Ворожея за кадром 15 глава

Василиса.



Всю ночь мне снились его глаза. Они будто прожигали на мне клеймо. Но даже если взгляд Егора обвинял меня и метал в мою сторону искры гнева, я не хотела просыпаться и лишаться его столь жаркого присутствия. Однако мой будильник был иного мнения. Он трещал как сумасшедший у моего уха, оповещая полдома о том, что мне пора выбираться из-под одеяла, если я хочу вовремя попасть на студию и свой собственный «расстрел» по сценарию. Я вскочила, с закрытыми глазами, удерживая в сознании образ злющего Егора, и промаршировала в ванную, ни разу не споткнувшись, и запрыгнула в бодрящий холодный душ с визгом, который вероятно перебудил ту часть дома, которую не осилил мой будильник. Ну, Наталью я все же подняла, к своей вящей досаде, потому что стоило мне появиться на кухне в халате и полотенце, намотанном на мокрые волосы, как мне в лоб тут же полетел половник.

— Какого…?! — Взвизгнула я, едва увернувшись от летевшего в меня снаряда.

— Это я хочу знать! Какого черта ты дома, а не в койке красавчика-сценариста?! — Был мне такой же громкий крик в ответ. Наташа грозно возвышалась у раковины с еще кучей подобных метательных снарядов в розовой пушистой пижаме и уморительных тапочках-зайчиках. Именно из-за такого вида подруги, всерьез ее воспринимать не получалось. Я еле сдерживала смех, чтобы не схлопотать чем-то потяжелее. — Думаешь, я буду до старости тебя на свидания снаряжать?!

— Натусь… Прости меня. Просто Стас не мой тип принца на белом коне. — Пожала я обреченно плечами и скрылась от ее гневного взора за открытой дверцей холодильника.

— А кто твой?! Уж поделись секретом! Может, сам Князев?! — Еще громче возопила она, оповещая о моей неудавшейся личной жизни всех соседей в округе. Я предпочла промолчать на столь очевидный вопрос. И все же заработала чем-то тяжелым в бок, хорошо еще холодильник спасал меня от праведного гнева подруги, которая только больше разбушевалась на мое молчание. — Василиса! Да ты в конец свихнулась на нем?! Неужели тебе мало быть сбитой им машиной, брошенной в ресторане и не раз униженной на съемочной площадке?! Ты ждешь, что он тебе предложение руки и сердца сделает?! Хотя сомневаюсь, что у него есть последнее… При этом бросив свою супер-пупер мега-богатую и влиятельную супругу, с которой кстати ты на ножах?! Неужели ты до сих пор настолько наивна?! — Кричала она, а я уже раз сто пожалела, что была излишне откровенна с ней пару ночей назад под бутылочку красного вина. Поделом теперь мне за мой же длинный язык!

— Наташ, у меня похмелье. Не кричи так. — Попробовала я ее немного утихомирить. Но первый мой залп ушел вхолостую.

— Не ври! Ты почти не пьешь! И уж особенно рядом с мужиком! Я-то тебя знаю! Не отмазывайся от серьезного разговора! — Не отставала от меня моя соседка. Ладно, что еще кофе нам обоим налила. Совместила так сказать неприятное с полезным.

— Солнышко, ну не кипятись ты так. Я ж на работу опоздаю, а ты и вечером сможешь на меня вдосталь накричаться. К тому же тебя, вероятно, порадует, что меня сегодня «застрелят» и тебе больше не придется нянчиться со мной, горемыкой. — Ухмыльнулась я на ее суровую физиономию, никак не сочетающуюся с милым плюшевым нарядом.

— Тьфу на тебя, недотепа! — Фыркнула она, но все же забрала у меня предложенное молоко, пока я принялась нарезать нам обоим бутерброды. — Лучше скажи, это ты моему Мартину бантики на уши вяжешь, и хвостик хной покрасила? Прикольно получилось…

Ей пришлось умолкнуть, потому что я подавилась так, что слезы брызнули из глаз. НУ, ФИЛЯ!…



Сегодня на студии вовсю кипела работа. Были заняты под съемки последних эпизодов аж три здоровенных ангара Мосфильма: тюрьма, ресторан, дожидающийся финального взрыва, и муляж бронепоезда. В первом должна была сниматься я.

