Ворожея за кадром 12 глава

Егор.



Я ни минуты не сомневался, что она сбежит. И все ждал звонка от привратника Вовчика о странной девушке. Но я никак не думал, что получу сообщение с поста вневедомственной охраны о взрыве в моем доме. В первые минуты во мне вспыхнул неконтролируемый ужас, ведь Василиса осталась там. Я сорвался со студии, как ошалелый, провожаемый удивленными взглядами коллег. Но до них мне не было никакого дела. Я рвался к ней, кляня себя в чертовом эгоизме. Хотел удержать ее в своей клетке, но…

Стоп! А не она ли устроила поджог, чтобы сбежать эффектнее?! Сомнений нет. Вот же гадина… Пригрел у себя на груди! Точнее, хотел, по возвращению. Не тут-то было! Ей палец в рот не клади — по локоть откусит, ну или дом подожжет.

Гоню по улицам Москвы, выезжаю за город, а сам киплю от злобы. Найду — придушу! И что мне попадаются на пути сплошь женщины-гадюки, не отравят, так поджарят! Был бы опущен шлагбаум при въезде в поселок, то снес бы его к чертям. Но Вовчик хорошо знает всех жителей, им и не такое может в голову взбрести от дури всякой. Уже на повороте к своему дому вижу черный шлейф дыма из-за пышных крон деревьев вперемешку с белым. У распахнутых ворот три пожарных расчета и белые каски мелькают то тут, то там с брандспойтами.

Закусив сигарету, но так и не прикуривая (хватит здесь уже дыма и без меня), выхожу из машины, хлопнув то души дверцей, и более размерено бреду к СВОЕМУ МАТЬ ЕГО ДОМУ! Черт… Вот так бедлам. Окна кухни выбиты взрывной волной, кругом черный оплавленный пластик, куски хромированного железа и разбитый кирпич. Уж молчу про итальянскую плитку, привезенную лично мной из Сардинии. А шестикомфорочный монстр из Франции?! Кстати, полагаю именно в нем все и дело…

— Добрый день. Подозреваю по вашей кислой физиономии, что вы и есть хозяин дома. — Радушно приветствует меня капитан бравого пожарного гарнизона, собравшегося здесь почти в полном составе. Дородный старшина вертит в своих руках черную папку, ясное дело не с картинками, а с протоколами о причине возгорания. Это он мне тут же демонстрирует, раскрывая ее и зачитывая свой вердикт, будто приговор. — Вы бы лучше проверяли плиту, когда на работу торопитесь. Чайник оставили кипятиться? Вот он пламя и загасил водой. Скопление бытового газа в закрытом помещении, плюс случайная искра. Чуть весь поселок не смели взрывом по неосторожности. — Монотонно бубнит он, подсовывая заполненный протокол мне на подпись.

Я киваю, подписываю, туго соображая. Какой чайник? Какая, к черту, искра? Я в основном кофеваркой пользуюсь, она ж электрическая! Если только… не Васька решила чайку попить перед своим уходом. Я за это с нее по полной спрошу!

Злость бурлит по венам тем же чайником, когда я шагаю по своей разрушенной кухне, сплошь покрытой пожарной пеной. Будто после метели снежной, кругом бело. Но это ненадолго. Водный мыльный раствор осядет, открыв взгляду жалкие руины, для восстановления которых у меня улетит не одна сотня зеленых купюр. Оконные проемы пока можно забить фанерой, а вот с раскуроченным углом дома надо думать уже сейчас. Благо у меня есть номерок и на этот непредвиденный случай. Деньги и не такие еще волшебники. Мне самому даже делать ничего не придется.

Договориться удается всего за пару минут. Параллельно разговору направляюсь в свой кабинет и включаю компьютер на столе. Пара манипуляций мышкой и я в сети. Видео с камер на моем личном запароленном сайте. Я целенаправленно забиваю сегодняшнюю дату и время своего ухода. Внутри дома камер я не ставил, а надо было бы. Может, еще украсть чего успела плутовка?! Нет скорее всего. Это для нее низко. Воробушек у меня не такая, гордая.

