647 Проводы ДМБовских годков 30. 10. 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2–е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

647. Проводы ДМБовских годков. 30.10.1973 г.

Вторник 30 октября 1973 года был таким же суматошным и напряжённым, как понедельник. Занятия по специальностям перемежались тренировками на заведованиях и проворачиванием оборудования. Выявленные неисправности устранялись немедленно и со знанием дела. Офицеры и мичманы (члены квалификационных комиссий) сами засучивали рукава и вместе с испытуемыми азартно на работающем оборудовании показывали друг другу тонкости и нюансы приёмов и методов успешной работы. Практически во время тренировок и испытаний проводился анализ эффективности боевого применения корабельных приборов, оборудования и агрегатов. Все, без исключения, были очень довольны таким настоящим и реальным практическим испытанием их знаний, навыков и умений.

Удивительно, но уже вечером за ужином было ясно и понятно, что личный состав матросов и старшин срочной службы, офицеры и мичманы боевых частей и служб БПК «Свирепый» были практически готовы к квалификационным испытаниям и аттестации. «Мы лучшие!» – этот возглас одного из старшин БЧ-5 за ужином стал нашим общим лозунгом с этого вторника на всю рабочую неделю до праздника Великого Октября.

Во вторник «на улице» (так мы называли верхнюю палубу корабля и причал № 63, у которого был пришвартован БПК «Свирепый») было мокро, холодно и шёл противный осенний дождь. Идти на почту за письмами, газетами и посылками мне страшно не хотелось; знобило, шумело в голове, «хлюпал» нос и слезились глаза. Я ещё не заболел гриппом, но уже чувствовал неприятную простуду.

Однако от обязанностей корабельного почтальона меня никто не освобождал. Поэтому днём мне пришлось с трудом собраться, надеть на себя бушлат и старую Сашки Кузнецова, моего первого командира отделения рулевых БЧ-1 БПК «Свирепый», шинель, которой я накрывался на своей постели поверх байкового одеяла, и пойти к дежурному офицеру по кораблю за увольнительной запиской. На почте я получил массу газет и писем, несколько журналов и уведомления о получении посылок и бандеролей. Бандероли я получил сам, а посылки не стал брать – не донесу, их несколько штук и они тяжёлые и неудобные для носки…

Под струями холодного гриппозного дождя я доплёлся до причала, взошёл по трапу на ют БПК «Свирепый», доложил о результатах похода на почту дежурному офицеру по кораблю, показал ему бандероли (пакеты с чем-то мягким), сообщил ему и старшине – вахтенному на трапе, что чувствую себя приболевшим, получил приказ немедленно показаться нашему корабельному доктору Леониду Никитичу Кукурузе, вяло ответил: «Есть показаться доктору» и пошёл к себе в ленкаюту.

По пути, спотыкаясь и толкаясь мешками с почтой о косяки дверей, приборы и датчики на переборках коридоров личного состава, я честно постучал в двери лазарета и амбулатории. Мне никто не ответил и не открыл. Я тупо кивнул головой запертым дверям и пошёл дальше. Нет, я ещё не заболел, я просто-напросто немного хандрил из-за всего накопившегося за эти дни. Я просто устал и искал повода на что-то или на кого-то свалить мою хандру.

«Гонцы» из кубриков и боевых частей не давали мне расслабиться, поэтому я быстро рассортировал письма и газеты по боевым частям, выдал их «гонцам», даже подшил свежие газеты в подшивки. Потом, вскипятив на ТЭНах электрокалорифера свежую кружку с заваркой чёрного байхового индийского чая из маминой посылки, я уселся на своё рабочее кресло в корабельной библиотеке и мелкими глотками, дуя и обжигаясь, постанывая и кряхтя от наслаждения, вдали от всех и от всего, вприкуску с печеньем и кусочками шоколада начал пить ароматный, вкусный,  целебный чай, и просматривать свежие номера центральных газет и новые журналы.

На БПК «Свирепый» постоянно выписывались несколько центральных газет: «Правда» (печатный орган ЦК КПСС), «Красная звезда» (печатный орган МО СССР), «Страж Балтики» (газета Дважды Краснознамённого Балтийского флота) и «Комсомольская правда» (печатный орган ЦК ВЛКСМ). Некоторые офицеры и мичманы выписывали себе на корабль разные газеты, но этот порядок не прижился. Негласно было сказано, что нам хватит и газет, выписываемых в корабельную библиотеку, а остальное, пожалуйте, выписывать и читать у себя по дома. Однако против выписки на корабль журналов для офицеров и мичманов ни командир корабля, ни замполит не возражали, но при условии, что это будут не «цивильные» журналы типа «Журнал мод» или «Бурда»…

Таким образом, я регулярно приносил с почты несколько журналов: «Морской сборник» (для командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова), «Зарубежное военное обозрение» (для начальника РТС капитан-лейтенанта К.Д. Васильева) и «Коммунист Вооружённых Сил» (для замполита капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина). Кроме этого нам в нашу «крейсерскую» корабельную библиотеку из политотдела штаба Балтийского флота регулярно присылали массу всяких агитационных и пропагандистских журналов, брошюр и книг, пособий и информационных материалов к политзанятиям, собраниям и праздникам.