Облачившись по приезду в тюремную робу, больше напоминающую холщовый мешок из-под картошки, я еле просидела полчаса грима. Все ждала появления Егора. Да, может я такая ненормальная, но мне до дрожи в пальцах хотелось увидеть его хоть мельком. Говорят, запретный плод сладок. Так вот наш продюсер для меня, ох, под каким запретом, поэтому не просто сладкий, а истинный дикий мед — и хочется, и колется, и пчелы злые не подпускают. Хотелось хоть на миг почувствовать на себе тяжесть его серо-стального взора, удостовериться, так же ли он жгуч, как и в моем сне. Пусть мы не вместе, но он думает обо мне и это греет мне душу. Если это и кажется больным бредом, но дайте мне сполна настрадаться от моей безнадежной влюбленности.

Он так и не появился, зато я получила справедливый нагоняй от гримера Светы. Заслужила. Ведь ей все пришлось переделывать из-за моей вертлявости. Но вот я готова, и меня тут же не слишком нежно заталкивают в уже полюбившуюся мне одиночку смертника. Камера! Мотор! Поехали!!

Я бросаюсь грудью на ржавую решетку двери с громкими стенаниями и требованиями выпустить меня, ведь я ни в чем не виновата! Но меня никто не слышит, конечно же. Служивые в мундирах снуют туда-сюда. У них по сценарию проверка. Им не до жалоб заключенной. Первый дубль, за ним еще и еще. Работать операторам приходится в усиленном режиме. Необходимо срочно монтировать свет и декорации на других студиях.

Про меня на время забывают, оставляя в запертой камере. Здесь стены настоящие. Толстый бетон не пропускает звуки из других помещений. Я словно проваливаюсь в петлю времени. Кто я? Все еще Василиса-актриса или уже Зоя — оклеветанная официантка из Пскова? Стены давят на сознание, решетка не поддается моим слабым рукам, не открывается. Вокруг ни души и, кажется, что про меня никогда больше не вспомнят. Где же все? Я будто в настоящем бункере и ждет меня настоящая смерть.

Я слышала про огромные лабиринты Мосфильма. Я еще новичок и даже половины не обошла с экскурсиями. Здесь вовсе не грех заблудиться и забыть человека. Я сейчас совсем одна, и как никогда мне хочется на волю. Вырваться из этих бетонных стен. Пот струится по спине, меня начинает колотить. Нервный смешок переходит в сдавленный всхлип. Хочется крикнуть персоналу, чтобы выпустили меня. Но услышит ли кто, когда из горла только хрипы рвутся. Я же не сумасшедшая, ну посижу немного здесь. Скоро все вернутся за мной, и вечером мы с Наташкой еще посмеемся над моими страхами, штурмуя магазины. Ведь это все понарошку… не взаправду… Так ведь?…

БОЖЕ, НУ ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!… Я сползаю по шершавой стене на пол, утыкаюсь лицом в колени и обнимаю себя руками. Камень больно давит мне на лопатки. Бетонный пол неприятно холодит босые ступни. Может, сейчас со стороны я очень похожа на умалишенную, сидя на полу и раскачиваясь взад и вперед, но мне кажется, что прошел уже не один час, как меня здесь бросили. Я знаю, как порой надолго могут затянуться съемки одного эпизода. Что ж мне здесь до вечера торчать?! Я хочу пить! Я хочу на свежий воздух! Горло сжимается от паники и мне нечем дышать. Кто-то назовет это клаустрофобией, может это и так. Раньше я не проверяла на себе боязни закрытых пространств. А сейчас я просто хочу отсюда выйти!…