Вот и тот момент, когда из окна с балкончиком на втором этаже вылетает моя альпинистская веревка. Глазам своим не верю! Будто отснятый фильм какой-то смотрю зарубежный! Василиса осторожно перебирается через ограждение и ползет, как заправская домушница, вниз. Если бы не чрезмерное усилие, что заметно на ее сосредоточенном личике, искаженном болью, я бы в жизни не поверил о ее недавних ранениях. Однако даже если она страдает, то не пищит, не стонет, а упрямо добирается до своей цели. В одном моем халате на обнаженном теле! А чего стоит ее ехидная улыбка на камеру?! Талантище игры! Рукоплескаю стоя этой дряни. Значит, зажгла плиту с чайником и преспокойно улизнула? Ну, держись, амазонка русских кровей, теперь ты по крупному вляпалась.



Василиса.



Как я и подозревала, вопросов от моей соседки по квартире был вагон и маленькая тележка, с причитаниями и руганью вперемешку. Но лечить она меня не отказалась. Наоборот, тут же уложила в кровать и заняла пост медсестры-сиделки на весь оставшийся день! Но дальше надо мной кудахтать ей не придется. Этой же ночью я все исправлю. Мои чары знают свое дело. Пока я рассказывала Наташе наспех придуманную сказку о том, как на посиделках со спонсорами на нас рухнула здоровенная люстра, из-за которой и начался пожар, Филя прожигал меня подозрительным взглядом из-за дивана на пару с мопсом моей подруги. Вот же спелись, даже мордашки у обоих были уморительно-трагичные. Ох, чую, после отбоя меня ждет очередной допрос с пристрастиями! Горе мое горькое! Голова моя бедовая!

А про завтра даже думать не хочется. Как же мне на студии показаться? И дома отсиживаться, как в норе, не по мне. Идти напролом, улыбаться и строить из себя непробиваемую дурочку — вот девиз на последующие дни. Авось и выгорит, и не уволят раньше премьеры.

Поздно ночью, когда Наташа, наконец, утихомирила свой санитарский порыв, я взялась вновь ворожить над собой горемычной.

— Стоит вдаваться в подробности твоих злоключений на этот раз? — Сухо спрашивает Филимон, сидя рядом со мной.

— А надо ли? — Отвечаю, полностью сосредоточившись на наговоре все над тем же кремом, который мне помог с коленом перед показом.

— Хочу знать, когда мне ожидать чего-то более плачевного. — Тяжело вздыхает хорек мне под руку. — Ведь я догадываюсь, что случилось. Я же чувствую почти то же, что и ты. Своей врожденной магией ты позволила мне говорить и мыслить по-человечески, но также и на себя настроила. И сидя здесь взаперти целый день с этим псом недоделанным, я с ума схожу от всех тех эмоций, что переживаешь ты. Только я причин не понимаю, вот и мечусь от стенки к стенке. И вчера было столько страха и отчаяния, отвращения и боли, что я безвылазно под диваном все время протрясся.

— Прости меня, Филечка… — Искренне бормочу я, заглядывая в маленькие глазки разумного зверька. Не знала я, что моя магия так на нем скажется. Будто я из него для себя фамильяра вылепила. Про таких я в книжках читала. У человека и избранного им животного все пополам. И переживания, и боль, и даже душа. Оттого они и сильнее вместе, так как делят все на двоих. — Я очень постараюсь больше никуда не соваться. Только фильм отснимем и все. Домой. Не хочу больше. Самой страшно… Потерпи, еще немного осталось. — А сама не знаю, кого больше уговариваю. Его или себя.

Утром мои раны выглядят в разы лучше. Уже не воспаленные и почти себе затянувшиеся. Но боль осталась со мной. Куда ж без нее? Так и должно быть. Увечье ушло вглубь, скрывшись от глаз, но не от чувств. Сцепи зубы, Василисушка, и в путь.

Дожидаюсь, претворяясь спящей красавицей, когда Наталья уедет в агентство, и сама подрываюсь на ноги. Платье надеваю красное, словно в бой собираюсь. А именно в бой! С Князевым, с Альбиной и всем богатым и продажным миром. Боль от порезов толкает меня вперед, лишний раз напоминая, что я должна остерегаться подобных лживых и двуличных людей. Посылаю слабую улыбку взволнованному хорьку и выбегаю из квартиры, схватив плащ от дождливой погоды за окном.

