Ворожея за кадром 19 глава

Василиса.



Мне было горько уходить от него. Спящего, уязвимого в своем доверии ко мне. Я не могла иначе. Моя магия уничтожит со временем нас обоих, как было раньше. Разрушит все светлые чувства, оставив после себя прах сломанных личностей. Выпьет до капли страсть, иссушит сердца ненавистью. Нельзя насильно навязывать чувства, которых возможно и нет. Ворожейский дар в неумелых руках — проклятье. Мой вечный попутчик. К тому же Егор женатый человек. Подтверждение тому было в неуловимом женском присутствии в квартире Егора. Пусть вещей Альбины я и не заметила, но одна фотография все же маячила в нише стены. Ее и его. Счастливых, молодых, беспечных. И я не имею права вклиниваться пусть и в неидеальную, но все же супружескую пару.

Эта ночь была волшебной, лучшей за все время моего пребывания в Москве. Я представляла, какими будут ласки такого человека, как Егор. Но мои фантазии оказались чертовски скудными по сравнению с реальностью. Он почти сломал мою броню, раскрошил решение покинуть его своим напором, своей властью над моим податливым телом. Егор одними поцелуями поднимал меня к небесам, другими опускал к своим ногам, подчиняя, опаляя плоть прикосновениями, заставляя желать еще и еще. Но выпрашивать ласки он не заставлял, скорее я готова была молить его остановиться, не в силах больше выносить бесконечную пытку удовольствием. И в бледной дымке раннего утра прослеживая пальцами узоры страсти на своей коже от его крепких рук, я тихо плакала. Не от приятной ломоты во всем теле, а от агонизирующей пульсации намного глубже. В сердце.

Оставить его было невыносимо, но закусив губу до крови, я все же бесшумно ушла. Эта ночь была единственной. Последней. Билет на поезд свинцовой тяжестью тянул мой карман. Его я приобрела перед приездом на кинопоказ, заехав на Белорусский вокзал. Не могу больше. Не хочу испытывать судьбу снова. Я сполна усвоила ее урок и отступаю.

Натальи дома нет. На работе уже, наверное, или еще не вернулась от своего кавалера. Однако сообщений от нее было море в моем мобильнике. Я отвечу на них позже. Извинюсь и попытаюсь все объяснить. А пока собираю свои вещи и оставляю оплату за квартиру в комнате подруги. Филя не спорит со мной, молчит, теребя лапками уши послушного ему мопса. Он по-своему грустит, но все равно меня не бросит. Я его семья. Он сам когда-то просил меня вернуться в отчий дом. И вот я возвращаюсь. Но радости в том нет ни грамма. Щемящая грусть сжимает сердце. Она пройдет, ведь все проходит со временем.

Пусть я ушла от Егора, но бегу не от него. От своих чувств к нему, с которыми справиться уже не могу. Я бегу от того страха, что таится глубоко в душе, после всех пережитых мною испытаний. Мои мечты были слишком возвышенными, но реальность оказалась куда приземленнее. Я мечтала о славе, что меня все будут любить, видя с экранов или глянца журналов. Но я осталась все так же одинока, только недоброжелателей прибавилось. Вдали от грязи и алчности большого города я не думала, что нечто подобное затронет и меня. Считала себя неуязвимой, но оказалось совсем наоборот. И сейчас я бегу домой, поджав хвост, чтобы отдышаться, придти в себя, собрать все силы душевные, которые растратила под ноль в борьбе лишь с одной властной и ревнивой женщиной.

По контракту студия предоставляла своим работникам по окончанию проекта отпуск, до новых начинаний. Кто отказывался, беря новые роли, я же была обеими руками «за отдых». И теперь я слушаю перестук колес поезда, ощущая дежавю. Три года назад я ворвалась в столицу, воодушевленная, готовая к трудностям. Но я не была готова к разрушающим меня чувствам жесткому, амбициозному, скупому на проявление чувств, женатому человеку, попав, как в сети, в собственные чары.

Сейчас за окнами летит пушистыми хлопьями снег, и ветер воет в проводах, а я считаю столбы, пролетающие мимо, с каждым мигом уносящие меня все дальше от Егора, оставляя меня с руинами в груди вместо сердца.