Вдруг, будто про меня вспомнили, появляются люди в черных одеждах. У их поясов я вижу оружие. В их глазах я не вижу жалости к себе. Это пугает больше, чем проведенное здесь время. Они легко отпирают камеру ключом и жестко хватают меня за плечи, выволакивая наружу. Так и должно быть по сценарию?! Или уже нет?… Я не помню. Я уже ничего не понимаю! Меня волокут по какому-то туннелю, который я не видела раньше. Полы устилают застоявшиеся грязные лужи. С низкого потолка капает вода. Темные стены покрыты разводами черной плесени. Тусклый свет то и дело моргает, ударяя по моим взбаламученным не на шутку нервам. Боже, куда я попала?! Кто эти люди? Что-то я не помню ни одного из них среди актеров. Может, так удачно грим наложен? Спертый воздух не дает нормально вздохнуть… Вдруг мне под босые ноги попадается что-то мягкое. И я визжу от ужаса, понимая, что это дохлая крыса! Откуда она на студии?! Да на Мосфильме ли я вообще?!

— ГДЕ Я?! КУДА ВЫ МЕНЯ ТАЩИТЕ?! — Я не узнаю свой собственный голос. Так истерично-тонко он звучит.

Мне никто не отвечает, что дает моей паники новый толчок. Я дергаюсь из крепких рук, которые до синяков тисками стискивают мои предплечья, но мои попытки тщетны. Топот их тяжелых армейских сапог гулко отскакивает от стен, и будто целая рота марширует рядом. Наш поход, наконец, заканчивается в очередной камере. Меня грубо толкают к стене, отчего хочется сжаться в маленький комочек и раствориться сквозь бетон, как дым. Но у меня не выходит. Рука опирается на стену, ощущая под пальцами отверстия. Я смотрю и не понимаю, что вижу. Аккуратные круглые дырки в бетоне. Их много и от них змеятся маленькие трещинки. И бурые разводы, ведущие на пол к моим ногам. Что это?… Отверстия от пуль? Настоящих?! А пятна?… Кровь…

Я не вижу осветителей, режиссера и нужной аппаратуры. Где же все? Если это съемки моего расстрела, то где, черт возьми, все?! Слезы катятся из глаз, когда я вижу в руках одного из молчаливых мужчин старый пистолет. Он чем-то похож на револьвер из вестернов про Дикий Запад, но дуло у него тоньше и длиннее. Наган. Он не может быть рабочим. Это муляж, который доставили специально на съемки. Он не выстрелит. Это все кино. Ты же на съемках военного сериала, Василиса, очнись! Выдохни, спокойнее…

Но щелчок взводимого курка не дает мне надежды. Он слишком громкий для моих ушей, слишком реальный. Я вся дрожу, когда черное дуло направляется на меня. Не вижу ничего кроме него, не осознаю. Из этой трубочки сейчас вырвется моя смерть. Пусть это съемки, но оружие настоящее. Об этом буквально вопит мое нутро, то сжимаясь в узел, то натягиваясь, как струна. И этих актеров я не узнаю. Альбина все же нашла способ добраться до меня. Несчастный случай на съемках… Как банально и все же… Я начинаю пятиться от своего палача. Губы пересохли и с трудом ловят воздух. В глазах человека в черном плещется мой приговор. И он нажимает на спусковой крючок.

Раздается громкий хлопок выстрела, от которого закладывает уши. Я оступаюсь и падаю, не чувствуя боли. Он попал? Может, снова будет стрелять для верности? Я не успею сбежать. При падении я ударяюсь затылком об стену, всю изрешеченную пулями. Гул в голове закладывает все вокруг, даже зрение мелькает яркими красками. Я не сразу ощущаю что-то горячее на щеке. Поднимаю руку и провожу по лицу. Ладонь вся красная, будто в краску макнула, которой здесь нет и в помине. Пальцы пахнут чем-то резким, отдающим железом. Он все-таки попал в меня…

Перед глазами плывет. Я слышу крики и топот, наверное, сотни ног. В камеру врывается так много людей, и все они начинают кричать, говорить одновременно, толпясь вокруг меня. Здесь и режиссёр Константин, и девочки с массовки в довоенных нарядах. Стас держит меня за руку и заглядывает в глаза. Он что-то говорит мне, но я не понимаю его слов. Голоса образуют белый шум у меня в голове, которая вдруг стала такой тяжелой для моей тонкой шеи. Боли нет. Может стрелявший все же промахнулся? Но откуда тогда кровь?

