648 Мы лучшие из лучших! 31. 10. 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2–е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

648. «Мы лучшие из лучших!». 31.10.1973 г.

Как я и предполагал ночной вызов дежурного офицера по кораблю в столовую личного состава ДМБовских годков был ловушкой. Возбуждённые и радостные они прибежали в столовую и предстали в своём «подпитом» состоянии перед офицером и мичманом (дежурным по кораблю и дежурным по низам), а также перед вахтой на камбузе. Все они стали свидетелями того, что ДМБовские годки нарушили корабельный распорядок дня, да ещё «где-то употребили спиртное». Возразить было нечем, потому что от ДМБовских годков «густо» пахло классической военно-морской «закусью» – тушёной говядиной, хлебом, луком и чесноком. Приказать ДМБовским годкам «дыхнуть» дежурный офицер по кораблю не рискнул…

ДМБовские годки дружно и возбуждённо всё отрицали, говорили, что ходили на бак покурить и «погутарить» перед сном, но дежурный офицер по кораблю напомнил им, что отбой был уже два часа назад, что на баке их не было, что дежурный по низам это проверил лично и что он слышал, как вы «гутарили» в ленкаюте у Суворова. «А ещё – добавил веско дежурный офицер по кораблю, – мой нос и обоняние обмануть невозможно, потому что запах «шила» он чует с расстояния в полмили»…

– Слушайте сюда, – сказал дежурный офицер по кораблю. – Сейчас вы все дружно, как один, пойдёте в свои кубрики и ляжете спать до утра, иначе мне придётся разбудить командира корабля и замполита и доложить о происшествии на корабле. Со всеми вытекающими из этого последствиями для вас и для нас.
– Завтра шестеро из вас по приказу командира корабля с утра начнут готовиться к ДМБ, – сказал дежурный офицер по кораблю. – Кто эти шестеро будет объявлено завтра на вечерней поверке.
– Знаю только, что это будут члены покраскоманды вашего ДМБовского аккорда, – добавил дежурный офицер по кораблю.

ДМБовские годки, тихо переговариваясь друг с другом, также тихо удалились из столовой личного состава и, не шумя, заняли свои места в своих кубриках. Опыт флотской службы помог им пройти эти метры до спасительных коек незаметно и, в конце концов, всё обошлось. Утром в среду 31 октября 1973 года после подъёма всё было тихо и без происшествий, как и всегда, только ДМБовские годки необычно были активными и дисциплинированными, как самые молодые матросы на корабле.

Я проснулся рано утром, как обычно, но непривычная койка на втором ярусе под низко расположенными пучками электрических кабелей, которые сдержанно гудели и жужжали, при этом сильно нагреваясь, меня измучила. Моя «штатная» койка в кубрике личного состава БЧ-1 и БЧ-4 была короткая для меня. Моя голова упиралась в спинку-переборку между кроватями, а ноги в переборку кубрика, в какие-то датчики и переключатели. Кроме этого возле моей головы были близко ноги другого матроса, который спал на такой же койке второго яруса. Соседство этих матросских натруженных ног было неприятным. Я проснулся с тяжёлой головой, и это была не только тяжесть слабого похмелья.

Утро среды 31 октября 1973 года было обычным, корабельным: в 06:00 подъём, уборка коек и умывание до 07:00. В 07:05 обычно начиналась физзарядка на причале у корабля, стоящего на швартовах, но сегодня с утра температура воздуха в Балтийске была близкой к 0.0°С (ночью вообще было –1.0°С), а у нас уже были заболевшие гриппом и простудой. Для дежурного боевого корабля ВМБ Балтийск с полным вооружением и готовностью в три минуты сняться со швартовов и выйти в море для выполнения боевой задачи, всякие там простуды и грипп были «роскошью мирного времени». Нам болеть было нельзя…

Кроме этого 31 октября 1973 года днём температура воздуха (по термометру дежурной штурманской службы) поднималась только до 1.7°С  (максимально до 5.0°С), и это при ветре в 4 м/с и мелком дождике (4 мм осадков), поэтому эффективная температура воздуха (температура по ощущениям организма человека) воспринималась как –2.6°С. Какая уж тут физзарядка?!