Никаких других газет и журналов наш замполит капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин не признавал. Все иные журналы, в том числе «цивильные», например, газеты «Труд» и «Аргументы и факты», журналы «Работница», «Здоровье», «Советский экран» и «Крокодил» попадали на корабль вместе с офицерами и мичманами, возвращающимися из отпусков и увольнений. Правда, были ещё и «контрабандные» журналы, которые тайком приносили из увольнений моряки-свиреповцы, но это были либо запрещённая «порнография», либо журналы с картинками красивых и модных девушек-женщин…

Увлечение милыми и красивыми лицами и фигурами девушек-женщин из журналов было тайным и почти массовым. Почти все годки, подгодки, старшины и молодые матросы, кто чувствовал себя «в силе», хотели и жаждали иметь у себя в тайниках, на донышке парадной бескозырки картинку их журнала какой-нибудь молодой актрисы кино или певицы с эстрады. Это была флотская или наша корабельная мода. Даже у меня в моей ДМБовской бескозырке была вложена картинка из какого-то польского киножурнала с красивой молодой актрисой в свободной позе и в свободной модной молодёжной одежде минимального покроя и размера…

Об этом увлечении журналами с картинками и фото полуобнажённых девушек и женщин все на корабле знали, поэтому изредка, когда, например, менялось постельное бельё и матрацы постелей, проводился «большой шмон» и «кипиш» – осмотр (фактически обыск) всех уголков и мест кубриков, боевых постов и иных помещений, в которых могли бы быть схроны и тайники с запрещённой литературой, журналами и картинками. Найденные портретные фотографии девушек возвращались их владельцам, а найденные картинки «фривольных» девушек и женщин из журналов изымались, передавались замполиту и тот что-то с ними делал (не знаю что). Если обнаруживались порнографические фото или картинки из журналов, то замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин немедленно начинал своё «расследование» (он очень любил этим заниматься).

Командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров тоже был категорически против присутствия на боевом корабле всякой «порнографии». Он требовал от замполита и старпома немедленных и строгих мер по «искоренению всякой сексуальщины» на корабле. Если у кого-то находили «порнографию», пусть самую невинную, например фото или картинки девушек в красивом нижнем белье из журналов мод, то его ждало суровое разбирательство и наказание вплоть до отчисления с корабля куда-то туда, куда даже «Макар телят не гонял». Вообще, слово-понятие «секс» на БПК «Свирепый» было под запретом, то есть табу…

Запрет запретом, а жизнь всё равно брала своё и у 20-летних парней половые гормоны «плясали» так, что никому мало не покажется! Страдали моряки, страдали…

Всем хотелось в увольнении «пройтиться» под ручку с какой-нибудь кралей, а самым любимым на баке (место курения личного состава) был анекдот про матроса Вертибутылкина, которому командир приказал игнорировать девушек «легкого поведения» во время увольнения в город. Возвратившись на корабль, Вертибутылкин честно доложил своему командиру, что «проигнорировал» их аж два раза за одно увольнение. Вот почему после возвращения БПК «Свирепый» с БС (боевой службы) молодые офицеры, мичманы, матросы и старшины, особенно подгодки и годки, начали спрашивать у меня в корабельной библиотеке книги «про любовь». Увы, таких книг в нашей библиотеке (кроме классики) почти не было…

Днём в ленкаюте «жужжали» голоса членов квалификационных комиссий, испытуемых матросов и старшин. Комиссии менялись. Одни уходили, гомоня и топоча ботинками по трапам, другие молча и осторожно приходили и рассаживались по своим местам. Потом опять «жужжание» вопросов и ответов, короткий доклад, решение и снова оживлённый гомон, команды и радостный топот на трапах. Сдали!

Практически все группы квалификационных испытаний успешно справились с планами боевой и политической подготовки, прошли испытания на классность и повысили уровень классности специалистов – матросов, старшин и мичманов. Квалификационная или аттестационная комиссия офицеров и командиров боевых частей и служб заседала и работала в офицерской кают-компании корабля.

Все были «при деле». Все волновались и кружились в водовороте страстей квалификационных испытаний. Все ликовали, радовались, поздравляли друг друга с успешным прохождением испытаний и экзаменов, с повышением по службе. Один я был позабыт-позаброшен, один одинёшенек; никому не нужный и всеми забытый…

Командир БПК «Свирепый» капитан 2 ранга Евгений Петрович Назаров и заместитель командира корабля по политической части капитан 2 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин были очень заняты. Они работали с офицерами и мичманами, принимали рапорты, доклады, результаты испытаний, оформляли и подписывали документы, докладывали и рапортовали в штабы нашего соединения и в главный штаб ДКБФ. Их обязанности и их заботы были несоизмеримо большими, чем мои одинокие переживания, но мне от этого было не легче.

Даже ДМБовские годки осеннего призыва 1970 года, уходящие в запас на гражданку, даже они сдали квалификационные экзамены и получили право иметь знаки классной квалификации «Специалист 2 класса» и даже «Специалист 1 класса». У меня же до сих пор, несмотря на то, что я тоже был старшина 2 статьи и по должности командир отделения рулевых БЧ-1, классная квалификация официально была начальная – «Специалист 3 класса». Несправедливо…

Прошёл день. Прошли все положенные приборки, обед, послеобеденный отдых («адмиральский час»), послеобеденные экзамены и испытания (с 15:00 до 17:00), ужин. Вечером в 18:30 началось подведение итогов боевой и политической подготовки за сутки (по боевым частям) и по кораблю началось взрывное ликование матросов и старшин, которым объявили результаты квалификационных испытаний. По трапам, ведущим на бак, постоянно топали десятки ботинок, а я мрачно сидел  себя в корабельной библиотеке и с завистью слушал, как ликующе бегают туда-сюда матросы на бак, покурить и посудачить о своих успехах…

Я пытался писать и оформлять комсомольские боевые листки по боевым частям о результатах квалификационных испытаний, описывать волнение и сложность этих испытаний, но у меня ничего не получалось; жгучая досада и злая зависть мучили меня и я ничего не мог с собой поделать. Я тоже хотел, чтобы меня подвергли квалификационным испытаниям, пусть по рулевому или сигнальному делу, хотя я уже многое подзабыл. Правда, было бы лучше подвергнуть меня испытаниям по комсомольским делам и знаниям, по навыкам и умениям оформлять стенды, стенгазеты, боевые листки и фотоальбомы, но такой военной специальности или специализации, вероятно, не было. Обидно…

Наш корабль, БПК «Свирепый», получил оценку «Отлично» за нашу первую БС (боевую службу), а наша комсомольская организация корабля звание «лучшей» на Балтийском флоте и вдобавок ещё – Красное знамя Алтайского крайкома ВЛКСМ, а мне, активному участнику этих событий, не перепало ничего. Пока ничего…

Я тешил себя надеждой, что «ещё не вечер», что «всё ещё впереди», говорил себе, что «мы служим не ради наград и эполетов, а за честь и совесть», но это почти не помогало. Нет, внешне я был спокоен, удивительно спокоен, но внутри меня грызли голоса сомнения, жалости к самому себе, обиды и зависти.