Сил нет думать, шевелиться. Я только немножко отдохну и встану. Совсем чуть-чуть… Прежде, чем закрыть глаза, я выхватываю в толпе желанное лицо. Егор пробирается ко мне сквозь толпу операторов, актеров и гримеров. На его лице застыла паника. В его темных глазах мелькает ужас вперемешку с неверием. Не бойся, со мной все в порядке… Я отдохну, и ты сможешь покричать на меня за неудавшийся кадр… Совсем скоро, любимый… Скоро… Все, занавес. Но не слышно оваций. Лишь тишина… гробовая.



Егор.



Сегодня будто день открытых дверей в дурдоме. Мало того, что меня мучает жуткое похмелье, так еще Костя вздумал за один день успеть отснять три последних сцены. Чем он думает вообще?! Для чего у нас неделя последняя и все кадры расписаны по минутам? Я все заранее рассчитал, чтобы не засыпаться в постановках и аренде павильонов. И время еще есть. Меня же сейчас никто не слушает, а спорить — совсем сил нет. Голова вот-вот лопнет, как мыльный пузырь, от боли. Махнув на всех рукой, ищу в этой мешанине Катерину, свою палочку-выручалочку, которая в данный момент окажет столь нужную мне медицинскую помощь.

— У тебя аспирин есть? — Сходу спрашиваю свою ассистентку, когда, наконец, нахожу ее возле места сбора декораций. Прижимаю к виску бутылку холодной минералки, и она мне понимающе улыбается, ведя в свою каморку.

— Что, вечерок удался? — Спрашивает она беззлобно, поправляя на вздернутом носике узкие очки.

— Точно. Все на месте? Опоздавших нет? — Спрашиваю, ожидая услышать желанные слова лишь об одной актрисе.

— Все на месте. Съемки идут полным ходом. Сегодня мы занимаем три ангара. Пришлось перенести работу со взрывом ресторана. Наши соседи тоже в очереди на пиротехнические дубли. Им платформа позарез нужна. Константин говорит, что вы в курсе, обо все было обговорено. Видимо, вы забыли, из-за плотного рабочего графика. — Говорит она, а я стараюсь сопоставить в больном разуме даты. Вполне возможно и пропустил что. Столько всего навалилось. Запоздало киваю, и она продолжает. — Звонила ваша жена. Я ее заверила, что вы как появитесь обязательно ей перезвоните. Но она все равно надиктовала вам записку. Она на столе лежит. Реквизит нужный привезли. Он исправен, осечек не будет. Оплата прошла по факту. Чек и договор также у вас на столе. С лицензией все улажено. Мы прошли. Требуется только ваша подпись на скане документов. Позже вам принесу. Еще фотографы ждут на площадке. Необходимы снимки во время съемок для пиар-компании. Там все в курсе, разберутся. У вас еще на два часа запланирована встреча с тремя критиками…

— А перенести никак? — Морщусь я, стараясь поспеть за ходом ее мыслей. Уж больно Катя тараторит много. Нет, я не жалуюсь. Просто мой мозг активно протестует.

— Это вряд ли. Серьезные люди. — Пожимает она плечиками в дизайнерском пиджачке. Золото, а не помощник. Ее держу при себе, как записную книжку, и даже мысли пошлой ни разу не допустил в отношении нее. Мне важны ее мозги. А остальное я и у моделей найду доступных.

— Ладно. В два, так в два. Давай свою таблетку, и скан документов на лицензию тащи. — Кисло киваю я, и скрываюсь в своем кабинете.