В 08:10 я вместе со всеми моряками БЧ-1 и БЧ-4 завтракал в столовой личного состава, а в это время в ленкаюте уже вовсю трезвонил телефон и даже один из вестовых офицерских кают успел шепнуть мне, что меня ищут. В 08:30 началась утренняя приборка корабля и я, с полным основанием и ответственностью, побежал к себе в ленкаюту неся заранее приготовленную и спрятанную в вентиляторной кандейку (ведро) с водой, ветошь (старое вафельное полотенце), кусок хозяйственного мыла и большую плоскую деревянную щётку с короткой жёсткой щетиной. Я шел «прибирать» ленкаюту и корабельную библиотеку…

У дверей в ленкаюту, запечатанных и опломбированных по всем правилам, топтался мичман Анатолий Дворский, который сразу же напустился на меня с упрёками.

– Где ты ходишь! – сразу же «в голос» начал верещать Анатолий Дворский. – Я уже хотел вызывать дежурного по низам с матросами, чтобы вскрыть эту чёртову дверь! Ты где был? Ты где ночевал?
– То есть, как это где!? – с, якобы, недоумением, непониманием и обидой воскликнул я. – Там, где положено, – в кубрике.
– В каком ещё кубрике?! Ты же спишь в ленкаюте!
– Нет, товарищ мичман, я в ленкаюте не сплю. Я иногда, когда допоздна работаю, сплю в проходе между стеллажами в корабельной библиотеке.
– Мне сказали, что сегодня ночью ты был в ленкаюте с годками, значит, ночевал там!
– Вас неверно информировали, товарищ мичман. Я спал вместе со всеми сигнальщиками и рулевыми в кубрике на своём штатном месте. А теперь, извините, мне надо прибраться в ленкаюте…

Пока я это говорил, я быстро и внимательно осмотрел ячейки для мастики для опломбирования дверей; суровые зелёные нитки и мастика с оттиском моей печати, сохранившейся у меня ещё со времён достройки БПК «Свирепый» в Калининградском ПСЗ «Янтарь», были целы и невредимы. Значит, Анатолий Дворский и дежурный по низам не рискнули вскрыть опечатанные двери помещения, в которое можно было входить только с разрешения командира корабля и/или заместителя командира корабля по политической части.

Мы вместе с мичманом Анатолием Дворским вошли в ленкаюту и я краем глаза заметил, как он старательно осматривается и принюхивается. Я деловито начал готовиться мыть с мылом палубу в проходе между переборкой и рядами банок (скамеек), а мичман Анатолий Дворский, якобы, чтобы мне не мешать отступил к дверям в корабельную библиотеку. Он тоже была запрета на ключ и опломбирована.

Я вытащил из-под стола президиума короткую «машку» (флотскую швабру), окунул её в кандейку с водой, немного отжал и начал протирать палубу, подбираясь к ботинкам мичмана Дворского. Эту «машку» сделал мне в подарок наш боцман-плотник Володя Баранов. Заодно он показал мне, как надо делать из пучка каболок распущенного пенкового троса, пышную и красивую «машку».

Для этого он ножом вырезал на конце короткой толстой (4 см) палки (старое древко от флага) кольцевую канавку, обернул толстым пучком не длинных каболок в их середине конец древка и тонкой бечёвкой туго обвязал их по канавке. Затем верхние концы каболок он ровно опустил к нижним концам, расправил из равномерно и снова туго-туго обвязал бечёвкой образовавшийся кок (утолщение свёрнутых вдвое каболок). Только теперь Володя обвязал круглый пучок каболок ниже конца древка. Получился красивый «кок» (клубок, кокон). Вот этой «машкой» (шваброй) я и мыл палубу в ленкаюте.

