Ворожея за кадром 9 глава

Василиса.



На сон мне осталось часа два, и я провалилась в небытие моментально, только голова коснулась подушки. Пробуждение от будильника же было наоборот, медленным и сравнимым с пыткой инквизиторов. Вот новый повод ненавидеть свое руководство. С трудом разлепив веки, я наткнулась на пристальный взгляд хорька. Филя сидел рядом со мной и о чем-то думал, подперев мохнатую щечку лапкой.

— Придумываешь, какую гадость сотворить сегодня? — Вяло спрашиваю трескучим голосом, стараясь заставить себя побороть непреодолимого врага — подушку.

— Нет, наверное. Вот смотрю, как ты зачахла в этом муравейнике. — Трагически вздохнул зверек. — Румянец со щечек сошел. Бледная, как смерть, шатаешься и только среди ночи домой являешься. Не жалко тебе себя, а Вась?

— А что толку в жалости к себе? Ее на хлеб не намажешь, когда живот от голода заурчит. — Морщусь я, когда именно мое нутро судорожно вякает от острой потребности в кофеине.

— Да если бы только о голоде речь шла. — Махнул на меня лапкой Филя. — Тебя зараза посерьезнее изнутри снедает. И тут мало будет фруктов заморских и воздуха свежего. Загнала ты сама себя в ловушку. И дар твой проклятый тому виной.

— Глупости это все, Филя. Справлюсь. Я ему хозяйка. Я сильнее. — Сна как не бывало после таких заявлений друга. Пусть мы с ним и цапаемся частенько, но все равно ближе у нас нет никого во всем мире. Только мы сами. И Филя искренне за меня переживает.

— Смотри, Василиса, заиграешься. Пропадешь. Ведь твое кино — это не явь. Жизнь ошибок не прощает.

— Помню. Урока с Черепом мне до конца дней своих не забыть. Я буду осторожна, милый друг, обещаю. — Я ласково потрепала хорька по шелковистой спинке и все же нашла в себе силы подняться и выползти из комнаты навстречу новому дню и новым препятствиям, которые он мне приготовил.

Наталья уже вовсю порхала по кухне, воодушевленно что-то напевая себе под нос. Запах свежесваренного кофе витал по всей квартире. Сдается мне, кто-то у нас снова влюбился. Не иначе моя подруга опять кого-то подцепила на свой крючок.

— Доброе утречко, хмурая душа! — Пропела девушка, суя мне под нос кружку кофе с молоком, такой, как я люблю.

— И тебе, счастливая душа. — Отвечаю ей в тон. — Кто на сей раз поддался твоим чарам?

— О, ты заметила? — Залилась румянцем Наталья, беспечно хихикая. — Я познакомилась с ним на показе в «Марке». Бизнесмен. Такой очаровашка!

— Голову не теряй, подруга. Мужикам только одно и нужно от красивой девушки. — Киваю я ей, салютуя чашкой в благодарность.

— И кто это такой пессимистичный на моей кухне? — Упирает руки в бока блондинка и грозит мне пальчиком. — Разберусь, не маленькая. Лучше расскажи-ка, где это ты прохлаждалась до середины ночи?!

— День рожденье коллеги отмечали. — Без запинки вру я. Эх, как наловчилась… — В ресторане «Империя». — Добавляю кисло, вспоминая сие «торжество кухни».

Но Наташа не замечает моей недовольной физиономии, сама собираясь на работу. Думаю, и мне надо ускориться, если хочу поехать с ней.

— Крутое место! — Свистит она из своей комнаты.

— Да уж. Круче не бывает. — Плетусь к себе недобитым зомби и цепляю первую попавшуюся мне вешалку из шкафа с брючным костюмом. Сойдет, под стать настроению, такому же серому.

— Любит же вас начальство баловать! — Доносится уже из ванной, а я даже споткнулась от слов подруги. Вот где в десятку попадет, а тут — мимо! Уж я этому начальству устрою хорошую жизнь за баловство такое!

