзюмцы! Покупайте средство для продления жизни! Думаешь, пришёл тебе каюк? Не дрейфь, прими таблетку ПлюсДень и подари себе новое завтра! А завтра снова прими. ПлюсДень - лучшее применение капиталам!" А потом гаркнул  страшное раскатистое "ха-а!" и умчался, обдав улицу ветром.

Интересно, таблетка подарила бы несчастной, обречённой девушке завтрашний день? Как он издевательски вовремя прилетел!

Но пока что не лекарство - ультразвуковой визг женщины влил в упокоенных жизнь, и те зашевелились. Ближний, головастый, поднялся, отряхнул брюки... Наташа бросилась к другому борту. Расталкивая встающих, выпрыгнула из машины - босая, ступни отбила, ах! Но жалеть себя некогда.   

Женщина орала ей вслед резаным голосом:
- Она украла вашу жизнь! Держите воровку! Разденьте, разорвите! - при этом сама не побежала, потому что вертела в руках подобранную на мостовой диадему. Дыхание Наташи шевелило ночь и пыталось пробиться в лучшее будущее, но пробиться не получалось.   

- Гоните на кладбище! Там она ваша! - издали кричала жестокая женщина.
Наташа недавно смотрела мультик про очень дикую природу: там заяц мог бы спастись от волка, если бы запрыгнул на рычащий трактор, но не посмел. "Глупенький, - кричала ему Наташа. - Спасайся!" Но объятый ужасом заяц побежал по полю, подкидывая куцый зад над кочками. И вот ныне сама она стала дичью и не имеет необходимой смелости...      

Судя по звукам за спиной, она отрывалась от группы влюблённых зомби. "Эти изнасиловать меня не сумеют, но убить запросто", - зачем-то подумала она, спешно озираясь по сторонам.

Если бы у неё достало смелости, что бы она сделала? А вот что. Наташа развернулась и побежала навстречу этим чокнутым. Они остановились, они поглядели на свою принцессу и вновь попадали. Наташа побежала дальше - разобраться с ведьмой из рыбного магазина. В ней произошёл поворот "все вдруг", по-флотски говоря: всех мышц и нервно-волевых импульсов. Рыбная женщина издали увидела преображение - не принцессу, но молодую, подающую  надежды решительную ведьму. Увидев такое, она побежала к жилому громадному дому и шмыгнула в подворотню, как мышь под стену.   

Наташа решила устроить разнос подлым рабочим, сидящим в пикапе, - не пропадать же смелости даром! Но кабина оказалась пуста. Луна глядела на девушку с удивлением, слегка склонив лицо в старческих пятнах. "Пойти за рыбной бабой - диадему отнять! - подумала сгоряча. - Кажется, туфли мои тоже притырила".

Делать нечего, пошла во двор-колодец, и здесь растерялась: двор высокий, чуть не до неба, даже луна сюда не заглянет. Чёрные окна показались Наташе ячейками, в которых вызревают страшные личинки.

Она поняла, что ей не нужна диадема. Нужен... в этот момент её пронзил невыносимый страх, потому что кто-то неслышно появился у неё за спиной и сдавил пальцами затылок. У неё завизжал позвоночник, замёрзла кожа.

Наташа застыла, чтобы дать времени возможность унести прочь это кошмарное мгновение... но нет, не унесло, нарочно оставило, мол, решай проблему сама.

Единственная причина, по которой Наташа не потеряла сознание - потаённая вера в то, что всё это подделка. Недавняя смелость, уже почти потерянная, вернулась к ней в виде надежды и догадки: город Бурзюм - наваждение. Бурзя хвастается властью над ней и расстилает иной мир - ловушку, прочную, когда в неё веришь, а страх - безоговорочная вера, поэтому страх Наташи укрепляет город Бурзюм. (Сюда хозяин города потом пригласит ещё многих, формируя частный инфернум.)   

То была не мысль, но переживание страшной угрозы, которая не раздавила Наташу, потому что страх у неё превратился в ярость. Она спешно перебирала в уме возможные виды своего оружия и не нашла ничего, кроме женских чар - единственное подручное средство, зато сильное: женские чары подавляют мужскую волю. Как их применить к бесу? Он слишком гадкий: половые гормоны ради него не взыграют в ней, значит надо гормоны заменить словами.
- Как хорошо, милый! Так подержи... пониже... не сильно...

Его пальцы стали мягче. Бурзя оборотил её к себе, губы свои гамадрильские растянул, удивлённо и радостно засверкал глазками. Наташа сжалась внутри себя, чувствам приказала молчать, устам приказала говорить.
- Мечта... у меня мечта - заняться этим вот там. - она топнула босой ногой.
- Где?
- В канализации. Там пахнет правдой. Там твоё царство, пойдём к тебе в гости.
- А что, оригинально! И насчёт правды сказано правдиво. Давай поищем люк... ага, вот он.

В асфальте круглилась неприметная крышка люка, ведущего в колодец. Бурзя подцепил, отодвинул крышку - открылась пахучая вертикальная тьма, вниз вела тонкая лестница из арматурин.
- Давай, милый, мне первой страшно.
Бурзя, у которого на голове в духе Станиславского образовалась пролетарская кепка, стал спускаться. Когда его голова оказалась вровень с люком, Наташа со всей силы притопнула его ногой по темени, и он прянул вниз.