– Тебя хочет видеть замполит, – прервал молчание мичман Дворский.
– Да?! Когда? – с «беспокойством» спросил я Анатолия. – Что ж вы молчали?!
– Успокойся, не сейчас, – сказал мичман Дворский. – Потом. Ты, сначала расскажи, как вы тут с годками «чаепитие» устроили?
– Какое «чаепитие»? Вы о чём это?
– Да брось, ты, Суворов! Все знают, что к тебе в ленкаюту приходят годки на посиделки, а ты их угощаешь из своих почтовых посылок.
– Верно, угощаю, – сказал я мирно. – А что? Нельзя, да?
– Да нет, почему? Можно, –  сказал мичман Дворский. – Только вот интересно, сколько же у тебя посылок, если ты всё и всех угощаешь?
– Ну почему всех? – сказал я. – Я угощаю не всех, а только друзей и членов комитета комсомола корабля, когда провожу заседания.
– А сегодня ночью у вас было это самое заседание комитета? –  спросил лукаво Дворский.
– Увы, нет, – спокойно ответил я. – Я на сегодня это заседание запланировал. В столовой сказали, что сегодня или завтра первые ДМБовские годки уходят в запас, а я хотел с ними посоветоваться, кого они из молодых могут рекомендовать на их место в комитете.
– Да?
– Да.
– Хотите принять участие в этом заседании комитета комсомола, товарищ мичман?

– Нет, – немного подумав, сказал мичман Анатолий Дворский, исполняющий обязанности секретаря комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый».
– У тебя эта работа уже налажена. Давай ты проводи это заседание комитета. Определяйся с новыми членами и комсоргами боевых частей, но потом мне обо всём расскажи, чтобы я был в курсе твоих действий.
– А мне некогда, –  поспешно сказал мичман Дворский. –  С меня моих обязанностей никто не снимал. Так что, давай, Суворов, действуй, а мне бежать надо. Скоро проворачивание начнётся…

Мичман Анатолий Дворский быстро проскочил по мокрой палубе к выходу из ленкаюты и дробно застучал ботинками по трапу. Значит, скоро мне будет звонок по телефону с вызовом к замполиту…

Я быстренько свернул приборку ленкаюты, ещё раз огляделся по сторонам в поисках каких либо следов ночного пиршества с ДМБовскими годками, потом взял свой инвентарь и пошёл в гальюн личного состава корабля выливать грязную воду из кандейки, мыть мою «машку» и прятать мой инвентарь в вентиляторный отсек в носовом тамбуре корабля.

Вызов или визит к замполиту был неизбежен, потому что я обязан был получить от него задание на день, на утренние занятия по специальности с подвахтенной сменой. Поэтому я не стал ждать телефонного звонка в ленкаюте, а сам пошёл к замполиту. Теперь предстояло держать ответ перед капитаном 2 ранга, который в 1000 раз был опытнее, умнее, мудрее и хитрее мичмана Дворского…

– Вы, Александр, всё же не прислушались или не поняли моё предупреждение вам, – начал говорить капитан 2 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин после того, как я доложил ему о прибытии по его приказанию.
– Вы всё-таки встретились с годками в ленкаюте и провели с ними ночь со всеми вытекающими из этого последствиями, – добавил замполит, не дождавшись от меня какого-либо подтверждения словами или выражением моего недоумённого лица. –  Ведь так?
– Точно так! –  ответил я замполиту и он от неожиданности вскинул голову вверх.
– Только не совсем так, –  сказал я. – С годками я ночь не проводил.
– А с кем вы провели ночь, матрос Суворов? – насмешливо спросил замполит (он иногда любил пошутить, но шутил он только с близкими ему людьми).
– С тяжёлыми сновидениями, –  ответил я ему в тон его вопроса.
– А мне доложили, – сказал Дмитрий Васильевич уже более строгим тоном, – что вы ночью после отбоя устроили в ленкаюте для годков, уходящих в запас, пьянку и угощали их своими запасами из разных посылок.
– Точно так, товарищ капитан 2 ранга, угощал. Только не из разных посылок, а только из посылок моей мамы.
– Так сколько же их у вас?
– Одна.
– И на всех хватило?
– Точно так, товарищ капитан 2 ранга.
– На всех? А сколько же у вас было годков в ленкаюте?
– Всего несколько человек и все члены комитета комсомола корабля, – ответил я просто и бескорыстно.
– То есть как это несколько человек? – теряя терпение, спросил замполит. – Мне доложили, что у вас ночью в ленкаюте было около двадцати годков!
– Никак нет, товарищ капитан 2 ранга! – с возмущением воскликнул я. – Днём! После обеда. В «адмиральский час»!