Самое главное, я сам не понимал, как я, старшина 2 статьи всё ещё «специалист 3 класса»? А как быть со мной? Ведь сейчас пройдёт эта компания осенних квалификационных испытаний и что? Для меня одного будут специальную комиссию собирать? Я решил решительно задать эти вопросы моему начальнику заместителю командира корабля по политической части капитану 2 ранга Дмитрию Васильевичу Бородавкину. Приняв такое решение, я успокоился и стал ждать дальнейшего развития событий.

Подведение итогов и оформление документов квалификационных испытаний и аттестационных экзаменов затянулось почти до девяти часов вечера. Ровно в 20:50 в ленкаюте раздался резкий и неожиданный телефонный звонок и Дмитрий Васильевич Бородавкин пригласил меня в свою каюту.

– Матрос Суворов по вашему приказанию явился! – доложил я замполиту сухо и коротко.
– Не матрос, а старшина 2 статьи, – тоже сухо и коротко отреагировал Дмитрий Васильевич. – Присаживайся.

Я присел с краю на его застеленную и заваленную документами койку, а он сидел в своём кресле у письменного стола.

– Квалификационная компания подходит к концу, – сказал Дмитрий Васильевич. – Пора подумать и о нас, грешных.
– Меня переводят на Черноморский флот, заместителем командира корабля по политической части авианесущего крейсера «Киев». Знаешь, что это за корабль?
– Нет, не знаю…
– Это огромный боевой новейший противолодочный и противокорабельный корабль, почти авианосец, только лучше и грознее, потому что это настоящий крейсер, вооружённый мощнее любого боевого корабля нашего ВМФ, – со значением и вполголоса сказал Бородавкин.
– Хочешь перевестись вместе со мной на этот корабль? – совершенно неожиданно спросил Дмитрий Васильевич.

Я был ошарашен и молчал…

– Конечно, жаль, что ты, Александр, не мичман и не офицер, – с досадой сказал Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Если бы не это обстоятельство, то всё было бы намного легче…
– Но всё равно, – упрямо мотнул головой замполит. – Ты будешь продолжать делать то, что делаешь сейчас, только возможностей у тебя будет гораздо больше.
– Там своё радио и телевидение, – начал перечислять аргументы Дмитрий Васильевич. – Там громадная ленкаюта и кинозал. Там большая крейсерская библиотека на 5000 томов. Там своя типография и там большой штат помощников замполита. Там комитет ВЛКСМ с правами райкома и там гораздо больше возможностей для эффективной комсомольской и культурно-массовой и спортивной работы. Там есть, где развернуться!

Я слушал и вдруг понял, что это самый подходящий момент напомнить заместителю командира корабля по политической части, что я всё ещё «специалист 3 класса» и старшина 2 статьи без подчинённых…

– Ну и что?! – запальчиво воскликнул Дмитрий Васильевич. – Зато ты талантливый человек и специалист на все руки и случаи жизни.
– Пусть ты будешь не при должности, но по факту ты будешь получать как офицер и работать как офицер со всеми вытекающими из этого благами и возможностями.

– Нет, Дмитрий Васильевич, – твёрдо сказал я замполиту. – Не хочу. Потому что знаю, что из этого ничего хорошего не получится. Я не буду своим ни среди офицеров, ни среди матросов. Я буду только вашим помощником, зависящим только от обстоятельств и от вас. Переменятся ветер перемен и обстоятельства, и мой парусник зависнет с поникшими парусами…
– А тогда чего ты хочешь? – с просил Дмитрий Васильевич Бородавкин чуть поникшим голосом.
– Хочу отслужить честно на флоте и сыграть ДМБ, – ответил я. – Хочу поступить в Севастопольский приборостроительный институт на инженера-телемеханика и работать в специальном КБ по разработке обитаемых подводных станций – это моя мечта со школьных времён.
– А что, такое есть у нас? – спросил с сомнением Бородавкин. – У тебя есть кто-то, кто тебе поможет реализовать твою мечту?
– Да, есть, – сказал я уверенно, хотя сам ещё не знал, что такая программа освоения глубин Мирового океана посредством обитаемых подводных станций существует. – Мои родственники работают в таком специальном КБ в Севастополе.

– Ладно, – немного помолчав и о чём-то подумав, сказал Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Тогда давай подумаем, что с тобой делать дальше…
– Вот ведомость и решение квалификационной комиссии о прохождении тобой квалификационного испытания на звание «специалист 2 класса», – сказал Бородавкин и показал мне документы. – Комиссия и я рекомендуют тебя к присвоению звания «старшина 1 статьи», а чтобы снять с тебя все недомолвки и сомнения, тебе будут приданы твои помощники, молодые матросы, из которых вы, Александр, подберёте и подготовите себе смену такую, чтобы звание «лучший корабль Балтийского флота» оставался за нами на долгие годы. Ясно?
– Точно так! Приказ ясен! – отчеканил я по-строевому.
– Вот так-то, – подытожил капитан 2 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Теперь о другом…

– С тобой встречался Дмитрий Константинович Васильев, – сказал Бородавкин. – Он предложил тебе вступить в партию и готов дать тебе рекомендацию.
– Я тоже готов дать вам, Александр Сергеевич, рекомендацию и соответствующую характеристику, – сказал Дмитрий Васильевич и внимательно взглянул мне в глаза. – Вы сомневаетесь?..
– Никак нет! – ответил я быстро и твёрдо. – Считаю, что мне ещё рано вступать в партию, потому что я ещё не совсем готов.
– Почему?
– Нет внутреннего убеждения, что я соответствую высоким требованиям быть настоящим коммунистом.
– Почему?
– Потому что быть коммунистом и быть членом партии – это не одно и тоже, – осторожно, но упрямо ответил я.
– Вот как?! – воскликнул Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Объяснитесь…

– Мой папа, Суворов Сергей Иванович, рассказывал нам с Юрой (это мой старший брат), как во время войны он и его четыре друга-кавалериста, все репрессированные донские казаки, дважды вызывались добровольцами в кавалерийский рейд по тылам фашистов и каждый раз они писали замполиту заявления: «В случае моей гибели прошу считать меня коммунистом».
– Так, ну и что?
– А то, что их в партию тогда не принимали, но они были настоящими коммунистами. Вот и я хочу быть такими, как мой отец и эти четыре потомственных казака.
– То есть?
– Хочу быть, а не числиться, – ответил я, чувствуя, что это наш крайний или последний откровенный разговор с Дмитрием Васильевичем Бородавкиным.