Может быть, спустя этот месяц отпуска я восстановлю свое внутреннее равновесие. Может быть приду в себя достаточно, чтобы вернуться. Но все это будет потом, не сейчас. Сейчас я отчаянно хочу навестить могилу бабушки, рассказать ей все, выплакать всю накопившуюся боль. Может быть, она простит меня, мою строптивость, мои ошибки, о которых я совсем не жалела раньше, пока она была рядом. Приведу в порядок нашу избушку, маленькую, но уютную и такую родную. А пролетит декабрь, наступит Новый Год, и я решу, как мне жить дальше. Время все расставит по местам.



Егор.

Просыпался я медленно. Открывать глаза вообще не хотелось. Так крепко я не спал очень давно. Но не в этом была вся загвоздка моей утренней лени. Просто я знал, что если открою глаза, сон прервется. Прекрасный сон, где мы вдвоем. Я и Василек.

Я знал, что она ушла. Чувствовал пустоту рядом на кровати, вокруг в воздухе. Не было больше тех искр напряжения, что витали всегда поблизости в ее присутствии. Почему женщины любят все так усложнять? Почему нельзя быть проще?! Неужели так боятся, что мы станем любить их меньше, нуждаться в чем-то другом, кроме них?

Я хочу ощущать ее запах на себе, мягкость ее кожи под своей ладонью. Но она лишила меня такой простой радости совместного пробуждения. И это осознание, ее побег, портят напрочь мне настроение.

Рывком поднимаюсь от подушек и, прищурившись от утреннего света, осматриваю пустую спальню. Ни намека на то, что она вообще была здесь. Будто мираж испарилась. Будто приснилась. Но губы еще помнят ее вкус, как и руки — жар ее плоти. Сколько еще ее нужно ставить на место, чтобы она поняла?! ОНА МОЯ! И лишь я могу решить, когда ей можно будет покинуть мои объятья.

Я быстро принимаю душ и одеваюсь. Спускаюсь в гараж, на ходу набирая номер своей ассистентки. Время, наверное, девять утра, может раньше, но я упорно слушаю гудки в трубке.

— Алло… Егор Дмитриевич? — Заспанный голос Кати заставляет меня на секунду почувствовать угрызения совести, но я быстро отметаю подобную, несвойственную мне чушь. Она — моя правая рука и должна быть в зоне досягаемости и полной боевой готовности постоянно.

— Катерина, мне нужен домашний адрес госпожи Браницкой. — Сквозь зубы цежу я, подходя к своей машине и щелкая сигнализацией. Голос гулко отскакивает от бетонных стен, заглушая мои шаги, и я морщусь будто от головной боли. Неужели то же ощущают мои подчиненные, когда я не в духе ору на них?

— Чей? Кхм… Простите, но сегодня вроде бы выходной и я… — Девушка не может собраться с мыслями, что злит меня еще больше. Она задерживает меня!

— КАТЯ! Я не прошу тебя сейчас ехать через всю Москву на киностудию на целый рабочий день! Мне нужен только адрес. Максимум сколько это времени у тебя займет — минут пять. Так что перестань заикаться и действуй! — Шиплю я в трубку, стараясь уберечь барабанные перепонки. Не ассистентки. Свои.

— Да… Конечно, Егор Дмитриевич. — Поспешно лепечет она, и я слышу на заднем плане нашего разговора шелест страниц ее ежедневника, который, как я знаю, у нее всегда под рукой. Умная девочка.

Стоит только заветной фразе отпечататься в моем сознании услужливым голосом Катерины, как я резко срываю машину с места с визгом шин о гладкое покрытие пола подземной стоянки. И адрес выжженным клеймом не покидает моего сознания на протяжении всей дороги к ней, через бесконечный поток пробок машин, спешащих на работу, и вереницы светофоров. Но вот нужная мне арка двора и такая непримечательная многоэтажка. Покосившиеся лавочки и ржавые качели — привычный антураж многих старых дворов столицы. Паркуюсь на свободном месте и бегом! направляюсь к нужному второму подъезду. В своем ли я уме, черт возьми?! Жаль не вижу себя со стороны, поржал бы в голос. От общения с домофоном меня избавляет старичок, выходящий из подъезда мне навстречу. С милой улыбкой кивнув тому, проскальзываю мимо в темное нутро сырого первого этажа. Терпения нет ждать многострадальный скрипящий лифт. Так ничего, я и пешком быстрее могу! 45 квартира… 46… 47… А вот и 48.

