Джозеф Уортон. Дворец тщеславия. Перевод

Дворец тщеславия: Прозаическая аллегория для сестры автора
 
Дорогая сестра!
Поскольку мои повседневные развлечения, если стал бы я их описывать, не встретят большого участия со стороны молодой леди, расскажу тебе о ночных воображаемых похождениях.
Мне причудилось, что мой добрый гений (который всегда присутствует при такого рода делах) провёл меня по благоухающей роще к дворцу Богини Тщеславия. Долго можно было бы описывать чрезмерно витиеватые украшения здания, равно как и псевдо изящество мебели интерьера, сделанные на показ, – чтобы поражать предполагаемою красотою, – но красота-то как раз и отсутствовала. Когда осматривал я во дворце весь этот вычурный блеск, желая увидеть хозяйку такого необыкновенного дома, то услышал скрип петель открывающихся больших створчатых дверей, и сама богиня явилась сидящей на величественном и сияющем троне.
Со всех сторон почитатели окружали её, – в основном женского пола, и большей частью француженки, – но не без интереса заметил я присутствие там и нескольких англичанок, – кстати, весьма довольных оказанной им честью быть при богине. Не стану наводить скуку перечислением предметов мебели в этой напыщенно стильной комнате, отмечу только, что среди доверенных лиц я обнаружил мисс и миссис N, и миссис Ванетт* с образчиком новомодного стального устройства для «обручённой» юбки в руке. После того как богиня пожаловала просителям несколько экземпляров платьев с жакетом, внезапно раздался звук трубы и появилась большая толпа, троекратно прокричавшая приветствие леди, в которой по предыдущему моему наблюденью, – и по всеобщему шепоту, – узнал я ту самую миссис Ванетт, держащую в руке нечто, имеющее вид стального математического инструмента, –  как я уже говорил, – предназначение которого было выше моего понимания, – он и в самом деле выглядел таинственно. Затем богиня сошла со своего трона и выразила пожеланье услышать молитвы почитателей, которые тут же их и огласили в надежде быть вознаграждёнными новыми украшениями. Она, без малейшего колебания готовая удовлетворять их прихоти, выдавала им в поразительном количестве ленты, ткань газовую и ткань с люрексом, перья, румяна, мишуру, губную помаду. Я чуть было не выдал себя громким смехом (ведь присутствовал-то инкогнито) при виде того, в какие нелепые фигуры превратились почитатели этой богини: старухи с раскрашенными лицами, юные девицы, покрытые пудрой и окруженные широкими стальными устройствами. Странно было видеть, как представители пола, щедро одарённого природной красотой, могут так, – запрятав эту красоту, – стараться украшаться, – как они считают, – но на самом деле разрушая тем самым собственные прелести: уверяю тебя, – настоящая элегантность чурается вычурности. В процессе такого созерцания, среди почитателей этой богини я обнаружил и тебя. Негодуя, приходя в ярость, хотел было отругать и сорвать с тебя фальшивые побрякушки, но тут меня разбудил шестичасовой звонок, сменив вид сверкающих дворцов, воздушных материй, перьев, румян, оборок и безвкусных украшений на чёрные одежды, грязных бедолаг и пустынный колледж.

Твой любящий брат
Дж. Уортон

*Вероятно, можно понимать как производное от слова «суета» или «тщеславие».

Текст оригинала:

Joseph Warton
The Palace of Vanity: A prose Allegory to the Author’s Sister

Dear Sister,
Since my amusements by day would not be greatly relished by a young lady, if I could give an account of them, I shall tell you in the following medley an imaginary entertainment by night.
Methought I was conducted by my good genius (a constant attendant on all such occasions) through a perfumed grove to the palace of the Goddess of Vanity. It would be endless to describe the superfluous ornaments which decked the outside of the building, or the glittering furniture within. This I observed, that it was all very shewy, yet nothing was truly noble. While I was surveying the glare of this palace, and wishing to see the mistress of so extraordinary a seat, my ears were suddenly grated by the sound of hinges, on which a large pair of folding doors opened, and discovered, seated on a most magnificent and radiant throne, the Goddess herself! She was attended by great numbers, who surrounded her on all sides, the majority of which I observed were of the female sex, and most of them French ladies; though it was with no small concern that I observed several English also, who seemed highly delighted with the favour of being maids of honour to the goddess. It will be too tedious to particularize every piece of furniture of this state room; I must just however take notice, that amongst her votaries I could distinguish Mrs. and Miss —, and Mrs. Vanett with the pattern of the new-fashioned steel machine of the hoop petticoat in her hand. After the goddess had granted several of the petitioners' suits, on a sudden, at the sound of a trumpet, a great concourse approached, who cried, Hail! thrice, in a loud shout to a lady, who, by the picture I had before seen, and by the whispers of the company, I found to be this same Mrs. Vanett, holding in her hand what had the appearance of a mathematical instrument of steel, as above mentioned, and the use of which, to a lady, I could not conceive: it had indeed the appearance of a mystery. At length the goddess descended from her throne, and desired her votaries to prefer their prayers; which they did, desiring they might be favoured with new decorations for their persons. She, without the least hesitation, smiled a pleasing assent, and distributed an amazing quantity of ribands, gauzes, feathers, rouge, and tinsel frippery in abundance. I had almost discovered myself (for I was all the time incog.) by a loud laugh, to see what ridiculous figures the goddess had made of her votaries; as, old hags with painted faces, and young girls patched and powdered and enclosed in their vast steel machines; and fell soon after into a long contemplation how that sex whom Nature has so lavishly indulged with all her graces, could thus, by disguising their persons with false ornaments, instead of beautifying themselves (as they think), entirely destroy their greatest beauties: for, be assured, the studied fopperies of art can impart no real elegance. In the midst of these contemplations, amongst the other favourers of the goddess, I caught sight of you. Moved with indignation, I was, in the heat of anger, going to reprove you, and tear off your false ornaments; when the six o'clock peal awoke me, and changed the scene from glittering palaces, tinsel frippery, feathers, rouge, flounces and furbelows, to black gowns, dirty juniors, and a lonely college.
Your affectionate brother,
JOS. WARTON.