– Скоро вместо меня придёт новый замполит, – после некоторого молчания сказал грустно Дмитрий Васильевич. – Он будет другим, не таким как я. Он будет мести своей метлой и устанавливать свои порядки…
– Если ты вступишь в партию, то у тебя будет какая-никакая, но защита и тебя никто не тронет здесь на корабле. Дмитрий Константинович Васильев остаётся на корабле и позаботится о тебе, Александр. А так ты останешься один на один с новыми командирами, новыми начальниками и новым личным составом экипажа корабля. Тебе будет трудно…
– Знаю, – сказал я уже совсем устало. – Знаю, но пока я не могу с уверенностью сказать, что хочу вступить в партию ради защиты от возможных неприятностей...

– Может быть, ты и прав, – сказал Дмитрий Васильевич Бородавкин. – У каждого своя судьба и каждый выбирает то, что выбирает сам. Ты сделал свой выбор, а за меня выбор сделало моё высокое командование, которому, как известно, сверху виднее.
– Что ж, иди к своей мечте и терпи невзгоды, борись и будь самим собой, таким, каким ты пришёл к нам на БПК «Свирепый» и являешься сейчас. Я сделал для тебя всё, что мог в этих обстоятельства, дальше ты сам…
– Квалификационные документы будут в твоём личном деле, – уже деловым тоном сообщил мне замполит. – Денежное обеспечение тебе увеличат соответственно званию, квалификации и должности. Об этом лучше не распространяться, прими это как должное и не сопротивляйся.
– Служи, как служил, работай, как работал и ни о чём постороннем не думай, – сказал важно Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Передаю тебе эти слова командира корабля, Евгения Петровича Назарова, и официальную благодарность от него и от меня.
– Служу Советскому Союзу! – ответил я по уставу, вскочив и встав по стойке «смирно».

– В третий отпуск с выездом на родину мы тебя отпустить не можем, – сказал замполит, – потому что тогда на корабле совсем всё нарушится, поэтому мы надеемся, что ты сможешь сохранить те лучшие традиции, которые помогли кораблю и экипажу стать лучшим кораблём Балтийского флота.
– А причём тут я? – само собой вырвалось у меня…
– Не скромничай, – уже весело сказал замполит. – Все знают, что комсомольская работа на корабле – это, прежде всего, твоя работа и что ты хранитель морских и годковских традиций и законов ещё первого изначального экипажа корабля.
– Кстати, – озабоченно сказал Бородавкин. – Сегодня вечером, я знаю, к тебе на посиделки в ленкаюту опять придут годки, так ты их предупреди, что малейший «залёт» и ДМБ они будут играть, когда «белые мухи полетят», а это неприятно будет всем. Тем более. что завтра рано утром первая партия ДМБовских годков отправится в запас.
– Кто? – опять невольно вырвалось у меня.
– Не знаю, решает командир корабля, – ответил замполит. – Только ты об этом никому не говори. Пусть те, кто будет уходить, узнают об этом сами либо от командира корабля, либо от командиров боевых частей, либо от дежурного по кораблю. Все остальные ничего об этом знать не должны. Вам ясно?
– Точно так, ясно, товарищ капитан 2 ранга! – ответил я, уже догадываясь, что первыми с корабля сойдёт вся покраскоманда «ДМБовского аккорда».
– Ну, если всё вам ясно, товарищ Суворов, то поделаю вам всего наилучшего, – сказал Дмитрий Васильевич и взмахом руки отпустил меня на волю.

– Да и вот ещё что! – в спину мне добавил замполит. – Не вздумайте завтра утром устраивать проводы ДМБовским годкам! Всё должно быть тихо и незаметно, потому что такой выход на ДМБ раньше официально положенного срока – это нарушение, а у нас иного выхода нет, потому что завтра придёт новое молодое пополнение и его надо где-то устраивать спать, есть, жить. Ясно?
– Точно так, товарищ капитан 2 ранга, конечно, ясно! – уже весело ответил я замполиту.

«Чего ж тут не ясного! – говорил я себе голосом моего старшего брата Юры. – Одни уходят, другие приходят, а корабль должен быть полностью укомплектован личным составом!». Мне только было невдомёк, как это наш замполит узнал о наших «посиделках в ленкаюте у Суворова». Может быть, это я где-то «прокололся» или проболтался? Может быть, он догадался или ему кто-то шепнул на ушко? И откуда он узнал, что именно сегодня в ленкаюте соберутся ДМБовские годки и члены комитета ВЛКСМ корабля?

Я тряхнул головой, стряхивая тревожные мысли и резво, подгоняемый радостью от случившегося, помчался в ленкаюту. Я только поздно подумал о том, что не спросил Дмитрия Васильевича Бородавкина о проявителе и закрепителе и фотобумаге, которые сейчас были бы очень кстати и очень нужны для достойного оформления происходящих событий. Эх, ты, Саня, похвалили тебя, повысили в звании и ты потерял бдительность и расслабился…

На вечерней поверке в 21:50 электрик штурманский БЧ-1 и ДМБовский годок осеннего призыва 1970 года Мартынов Анатолий Михайлович больно и грубо ткнул мне в спину и чванливым голосом шёпотом сказал, что «после отбоя ко мне на разговор придут ДМБовские годки», и чтобы я «был готов встретить их, как положено». Он ещё раз ткнул кулаком мне в спину, требуя ответа, и я, не оборачиваясь, кивнул годовой.

