Алмазная волчица 4 глава

Понемногу Зи начала подниматься на дрожащие лапы и прохаживаться по тесной комнатушке избы. Но даже этот подвиг заставлял ее задыхаться, как после десятикилометрового марафона, а бабушку — счастливо хлопать в ладоши ее малым успехам. Старушка, как дитя, радовалась ее выздоровлению, и Зания старалась ей за это отплатить добром. Она начала ходить с ней в лес и даже таскать в зубах корзинку, когда Агата собирала свои целебные травы и корешки. А по вечерам послушно сидела рядом, положив морду старушке на колени, когда та вязала и рассказывала ей истории о роде волколаков.

Фамилия их клана была звучная. Плаховы. И мужчины семьи не одно поколение возглавляли прибыльное дело среди людей, дабы не выделяться отшельническим образом жизни. В этих краях Сибири, где царствовали горы и леса, семья Плаховых владела прибыльным бизнесом по добыванию редкого вида розовых алмазов. Сами не добывали, но имели контрольный пакет акций в крупной компании, оттого клан не бедствовал и жил как хотел, и главное — где хотел. И так все было до последних тридцати лет, пока отец Зании, Игнат, не погиб.

В таких грустных местах истории Агата всегда плакала, а Зи утыкалась ей в грудь носом в утешении. Ей было больно видеть страдания этой волевой женщины, что сумела пережить не только свое дитя, но и многих в своем клане. Неуловимо для себя, Зи прониклась к этой старушке доверием и нежностью и за столь короткий промежуток времени полюбила всей душой. Но Агата всегда быстро брала себя в руки, гладя Занию по макушке, и продолжала свой рассказ.

Игнат влюбился в волчицу из соседнего клана лесорубов. Лара Ланская была стройна телом и горяча на нрав. Словно ветер, она была безудержна и порывиста. И лишь Игнату она покорилась. И у них были две прекрасные дочки…

— Аленушка была старше тебя и лучше меня запомнила, нежели ты, Зоюшка. В тот год вы уехали вместе с родителями заграницу… и не вернулись. Игнат расширял круг поставок. Искал новых покупателей. В Америке он решил открыть еще один филиал для своих проклятых камней. Алмазы были важны для клана. Они дарили независимость от людей, свободу, и Игнат делал все, чтобы волколаки не бедствовали. Но без своей семьи он не представлял счастливой жизни. Поэтому взял вас с собой за океан. Ты только научилась своего волка в себе держать, так Игнат решил, что пора… Если б он только знал, Зоюшка, как все обернется… Я все ждала… Все надеялась, но связь с вами в одночасье оборвалась. И даже теперь ты молчишь, однако я все в глазах твоих вижу. Не помнишь ты меня, милая. И веришь с трудом. Вижу, случилось с тобой многое. Чувствую. Оттого ты и в человека обратиться не можешь. Не хочешь. А надо, Зоюшка. Одна ты у меня осталась. Одна, Зоя. А ведь все вокруг твое, дитя мое. И земли, и волколаки все крови твоей. И компания, и камни эти кровавые. Мадьяр все силой захватил, как отец твой не вернулся… Брат у меня был, Зоюшка. Марат. Завистливый человек и волк злой. Недолюбливал он моего Игната, да поделать ничего не мог. Игнат по первенству и главенству крови был вожаком после отца своего, земля ему пухом. И Марат не смел вмешиваться. Он возликовал, когда вы не вышли на связь и позже так и не вернулись. Все жировал на деньги чужим трудом заработанные. Всех волчиц в рабынь своих обратил, служанок прихотей своих кобелиных. А мы и слова молвить не могли. Против слова вожака не пойдешь, девочка, а то убьют. И сын его, Мадьяр, такой же, даже хуже. Поговаривают, что он братца моего, папеньку своего и порешил. Напоил и с обрыва в реку Витим сбросил. Да только в открытую ему это не скажет никто. Боятся. Так и живем из года в год. В страхе да нищете. Бизнес, отцом твоим и дедами построенный, хиреет. Скоро ни гроша совсем не останется. Клан редеет. Дохнут все, словно мухи, покуда как к скоту относятся и есть приходится объедки одни с барского стола. Были мужи смелые, кто поначалу голос свой подавал недовольный, пока в леса, да в города не разъехались, семьи свои спасая. А те, за кого заступиться некому, по сей день пресмыкаются пред князьями-друзьями Мадьярскими… Были раньше волколаки во славе, теперь на самом дне. Одна надежа на истинную наследницу вожака. На тебя, моя милая… Жить мне осталось совсем не долго. Все звала, звала тебя год за годом, но ослабела моя магия родовая, внученька. Однако, дозвалась я все же. Не зря, не зря…

Эти слова все звучали и звучали в ушах Зании. Она — и наследница рода волков русских. И в самом бредовом сне придумать такое невозможно. Как сможет она? Как осмелится посягнуть? Она и здесь никто, пришлая чужачка, каковой была и в Румынии.