Дальше было не до разговоров. Собираясь, каждая на своей волне, мы уже столкнулись у самого порога.

— Слушай, подруга. Поехали на природу. Там и фотосессия намечается, ты же обещала присоединяться к нам время от времени. Будет здорово. И загоришь хоть немного, а то бледная, как смерть! — Шутливо толкнула меня в бок Наташка.

— Что-то часто я такое слышать стала. — Недовольно бурчу в ответ, вспоминая слова Фили. — Наверное, придется поехать, чтобы с Костлявой поменьше сравнивали. Не то придется на косу и черный балахон раскошеливаться.

Натали звонко хохочет на мое ворчание. По ней видно, что девушка счастлива. А я… Я иду на студию, как на очередную битву. И лучше Егору Дмитриевичу срочно пересмотреть свои методы обучения, не то я за себя не ручаюсь.

Подруга высаживает меня у ворот Мосфильма, махая ручкой на прощанье. Я же, по мере приближения к нашей студии, все явственней ощущаю бурление гнева в своих венах, который разгорается все ярче с каждым шагом. Вчерашняя выходка Князева до сих пор сжигает меня изнутри. И оказываясь у двери с золоченой табличкой, я сама себя не узнаю. Фурия во плоти. Чувствую, как глаза горят, ладони в кулаки крепко сжимаются. Кажется, будто воздуха мне не хватает. Слышу из-за двери женский смех и буквально зверею. Я всю ночь провела за мытьем тарелок, а он только меняет смазливые мордашки, как перчатки, и бед никаких не знает! Только с большим усилием сдерживаясь, толкаю дубовую панель не ногой, а все же рукой. И кто же у нас здесь на сей раз?! Угу, очередная массовка. Карина, кажется. Вырез на горловине платья почти до пупа, и сама длина не намного ниже. Смотрят оба на меня озадаченно, будто не узнают вовсе. И глазки у обоих такие невинные, аж карандашом повыкалывать хочется!

— Доброе утро, Василиса Павловна. Снова без стука? — Самым вежливым тоном спрашивает Князев, картинно сложив холеные ручки на своем столе, за которым восседает, как на троне. — Я уже привыкать начал.

Не сводя с него горящих глаз, отвожу руку назад и стучусь в уже закрывшуюся за мной дверь.

— Уже лучше. Только стучаться нужно прежде, чем входите. — Кивает важно он. А я чувствую, еще слово и брошусь на него с кулаками.

— Карин, там вроде постельную сцену снимать собираются. Не твоя роль?! — Хладнокровно бросаю соблазнительнице в мини, даже не одарив ту взглядом.

— После обеда же договорились… Никак не могут нормально расписание составить! — Ворчит киношная путана и проносится мимо меня в коридор, обдавая тяжелым ароматом сладких духов.

Оставшись наедине, мы молчим, продолжая сверлить друг друга мрачными взглядами, не предвещающими ничего мирного, только войну.

— Ну и чего вы добиваетесь, снова врываясь сюда? — Наконец, произносит продюсер, облокачиваясь локтями на стол. Весь его вид кричит о власти положения, но мне плевать. Надоело.

— А вы не догадываетесь? Или даже не задумывались, где я деньги найду за ваш счет заплатить? Или как я домой добираться буду среди ночи? Думаете, раз имеете высокое положение в обществе, так вам все дозволено?

— Думаю, раз я нанял вас на роль без опыта в нужном мне амплуа, то обязан подготовить вас должным образом, дабы не испортить всю картину бездарной игрой одной особы. — Даже не мигая и не меняясь в лице, чеканит он каждое слово, будто гвозди в мою неопытность вколачивает. Снова тычет мне в лицо моим образованием, которого нет.

— В таком случае, не думаю, что ваш урок должен быть столь дорогим. Не велик учительский талант. — Цежу сквозь зубы, медленно приблизившись с другой стороны его стола. Облокачиваюсь ладонями о гладкую поверхность, нависая над ним, а сердце бьется, как сумасшедшее.