Толя Мартынов был «бык-бычара». Он был сам по себе, потому что его боевой пост был в глубине корабля и он там был один. Однако он очень хотел быть кем-то среди годков, только для этого ему не хватало ни ума, ни воли, ни умения быть достойным человеком. Толя Мартынов был сильный и хотящий многого, если не всего, но хотящий «по-волчьи» – нахрапом, наскоком, насильственно, беспрепятственно, нагло, развязно, хамски, нескромно, цинично, грубо, внезапно, врасплох, нахально, бесстыдно, беззастенчиво, бесцеремонно, без зазрения совести, бессовестно.

Я стоял в строю отделения БЧ-1 БПК «Свирепый» на вечерней поверке и развлекался тем, что мысленно подбирал синонимы к слову-понятию «нахрапом» применительно к Толе Мартынову и всем телом чувствовал, что его сзади бесит это моё весёлое молчаливое поведение. Он хотел, как ДМБовский годок, властно приказать мне, «молодому», а получилось так, что я не отреагировал так, как он хотел, да ещё и чему-то независимо улыбался и радовался. Как же глубоко в каждом из нас живёт, зреет и иногда вырывается наружу что-то своё, тайное, сокрытое, глубинное, хорошее и плохое?!

В 22:00 сыграли сигнал «Отбой!» и наступило личное время моряков. Молодые матросы или салаги, только что прибывшие на БПК «Свирепый», отрабатывали наряды вне очереди, то есть делали то, что не смогли или плохо делали днём, например, мыли с мылом или драили щётками с щёлоком палубы во внутренних помещениях корабля, в умывальниках и гальюнах. Эти работы распределял и принимал дежурный мичман по низам.

Уже поздно вечером в 23:30 этот же мичман вёл салаг и молодых матросов в столовую личного состава и заботливо контролировал, чтобы они без помех вместе с очередной сменой дежурной вахты полноценно получили полный комплект «вечернего чая» – кружку горячего ароматного свежезаваренного чая и вкусную только что испечённую булочку с повидлом. Этот «вечерний чай» был для салаг и молодых матросов как бы компенсацией за их использование в неотложных делах.

По давней флотской и корабельной традиции годки и друзья годков собирались в «аппендиксе» (боковом помещении) столовой личного состава на «вечерний чай» в 00:10 (вместе с подвахтенной сменой дежурной вахты) и не спеша пили чай и беседовали допоздна, пытаясь посмотреть по телевизору ночные телепередачи. Если это не удавалось, то все расходились по кубрикам спать.

Именно в это время (00:10–00:30), как правило, в ленкаюту приходили некоторые годки и члены комитета ВЛКСМ нашего корабля и начинались «посиделки в ленкаюте в Суворова». В этот раз ко мне пришли почти все ДМБовские годки осеннего призыва 1970 года. Их возглавлял неугомонный и настырный старший радиометрист БИП РТС (дата призыва 20.11.1970 г.) Вячеслав Михайлович Евдокимов, мой друг, соратник и товарищ.

ДМБовские годки осеннего призыва 1970 года пришли толпой и я понял, что предстоит тяжёлый разговор с ними: они пришли что-то требовать, и я знал, что…

Славка Евдокимов немного суетливо, но по-хозяйски, пригласил своих товарищей в ленкаюту и сказал-приказал им занимать места на банках (скамейках). Я молчал…

ДМБовские годки (почти все из 30 человек) молча заняли места, уселись, поёрзали, устраиваясь, и молча воззрились то на меня, то на Славку. Я молчал. Тогда заговорил Славка Евдокимов..

– Суворов, мы пришли побазарить с тобой по-человечески, – сказал миролюбиво мой друг и боевой товарищ Славка Евдокимов и по этому слову «побазарить» я понял, что они хотят со мной поговорить «по фене», то есть по понятиям.
– Так что кончай эту свою идеологию и поговори с нами по-простому, – сказал Славка Евдокимов и оглянулся на своих товарищей. Те одобрительно заёрзали и зашумели.
– Тихо! – сказал-приказал Славка Евдокимов. – Нам шум ни к чему!

– Саш, – проникновенно и «по-дружески» продолжил Славка Евдокимов. – Мы знаем, что ты ведёшь на корабле визуальную разведку, что всё фиксируешь, рисуешь, записываешь и фотографируешь, и что у тебя масса фоток с БС.
– Поэтому, Суворов, тебе надо с нами поделиться фотками, – сказал завершающе Славка Евдокимов и снова оглянулся на своих друзей. Те одобрительно закивали головами.

Я чувствовал и знал, что они придут ко мне с таким требованием и был готов к этому. Я молча встал, сходил в корабельную библиотеку, взял со своего рабочего стола большой пакет с фотографиями и картинками из наборов наглядной агитации политотдела главного штаба ДКБФ, которых у меня было еще несколько комплектов, вынес всё это в ленкаюте и молча отдал Славке Евдокимову.

Славка Евдокимов недоверчиво и немного ошарашенно открыл большой чёрный пакет из-под фотобумаги и вывалил-высыпал фотки и картинки на банку (скамейку). Немедленно все годки сгрудились вокруг него. Потянулись руки и практически мгновенно все фотографии и картинки были тут же расхватаны. Славке Евдокимову не осталось ничего. Он растерялся, так как совсем не ожидал такого не товарищеского поведения товарищей и друзей. Лицо Славки Евдокимова тут же стало обиженным. Губы его покраснели и набухли, глаза стали обиженно-злыми, а голос совсем исчез…

И это я предвидел, поэтому со стола президиума ленкаюты я взял из-под папок с делами квалификационных комиссий ещё один черный пакет из-под фотобумаги, но меньшего размера, и отдал его своему другу. Славка схватил этот пакет и начал украдкой, отвернувшись от других ДМБовских годков, просматривать пачку фотографий, на которых он был изображён в разные времена нашей первой БС (боевой службы).