Не сразу вижу записку от Альбины. Успеваю провести три телефонных переговора и две чашки кофе выпить. За дверью и длинным коридором слышен отдаленный гул и грохот. Обычное дело для съемочной площадки. Вот когда у меня кончились сигареты, и я устроил шмон по своему столу в поисках возможной заначки, тогда я и наткнулся на наспех нацарапанную Катей за моей женой записку. Не сразу вник в смысл написанного. Пришлось дважды прочесть, чтобы осознать непоправимое:

«Я снова спасаю тебя в последний момент с реквизитом. Но в этот раз я не жду от тебя слов благодарности. Мы в расчете, милый».

Какой она может предоставить мне реквизит? И кто ее просил? Я ждал только оружие… ЧЕРТ!

Я сорвался с места так внезапно, что перевернул стул и почти все бумаги своротил со стола. Додумывал на бегу сквозь лабиринты бесконечных коридоров. Да где же этот проклятущий нужный мне ангар?! Какое оружие может подсунуть мне Альбина?! Зная ее связи, точнее связи ее криминального папаши, оружие может оказаться вполне настоящим. Или патроны… Только бы холостые! Только бы…

Почему люди бегут туда же, куда и я? Что там произошло? Там же нужный мне бункер. Там Василиса… Думать дальше просто боюсь. Проталкиваюсь через плотную, галдящую толпу к эпицентру все же свершившейся беды. Альбина-таки добилась своего, и я точно не поблагодарю ее за это. Скорее удавлю на месте…

Весь гнев на жену отошел на задний план так внезапно. И вся моя ревность к Василисе испарилась, как дым, когда я увидел ее на полу. Рядом, конечно, терся Стас, выкрикивая команды по вызову скорой помощи. Но сама девушка лежала так непривычно тихо, абсолютно неподвижно, будто брошенная кукла. Одну половину ее безупречного ангельского лица заливало что-то багровое. Наверное, гримеры перестарались. Что-то иное просто не хочет воспринимать мой протестующий разум. Ее русые кудри были спутаны и присыпаны пылью. Тюремная роба смотрелась на ней чудовищно. Ей идут лишь платья. Тонкие и сверкающие, облегающие ее стройную фигуру. Что же она не встает? Ведь съемки приостановлены. Она смотрит прямо на меня или, может, сквозь меня. И взгляд у нее такой непривычно пустой, как у манекена. Что с ней такое?…

— Выстрелы…

— Не холостые?…

— Она ранена?…

— Попали…

— Скорая уже в пути…

Обрывки фраз сложились в страшный пазл в моем сознании в довесок к той роковой записке. Альбина прислала недостающий реквизит. Наган с боевыми патронами для расстрела официантки Зои, которую играла Василиса… Хотелось броситься к моему воробушку, растолкать всех с пути и прижать ее к себе крепко-крепко, защитить ото всех. Но я боялся навредить ей еще больше, боялся совершить хоть шаг. Будто одно мое движение совсем оборвет нить ее жизни. Даже дышать боялся, и холод, что создавали кондиционеры, осел где-то внутри, глубоко под ребрами. Она должна жить. Ради меня! Ведь я же здесь и я… ЛЮБЛЮ ее, черт возьми! Почему столько крови вокруг ее головы? Ведь все остальное тело в холщовой робе не несет на себе багровых отметин.

Я пропустил тот момент, когда она вдруг закрыла глаза, и меня словно током прошибло. Я, наконец, опустился рядом с ней, оттолкнув Стаса с пути, будто его и не было, будто никого не было. Лишь мы одни. Или я уже один? НЕТ! Она здесь, со мной. Просто спит… Она спит. Так напугалась выстрела, маленькая, что отключилась. И только. Скоро очнется. Скоро…

Меня кто-то зовет, но я не могу от нее отвернуться. Не могу отпустить ее руку, такую маленькую и холодную. Какой-то человек в белом халате что-то мне говорит, и я изо всех сил концентрирую свое внимание на нем.

— … отпустите ее. Мы должны оказать ей необходимую помощь. Срочно! Давайте же!

И я слушаюсь его. Отпускаю и смотрю беспомощно, как санитары перекладывают безвольное тело Василисы на носилки и несут сквозь живой коридор из людей на выход. Все дальше от меня. Снова…

Продолжение: http://proza.ru/2024/07/25/421