Грохот от моего кулака, наверное, перебудил весь спящий до сей поры дом. А крик — и подавно всю округу.

— ВАСИЛИСА! Открой сейчас же!

Чувствую себя бухим дикарем. Как бы мне сейчас полицию не вызвали сердобольные соседи за такое хулиганство с утра пораньше. Однако остановить себя крайне сложно, когда чувства бурлят под кожей.

— БРАНИЦКАЯ! Если ты сейчас же не откроешь и не поговоришь со мной, я снесу эту чертову дверь к х….

Магия слов творит чудеса! Дверь открывается перед моим вновь занесенным кулаком. Но встречает меня вовсе не та, кого я так жажду увидеть. Миниатюрная блондинка с всклокоченными волосами и размазанной тушью от слез под глазами. Около ее ног вьется морщинистое недоразумение, такую породу собак вроде мопсом вещают. Эта картина настолько меня ошарашивает, что я застываю с открытым ртом.

— И что это ты так тут разорался? Ты не на своей студии, так что сбавь обороты, Князев. — Сопя носом, бурчит девушка, не собираясь никоим образом пропускать меня внутрь.

— Что-то не припомню вашего имени, барышня? — Отмирая от ступора, спрашиваю. Ничего оригинальнее мой мозг просто не смог воспроизвести. Я хочу ее обойти и прошерстить всю квартиру, но она снова и снова преграждает мне путь.

— А нас и не знакомили. Зато я много о тебе наслышана. И если ты явился сюда за Василисой, то опоздал. — Шмыгнув носом и уткнувшись в платочек, блондинка снова зашлась слезами. Меня аж всего передернуло — не выношу женских слез! Псина возле ее ног жалобно заскулила, выбешивая меня еще больше. Выслушиваю тут эти сопли, не вникая в главное.

— Как это опоздал? Что вообще здесь происходит? И где, мать ее, эта актриска зазнавшаяся?! — Снова срываюсь я на крик, отчего из соседней квартиры выглядывает какой-то прыщавый излишне любопытный фрукт. — ДВЕРЬ ЗАКРЫЛ! — Рявкаю на того, и когда мы снова остаемся на площадке вдвоем, я повторяю блондинке без имени свой вопрос. — Где Василиса?!

— Уехала! — Со злостью выплевывает она, сверкая на меня заплывшими от слез глазами.

— И куда же? На студии же отпуск. — Не отступаю я, мысленно прикидывая места ее побега. Но ее соседка отвечает так, будто кулаком под ребра — выбивая весь дух напрочь словами.

— А что ей больше и податься некуда? Домой, куда же еще! В глушь свою тьмутараканскую! Доволен теперь?! Добился своего?! Отношением своим пахабным! Играми своими бесчеловечными! Что вы за мрази такие! Раз деньги большие имеете и связи нужные, значит, можете безнаказанно ноги об простых людей вытирать?! Думаете, вам все дозволено?! Тоже мне, короли бомонда! Хороши, нечего сказать! Что ты, что жена твоя распроклятая! Ничего, жизнь вас в свое время на колени поставит! Раз не мы, так другие отомстят!