Метро встречает меня утренней толкотней локтями и спешащим на работу потоком людей. И я плыву по течению, ведь все равно безнадежно опоздала на свой рейс в «беззаботное где-то». Мерная качка вагона пытается усыпить мою бдительность, но боль оставляет меня на поверхности, не дает снова соскользнуть в мечтания и пустые фантазии. Никто не обещал, что будет легко. За место под солнцем нужно бороться. И я не дам таким, как Альбина меня запугать, задвинуть в дальний угол. Пусть и страшно выходить в мир после той прогулки от «волшебной» избушки по лесу, полным двуногих волков.

Забегаю на студию во время смены декораций. Будут снимать допрос диверсанта Орлова в сталинских застенках НКВД или где-то там еще. Как и обещал Князев, без моего непосредственного участия. Но это еще не значит, что мне можно отсиживаться без дела. Всегда в цене лишние руки на складе с реквизитами, всегда есть гора костюмов, требующие починки или ждет очередной урок по чеканке сценического произношения. Пусть слов у меня и не много по сценарию, но даже они должны слетать с языка на автомате, будто мои собственные, а не прописанные сценаристом.

Кстати, а вот собственно и он. Стас тепло улыбается мне и знаками показывает, что сейчас занят и позже найдет меня. Я не против. Давно пора дать нашим однобоким отношениям ход. Стас славный парень, не раз намекал мне на ужин или простую прогулку. Только я упрямо отнекивалась, находила глупые отговорки, грезя о несбыточном. Ясное дело, о ком…

— Браницкая! Опоздала на целый час. Минус премиальные в этом месяце! — Резкий окрик напоминает мне, о ком были мои грезы. И мой порыв был весьма непродуманным. Разве можно мечтать об этом… человеке?! Разве что в аду, и то, за неимением других кандидатов. — Ко мне в кабинет! Живо!

Егор резко разворачивается и скрывается в коридоре. Он зол не случайно. Я снова ослушалась. Наверное, он уже сполна насладился шоу моего побега с камер видеонаблюдения вокруг его дома. Ну и пусть себе злится. Я не его домашний зверек!

— Вась, ты поосторожнее с ним. Он с утра бесится. — Подстерегает меня Дарья, которая играет секретаршу в департаменте юстиции.

Она убегает на сцену, ведь сейчас ее выход. А я бреду на свой собственный спектакль. Что сегодня ставим? Драму или триллер? Сейчас узнаю из первых рядов. Стоит только мне переступить порог кабинета главного продюсера и моего мучителя, как меня бесцеремонно хватают за горло, словно куклу тряпичную, и впечатывают спиною в ближайшую стену, попутно закрывая пинком дверь. Стальные глаза Егора мечут дикие искры. Он не просто злится. Он в бешенстве. Ой, мамочки… Видимо, я где-то палку перегнула?



Егор.



Договор с подрядчиком удалось заключить довольно быстро и выгодно. Недавно эта же команда мне террасу дома переделывала, так я, как частый клиент, скидку заработал. Уже утром они завезли необходимый материал и принялись работать зубилом и перфоратором, а я поехал зарабатывать на их оплату. Охранник все порывался со мной поговорить, но мне было некогда. Опаздывал. Нет, в кои-то веки не на студию. На встречу с адвокатом Альбины. Эта заноза как-то прознала о пожаре в нашей совместной собственности и устроила новый скандал с обвинениями. Правда, в открытую Василису не стала упоминать, и на этом ей спасибо. Знает, что третье лицо совершенно не вписывается в наш развод.

Новая галочка в нашем с Альбиной контракте взбесила меня достаточно, чтобы я явился на студию, как бес, сорванный с цепи. Отсутствие Василисы только подливало масла в огонь. Гадая, появится ли она вообще, я заперся в своем кабинете за проверкой кассы и бухгалтерии. Здесь все шло в елочку, чинно и ровно. Но по мне, так все не так. Есть одна загогулина, которая в глаза бросается и хочется ее во что бы то ни стало либо стереть, либо исправить. Только это сойдет с цифрами, но никак не с живыми людьми.