И еще… У нее была сестра! Алена… Алана?! Лабораторные испытания она делила пополам с подобной себе девочкой. Неужели Алана и есть та самая Аленка, о которой с такой любовью говорит бабушка Агата?! Если их захватили в одно время в лесах Америки, то это похоже на правду. И ее сестра, о которой так мечтала Зания, погибла на хирургическом столе под скальпелем безумного доктора.

Новая порция боли расцвела в ее почерневшем сердце. Хотелось взвыть, отчаянно, громко. Но Зи боялась потревожить задремавшую в кресле старушку. И беззвучные слезы скатывались из светло-янтарных глаз в густую серую шерсть. Она отомстит. Все узнает в подробностях и отомстит. Не было в ней желания дальше жить и бороться, но эта бабушка и потерянная навеки семья вновь разожгли бунтующее пламя в ее вроде бы истлевшей душе. Алана… Нет! Аленка. И она не Зания вовсе, как считала долгие годы, как звали ее чужие сердцу люди. Ее имя, имя с которым она родилась в любви — Зоя Плахова. И дочь она не безызвестных личностей, а вожака русских волколаков, Игната и его любимой жены Лары, из густых лесов Иркутска. Волколак по рождению, не лугару заморский. Она поднимется на лапы свои, как и род свой с колен поднимет. Новая война ждет у ее дверей, а другой жизни она и не ведает. И этот зарок она, костьми ляжет, но выполнит в память тем, кого не помнит, но любит всей душой.

Принимая вызов — иди до конца, до смерти. Своей или врага. Так учил ее когда-то полковник Сойер в далекой Америке, взращивая из ребенка с покалеченной психикой солдата с железной волей. Зоя вспомнит каждое наставление, каждый удар, что сбивал ее с ног на черствую землю, заставляя ее подниматься снова и снова для новых пинков судьбы.

Рассвет Зоя встречала в гуще русских лесов. Сначала шаг ее был неустойчивый, медленный. Но упорство в ней было непоколебимым. И вот она уже бежит быстрее пули, стремительнее падающей звезды, лишь деревья мелькают по бокам. Круг в десяток километров. Один, другой, третий. В ней нет усталости, лишь детские заплаканные глаза ее сестры перед мысленным взором. Карие. Совсем как у бабушки Агаты. Алена… Алена! Как близко была, а теперь не вернешь, не дозовёшься…

Все быстрее и быстрее, взрывая черную землю лапами. Отталкиваясь от вековых дубов, с легкостью птицы перемахивая с одного берега речки Воронцовка на другой. Здесь русло не такое широкое, всего каких-то метров тридцать и это расстояние смешное для существа, в котором боль с яростью простираются куда дальше. Ветер бьет по глазам и холодные речные брызги жалят нос, но это даже хорошо, бодрит, заставляет чувствовать в полной мере жизнь. Она жива, снова, когда все, кого она когда-то любила — нет. И друзей рядом нет верных. Одна, снова одна.

Зоя не раз видела в лесу волков. Все самки. Нелюдимые, дикие, прячущие свой желтый взор и убегающие прочь с ее пути. Не звери, люди внутри, как она. Почему они сторонятся ее? Почему боятся приблизиться? Неужели до такой степени затравлены ее сородичи каким-то там Мадьяром? Она выяснит все совсем скоро. А пока стоит в полной мере восстановить свои силы, данные ей от рождения и возродившиеся здесь, на земле родной. Это ее дом. Ее родина. И не вытравить из груди эту правду, как и ее саму не сгонишь больше прочь отсюда.

Еще круг в бешеном не сбавляемом темпе, и так день за днем, лишь заря забрезжит над лесом. Сшибая хвостом хлипкие деревья со своего пути, выкорчевывая пни и валуны одним ударом сильных лап. Все выше над бурным потоком, туда и обратно, даже не запыхавшись, не сбившись ни разу с дыхания. Перекусывая хребты на бегу шустрым зайцам, или ловя куропаток на взлете. Все это теперь игра для нее, не охота. Совсем не так было поначалу, в первые дни ее обращения. Теперь же волчье тело для нее все равно что давно полюбившийся наряд. В нем она себя ощущала собой, даже больше, чем в человеческой коже. И как она могла жить тридцать лет без этого? Сейчас Зоя с трудом бы ответила.