Все были «при деле» и я мог немного отдышаться и успокоиться. Первая «кость» была кинута и мне уже не грозила «тёмная» за непослушание ДМБовским годкам. Однако предстояло пережить их недовольство скудностью комплекта фотографий и картинок…

– А чё так мало-то?! – подал голос электрик штурманский БЧ-1 Анатолий Мартынов (дата призыва 12.11.1970 г.). – На всех не хватит!
– Да! – поддержали его другие ДМБовские годки. – Давай ещё!
– И где наши фотки?! – подал голос кто-то из БЧ-5. – Евдокимова вон сколько нафотографировал! А меня –  ни разу!
– Да ты всё время внизу, в «машине», а Евдокимыч на ГКП, – сказал кто-то из РТС. – Надо было вылазить иногда на улицу («улицей» мы называли верхнюю палубу корабля – автор).
– Всё равно, – не унимался «маслопуп». – У меня ни одной фотки, а у Славки куча!

Славка Евдокимов поспешно сунул свои фотки в пакет и спрятал его за пазухой робы.

– Действительно, – спокойно и миролюбиво сказал один из самых авторитетных и эмоциональных ДМБовских годков старший телемеханик Горловский Микалин Владимирович (дата призыва 20.11.1970 г.). – Несправедливо получается, Саш. А как с ос тальными?
– А вот как, – сказал я и как фокусник вытащил из кипы газетной подшивки на столе президиума пачку фотографий формата 14х19 (13Х18) и передал её Горловскому.

ДМБовские годки опять сгрудились над Микалином и расхватали все фотографии, хотя я сделал их ровно 30 штук. Я молчал…

Это была групповая фотография годков осеннего призыва 1970 года в день «90 дней до Приказа о ДМБ» в пятницу 29 июня 1973 года. Тогда они собрались на баке, уселись и встали на пусковую установку УРПК-4 «Метель». Годки радовались солнцу, теплу, молодости и известию, что ещё на 10 дней сократился срок выхода «Приказа о ДМБ». В этот день в ВМБ Балтийск было тело, солнечно и без осадков: утром и ночью температура воздуха была около 16°С, в полдень 32.1°С, а вечером 23.8°С.

На этом снимке были почти все ноябрьские призывники 1970 года, военморы БПК «Свирепый», ребята, которым суждено было пройти нелёгкую БС (боевую службу) в Северной Атлантике, в Северном, Норвежском и Балтийском морях в период с 20 июля по 16 октября 1973 года. На снимке были:
 
Аносов Борис Алексеевич, радиотелеграфист, дата призыва 16.11.1970 г.,
Бабаченко Валерий Николаевич, командир отделения минёров, дата призыва 20.11.1970 г.,
Бокша Александр Николаевич, старший радиометрист БИП, дата призыва 20.11.1970 г.,
Брюховецкий Константин Васильевич, командир отделения электриков, дата призыва 12.11.1970 г.,
Варава Александр Михайлович, старший радиометрист ПИП (поиск и помеха), дата призыва 19.11.1970 г.,
Вахний Виктор Иванович, старший электромеханик, дата призыва 17.11.1970 г.,
Вишневский Николай Иванович, старший электрик ПЛО, дата призыва 09.11.1970 г.,
Гайдук Анатолий Сергеевич, минёр, дата призыва 22.11.1970 г.,
Горловский Микалин Владимирович, старший телемеханик, дата призыва 20.11.1970 г.,
Дондаков Батар Буяндрович, старший кладовщик, дата призыва 12.11.1970 г.,
Евдокимов Вячеслав Михайлович, старший радиометрист БИП, дата призыва 20.11.1970 г.,
Егоров Николай Петрович, старший электромеханик, дата призыва 12.11.1970 г.,
Жигалкин Борис Борисович, старший электрик, дата призыва 19.11.1970 г.,
Казённов Юрий Васильевич, радиотелеграфист, дата призыва 16.11.1970 г.,
Каноненков Александр Павлович, старший комендор, дата призыва 30.10.1970 г.,
Клапин Степан Изотьевич, командир отделения комендоров, дата призыва 16.11.1970 г.,
Крупник Анатолий Григорьевич, командир отделения электриков артиллерийских, дата призыва 18.11.1970 г.,
Кутузов Александр Николаевич, радиометрист артиллерийский, дата призыва 09.11.1970 г.,
Мазур Пётр Евтихович, командир отделения радиометристов-наблюдателей, дата призыва 22.11.1970 г.,
Мальченков Николай Иванович, старший радиомеханик, 09.11.1970 г.,
Мартынов Анатолий Михайлович, электрик штурманский, дата призыва 12.11.1970 г.,
Морозов Николай Николаевич, командир отделения механиков БП ЗАС, дата призыва 19.11.1970 г.,
Паринов Александр Васильевич, старший механик ТФ ЗАС, дата призыва 16.11.1970 г.,
Пономарёв Евгений Николаевич, электромеханик, дата призыва 16.11.1970 г.,
Прибылов Александр Иванович, командир отделения механиков ТФ ЗАС, дата призыва 14.11.1970 г.,
Рябчук Леонид Александрович, старший минёр, дата призыва 22.11.1970 г.,
Стельмах Александр Васильевич, электрик сильного тока, дата призыва 15.11.1970 г.,
Схабо Мадин Юсуфович, старший дозиметрист, дата призыва 19.11.1970 г.,
Урмаш Алексей Ефимович, старший комендор, дата призыва 19.11.1970 г.,
Фёдоров Виктор Петрович, командир отделения мотористов, дата призыва 12.11.1970 г.,
Федулов Александр Петрович, комендор, дата призыва 09.11.1970 г.,
Червяков Александр Николаевич, радиотелеграфист, дата призыва 19.11.1970 г.
   