Мысли роются в голове, не давая ни минуты покоя. Почему она так поступила? Совсем ненормальная?! А что я вообще знаю о ней? О ее прошлом? О воробушке, которого запустил к себе в дом? Ровным счетом ничего, только то, что она из Богом забытой глубинки, без должного образования, разве что школьного. А еще она раздражающая, невероятно меня выбешивающая и в то же время безумно возбуждающая. И от того, что она перечит мне всюду и не подпускает к себе ближе ни на один лишний шаг, я завожусь только больше.

Ненавижу терять контроль над собой. Такого давно не было. Студентом я быстро приходил в себя, разбив в хорошей драке не одну физиономию. Но сейчас такой трюк не сработает. Не солидно по моему статусу. Надо новый релаксант искать… Цифры плывут перед глазами. Чтобы немного прояснить разум, выхожу из кабинета, в котором замуровал себя добровольно. Разминаю шею и плечи, делаю шаг на студию… и вижу ее! Свой недосягаемый грааль. Мать твою волшебницу! Свежая и порывистая, как чайка над волнами. Алое платье струится по ее божественному телу, как знамя войны. Дикие кудри в своем буйстве развеяны по плечам. А улыбка на лице такая, что и меня на колени поставит без труда… если мне будет адресована, а не Севостьянову!

Меня колотит от ярости. Опять целая и невредимая. Бинтов не видно под тонкой тканью, будто их и нет вовсе. Но я самолично их вчера на нее наматывал. Будто феникс, снова возродилась за одну ночь! Ведьма! Я будто с ума схожу… Ее взгляд вскользь задевает меня, а меня озноб прошибает — ведь я в ее власти, как школьник влюбленный! Я же ревную, черт возьми! Она сожгла мой дом, но будто сердце мне спалила, чертовка! И как ни в чем не бывало, заявляется сюда, невинно делая вид, что работать пришла. Нет уж, ты явилась в мои владения сама, Василек, так уж не взыщи.

— Браницкая! За опоздание — штраф! В мой кабинет, живо! — Ору я на всю студию, не осознавая значения своих слов. Алая пелена застилает взор.

Успокойся, Князев, она отдаст все сполна, до последней копейки. И еще будет ползать у тебя в ногах… Да… Порой с голосом моей «совести» довольно трудно спорить.

Слышу цокот ее каблуков по коридору, и стоит двери только открыться, я бросаюсь вперед. Хватаю тонкую девичью шею, чтоб не сбежала раньше времени и кричать не вздумала, и для острастки впечатываю ее в стену. Рамки с сертификатами и фотографиями актеров дрожат от удара, но не она. Василиса жжёт меня взглядом, полном ярости столь жаркой, что мои собственные глаза начинают слезиться, будто я смотрю на солнце без очков. Она не вырывается, не трепещет от ужаса. Будто знает, что я не смогу ничего с ней сделать. Ошибается, я сам не могу предвидеть собственных действий. Но она прямолинейна и тверда, готовая к моей атаке. И я не сдерживаю взрыва.

— ДРЯНЬ! ТЫ СПАЛИЛА МОЙ ДОМ!

— Нет. Лишь немного порвала ваш халат. — Цедит она, но я вижу проблеск недоумения, что колыхнулся на мгновение в темно-карих глазах. Не хочет уступать первой? Так я тоже.

— Может быть. Но после, подожгла комфорку плиты. Или просто шланг газовый подрезала? У тебя было достаточно времени, чтобы уйти. Пожар начался через сорок минут после твоего триумфального ухода! — Чуть сдавливаю ладонь на хрупкой и такой нежной шее. Она старается дышать спокойно, но я чувствую пальцами, как ее пульс ускоряется. Она понимает, что я не шучу. Да я серьезен как никогда!

— Чушь собачья! Я бы ни за что… Ты лжешь! — Наконец, срывается она, однако быстро берет себя в руки. Жаль, что у меня так не выходит контролировать себя. Только не с ней. Большим пальцем поглаживаю ее яремную вену и улыбаюсь.