— Вы сомневаетесь в моих обучающих навыках? — Недобро прищуривается он, поддаваясь вперед ко мне.

Мы так близко друг к другу, что буквально дышим одним воздухом, который уже искрами полыхает от напряжения.

— Весьма преувеличенное убеждение. — Шиплю в ответ, тоже поддаваясь вперед, не уступая ни на шаг.

Его глаза мечут молнии, скользя по моему лицу. От глаз к губам и обратно. Я и сама заворожено слежу за ним, поэтому сразу осознаю его следующий ход, но ничего не предпринимаю против.

Он резко встает, обхватывая мои плечи стальной хваткой своих рук, и впивается своими губами в мой приоткрытый от возмущения рот. Будто взрыв сотрясает все мое тело. Я поддаюсь еще ближе, чувствуя его натиск, настойчивый и в то же время мягкий. Его губы отдают кофе и табаком. Не думала, что однажды мне понравится такое чисто мужское сочетание. Но вот она я — млею в объятиях того, кого час назад мечтала задушить. И сейчас хочу, но теперь уже как-то иначе…

Столешница больно впивается мне в живот, отрезвляя, приводя вовремя в чувства. Я дергаюсь от него обратно, ошалело хлопая глазами. Егор тоже понемногу приходит в себя. Надменность вновь сковывает его черты.

— Думаю, что я оплатила ваш урок. — Хрипло произношу я, пятясь к двери. Я уже и не рада, что заявилась сюда. Чего я добивалась? Справедливости? Возмездия? Только мне кажется, что еще больше запутала и себя и его. Еще больше привязала к себе… или себя к нему.

— Вполне. — Не менее озадаченно произносит он, больше не глядя в мою сторону.

Вот она — благодарность венценосной особы. Еще бы дланью на выход указал, но я и сама дорогу знаю.



Егор.



Ее дыхание было слаще амброзии. Губы нежнее розовых лепестков. Я гадал, каков будет поцелуй с ней, не раз застревая взглядом на ее губах. Но даже и представить не мог, насколько это будет… ошеломляюще. Потрясающе. И одного раза явно не достаточно, но уверен я, что она подпустит меня еще раз к себе только с оружием в руках, с взведенным курком перед выстрелом.

Думаете, я горжусь своим вчерашним поступком в ресторане? Вовсе нет. Поначалу было забавно наблюдать за ней. За ее скованными движениями, румянцем, неуклюжестью. Но чем больше она входила во вкус, тем менее неумелыми становились ее действия. Она порхала между столиками с тяжелым подносом в руках и не пролила ни капли, не уронила ничего. Будто лебедь на озере, она плыла от одного клиента к другому, и каждый ей улыбался, очарованный ее хрупкой красотой.

Это мне не нравилось. С каждой новой искренней улыбкой не мне, я закипал изнутри. От чего бы? Не знаю. Но я хотел, чтобы она улыбалась только мне, а не хмурилась всякий раз, глядя в мою сторону. Может поэтому заказал всего подороже, и по-детски оставил счет оплачивать ей. Вот именно, как обиженный ребенок.

Утащив Анфису с собой, как какую-то игрушку, красивую куклу, я уже в машине одумался и перевел деньги на счет ресторана моего тестя, в который привел Василису за «уроком». Официантка доверчиво жалась ко мне весь вечер, зазывно заглядывала в глаза, но я просто довез ее до дома и уехал прочь. Один. Колесить по ночным улицам города, слушая вполуха размеренный ритм столицы и вспоминая в мельчайших деталях одну его недавнюю жительницу.

Что в ней такого? Почему ее непохожесть на остальных заставляет меня снова и снова возвращаться то взглядом, то воспоминанием к ней? Мне редко кто говорит «нет». Пожалуй, такие случаи я могу пересчитать по пальцам одной руки. А тут какая-то… постоянно стоит мне поперек горла. Будто одной Альбины мне мало. Но если бывшая жена напоминает застрявшую в горле кость, то Василиса — кусок амброзии, что слаще я раньше и не пробовал.