– Да? – еле сдерживаясь, спросил замполит. – И о чём вы с ними говорили?
– Мы говорили об их смене в комитете комсомола, – горячо откликнулся я. – О новых комсоргах боевых частей из молодых матросов и подгодков. О сохранении в экипаже наших флотских и свиреповских традиций.
– Ну и что? Получился разговор?
– Почти, – ответил я с искренней печалью, так как это было правдой. – Ребята «не догоняют». Им сейчас всё «по барабану». У них сейчас все мысли только о ДМБ.
– А что вам сказали про молодых? Назвали перспективных?
– Точно так, товарищ капитан 2 ранга! Есть несколько человек, например, старший радиометрист штурманский РТС Михаил Васильевич Жернов, майского призыва 1972 года, командир отделения рулевых БЧ-1 Анатолий Михайлович Телешев, майского призыва 1971 года, комендор БЧ-2 Нисин Александр Петрович, осеннего призыва 1971 года, командир отделения торпедистов БЧ-3 Бальчюс Ионас Ионо, майского призыва 1971 года, Слюсаренко Владимир Фёдорович, классный специалист и будущий командир отделения сигнальщиков БЧ-4, осеннего призыва 1971 года, Ершов Анатолий Николаевич, командир отделения химиков БЧ-5, весеннего призыва 1971 года, Сенацкий Александр Дмитриевич, командир отделения специалистов ЭВТ РТС, осеннего призыва 1971 года, Баранов Владимир Владимирович, плотник-боцман, весеннего призыва 1971 года.

Я бойко и без запинки перечислял звания, должности, фамилии имена и отчества моих друзей и тех, кого я сам приметил, и предлагал ДМБовским годкам «благословить» на комсомольскую работу в комитете комсомола и в боевых частях корабля. Кстати, всех этих ребят ДМБовские годки одобрили и обещали мне с ними поговорить, чтобы они не артачились, а согласились быть комсоргами и войти в состав комитета комсомола корабля.

– Так, – озадаченно сказал замполит. – А почему вы занимаетесь подбором комсоргов и членов комитента комсомола?
– А кто же ещё? –  с плохо срытой горечью и обидой вполголоса промолвил я.
– Действительно, а кто же ещё? – также вполголоса сказал замполит. – Ну, давай, пошли! Посмотрим, что там и как у тебя в ленкаюте…

Лавируя между вестовыми и матросами, которые убирались в офицерском коридоре, мы с заместителем командира корабля по политической части капитаном 2 ранга Д.В. Бородавкиным дошли до полукольца вокруг арсенала носовой зенитной ракетной батареи ЗРК «Оса-М» и по коридору и трапам пришли в носовой тамбур к дверям в ленкаюту. Дмитрий Васильевич Бородавкин кивком головы приказал мне распечатать и открыть дверь, как мичман Анатолий Дворский, осторожно, пригнув голову, шагнул в ленкаюту.