— Василиса Павловна… Вы выругались? — Мурлычу я. Странно, но чем больше волнуется она, тем спокойнее становлюсь я. — И мы, наконец, перешли на «ты»?

— Не дождетесь! — Она подается вперед в моей хватке, сверкая глазами, столь же дикими сейчас, как и мои. — Вы безосновательно обвиняете меня в невесть чем. У меня есть свидетели. Дворник, охранник и таксист. Я покинула дом до пожара… Который был ли вообще?

— Пожар… Это еще слабо сказано. — Цежу я, чувствуя, как телефон вибрирует в кармане. Кого это принесла нелегкая? Или это настолько важно, чтобы прервать наш своеобразный момент единения? Ничего не может быть важнее нее. Не сводя с раскрасневшейся Василисы глаз, продолжая удерживать ее на месте, пусть она и замерла, будто статуя и надолго, свободной рукой достаю телефон и смотрю на экран, где моргает незнакомый номер. Хотя нет, я его узнаю. Пост охраны Ильинки. Вовчик меня и здесь решил достать? — Что, мой дом снова горит? Или в этот раз его снесло до основания окончательно? — Рявкаю в трубку.

В ответ слышу сначала тишину замешательства, но потом охранник соловьем запел.

— Нет, что вы, Егор Дмитриевич. Строители исправно трудятся, я лично проверял. Я по другому поводу. Вчера Альбина Марковна забыла пропуск въездной забрать. Может, вы вечером заберете? Я по смене тогда передам.

— Можешь порвать его и выбросить! Нечего этой дряни в моем доме ошиваться в мое отсутствие! — Рычу в ответ на такую пустяковину.

— Странно, но она именно там и бывает, когда вы отсутствуете. Может, не нужно ее было пускать? Так вы никаких указаний не давали на этот счет. И когда вы вчера на работу утром уехали, Альбина Марковна снова возвращалась. Забыла что-то, да так торопилась, что и пропуск не забрала у нас…

Вовчик все бубнил в трубку, а я тупо смотрел вперед. На безмятежное и такое невинное лицо Василисы. Ответ сложился в голове сам собой, будто подсказал кто. Моя… жена возвращалась домой. Она знает расположение всех камер. Что ей стоит незаметно прокрасться через задний двор? Однако Альбина не так умна, зато коварства в ней на десятерых хватит. Она ушла в бешенстве после нашей ссоры на кухне. Что ей стоило вернуться и поджечь дом, стараясь разом убить двух зайцев? И мне отомстить и свидетеля своих грязных делишек убрать?! По папиным следам пошла, с… ка! Совсем страх потеряла. Чуть невинного человека не загубила…

Но чем я лучше? Как гангстер какой-то сжимаю шею Василисы, наверное, пугаю ее этим до чертиков. А она смелая, не дрожит даже. Только стук сердечка ее на расстоянии слышу. Громкий, бешеный. Бедный мой воробушек…

— Вован, я вечером заеду, и обговорим все. — Не дослушав, отключаюсь и бросаю телефон на стол.

Рука с шеи медленно разжимается и скользит на оголенное девичье плечо и дальше на локоть. Добирается до тонкого запястья. Переплетается с ее пальчиками. Все также глаза в глаза. И отвернуться сейчас подобно смерти. Я снова облажался. Снова не поверил. Дурак.



Василиса.



На самом деле, мне было безумно страшно. Так, что кровь шумела в висках, а сердце набатом отдавало в ушах. Но я не смела опустить глаз — моего единственного оружия против него. И уже не ясно, кто у кого в плену.

По разговору Егора с охранником поселка я поняла, что случилось действительно что-то серьезное. И пожар после моего ухода на самом деле был. Неужели Альбина возвращалась тайком по мою голову? Вот так поворот, от которого у меня помимо воли коленки задрожали. Одно дело предполагать об ее активных действиях и совершенно другое знать наверняка. Мне были слышны слова, доносящиеся в тишине кабинета из телефона. И то, как Егор изменился в лице, мои догадки подтверждало. Он не ожидал такого от собственной жены, а может наоборот, что-то подобное было как раз в ее духе. Но, так или иначе, сначала он обвинил меня. Логично, не спорю. Но я никогда бы так подло не поступила. Он вывез меня из того проклятого леса, лечил мои раны. А я так бы ему отплатила? Не такая я уж и тварь неблагодарная. Впрочем, именно так он меня и окрестил десять минут назад. Теперь ему извиняться придется.

