Разговор книгопродавца с поэтом. Анализ

Эта пьеса с двумя персонажами написана Пушкиным в 1824 году и опубликована как предисловие к первой главе «Евгения Онегина». Интересно прочитать ее именно в связи с романом. Что должна была сказать эта пьеса читателям романа? Может ли она помочь в понимании романа?

Пьеса состоит из диалога между Книгопродавцем и Поэтом. Оба персонажа используют утрированный стиль речи, характеризующий типичных представителей класса книгопродавцев и класса поэтов. Персонаж Поэт использует обороты, встречавшиеся в романтической пушкинской поэзии. Пушкин явно иронизирует над ними обоими.

Поначалу меркантильный Книгопродавец говорит лакейско - издевательски. Например:

Стишки любимца муз и граций
Мы вмиг рублями заменим
И в пук наличных ассигнаций
Листочки ваши обратим…

По его мнению, стихи даются поэту легко: «немножко стоит вам присесть».
На что персонаж Поэт отвечает, как романтический поэт, по полной программе. Дескать: что это вы говорите? Какие «стишки»? Я говорю с богиней, Музой, и слушаю демона (здесь под «демоном» явно понимается даемон, посланник богов, который помогал также Сократу, по его словам)

За мной повсюду он летал,
Мне звуки дивные шептал,
И тяжким, пламенным недугом
Была полна моя глава;

И, вообще,

В гармонии соперник мой
Был шум лесов, иль вихорь буйный,
Иль иволги напев живой,
Иль ночью моря гул глухой,
Иль шепот речки тихоструйной.

Поэт щедро использует романтическую лексику:
- темный кров уединенья,
- пир воображенья,

- часы ночного вдохновенья!..
- В часовне ветхой бури шум,
И так далее.

Книгопродавец довольно нахально предполагает:

Но слава заменила вам
Мечтанья тайного отрады:
Вы разошлися по рукам…

(последняя фраза, видимо, звучала во времена Пушкина также грубо, как и сейчас).

Дальше уже Поэт говорит своим поэтическим языком, как он презирает славу:

Что слава? шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?

Книгопродавец вдруг обнаруживает некоторую эрудицию, замечает, что презрение Поэта к славе не оригинально:

Лорд Байрон был того же мненья;
Жуковский то же говорил;

Он предлагает еще один мотив для творчества:

Хвала для вас докучный звон;
Но сердце женщин славы просит:
Для них пишите; их ушам
Приятна лесть Анакреона:
В младые лета розы нам
Дороже лавров Геликона.

Тут любопытно, что Книгопродавец постепенно снимает свою лакейскую маску и демонстрирует свое классическое образование, щедро используя красивые метафоры из древнегреческой мифологии (о которых я не имею понятия).

В ответ Поэт говорит о том, что он, оказывается, разочаровался и в женщинах тоже!

Стон лиры верной не коснется
Их легкой, ветреной души;
Не чисто в них воображенье:
Не понимает нас оно,
И, признак бога, вдохновенье
Для них и чуждо и смешно.

Романтики идеализируют женщин, поэтому можно уверенно сказать, что это место не является штампом романтической поэзии: это сказано не для красного словца, а от души. Я давно подозревала пренебрежительное отношение Пушкина к женщинам вообще (я писала об этом в анализе стихотворения «Я вас любил», например). Здесь Поэт прямо говорит, чем именно его женщины не устраивают.  Я думаю, Пушкин здесь говорит от себя, высказывает свое подлинное мнение.
Но разговор продолжается.

Книгопродавец спрашивает, не делает ли Поэт исключения для какой-нибудь дамы. И Поэт очень поэтически подтверждает, что да, делает. Видимо, Пушкин вставил эти реплики здесь, чтобы не подумали, что он поменял свою сексуальную ориентацию.
Книгопродавец спрашивает, что же тогда Поэт ценит вообще, если слава и женская любовь его не интересует?

Поэт отвечает одним словом: «Свободу!»

Что здесь понимается под свободой? Судя по всему, Поэт не имеет в виду свободу народа от тирании самодержавия, или свободу слова или еще что-нибудь другое общественно – полезное. Я догадываюсь об этом по тому, как этот диалог продолжается.

Книгопродавец оказывается не только эрудитом, но и философом. Он говорит:

Прекрасно. Вот же вам совет;
Внемлите истине полезной:
Наш век — торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.
Что слава? — Яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Нам нужно злата, злата, злата:
Копите злато до конца!
Предвижу ваше возраженье;
Но вас я знаю, господа:
Вам ваше дорого творенье,
Пока на пламени труда
Кипит, бурлит воображенье;
Оно застынет, и тогда
Постыло вам и сочиненье.
Позвольте просто вам сказать:
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать.

По сути дела, Книгопродавец здесь уже не отличим от самого Пушкина в 1824 году. Он здесь больше похож на зрелого Пушкина, чем романтический персонаж Поэт.
Выражение «без денег и свободы нет» позволяет понять, что речь идет о личной свободе, независимости. Свободе быть собой. Только эта свобода может быть связана с заработанными деньгами.

Афоризм «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» можно считать принципом зрелого Пушкина: он писал по свободному вдохновению, не стараясь  угодить, продавал рукописи ради денег, ради поддержания независимости.

Эта речь Книгопродавца, который фактически слился с автором, получает полную поддержку Поэта.  И Книгопродавец, и Поэт понимают свободу одинаково. Они нашли общий язык. Поэт переходит на прозу, чтобы договориться о деталях:
«Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.»

Можно сказать, что не один, а оба эти разные персонажа составляют автопортрет Пушкина и характеризуют его внутренний диалог в момент, когда Пушкин отошел от своей романической поэзии, когда «Евгений Онегин» начал писаться.
 
Пушкин дает нам понять, что он не ищет народной любви, и не пытается угодить женщинам, с «ветренной душою». Его идеал – личная свобода.

И так мы приготовились читать роман, где автор последовательно выражает свое пренебрежение общественным мнением, где про всех женских персонажей (Татьяна, Ольга, их мать) можно сказать

Стон лиры верной не коснется
Их легкой, ветреной души;
Не чисто в них воображенье:
Не понимает нас оно,
И, признак бога, вдохновенье
Для них и чуждо и смешно.

Пролог «Разговор книгопродавца с поэтом» помогает читателю настроиться на роман, где личная свобода является целью и отличительным признаком главного героя, Онегина.