Она продолжает верещать на меня, даже громче, чем я прежде. А я стою истуканом, будто громом пораженный, и молчу. И ведь правду говорит, а она всегда неприглядная, как ни крути. Но не это меня так из седла вышибло, а известие о том, что мой воробушек упорхнул от меня. И, похоже, навсегда. Василиса уехала туда, откуда приехала. И вертится же на языке название деревушки, а вспомнить не могу. Мозг будто заклинило от потери. Сердце колотится, словно от марафона с препятствиями. Василиса бросила меня. После такой волшебной ночи. Не могу принять услышанное. Не хочу. Я еще не закончил с ней! Я хочу видеть ее! Сжимать до потери пульса в своих руках! И уже не уверен, то ли шею ее, то ли талию…

Блондинка продолжает обливать меня грязью, а так бы и не подумал сразу, что такое милейшее создание умеет ругаться, как портовый грузчик. Я, молча, разворачиваюсь и спускаюсь по лестнице. Оказавшись на улице, достаю пачку сигарет из кармана куртки и радуюсь тому, что хоть одна, но осталась. Затягиваюсь дымом до потемнения в глазах, хотелось бы и до отключки и чем-то покрепче, но не сейчас. План в сознании возникает еще до того, как я сажусь в машину и завожу мотор. Гоню, как ошалелый, на полупустую осиротевшую на этот месяц студию. Не слышу приветствий операторов и прочего персонала, кто встречается на пути в мой кабинет. Хлопнув дверью, перерываю кипу бумаг на своем столе в поисках единственного нужного.

Вот они, папки с портфолио молодых моделей, которые снимались в нашем сериале. Не то, не то, снова не она! Да где же нужная мне папка, мать ее! Пол вокруг меня усеивает глянец из фотографий с красивыми лицами, но везде не она. Последняя папка в углу ящика дважды выскальзывает из моих пальцев, прежде чем, я раскрываю ее и вновь, как в темный омут, погружаюсь в бездну вишневых глаз. Василиса Браницкая. Вечно бы смотрел на точеные изгибы скул, бровей и вздернутого носика. Пальцы дрожат, как у наркомана, когда я все же нахожу в себе силы перевернуть страницы с фотографиями до печатной информации ее досье. Вот он, адрес. Смоленская область, село Волково… Знал же, что название звучное, забыл просто. Все что угодно можно забыть, даже имя собственное, когда в мыслях поселяется одна-единственная.

Забираю папку с собой, возвращаясь размашистым уверенным шагом в машину. Ни дня прожить не смогу, если вновь не прикоснусь к таким манящим сладким губам. И поэтому я принимаю решение. Может быть, глупое для взрослого мужика, я подумаю над своим поведением позже. А сейчас я сажусь в свою машину и забиваю в навигатор данные, от которых зависит моя дальнейшая жизнь.

Будто сквозь туман продираюсь в своем сознании, ничего не ощущаю, будто в робота превратился, делая все на автомате. Прихожу в себя уже далеко за пределами города, на трассе, что змеей вьется между полями, уже укрытыми снегом. За бортом воет ветер, норовя перевернуть груду железа, что посмела ворваться в его владения, но сил недостаточно. Магнитола что-то бормочет еле слышно, а я весь во власти своих мыслей. Что я делаю?! Куда еду?! Часов 6 придется ехать без перерыва по трассе М-1, а бензин уже на нуле. К таким поездкам готовиться нужно, не в соседний же район еду. Но нет же, моя импульсивность на время взяла бразды правления у замкнувшего мозга. Ладно, еще впереди маячит автозаправка. Пока автомобиль потребляет бензин, снова и снова пытаюсь дозвониться по мобильнику до Василисы. Но абонент опять вне зоны доступа. Ярость обуревает такая, что хочется разбить бесполезный кусок пластика к чертям собачьим! Закидываю телефон в салон и провожу необходимые манипуляции с заправочным пистолетом и закрытием бензобака. Успокойся же, Князев! А то ты уже не так сильно от психа отличаешься.

Немного позже я понимаю, что банально хочу жрать, ведь утром из своей квартиры умчался даже и крошки в рот не закинув. Пришлось искать придорожную забегаловку и втридорога платить за то, что и бесплатно бы есть в другое время не стал. Но сейчас выбирать не приходится. Сам влез в эту авантюру, теперь жаловаться поздно. Потом снова за руль и в путь. Ландшафт вокруг не меняется. То леса темные с унылыми голыми стволами деревьев, то поля укрытые еще не плотным, но уже основательным слоем снега. А на улице всего-то середина ноября. Наверное, еще растает все, устроив так привычную слякоть на дороге, пачкающую нещадно легковушки и большегрузы, что попадаются мне навстречу.