Замполит с порога внимательно огляделся и даже принюхался, как это делал Толя Дворский, потом шагнул ещё дальше, я за ним по пятам. В ленкаюте всё было чисто, пахло сукном со стола президиума, деревянными рейками новых заготовок для стендов, 88-м клеем и хозяйственным 72-процентным мылом, гуашевыми красками, которые я оставил на столе президиума в ленкаюте в открытых баночках.

– Краску в открытых банках ты напрасно оставил открытыми, – придирчиво сказал замполит. – Так они скорее высохнут…
– Виноват! –  быстро ответил я. – Забыл…
– Да, забыл, – казал Дмитрий Васильевич. – Торопился, наверное?
– Да нет, – «растерянно» ответил я. – Устал. Спать хотелось.
– Кстати, – опять вскинул голову замполит. – А почему ты перешёл спать в кубрик к матросам?
– Старпом приказал, – доложил я замполиту. – Сказал, что в ленкаюте будут заседать квалификационные комиссии, и чтобы я им не мешал.
– Так вы, наоборот, участвовали в работе комиссий? – с удивлением спросил замполит.
– Точно так, участвовал, – ответил я. – Только старпом говорил, что в ленкаюте хранятся документы для квалификационных испытаний, поэтому он приказал на ночь ленкаюту опечатывать.
– Вот оно что… – протянул замполит. – Теперь ясно.

– Ну, давай твою библиотеку посмотрим, – сказал, прищурившись, замполит. – Говорят, ты там постель сво имеешь в проходе между стеллажами…
– Точно так, товарищ капитан 2 ранга, говорят… –  сказал я и распечатал дверь в корабельную библиотеку. Больше всего я опасался тяжёлого запаха в библиотеке, которая не проветривалась, потому что с левого борта носовой части корпуса корабля иллюминатора не было.

В библиотеке пахло так, как должно было пахнуть в библиотеках – книгами, газетами, журналами и пылью, которой не было. Ещё в библиотеке пахло чем-то электрическим (изоляцией, резиной, перегретыми ТЭНами, электрокалорифером).

– Чем это у тебя пахнет? – поморщился замполит. – Ты что, на ТЭНах тушёнку разогреваешь?
– Бывает иногда, – с ужасом учуяв запах разогретой говяжьей тушёнки, хлеба, чеснока и лука ответил я.
– С ночи не выветрилось, –  то ли утверждая, то ли вопрошая, сказал вполголоса замполит. –  Но пахнет вкусно…

– С вами, Александр, капитан-лейтенант Васильев разговаривал и предлагал вам продолжить службу на флоте офицером и вступить в партию, – сказал утверждающе Дмитрий Васильевич.
– Точно так, товарищ капитан 2 ранга, разговаривал и предлагал.
– Ну и как вы решили?
– Решил пока воздержаться, – честно ответил я.
– Почему?
– Потому что чувствую, что пока не готов вступать в партию. – осторожно ответил я. – Я считаю, что быть коммунистом – это очень ответственное дело, требующее от человека всех его сил и возможностей без остатка.
– Верно считаешь, – серьёзно сказал Дмитрий Васильевич. –  А какой у тебя остаток остался?
– Места моя, –  сказал я откровенно, чувствуя, что замполит этого не поймёт и не примет.
– Какая мечта?
– Быть специалистом по приборам и оборудованию жизнеобеспечения обитаемых подводных станций!
– Во как! – изумился замполит. – Это ещё что такое?

– В Севастополе есть приборостроительный институт, – пояснил я, –  в который я поступал после окончания школы. Не поступил. Баллов не хватило и преимущество было перед моряками, кто сыграл ДМБ.
– Зато меня без экзаменов приняли в севастопольский судостроительный техникум и я одновременно работал на Севморзаводе.
– Да, я помню, – сказал замполит. – Потом тебя направили в севастопольскую Морскую школу учиться на рулевого-сигнальщика.
– Точно так, – сказал я. – Морскую школу я окончил отличником ДОСААФ.
– Так ты хочешь вернуться? Куда? В техникум или в институт?
– В институт и на завод, – твёрдо ответил я. – Я хочу одновременно учиться и работать, чтобы не быть на шее у родителей.