Она понимала, что люк, и лестница, и колодец, а также фекальный поток там где-то в горизонтальной трубе - всё это создано Бурзей (ради соития) и так же легко, мановением воли, исчезнет. Однако из-за шока Бурзя всё-таки замешкался, в его гипнозе образовалась пауза - малая, но добрая секунда, и Наташа успела придти в себя.

Снова горел ночник слева от её макушки, одеяло, скрученное в толстый жгут, грело ей правый бок, на полу возле кровати валялась распахнутая книга с помятыми верхними страницами; дружики, накрывшись безмолвием, претворялись мёртвыми (как и положено свите героя в опасный час).

Наташа скользнула осторожным взором по потолку - и тот был тоже ничего: бело-тёмен и пуст, как положено. "Не родился ещё такой чёрт, которого не смогла бы женщина обхитрить", - подумала с удовольствием, однако битва подлостей не обошлась ей даром. Она пребывала в ознобе, к тому же в девичий ум поступило такое заверение, дескать суждено ей многократно раскаиваться в том, что она отворила запретный сундук. Неужели всю жизнь? Да.

Подняла книгу, извинительно разгладила страницы, начавшие было складываться в голубок, взялась читать... задремала. Тихо шуршала земная жизнь в прозрачном космическом помещении, тикало время, свет мерцал... книга снова упала на пол. Да что ж это такое! Наташа снова навострила глаза. "Мамочки, родившие в День Валентина, должны съесть своих новорожденных. В Министерстве внутренних органов строго следят за соблюдением этого правила. Отныне быть живым не модно. А быть живым и добрым - преступно".

А ведь недавно обещали долгую жизнь с таблеткой ПлюсДень... а, это в другом месте, - вспомнила она. - Да и не важно, им лишь бы обмануть.

- Интересно? - раздался шёпот у неё в ухе, при этом по животу Наташи поползла корявая рука.

Она закричала животным голосом, непроизвольно, дико.

- Тише ты, дура! Я тебя любить пришёл.
Замерли. В голове Наташи кровь ударяла по барабанным перепонкам. Где петушок? Почему молчит?

И она сама закричала петушком, обдирая натужным криком горло, вытягивая шею, бия криком по собственным мозгам.
- Тварь, тварь, тварь... - исчезая, повторял Бурзя гадким, утробным голосом.

Ввалился Олег Игнатьич - спросонок жмурился, хмурился.
- Кто у тебя? Что случилось?
- Сундучный бес, - она повернулась к нему, но того и след простыл.
- Ты помнишь, у нас утренник в полдень? Я могу отказаться, но дети от праздника отказаться не могут. Мы должны быть в здравом уме, в нормальном состоянии.
- А ты когда пьёшь думаешь об этом? - возразила ему с неожиданным вызовом.
- Думаю, потому выбираю для пьянки свободные дни, - ответил задумчиво.

Она замерла, поняв, что в её натуре, в тёмном чулане, тоже есть опасный сундук. Он пока что заперт на замок совести, но если его открыть, бесом станет Наташа. Слова о пьянстве уже громыхнули замком на скобе... Она испугалась: то был не физический, но моральный страх: личный сундук она может открыть легко, по настроению.

Лежала, прикрыв глаза. Телом слушала, как на пороге между совестью и подлостью стучит сердце. Душой переживала о том, что с удовольствием упрекнула друга - тот стоял без движения, удивлённый, готовый разочароваться в ней - удалить свою веру в неё.   
- Прости, Игнатьич, - с трудом произнесла.
- Если б ты была женой, ты имела бы в рукаве козырные, тяжёлые упрёки. Пьянка - слабый упрёк, но, быть может, это лишь начало.   

В её душе нечто варилось в бульоне досады. Пузырьки ответных слов мигом лопались, Наташа не успевала их прочесть. Недовольство собой боролось в ней против желания каким-нибудь аргументом сделать Игнатьича проигравшей стороной.

Как Бурзюм - владение Бурзи, так терем - владение Мороза. Из Бурзюма она выскочила хитростью. Не хочет ли из терема Игнатьича выскочить хамством?   

Своё будущее Наташа интегрально взвешивала, глядя в пузырьки слов, слушая шум досады. Мороз ушёл спать. А ей что делать? Ждать, он завтра что-нибудь придумает. Она поудобней расположила виноватую голову на подушке, глянула одним глазом вниз - на зайца... потом уснула, канула во двор своего детства. Дед Корней, годами сидящий на скамейке, наконец пустил корни из ног в землю. Когда это произошло, приехали на пикапе внуки, трое, вынесли из дедова дома большой мешок: один держал мешок за узел, двое других - за треугольные уши. В мешке кто-то ворочался, бился, - маленькой Нате страшно было думать, кто там. Трое враскачку перебросили мешок через борт, сами забрались в кабину и тронулись в путь. Она проснулась: и сердце гремело, и за окном черно. Господи, неужто отменили утро?

Подняла с пола зайца, притиснула к себе.
- Не бойся, маленький. Я рядом.
- Ага, у неё любимчик, а я хоть помирай от одиночества, - проскрипел крокодил.
 
Подобрала тяжёлого, обиженного крокодила, положила возле своего плеча.
- А я! - закричали все отчаянными голосами.
- Хорошо, давайте сюда, - подняла остальных.
Так и заснули всем табором, прогнав страх за приоткрытую дверь.

х х х