Поначалу я хотел ее сломить, показать, кто здесь хозяин положения. Однако она раз за разом то ускользала, то безропотно подчинялась. Как гибкая лоза. Такие не ломаются — прогнутся, переживут и дальше пойдут своей дорогой. Такие люди сильные. И она из подобного теста, это я понял, сталкиваясь с ней снова и снова, и проигрывая ей.

Но сегодня, увидев ее, упакованную, как в броню, в строгий серый костюм, вместо летящих и струящихся платьев, с волосами, что раньше непослушными локонами парили вокруг ее головы, будто нимбом, сейчас стянутыми в тугой узел на затылке, темными кругами под глазами, без грамма косметики на замкнутом, словно маской, лице, я понял, что не хочу видеть ее такой. Невозможно усталой и все такой же непреклонно гордой. Я не хочу с ней больше воевать. Потому что бесполезно.

Заглядываю в ее вишневые глаза, но яростный блеск в них потух. Пустые, и смотрят, будто сквозь меня, отчего вдруг холодно где-то за ребрами становится. Она устала от меня, а я только сейчас захотел от нее большего отклика. Большей войны и ярости. Больше ее страсти. Поздно, Князев.

Она не знала, что я дал указания администратору ресторана на счет кухни. А то от меня и мокрого места бы сейчас не осталось. Не знает, что сам счет оплатил. И ей такую же сумму переведу. Пусть думает, что победила. И я отстану. На время. Сам же из вида не выпущу. Крепко она меня зацепила, но сам себе до сих пор в этом не признаюсь. Сам себе зачем упрямлюсь-то? Натура такая.

Видеть никого не хочу, кроме нее. И Анфиса, из ресторана, казалась мне убогой, как и модель любая у меня на столе в кабинете. Про Альбину даже думать не хочу, хотя та продолжает изводить меня звонками со своими бессмысленными жалобами. Нет ее для меня. Никого нет. Лишь Василиса. Лишь ее тело помню в руках, что попалось мне в первый день нашей встречи. Хрупкое, но горячее. Клубок противоречий. И почему именно мне хочется его разгадать?

Слежу молча, издалека, за ее движениями на площадке. И в какой-то момент понимаю, у нее получится многое. Она вертит персоналом и актерами, сама того не осознавая. Все стелятся перед ней, как шестерки. Передо мной редко так выслуживаются, а ведь это я зарплату им начисляю. Приехала из глубинки, но далеко пойдет. Смоленская волчица в овечьей шкурке. Совсем не воробушек, как окрестил я ее поначалу. И я же — первая жертва ее клыков. Перекусила и спокойно дальше пошла. Пусть думает, что я отступил. Успокоится, забудется. Но настанет еще мой шанс. Я не привык, когда мне наступают на горло. Это я всегда тот, кто смешивает с грязью…

Глядя на нее, мои эмоции скачут, как на горках американских. То обнять ее хочу и зацеловать до смерти, то придушить. Дважды уже меня с дешевыми телками застает. И даже глазом не моргнет. Как сопляка, краснеть заставляет, будто сама праведная. Сам виноват. Это я взял ее на съемочную площадку. Хотел посмеяться над ее провалом, но пока веселится лишь она, завлекая в свои женские сети всех знакомых мне парней с Мосфильма. Со Стасиком вижу их то и дело, рукопись муштрующих. Костян же даже не кричит на нее в рупор во время съемок, как на других. Остальным часто от него достается, но не ей. Все такие вежливые и улыбчивые, прям до скрежета зубовного. Будто околдовала всех, ведьма…

Но я докажу, Василек, и прежде всего сам себе, что ты такая же, как и все. Просто притворяешься лучше.

Продолжение: http://proza.ru/2024/07/24/423