Вижу борьбу в его глазах. Он до сих пор не верит услышанному. Или все же мне? Без разницы. В первые же мгновения он оставил вину за мной. И этого вполне достаточно для меня. Больно. И не в порезах дело. В душе. Будто он сам осколок в нее вонзил. Что я сделала ему такого, что он так слепо мне не доверяет? Я ничего ему не должна! Ни деньгами, ни обещаниями. Отчего же он продолжает душить меня собой, давить взглядом к земле?

Глупая, хочу утешить его метания, уверить в своей невиновности. Чтобы в итоге он мне в лицо рассмеялся? Не нужны ему мои заверения. Кто я для него? Грязь под ногами, нищенка из провинции.

И когда его рука отпускает меня из своего плена, спускаясь к запястью, пальцы зудят от желания ударить его. Он опережает меня, обхватывая мою ладонь. Я жду его извинений, но он молчит. Правильные слова всегда даются с трудом?

Князев склоняется ко мне, упирается своим лбом в мой и тяжело вздыхает.

— Я испугался, что ты осталась там, в огне. — Слышу я его хриплый голос и ушам своим не верю. Неужели я ему так дорога? Или он испугался ответственности за мой труп, найденный бы на его территории?

— Я не поджигала твой дом. — К чему сейчас условности? Мы давно их перешагнули. Я упрямилась ему назло, держала на расстоянии. И он знает это, судя по его горькой усмешке.

— Я верю тебе. — Отвечает он, отстраняясь немного. Проводит свободной рукой по моим волосам, по щеке. От его внезапной нежности я теряю нить разговора. Он снова близко. Очень. И дело не в физическом состоянии. Он снова проник ко мне в душу, и я готова ему ее отдать.

— Но не после моих слов… — Не могу смолчать я, однако у него получается лучше перекрыть мне кислород.

— Молчи. — Выдыхает он в мои губы, приникая к ним своими.

Этот поцелуй не столь яростный, как тот первый. Он болезненно нежный и медленный. Сожалеющий. Вот его извинение. Он не может словами, только делом, будто вынуждая принять. И я приму. Пусть так, но прощу. Не могу иначе. Я привязала его к себе своей магией, но сейчас сама в плену, как бабочка в паутине. Сердце горит огнем, обдавая жаром безвольное тело в его руках. Хочу раствориться в нем вся без остатка, чтобы не помнить, не знать реальности. Но она сильнее нас. И мы опять по разные стороны баррикад. Он мой начальник и женат на гарпии, что хочет меня со свету белого сжить. А я… безвольная дурочка, во власти собственных чар, как и обещала когда-то мне бабушка. Не хочу я так. Не могу…

Одна рамка падает рядом с нами на пол со стены. Стекло разбивается слишком громко, отдергивая нас друг от друга, словно выстрелом. Вот так будет правильно. Чем дальше мы друг от друга, тем лучше. Менее разрушительно, по крайней мере.

— Василиса… — Шепчут его губы, только что зацелованные мною.

— Хватит. — Отвечаю. И не я будто. Но кто-то внутри меня. Нужно оборвать все сейчас. Потом будет больнее. — Просто оставь меня в покое.

Он делает шаг от меня, будто и не держал никогда. Но мое горло его руки не забудет. Как и губы его губ. Он хочет что-то сказать, однако я его останавливаю, качая головой.

— Разбирайся в своей жизни сам, Князев. Не тяни меня за собой. Ведь в итоге оба пожалеем.

Вижу в его решительном взгляде протест и в тоже время понимание. Он не хочет меня отпускать, а придется. Было бы куда легче, если бы не магия моя. Но я сделаю все сама за нас. И я тихо ухожу. Из его кабинета. И из его жизни. Обратно в мир кино, где правят маски, под которыми спрятаться так легко.

Продолжение: http://proza.ru/2024/07/25/409