Именно эти ребята, эти ДМБовские годки осеннего призыва 1970 года, эти балтийские военморы своей службой и отношением к службе, к своим обязанностям, к БС (боевой службе) в море-океане, сделали наш БПК «Свирепый» боевым кораблём со званием-оценкой «отличный», а комсомольскую организацию корабля «лучшей»…

Этот большой комплект общей фотографии годков осеннего призыва 1970 года был моим подарком, моим вознаграждением этим ребятам, моей благодарностью им за то, что всё это время они были «костяком» личного состава экипажа БПК «Свирепый». Эту фотографию я никому не показывал, потому что на ней были хорошо видны антенны локаторов БЧ-2, БЧ-3 и РТС, а перед началом БС (боевой службы) требования секретности на корабле были очень жёсткие.

После вручения им этих фотографий я хотел поговорить с ними о будущем корабля, о будущем нашей комсомольской организации и провести совместное заседание комитета комсомола. Увы, ДМБовские годки, даже члены комитета ВЛКСМ корабля, пришли ко мне с другим…

– Ну, что же, – сказал один из негласных «авторитетов» среди ДМБовских годков командир отделения минёров БЧ-3 Бабаченко Валерий Николаевич (дата призыва 20.11.1970 г.), – годковский закон ты, наверное, знаешь. Уважил, молодец, а как с этим?

Бабченко подал знак и ДМБовские годки начали выставлять на банки (скамейки) консервные банки с тушёной говядиной и буханки свежеиспечённого хлеба.

– Евдокимов сказал, что у тебя есть дежурный запас шила, – сказал командир отделения мотористов БЧ-5 Фёдоров Виктор Петрович (дата призыва 12.11.1970 г.). Поделись с нами…
– Действительно! Давай отметим наше ДМБ!? – заголосили, чуть ли не «в голос» ДМБовские годки.

Этого я ожидал, но я не знал, как им отказать. Как им дать понять о скором ДМБ некоторых из них, не выдавая того, что сообщил мне замполит. Я колебался…

С одной стороны я очень хотел, чтобы эти парни немного расслабились и помогли мне подобрать ребят в комитет комсомола им на замену, чтобы они напоследок оставили в памяти следующих за ними годков, подгодков и молодых матросов хорошие воспоминания, советы и наказы. Я очень хотел повторения такого же общения с ДМБовскими годками, как тогда весной и осенью 1972 года, когда я стал хранителем морского и годковского законов…

Славка Евдокимов, замолчавший и затаившийся после получения своего комплекта фотографий, как бы очнулся и начал лихорадочно и суетливо мне помогать. Он и его друг-земляк Витька Фёдоров быстро отвинтили кожух с электрокалорифера, вскрыли банки с тушёнкой и нарезали ломтями хлеб. Вскоре ТЭНы разогрелись настолько, что банки начали пыхтеть и кипеть соком, а по ленкаюте распространился вкуснейший аромат тушёного мяса и свежего хлеба.

Ложек не было и Славка Евдокимов, по-годковски не спрашивая у меня разрешения, ножницами нарезал из великолепного «голубого» ватмана «косынки», свернул из них острые кулёчки и вручил их ДМБовским годкам. Витька Фёдоров, по-хозяйски, нарезал ножом-финкой в банках тушёнку на кусочки. Вообще-то, на корабле личному составу экипажа корабля строго запрещалось иметь при себе холодное оружие в виде больших перочинных ножей, а тем более финок…

Я ещё медлил, но ребята смотрели на меня не только вопросительно, не только прятали взгляды и отводили в сторону глаза, но и ожидающе упорно молчали. Я понял, что скандала в случае моего отказа мне не избежать…

– Флотские традиции, морской и годковский закон я знаю, – с трудом разжав сухие губы, сказал я вполголоса. – А вот сумеете ли вы соблюсти главный военно-морской закон?
– Какой ещё главный закон?! – тут же «взбеленился» Толя Мартынов и его поддержали два «закадычных» друга, радиотелеграфисты БЧ-4 Казённов Юрий Васильевич (дата призыва 16.11.1970 г.) и Червяков Александр Николаевич (дата призыва 19.11.1970 г.).
– «Моряк всё пропьёт, но флот не опозорит!», – веско и впервые подал голос член комитета ВЛКСМ корабля командир отделения комендоров БЧ-2 Клапин Степан Изотьевич (дата призыва 16.11.1970 г.) и его поддержали практически все присутствующие ДМБовские годки.

– Хорошо, – казал я. – Но только по крышечке…
– По крышечке, по крышечке! – потирая от удовольствия ладони, воскликнул мой друг Славка Евдокимов, а остальные недоумённо на него посмотрели.
– Сейчас увидите! – сказал им Славка Евдокимов.

Я принёс из корабельной библиотеки мою алюминиевую фляжку в матерчатом чехле и фанерный ящик с последней, нет, крайней, маминой посылкой, в которой ещё были немного сушек, печенье, вафли, сухой тульский пряник, несколько луковиц и банка с консервированным чесноком. Всё это богатство было принято ДМБовскими годками восторженно, с вожделением и чуть ли не с ликованием…

Когда-то винтовая крышечка на фляжке крепилась короткой специальной цепочкой, но я её отстегнул, потому что было неудобно подносить ко рту крышечку вместе с полной фляжкой. Поэтому сейчас эта крышечка выполняла функцию маленькой чарочки, рюмочки или стопочки для спирта («шила» по-флотски – автор). Обязанность наливать спирт в крышечку я доверил Славке Евдокимову (за вторую «крышечку» ему – автор), а закуску из банок «выковыривал» его друг Витка Фёдоров, строго следя за тем, чтобы каждому ДМБовскому годку досталась ровная порция сочной горячей мясной тушёнки в их ложки-кулёчки из «голубого» ватмана. Кроме этого, каждому доставалась долька свежего репчатого лука и долька маринованного чеснока. Вместе со свежим хлебом это всё воспринималось ребятами как нектар, как пища богов…

Все ДМБовские годки осеннего призыва 1970 года по очереди вставали, подходили к Славке Евдокимову, брали из его рук крышечку с «шилом», храбро выпивали, потом шли к Витьке Фёдорову, зачерпнуть порцию тушёной говядины, потом получали от меня дольку лука и маринованную чесночину из банки и уходили на свои места – закусывать. Вскоре все ребята были «навеселе» и очень довольны…

Сжевали и съели всё, что у нас было «до крошки». Лук и чеснок смаковали, как самый вкусный деликатес. Искусство моей мамы консервировать маринованный чеснок возвели в ранг «божественного» и всё говорили, что «ели нектар». При этом почти все вспоминали свои дома, своих мам и свои консервированные помидоры, огурцы, грибы, капусту, яблоки.