– Похвально, – заявил замполит. – И всё же у меня к тебе стоящее предложение. Подумай пока я не уехал и пока на корабль не пришёл новый зам по политчасти. Может так случиться, что тебе будет очень трудно служить этот последний год флотской службы. Вступив в партию, ты получишь какую-никакую, но защиту и тогда продолжишь свою успешную работу на корабле.
– Если ты сомневаешься, то я тебе говорю: я вам, Александр, дам соответствующую характеристику и рекомендацию в партию. Комитет комсомола корабля, я уверен, тоже даст вам свою рекомендацию.
– Спасибо, Дмитрий Васильевич. Спасибо. Только я в себе пока не уверен. Не знаю почему, но пока я не готов ещё…
– Ну, смотри. Вольному воля, но я тебе советую – подумай ещё хорошенько, и всё взвесь, просчитай, прикинь, что и как. В любом случае я тебе обещаю, Васильев будет тебе помогать, если вы, конечно, не будете нарушать данные вам начальниками приказы и советы, как этой ночью…
– Ладно, матрос Суворов, вернее старшина 2 статьи Суворов, – уже усталым и обычным тоном сказал Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Доложите, чем вы собираетесь встречать очередную годовщину Великого Октября? Как и чем вы собираетесь обновлять наглядную агитацию, если все материалы раздали годкам?

Я внутренне похолодел от этих крайних слов замполита и нутром понял, что он «всё знает». Сбивчиво и придумывая на ходу что-то новое, я начал рассказывать замполиту о своих планах по обновлению стендов наглядной агитации, которые действительно, уже не отвечали новым обстоятельствам и требованиям. В частности, я рассказал замполиту, как, где и каким образом я предлагаю разместить красное знамя Алтайского райкома ВЛКСМ, которым наградили нашу комсомольскую организацию БПК «Свирепый».

Наш разговор прервали, потому что в ленкаюту уже устремились матросы и старшины, офицеры и члены квалификационных комиссий, которые пришли на занятия и тренировки по специальности. Мы с Дмитрием Васильевичем вышли в тамбур, и пошли осматривать стенды, развешанные в коридорах и в столовой личного состава. Там нас нашёл дежурный офице5р по кораблю и срочно пригласил замполита к командиру корабля капитану 2 ранга Е.П. Назарову, который готовился к встрече с ДМБовскими годками, первыми уходящими в запас. Так я остался опять один – свободный и не пойманный «с поличным»…

Теперь у меня была только одна забота – предупредить всех ДМБовских годков о том, что мы с ними «встречались» вчера днём после обеда во время «адмиральского часа» и обсуждали кандидатуры на комсоргов боевых частей и кандидатов в челны комитета комсомола.

Найти, отыскать и переговорить с каждым из тех, кто был прошедшей ночью у меня в ленкаюте, было не просто. Мне пришлось пробиваться не только на боевые посты, но и в тайные шхеры ДМБовских годков, пробиваться настойчиво, тревожно и упорно. Стоявшие на «стрёме» или на «атасе» молодые моряки пытались мне помешать и задержать, но я был неумолим, потому что моё общение с ДМБовскими годками было в их интересах. Где-то в середине этого мытарства, я уже никого из них не упрашивал, не уговаривал и не предупреждал, а просто давал им краткие и обязательные указания. Интересно, но слушались они меня беспрекословно…

Весь день ДМБовские годки усиленно готовились к ДМБ: гладили ДМБовскую форму, упаковывали ДМБовский аттестат в ДМБовские чемоданы и портфели, наряжались в ДМБовские бушлаты, голландки и расклешённые брюки, чистили свои ДМБовские хромовые ботинки и примеряли свои перешитые ДМБовские бескозырки. Некоторые торопливо вклеивали в свои ДМБовские фотоальбомы фотки и картинки, которые я им вручил как подарок прошедшей ночью. Все ДМБовские годки почему-то торопились, волновались, переживали, хотя из них только шестеро должны были уйти завтра в 06:00 с корабля и «сыграть свою ДМБ» (демобилизацию).