Спустя три часа езды вижу впереди знатный и длинный затор. Да что ж такое-то?! Только у нас в России дороги начинают делать в самый неподходящий период, а именно с приближением зимы! И все шесть часов дороги плавно перетекают в десять! Мать твою волшебницу!!! Разминаю шею в тесноте салона и до хруста сжимаю кулаки на руле. Умение ждать — не самая отличительная черта моего характера. Но порой именно в такие моменты безысходности приходит осознание своей ничтожности.

Открываю новую пачку сигарет и закуриваю прямо в машине, когда такого не позволял себе раньше. Плевать, все равно в ближайшие часа два мне предстоит передвигаться черепашьим темпом. И выспаться успею и целую пачку опустошить, с моими-то нервами никудышными. Жаль, валерьянки в моем бардачке не завалялось случайно…

Три часа и двадцать восемь минут спустя я готов кричать «Аллилуя!», вырвавшись из длиннющей пробки, проехав временный светофор, разграничивающий старую полосу дороги от ремонтируемой. Нога упирается в педаль газа до упора, когда за окном стремительно сгущаются сумерки ноябрьского вечера. Я уже успел и поругаться сам с собой, и привести веские доводы моей внезапной поездки, и принять окончательное решение, наверное, одно из важных в своей жизни. Я люблю эту несносную девчонку. Люблю и жить без нее не могу, оттого и мчусь на ночь глядя в холодную неизвестность. Чего только не совершишь ради такого окрыляющего чувства.

Все тело затекло от длительного пребывания в скрюченной позе. Кисти рук и того хуже, напоминают клешни. Но разминаться выходить из теплого салона под пронизывающие порывы ветра пока желание не одолевает. Поэтому я продолжаю до рези в уставших глазах вглядываться в бесконечную дорогу впереди, считая метры вместе с навигатором до нужной мне точки. Яркие фары встречных машин нещадно раздражают зрение, как и много других факторов, вместе взятых. Оказывается сиденье в моей машине чертовски неудобное. Радио то и дело рябит и шуршит. И мобильник, оживший где-то час назад, жужжит раздражительным шмелем на полу под сиденьем. Не хочу сейчас ни с кем разговаривать. Даже если это Василиса очнулась и трезвонит из-за угрызений вины, не буду принципиально останавливаться, искать эту проклятую звонилку и отвечать. Раньше надо было думать! Вот приеду скоро и поговорим. И не только разговаривать будем…

До нужного мне места осталось не так уж и долго, максимум минут сорок с той же скоростью. Я уже почти всю Смоленскую область по прямой проехал, но эта деревушка на самом отшибе. Вот же забралась куда от меня! Позади водитель внушительного джипа уже в который раз пытается меня обогнать. Чего тянет-то как долго, будто права только вчера получил. Неуклюжий какой… Я б давно уж между фурами проскочил. А он как специально слепит ярким дальним светом. Да чтоб тебя! Обгоняй же уже, раз так не терпится, сейчас-то дорога свободная!…

Неладное я понял слишком поздно. Уж как-то больно близко этот монстр на колесах жался к моей машине. Слишком зациклен был на мыслях о Василисе и не смог среагировать в последний момент. Или просто реакции притупились после долгой езды? Но от этого удар в левое заднее крыло не стал мягче. В одно мгновение все вырвалось из-под моего контроля. Руль выскочил из рук, завертевшись уже по своей воле. Хорошо, хоть не на дорогу под встречно идущую фуру, а в кювет отправил. Передний бампер взял на себя жесткий удар об отбойники, которые, как картонные, сложились под трехтонным весом. Меня закувыркало безумным мячиком под откос. Стекло разбилось и осыпало меня дождем осколков, пока я пытался хоть за что-то ухватиться в этой круговерти. Подушка безопасности выскочила вовремя, смачно приложив по моему носу. Хруста перелома я не расслышал во всеобщем гуле скрежета метала и звона стекла. Сознание то отключалось, то снова включалось, как по мановению пульта в руках безумца. Дыхание рваными толчками выходило сквозь мой крик. Или просто я думал, что кричу? Зрение коротило, как сломанный телевизор, хотя я мало чем сейчас отличался от такового.