Слушая карканье воронья над головой, да шум воды, Зоя все думала, как ей вернуть человеческое тело. Ведь бороться с противником сподручнее на двух ногах и с ножом в каждой руке. И ответ вдруг пришел сам собой, как озарение, как вспышка. Будто подсказал кто. Дело ведь не в желании. Дело в вере. Вере в себя, в силу своего духа. В род свой и в тех, кто окружает тебя. Души ее семьи всегда с ней, просто она никогда не замечала их за бешенным бегом своей солдатской жизни. Сила отца, любовь матери, смех сестры. Их ясные взоры, устремленные на нее с небес, и их вера в нее никогда не ослабевала. И она не в праве их подвести.

Прошлое из неясного начало приобретать четкие очертания, будто она просто заглянула в себя поглубже, словно штору отдернула. Высокий дом бревенчатый. Смеющиеся люди. Кто дрова рубит, кто воду с колодца несет. Кругом веселые ребятишки, играющие со свирепыми огромными волками, точно с котятами ручными. И нет ничего неправильного в этой картине. Лишь мир, и ни одного затравленного взора, коих она уже вдоволь насмотрелась сейчас. В ее воспоминаниях она видела, как ее хрупкая и порывистая мать так легко обращается в черную волчицу и в шутливой борьбе опрокидывает волка вдвое больше нее. И рядом ее дочери. В их заплетённых темных косах пестреют луговые цветы. Старшая весело смеется, а малышка… В ее серьезных желтых глазенках сквозит тревога за мать. Она следит за каждым движением борющихся волков без улыбки и расслабляется тогда, когда вожак, их отец, в благоговейной ласке утыкается в шею волчицы носом…

Просто отпусти себя и верь… Так же внезапно, как Зоя обратилась в волка среди бездушных скал Румынии, серая шерсть спала с нее, и она оказалась совершенно нагая на каменистом берегу реки. Босые ступни холодила ключевая вода, бедра и ребра овевали порывы колючего ветра, грудь и плечи покрыли речные брызги, вызывая поток мурашек по позвоночнику без хвоста. Черные длинные волосы хлестнули по спине, точно плащом укрывая ее. Зоя в неверии подняла руки к своему лицу, разглядывая бронзовую кожу, смуглую от рождения, такую родную и чужую одновременно. Сколько она пробыла волком? Год? Два? Время для нее словно замерло. Сколько раз она хотела обрести устойчивость только двух ног и не сосчитать. А это оказалось так просто, как дышать. Но сейчас еще не время быть человеком. Еще нет. Поэтому, как бы ни жаль ей было вновь терять себя, она все же за следующее мгновение перекинулась в зверя. Уже без боли, нежели в первый раз. Легко и естественно. Сама всему научилась. Сама. И зверь в ней довольно урчал. Теперь они действительно едины. И волк и человек достигли согласия на просторах сибирских лесов, будто только этого компонента им не хватало в чужих землях Европы.

Следующий шаг ее плана — это разведка. Полагаясь на свой обостренный нюх, Зоя легко определила, в какой стороне расположен главный дом обширной усадьбы Плаховых. Бабушка Агата вела отшельнический образ жизни уже много лет. Она добровольно заключила себя в лесной глуши, вдали от бесчинств новой власти волколаков. Теперь же Зоя целенаправленно шла в логово врага своего, то и дело пригибаясь к земле, навострив уши и принюхиваясь. Впереди за густым кустарником шиповника, будто из земли вырастал в небо бревенчатый терем из ее далеких воспоминаний. Словно время было не властно над этим местом. Древесина даже не потемнела на стенах и резные наличники на окнах все так же пестреют свежей краской. Вокруг главного терема было полно построек меньшего размера. Но что бросалось в глаза, так это пустынность места. Ни души на улице, будто вымерла вся усадьба. Но биение сердец было слышно чуткому волчьему слуху. Как и разговоры приглушенные. Здесь есть жизнь, пусть и под гнетом вожака. Но власть эта не праведная, силой отобранная и Зоя исправит это.