Корабельные писари и баталеры принимали от ДМБовских годков все положенные документы, вещи, предметы, а я закрывал им их формуляры в библиотеке, «прощая» не возвращённые ими библиотечные книги, зная, что они где-то на корабле, в годковских шхерах или в кубриках. Одновременно я писал каждому из ДМБовских годков комсомольские характеристики и готовил документы о снятии их с комсомольского учёта на корабле. Это работу мы делали вместе с мичманом Анатолием Дворским, который таким образом обеспечивал мне «алиби» и контролировал поведение и общение ДМБовских годков со мной. Предсказание и опасения замполита начинали сбываться…

Только после ужина в 19:00 я немного отдохнул и расправил натруженные от писанины пальцы. Ленкаюта освободилась, и мне пришлось снова её мыть и драить, очищая светлый линолеум палубы от чёрных полос и пятен от матросских «прогаров» (матросских рабочих ботинок с резиновой подошвой). В это время ко мне опять пришли несколько ДМБовских годков осеннего призыва 1970 года. Как известно, преступников всегда тянет на место преступления…

– А здорово мы вчера посидели! – с порога вскричал мой друг и ДМБовский годок Славка Евдокимов. – Надо повторить…
– Тише! – осёк я Славку. – Тут, оказывается, всё слышно из тамбура. Мне это сегодня дали понять совершенно точно.
– Кто! – встревожился Славка. – Кто на нас «настучал»?
– Скоро узнаешь. Вот берите, читайте и ждите, скоро к нам придут, – сказал я ДМБовским годкам, и вручил каждому комсомольские характеристики, которые сегодня написал.

– Суворов, а откуда ты это всё знаешь? – прочитав свою характеристику, спросил негласный старшина покраскоманды ДМБовского аккорда командир отделения радиометристов-наблюдателей РТС Мазур Пётр Евтихович (дата призыва 22.11.1970 г.).
– Из личного дела, – коротко ответил я. – А про ваши подвиги я написал из черновиков боевых листков с БС (боевой службы). А что, неправду написал, да?
– Да нет, – озадаченно и смущённо сказал Мазур. – Всё верно, только всё как-то непривычно, как-то красиво, что ли. Прямо как будто я какой-то герой…
– И я, и я, – поддержали товарища другие ДМБовские годки.

– А про меня Суворов точь в точь написал, – горделиво и радостно заявил Славка Евдокимов. – Только он забыл написать как я плавучую мину поймал в Северном море.
– Так это был поплавок от рыбацких сетей! – засмеялись его товарищи.
– Ну и что? – запальчиво отреагировал Славка – Мог бы написать, что это была мина. Тогда туман был – вытянутой руки не видно было!
– Хватит тебе и того, что Суворов написал, – сказал старшина 1 статьи Мазур Пётр Евтихович. – Здорово написано!
– Да! Да! – поддержали Мазура другие ДМБовские годки. – Только зачем нам эти характеристики?
– Как зачем?! – «вскипел» Славка Евдокимов. – Мне, например, очень нужна такая характеристика, когда я приду устраиваться на мою любимую кондитерскую фабрику. Пусть все видят и знают, какой я герой!