Черт, ведь почти доехал! Осталось-то проехать поля два, да лесопосадку. Что ж судьба так измывается то надо мной? Почему не хочет, чтобы мы с Василисой были вместе? Или это расплата за мое отношение к ней в самом начале нашего знакомства? Признаюсь, я много накосячил, но не до такой же степени! Пришел в себя не знаю через сколько. Вися вверх ногами в пристегнутом кресле, я кое-как догадался своим сильно встряхнутым разумом, что машина лежит на крыше. Отчетливо пахло бензином. А это плохо. Я не раз снимал фильмы с эпизодами взрывов автомобилей и знаю, как легко может вспыхнуть топливо от малейшей искры поврежденной проводки. Так что хватит уже отдыхать, пора выбираться отсюда.

Отстегнуть ремень безопасности оказалось намного труднее, чем я себе представлял. Механизм зажало, удивительно, как это я сам был не сплюснутый двигателем, который сейчас частично проглядывал через разбитую панель приборов. Чудо или безопасная марка автомобиля, думать сейчас трудно. Пока я не чувствую боли от полученного адреналина и не знаю, сколько костей переломано в моем теле, но эта эйфория довольно быстро пройдет и тогда мне придется не сладко. Я вспомнил, что в бардачке когда-то лежал складной нож. Но теперь крышка вещевого ящичка была сорвана с петель и все его содержимое было разбросано по полу… то есть потолку. Вот он! Дотянуться бы только…

Пыхтел я долго. Такого напряжения я век не испытывал. Уже готов был разрыдаться, как девчонка, но вот заветный ножичек скользнул в мою ладонь. И тогда-то я ощутил первый перелом. Два пальца на кисти правой руки отказывались меня слушаться, но я ж упрямый. И в итоге ремень безопасности был разрезан, а я мешком преодолел небольшое расстояние до изрядно помятой крыши. Окно водительской двери было разбито. Удивительно, как только стойки не прогнулись, оставляя оконный проем целым, и я сквозь него смог пролезть, добавив порезов к моему итак избитому телу.

Я отполз по усеянной стеклом и снегом с грязью земле подальше от покореженной машины, прежде, чем рискнуть встать на ноги. Нижние конечности испытывали боль, но стояли устойчиво, и на том спасибо. Весь грязный, в порванной куртке и джинсах, я обернулся к своей машине. В груди защемило. Пусть я ни копейки не потратил на ее приобретение — то был подарок Азарова-старшего на нашу с Альбиной свадьбу, но все равно я очень привязался к ней, прирос душой. Столько раз она меня выручала. И вот теперь это просто разбитый металлолом. Бездушный. Мертвый. Помятый кусок некогда дорогого железа со звучным названием INFINITI, теперь лежит, как поверженный зверь, с задранными к темному небу проколотыми, вывернутыми под разными неправильными углами колесами.

Струйки дыма, поднимающиеся кверху от искореженного моторного отсека, немного отрезвили меня — на недостаточном расстоянии нахожусь, и если я рад, что выжил, взрыв быстро это исправит. Оглянувшись по сторонам, чтобы хоть немного сориентироваться, пусть в темноте позднего вечера это было бесполезным делом, я кое-как вспомнил, в какой стороне расположена деревушка Василисы, и побрел вперед, не разбирая дороги.

Я знал, Глонасс (спутниковая система навигации), установленный в моей машине, еще при первом столкновении послал запрос в ДПС и скорую помощь. И уже скоро здесь будут кишеть люди из гос. учереждений, наряду с пожарным расчетом, который будет тушить мою погибшую малышку. Но меня здесь уже не будет. Не собираюсь их дожидаться. Я уверен, что авария была полностью спланирована. Надеюсь, мой нападавший не станет убеждаться в моей кончине лично и уже уехал достаточно далеко. Потому что с ним справиться, у меня совершенно нет никаких сил. Мне б только до Василька моего добраться. Посмотреть в ее глаза, почувствовать ее целебное прикосновение и попасть от этого в свой собственный Рай.

Продолжение: http://proza.ru/2024/07/25/444