Двери все настежь. Не боится тут никто врагов, когда как главный недруг живет в тереме главном. Зоя робко ступает на главное крыльцо и замирает. Нет, рано еще так в отчий дом возвращаться, не таясь. Осмотреться сперва надо. Она идет кругом, к заднему входу. Там была кухня когда-то. И сейчас у плит огромных стряпухи что-то кашеварят. Пар валит от котлов и ароматы заставляют слюной захлебываться. Прижимая уши к голове, на полусогнутых, чтобы не отличаться от прочих встреченных ею ранее волчиц, Зоя трусит мимо молчаливых изнуренных женщин, в темный длинный коридор. Ее никто не останавливает, даже будто не замечают чужачку пришлую. Видимо все они здесь чужие друг другу, привыкшие к смирению и послушанию, либо намеренно не хотят замечать ничего вокруг себя, чтобы жить было легче.

В темноте коридора звуки дома тише, и образы прошлого накидываются на нее, будто звери оголодавшие. Вот она с Аленкой бегает здесь наперегонки, падая и разбивая коленки. Вот они играют в прятки от кухарок, стащив еще горячие свежеиспеченные медовые булки. И образы эти пропитаны детским счастьем. А сейчас лишь болью и страхом дышат стены этого дома.

Зоя идет вперед, неосознанно перешагивая через скрипевшие доски, будто ходила здесь каждый день все эти годы, а не вернулась только что спустя почти тридцать лет. Вот и главный зал. Комната большая, с высоченным потолком и двумя здоровенными каминами, что в русских землях зовутся иначе — очаги. По противоположным стенам комнаты вьются две широченные лестницы на верхние этажи со спальнями. Однако убранство помещения резко контрастирует с тем, что она запомнила в прошлом. Раньше стены украшало оружие и трофеи волколакского рода, семейные портреты и величественные картины с изображениями сражений. Сейчас все это заменили дорогие шелковые обои, кондиционеры, музыкальные колонки, телевизионная плазма, так нелепо смотрящаяся среди деревянных литых стволов-колонн, что не один век поддерживали свод терема. Теперь же эти колонны оплетают провода, а между ними красуется бильярдный стол. У стен теснятся кожаные диваны и бар, никогда не пустующий, судя по застоявшемуся запаху алкоголя.

Все это Зоя смогла рассмотреть в мельчайших деталях, ведь ее никто даже не заметил. Музыка, ранее убавленная, сейчас гремела громче, заставив Зою вздрогнуть еще на кухне. Шестеро мужчин расположились здесь весьма вальяжно, по-хозяйски и расслаблялись кто как мог. Кто развалился на диване, потягивая дорогой алкоголь из фамильного кубка и используя для подставки для ног одну из покорно лежащих волчиц, которую Зоя видела в лесу. Другие смеялись похабным шуточкам и играли в бильярд. Кто-то швырял дротики от дартса в другую худую волчицу, пока остальные сиротливо жались в углу, боясь подать звук или же покинуть это царство унижения без разрешения своих господ.

Почему все женщины были в облике волчиц? Почему им не позволялось принять человеческий вид, как мужчинам? Это Зоя тоже поняла в следующий миг. Один из мужчин подозвал к себе пренебрежительным жестом одну из волчиц. Он увалился на пустующий диван, когда как волчица обернулась стройной девушкой. На ней струилось черное короткое платье, больше напоминающее своим фасоном ночную сорочку. Ее лицо скрывали длинные каштановые волосы. Она послушно опустилась перед мужчиной на колени, пока тот расстегивал ширинку брюк. Зоя с силой удержала в себе возмущенный рык, глядя как девушка безропотно принялась ласкать мужчину ртом. Так вот отчего все самки в волчьем облике, ведь в человеческом они просто доступные и послушные шлюхи, а в зверином виде — игрушки для битья. Отвратительно… Непозволительно… Чудовищно….

— Что ты здесь забыла, убогая?! — Рявкнул кто-то за ее спиной, заставив Зою подпрыгнуть на месте. Вот и Мадьяр пожаловал. — Тебя сюда не приглашали, грязная псина. Немая полоумная. Иди, прислуживай Агате… Или хочешь кого-то из моих ребят испробовать? — Хохотнул мерзко мужчина.

Зоя поняла, что он пьян и сейчас в более благодушном настроении, нежели был в избе бабки Агаты. Зоя сжалась в маленький комочек перед ним, как он того и желал видеть. Но то шло в разрез с желанием зверя в ней. Однако еще рано показывать зубы.

