Ворожея за кадром 18 глава

Василиса.



По экрану бегут титры. Зажигается свет. Посетители наперебой обсуждают фильм в целом. Игру актеров, постановку спецэффектов. Мы за общим потоком выходим в фойе, в котором я то тут, то там вижу плакаты с кадрами из фильма, фотографии участвовавших актеров. Среди них я вижу себя. Такую одинокую, потерянную всеми официантку Зою. Егор встряхивает меня, когда эмоции вновь начинают засасывать. Я краснею и непроизвольно касаюсь пальцами собственных губ. Не могу сейчас смотреть на мужчину, что держит меня собственнически под локоть, улыбаясь репортерам. Они фотографируют нас, снова что-то спрашивая. Я выхватываю лишь один вопрос из целого роя и отвечаю, не задумываясь.

— Василиса Павловна, как вам удалось так ярко воспроизвести то отчаяние в бункере? Откуда вы черпали вдохновение для своей игры?

Эти слова коробят меня. Чужие люди лезут мне в душу, но я продолжаю улыбаться.

— Все просто. Реальность была сильнее меня. И то была не игра. Жизнь. — Едва слышу свой ответ.

Егор перехватывает инициативу, отвечая на дальнейший шквал вопросов, которым будто нет конца. И все время я мило улыбаюсь, будто улыбка намертво приклеена к моему лицу, пусть и в душе ярится буря. Я хочу уйти, сбежать подальше от всех этих людей. Не об этом я мечтала. Думала, слава — это нечто возвышенное, волшебное. На самом же деле это тьма, погружающая тебя все глубже в бездушное состояние, превращая тебя в куклу, вечно улыбающуюся, говорящую то, что хотят от тебя слышать.

Наконец, нас приглашают в огромную залу, украшенную и сервированную под фуршет званого вечера. Главные герои нашего сериала общаются с критиками и прочими гостями. Среди них вьются и Константин со Стасом. Всеобщий успех картины витает облаком эйфории в воздухе. Звучит живая музыка, сверкают софиты вдобавок к мерцающему освещению под высоким потолком. Среди гостей можно различить танцующие пары.

Егор ведет меня за руку сквозь безликую для меня толпу. И сейчас я готова идти за ним хоть на край света. Хватит спорить с самой собой. Хватит бежать от неизбежного. Я хочу быть с ним. И плевать на последствия.



Егор.

Василиса непривычно притихла в моих руках. Я стараюсь оградить всех акул пера от моей растерянной девочки, переводя огонь фотовспышек на себя. Так красноречиво я еще никогда соловьем не заливался. Что угодно сделаю, только б мой воробушек не упорхнул вновь. Я видел ее глаза там, в кинозале. В них горела паника загнанного зверя. Держа весь показ ее руку, я ощущал, как она дрожит. Крепко на ней отложились последние съемки. И Альбина, мать ее, тому виной! С… ка! Только за это ее лично придушил бы. За то, как Василиса сейчас похожа на сломанную куклу. Марионетку, с перепутанными веревочками.

Я обнимаю ее хрупкую талию и веду танцевать. Музыка мягкая, томная, и мы плывем за ней, будто по волнам. Она останавливает свой колдовской взор на мне и больше не отпускает. Льнет ближе, ища защиты в моих руках от бури, что гремит не снаружи, но внутри нее. Знаю, потому что испытываю то же чувство. Я будто один в толпе. Но с ней. Теперь только с ней.

— Уйдем отсюда? — Шепчут ее губы, и мой взгляд надолго залипает на них. Такие мягкие, нежные… сладкие.

Не хочу разрушать единение между нами словами и просто киваю. Веду вновь за собой, но дорогу нам раз за разом преграждают то коллеги, то репортеры. Слишком много людей, что хочется кричать. Вечность проходит, прежде, чем мы оказываемся на улице, полной грудью вдыхая вечерний свежий воздух. Василиса начинает дрожать сильнее. И как же я раньше не заметил, одурманенный ее присутствием?! Дурак! На улице же ноябрь месяц! Пусть снега еще нет — в столице он ложится поздно, и стоит сухая морозная погода, но Василиса в одном лишь платье!

— Где твое пальто?! — Запоздало выдаю я.

— Дома, кажется, забыла… — Растерянно оглядывает себя Василиса и пожимает плечиками, виновато улыбаясь.

— Идем.