– Саш, а у тебя больше ничего нет из маминой посылки? – спросил Славка Евдокимов.
– Нет, а что? Не насытился?
– Да нет, – стушевался мой друг и годок Слава Евдокимов. – Просто в тот раз было ещё яблочное пюре, грушевое варенье с апельсиновыми корочками…
– Когда это было? – ответил я, давая понять, что это было давно и были ли вообще…

Остальные ДМБовские годки неловко молчали, вероятно, ожидая «продолжения банкета», но я решительно завинтил крышечку на фляжку со спиртом и отнёс её в сейф в корабельной библиотеке. Пока я отсутствовал, ребята уже о чём-то между собой договорились и встретили меня новыми вопросительными взглядами.

Вместо ответа я показал всем свой фотоаппарат с прикреплённой к нему фотовспышкой и предложил ДМБовским годкам пофотографироваться. Все с энтузиазмом восприняли это приглашение и начали всячески позировать мне в разнообразных «братских» объятиях и позах. Это было не то, чего я хотел, но я не стал им перечить. Ребята расшалились, начали вспоминать смешные и забавные случи и приключения на флотской службе, на БС, на гражданке и это было не совсем прилично…   

– Суворов, – вдруг обратился ко мне командир отделения механиков ТФ ЗАС БЧ-4 Прибылов Александр Иванович (дата призыва 14.11.1970 г.). – Ты там ближе к командиру корабля. Не знаешь, когда нас начнут отпускать на ДМБ? Когда и кого?
– Не знаю, – «честно» ответил я. – Знаю только, что это вам скажет дежурный офицер по кораблю и, вероятно, очень скоро. Вот почему я не хотел давать вам шила «по крышечке» перед ДМБ, потому что меня предупредил замполит: любой залёт ДМБовских годков, и они уйдут на гражданку тогда, когда полетят «белые мухи» (то есть снежинки – автор).

Ребята помолчали, потом кто-то спросил, когда дежурный офицер по кораблю скажет им о ДМБ. Не успел я ответить, как в кромешной ночной тишине в дверь ленкаюты резко и властно постучали…

Было уже далеко за полночь. Никто не слышал и не обратил внимания на то, как кто-то тихо украдкой подкрался к входной двери в ленкаюту. Поэтому все невольно замерли в разных позах, как в детской игре «в замри». Со стороны вид замерших в испуге властных и грозных ДМБовских годков был уморительным, но я тоже замер и очень встревожился (предупреждение замполита было недвусмысленным…).

Я встал, подошёл к двери, повернул ключ в замке и открыл дверь. За дверью в тёмном тамбуре с виноватым видом стоял дежурный мичман по низам.

– Я по приказу дежурного по кораблю, – сказал мичман. – Приказано шестерым годкам собраться в столовой личного состава для получения приказа о ДМБ, а вам, Дондаков, приказано принять от уходящих в запас служебных вещей и оформить выдачу и передачу им личных вещей и аттестатов.
– Когда? Сейчас?! – вскричал старший кладовщик Дондаков Батар Буяндрович (дата призыва 12.11.1970 г.).
– А кому приказано прибыть в столовую? Когда эти шестеро уходят? – загалдели ДМБовские годки.
– Завтра рано утром, – ответил мичман. – А кто уходит, об этом вам дежурный по кораблю скажет.

Вмиг все ДМБовские годки засобирались уходить, начали спешить и толкаться. Я хотел было задержать некоторых из них, сказать им, что если они придут в столовую всей толпой, то это будет значить что они в нарушение корабельного распорядка дня где-то «кучковались» и это «где-то» у Суворова в ленкаюте, но их уже остановить было невозможно. Оставалось только надеяться, что в столовой не будет командира корабля или замполита и этих ребят не поймают «с поличным».

Я, естественно, не пошёл вместе с ДМБовскими годками в столовую на встречу с дежурным офицером по кораблю. Я в это время быстро и тщательно прибирался в ленкаюте, проветривал её и даже сбегал в гальюн, принёс кандейку воды и вымыл палубу в ленкаюте и протёр мокрой ветошью все банки (скамейки). Я ждал ночного «налёта» и «шмона» замполита…

Прибравшись в ленкаюте и в корабельной библиотеке, всё уложив по штатным местам и наведя порядок, я тихонько запер и опломбировал все двери в ленкаюте и корабельной библиотеке. Крадучись я ушёл по трапам и коридорам в кубрик БЧ-1 и БЧ-4 и забрался на свою «штатную» койку под самым подволоком в дальнем конце кубрика под низким толстым пучком гудящих и горячих электрических кабелей. Спать здесь было невозможно, но я уснул, как убитый…

Как дальше развивались события у ДМБовских годков осеннего призыва 1970 года, я не знаю, но очень надеюсь, что кто-то из них откликнется и расскажет мне об их приключениях на БПК «Свирепый» той ночью, вернее, уже утром 31 октября 1973 года.

Фотоиллюстрация из второго тома ДМБовского альбома автора: 29 июня 1973 г. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Годки ноябрьского призыва 1970 года. «90 дней до Приказа о ДМБ». На пусковую установку КТ-106 главного корабельного вооружения БПК «Свирепый» – универсального противолодочного ракетно- торпедного комплекса УРПК «Метель» (по классификации НАТО SS-N-14 Silex) с ракето-торпедами 85Р с боевой частью в виде самонаводящихся противолодочных торпед АТ-2УМ, взгромоздились пости всеп из 30 годков осеннего призыва 1970 года. Режим строгой секретности не позволял делать такие фотографии, но это фото я сделал для корабельной фотолетописи БПК «Свирепый».