— Правильно. Ты и должна бояться меня, тварь. Я здесь — царь и Бог. А теперь вали прочь, убогая. Видеть тебя не желаю. — Он перешагнул через нее, заходя в залу и подзывая к себе свои подстилки. — С*ки, папа вернулся. Ну-ка расстарайтесь ублажить меня, как вы это умеете!

Одна за другой волчицы обращались в прекрасных молоденьких девушек и на коленях подползали к нему, как к языческому божеству. Однако Зоя видела в их взорах не почитание, а страх и слезы. Ярость, черная, как и ее истлевшее сердце, захлестнула каждую клеточку ее тела, но она заставила себя уйти. Еще не время для битвы. Еще не вся информация у нее в рукаве, ведь она помнит свой промах с Декстером Фриманом. Второй осечки не будет.



Бормоча себе мысленно проклятья под нос, Зоя вернулась в дом Агаты. Старушка помешивала что-то в котле на очаге, когда волчица появилась на пороге.

«Дьявольское отродье… Как их только земля носит…»

— Это точно. Мадьяр всегда таким был. Есть в нем что-то от черта рогатого… — Вдруг вздохнула бабушка, задумчиво глядя на щербатую ложку в своих руках.

Однако же Зоя замерла на месте, боясь шелохнуться, боясь ошибиться в своем предположении. Ослышалась ли она или бабушка и в правду ее услышала?

«Бабушка? Ты… слышишь меня?»

Боясь нарваться на молчаливый отказ, Зоя даже глаза зажмурила, когда Агата хохотнула и уселась на стул.

— Конечно, слышу, дочка. Это ты, упрямая, так долго говорить со мной отказывалась. Но когда у тебя был жар, твои мысли все же доносились до меня.

«Я просто… не знала как. Это случайно получилось». Зоя наклонила голову на бок, сверля старушку пронзительностью своих желтых глаз. Она приблизилась к женщине и уселась на пол у ее ног.

— Возможно. Но ведь смогла же. Я говорила — родная земля лечит любой недуг. Вернет и память, и умение забытое. Ведь ты все вспомнила, Зоюшка. — Уверенно кивнула Агата, будто видела ее насквозь.

«Вспомнила… Мою маму звали Лариса. Но она не любила свое имя и предпочитала ему имя короче, Лара. А Алена… Однажды она придумала мне прозвище… Зоя-заноза… Так и скакала вокруг меня, приговаривая — Зани-заноза. Я тогда дулась на нее и пиналась, а она жаловалась на меня отцу. Но он никогда не наказывал меня, только смеялся над нашими спорами и сажал меня к себе на плечи».

— Да, я помню твое прозвище. Тогда даже от меня Аленка схлопотала подзатыльник. — Улыбнулась старушка, и ее глаза за все эти дни вновь зажглись радостью воспоминания.

«Я вспомнила не только это». Уже увереннее подумала Зоя, продолжая глядеть в глаза старушке, боясь прервать мысленную связь и опять погрузиться в вечную немоту. Она догадывалась, чтобы связь действовала, нужно свои мысли непосредственно посылать тому, кому хочешь быть услышанной. И зрительный контакт на первых этапах просто необходим. Почему же она раньше не попробовала? Дуреха! Столько дней молчания! Как в вакууме…

— И что же ты еще вспомнила, Зоюшка? — Ласково подбодрила ее бабушка, погладив между стоявшими торчком серыми ушами.

«Тот день…» Не нужно быть особо красноречивой, чтобы пояснить о каком дне имела в виду Зоя. Агата поняла ее сразу. Выражение ее доброго лица не изменилось. Но в глазах мелькнула тень боли. «Мы с Аленой играли на крыльце в куклы, как раздались хлопки в лесу, где охотились мама и папа. Это теперь я знаю, что то были выстрелы, не то что тогда. Аленка вскочила и было бросилась в лес, когда из-за дома появились люди. Мужчины в черных одеждах с оружием в руках. Им скрутить двоих детей не стоило и труда. Но когда до моих ушей донесся полный отчаяния и тоски вой отца перед новой автоматной очередью… я озверела, потому что поняла значение этой боли. Мама была мертва, а следом ушел и отец. И я вырвалась, и побежала к ним, когда сзади по мне открыли огонь. Люди кричали на непонятном мне языке, но лишь слово я поняла: не стрелять! Однако было поздно. Пуля задела мою голову вскользь и ее раскаленного касания было достаточно, чтобы я потеряла все. Память, имя сестры, родителей…»

Зоя думала быстро, воспроизводя в памяти тот злополучный день, будто боялась, что он снова ускользнет от нее. А бабушка больше не прерывала ее, замерев в горестном ожидании ее продолжения.