Я скидываю с себя фрак и укутываю ее им, зная, что это мало согреет. Но моя машина рядом. И оказавшись в ней, я завожу мотор и врубаю печку на всю. Выруливаю с битком набитой стоянки и увожу нас в неизвестность. Мы молчим, и в этой тишине так уютно, будто домой вернулся к родному человеку. Странное чувство, которое я испытываю каждый раз, приезжая к родителям. Однако сейчас эта атмосфера пусть и неуловимо, но немного другая. Витает в воздухе терпкая нотка предвкушения, тайны, от которой волосы по телу дыбом встают. Приятно…

Бесцельно кружу по артериям столицы, наслаждаясь этой незримой связью с Василисой, впервые ощущая правильность ситуации с единственно правильным человеком.



Василиса.



Ночная Москва встречает нас огнями машин, домов. Снаружи, вероятно, шумно и суетно. Многие спешат домой, к кому-то на встречу, по своим делам. Но здесь властвует тишина. Она окутывает, обволакивает. Объединяет. Дышать с ним одним воздухом. Смотреть без утайки на его профиль и не думать ни о чем. О его жене, безумной от ревности. О мнениях окружающих. Хоть раз отпустить себя и свои чувства на волю. Только с ним.

Моя рука дрогнула и потянулась к нему сама. Легкое касание до его гладковыбритого подбородка будто стрелой меня пронзило. Егор резко обернулся ко мне, застав врасплох, но я не хотела останавливаться. Не сегодня.

— Куда едем, несносная пассажирка? — С улыбкой спрашивает Егор, снова переведя взор на дорогу. Он будто выдохнул с облегчением, видя, что я постепенно расслабляюсь вдали от света софитов и назойливых репортеров.

Я кутаюсь в его пиджак, ощущая то жар, то холод. Поглядывая на Егора из-под полуопущенных ресниц, чувствую, как узел страха постепенно расслабляет хватку на моем сердце.

— Почему же несносная? — Спрашиваю его удивленно.

— Потому что такая и есть. Столько нервов мне истрепала. — Я тихо смеюсь на его ворчание. Снова недоволен мой суровый продюсер. — Тебе хоть нравились цветы в палате? — Вдруг спрашивает он, и я замираю, глядя на него во все глаза.

Не вполне понимаю, о чем он, но догадки скребут сознание. В больничной палате каждое утро стоял свежий букет. Я выпытала у одной медсестры, что и палата, и цветы были от руководства киностудии. Но я и подумать не могла, что Егор лично выбирал цветы для меня. Вот теперь мне стало на десяток градусов теплее. Какой же он все-таки…

— Все цветы от тебя? Почему же ты ни разу не обмолвился об этом? Скромность не дала? — Не понимаю я этого мужчину совершенно. Он то зубами на меня скрепит, кричит да измывается. То напрочь забывает о моем существовании, на десяток дней закрыв в больнице. То цветы охапками шлет. И какие цветы! Орхидеи, розы, лилии… Как тут у девушки голова кругом не пойдет? Палату, получается, тоже он оплатил. За какие-такие заслуги? Ощущая вину за деяние своей супруги? Или старается так меня задобрить, чтобы я дело уголовное не завела?… А может зря я все себе в темных тонах надумываю?

— Если бы знала, от кого цветы, то приняла бы? — Скептически изогнув брови, спрашивает Егор. Быстрый взгляд на меня и снова на дорогу. Так и играем в переглядки. Хорошо, что он сейчас за рулем и не может прожигать меня своими бездонными глазами — могу хоть немного передохнуть и собраться с мыслями.

— Тебе не меня цветами осыпать надо, а жену законную. — Отворачиваюсь к окну, чтобы он не заметил отголосков боли в моем голосе. И почему я начала завидовать той, которая не единожды пыталась меня убить? И ведь я, правда, завидую. Я хочу быть с ним открыто, не таясь, не страшась пагубного влияния своего дара. Хочу, но не могу.

— Может ее еще и бриллиантами осыпать за ее действия против тебя? — Негодует Егор, крепко вцепившись в руль, а я таю от его слов. — Иной раз я тебя просто не понимаю, Василиса.

— Поверь, я тоже. — Усмехаюсь я, чертя пальцем на стекле окна невидимые зигзаги. — Поэтому, едем к тебе.