«Когда прошло время, и я уже не так шарахалась от медиков, я припомнила лишь одно слово. Зани. Та самая кличка, что присвоила мне Алена. Зани-заноза. Детское прозвище превратилось в мое имя там. Зания. С ним я и шла по жизни…»

— Твое имя Зоя. По рождению. Так Игнат тебя нарек. — Выдохнула Агата, смахнув одинокую слезу. Она поднялась на дрожащие ноги и сняла котелок с дымящейся похлебкой с крюка над огнем. Но Зоя знала, бабушка просто прячет от нее свои глаза, полные слез.

Зоя понимала, что своими мыслями сделает старушке больно, но считала невежеством утаить правду. Она имела полное право знать, а Зоя была многим обязана этой женщине, чтобы в чем-то отказывать. Лишь не многое она утаила — какими именно медиками были «вылечившие» ее белые халаты, и что именно от их рук погибла Алена. Но эту ношу Зоя будет нести в одиночку.

«Бабушка… Расскажи подробнее. Сколько мужчин в усадьбе? Сколько женщин? Кого мне стоит сторониться, кого опасаться, а кому можно доверять?»

Зоя решила сменить тему, чтобы уйти от горестных воспоминаний. И кто как не постоянный житель этих мест раскроет для нее все карты.

— Зачем тебе, Зоя? Не стоит гневить судьбу…

«Стоит! Не за этим ли ты звала меня?» Возопила Зоя в мыслях в ответ на сомнения старушки.

— За этим звала. Да и не за этим. — Покачала головой Агата, наливая в чистую миску супа для Зои. — Хотела на тебя посмотреть перед смертью, Зоя. Хотела знать, что ты жива. Хотела показать тебе твое наследие. Но вижу я, что Мадьяр силен. Уж сколько я пыталась отравить и его, и его свору. Но вместо этого мрут дочери волколакские. Боюсь я за тебя, Зоюшка. Не по силам он тебе.

«Позволь мне решать за себя. Я одна знаю, что мне по силам, а что нет». Проворчала в мыслях Зоя, фыркнув, на что старушка по-доброму усмехнулась в ответ.

— Слышу слова Игната из мыслей твоих. Ты больше похожа на своего отца, чем я думала. И если это так, то остановит тебя разве что смерть одна.

Бабушка вздохнула и предложила Зое поесть. И на это время они взяли передышку в таких «долгих» дебатах. Каждая думала о своем, но в конце концов Агата молвила.

— Голов их пятнадцать-двадцать вместе с Мадьяром. Но не все тут ошиваются, лишь изредка вся свора собирается. Все жируют-пируют, наверное, и позабыли, что такое вольный дух лесной. Мне-то простительно, я стара давно и сил у меня на обращение нет больше. Они же почти совсем очеловечились, презрев род свой древний, кара на их головы. Волчиц здесь около тридцати. Кто такие же старые, как и я, кухарки да прачки. А молодые… Ну ты должна догадаться о их ремесле. — Горько хмыкнула Агата, вперив свой невидящий взор в темнеющие сумерки за окном.

«Да уж, догадываюсь».

— Остальные с мужьями и детьми в городе. Отбились от стаи, одиночками живут, былые годы вспоминая да оплакивая. Есть и бродяги. Кто в рудниках спины гнут, добывая алмазы для корпорации, но и они от случая к случаю перебиваются. Мадьяр таких крепко за глотки держит. Есть особая сила у вожака. И слышит он всех в своей стае. Всех… кроме тебя. Потому что и у тебя есть такая власть и не присягала ты ему на верность. Оттого Мадьяр и не слышит тебя, приравнивает к роду чужому. А на счет доверия… нельзя верить никому. Женщины предадут из страха, оттого как жизни другой не знают или не помнят. А мужчины? Все они Мадьяру верны, как псы. Чтобы сбросить его гнет тебе придется убивать, Зоя. По локти руки в кровь волчью окунуть…

«Не в первой, бабушка, мне воевать. Не испугаешь…» Фыркнула Зоя, укладывая морду на лапы и следя за пляской огня в очаге.

Подумать было над чем. Сможет ли она осилить ту ношу, что сама себе определила? Сможет ли опять противостоять чужому для себя миру? И победит ли в итоге? Однако от исхода зависит теперь не только ее жизнь. Жизни многих. Ее родных, пусть далеких сердцем, но все же одной крови с ней.

Продолжение: http://proza.ru/2024/07/26/442