На мою последнюю фразу Егор снова резко оборачивается ко мне, чуть не врезавшись в автомобиль впереди нас. В его потемневших глазах неверие и опасный жар. Он думает, я играю с ним? Так я устала все время убегать. Поддаться чувствам лишь раз, как и той славе, что обрушилась нежданно на меня после злополучной премьеры. Лишь раз, чтобы все забыть и начать жизнь с чистого листа.



Егор.



Никогда не знаю, чего от нее ожидать в следующую секунду. То ругается и взглядами яростными хлещет, то вдруг так заманивает, будто в ловушку. Просто башню сносит от ее противоречий. Или укусит, или поцелует в следующий раз. Я молча везу ее к себе в квартиру, ни на что не надеясь. Василиса та еще злючка. Может легко сбежать прямо из-под носа. Сколько уже раз такое бывало. Она раз за разом опережает меня на один ход. Но сегодня я не дам ей так просто уйти.

Поднимаемся в лифте на десятый этаж. Напряжение аж звенит в воздухе между нами. Руки так и чешутся схватить ее в свой надежный капкан, чтобы не вырвалась больше. Глазами стреляем друг в друга, будто насмерть пулями. Не знаю, что бы было, если бы не соседская пожилая пара, поднимавшаяся вместе с нами на свой этаж. Разорвали друг друга бы еще здесь, в тесном капкане, подвешенные в невесомости шахты лифта. Но я буду достаточно терпеливым, чтобы она первая сделала последний шаг ко мне. Сама. И она не просто делает его…

Я открываю дверь в квартиру на полутемной площадке этажа, и случайность снова все решает за нас, как в самый первый день нашей встречи. Василиса цепляется за коврик в абсолютно темной прихожей, и я успеваю предотвратить ее падение. Но стоит нам только коснуться друг друга, то уже нельзя остановить прорванную плотину столь долго сдерживаемых эмоций. Я набрасываюсь на ее такие манящие алые губы, как дикий первобытный зверь. И она отвечает мне не менее пылко. Буквально рвет на мне рубашку, потеряв где-то в процессе мой фрак с себя. Я же давно хочу ощутить ее прикосновения и наслаждаюсь каждой царапиной ее ноготков, что цепляются за плоть, как за последнюю опору в урагане.

Ее сердце напротив моего стучит так бешено. Мы будто с цепи сорвались, вкладывая в безумные ласки друг друга каждый свое. Она — страхи от игр в прятки со смертью, я — некое больное отчаяние обладать этим хрупким созданием, которое содрогается от переизбытка чувств в моих руках. Она свела меня с ума с первого взгляда и даже раньше. Мои руки узнали ее первыми, когда она случайно угодила в мои объятья на кастинге. Уже тогда я безумно хотел продлить наше знакомство. Но тот миг настолько меня обескуражил, что я каждый раз пытался подавить сие наваждение, граничившее с помешательством.

Черт, какая же она сладкая… Оторваться просто нет сил. И мы не разъединяем нашего поцелуя даже для того, чтобы избавиться от так мешавшей сейчас одежды. Ни одного слова в тишине, нарушаемой лишь жадными вздохами и ее такими подстегивающими стонами. Безумная девочка, но моя. Вся, без остатка. Я будто пьян от ее слепящей красоты, ни капли алкоголя не приняв на приеме. Одурманен неповторимым ароматом ее нежной кожи. Мне мало только касаться и целовать ее. Хочу испить ее душу, проникнуть в самое сердце, как и она сотворила со мной.

Никогда до нее я еще не был таким одержимым. Этот раз был самым всепоглощающим. И все от того, что это была не какая-то очередная безликая женщина. Это была она. Единственная, кто забралась под кожу мне достаточно глубоко, чтобы пустить корни в каждой клетке моего тела, в каждой частичке души. Наша близость с ней не подходила под такое пошлое определение, как секс. То было настоящим единением, после которого я уже вряд ли захочу что-то меньшее. Только так и только с ней. И ее глаза, отражающие в своей глубине целую вселенную, говорили мне о том же. Василиса чувствовала то же, что и я.

То, как она льнула ко мне, как впитывала всем своим стройным телом мои ласки, как принимала меня — говорило громче любых признаний. И одного раза, одной ночи было и будет мало. Минимум целая жизнь. Лишь на это я согласен.

Однако Василиса снова решила по-своему.

Продолжение: http://proza.ru/2024/07/25/441