– Комсомольская характеристика нужна для того, чтобы при приёме вас на комсомольский учёт, на работу или на учёбу, те, кому это положено, знали, что вы были на реальной военно-морской службе на боевом корабле, что прошли тяжёлую БС, боевую службу, что усиленно и упорно готовились к ней, что вы являетесь высококлассными специалистами и командирами, то есть руководителями команд и групп, умеете командовать подчинёнными, что вы активные комсомольцы, что вы высоконравственные и сознательные советские люди, отличники боевой и политической подготовки.
– Да, но мы не отличники боевой и политической подготовки, – сказал командир отделения мотористов БЧ-5 Фёдоров Виктор Петрович, друг и земляк Славки Евдокимова (дата призыва 12.11.1970 г.).
– А для гражданских вы все будете отличниками боевой и политической подготовки, – сказал я уверенно. – Хотя бы на первых порах…

– Комсомольская характеристика, – пояснил я ДМБовским годкам, – вместе с вашей автобиографией является как бы вашим психологическим портретом, который учитывается при приёме на учёбу, на службу или на работу. Характеристику обязательно включают в ваше личное дело. К вам будут относиться сначала так, как написано в вашей характеристике.
– Это потом о вас будут судить по вашим делам и словам, а вначале по тому, что о вас сказали и написали начальники и командиры на корабле и на флотской службе.
– Ты нам не начальник, Суворов, – подал голос молчавший до этого старший электрик ПЛО БЧ-3 Вишневский Николай Иванович (дата призыва 09.11.1970 г.); он был «старейший» из всех ДМБовских годков по дате призыва.
– Да, – подтвердил я слова старейшего ДМБовского годка. – Поэтому в ваших характеристиках нет моей подписи…
– А кто же их подпишет? – встревожились ДМБовские годки.
– Скоро узнаете…

Через несколько минут бесшумно и осторожно кто-то постучал в незапертую дверь ленкаюты…

– Да! Кто там! –  намеренно грубым голосом вскричал я, подав знак ДМБовским годкам сидеть и вести себя тихо. – Открыто!
– Вот вы где, – произнёс одновременно обрадованно и озадаченно мичман Анатолий Андреевич Дворский, входя в ленкаюту. – А я к вам, Суворов…
– А мы вас ждём, товарищ мичман, – сказал я. – Замполит предупредил, что вы можете прийти и у нас к вам дело. Подпишите, пожалуйста, комсомольские характеристики комитета комсомола корабля. Почти все члены комитета в наличии и это общее решение.
– Да! Да! – зашумели ДМБовские годки. – Завтра утром мы уходим в запас. Другого времени у нас уже не будет.

– Так я ещё не писал и не читал ваши характеристики, – сказал растерянно мичман Дворский. – И вообще, все характеристики подписывает замполит…
– Нет, товарищ мичман, – твёрдо сказал я. – Общую характеристику действительно подписывают командир боевой части, а когда надо, то командир корабля и замполит, а комсомольскую характеристику пишет и подписывает секретарь комитета ВЛКСМ комсомольской организации на корабле.
– Да, но я их не писал, так что подписывать не буду…
– Так что же нам делать? – спросил командир отделения комендоров БЧ-2 Клапин Степан Изотьевич (дата призыва 16.11.1970 г.).
– Суворов был избран комсоргом корабля ещё в дивизионе новостроящихся кораблей и был им до начала БС, а теперь вы исполняете обязанности комсорга корабля…
– Да, да! – зашумели хором ДМБовские годки. – Суворов написал нам характеристики, потому что по факту он нас знает лучше всех. Вам остаётся только их прочитать и подписать…

Анатолий Андреевич Дворский растерялся, заметался, занервничал, начал ёрзать на банке (скамейке) и оглянулся на входную дверь в ленкаюту. Возле двери стояли двое ДМБовских годков – старший минёр БЧ-3 Рябчук Леонид Александрович (дата призыва 22.11.1970 г.) и старший комендор БЧ-2 Урмаш Алексей Ефимович (дата призыва 19.11.1970 г.).

– Ну, я не знаю, – протянул мичман Дворский. – Сейчас я читать ваши характеристики не готов. А потом их надо зачитывать и принимать на комитете комсомола…
– А сейчас присутствует более половины членов комитета комсомола, –  сказал я вполголоса. –  Так что нам никто не мешает провести заседание, заслушать характеристики и утвердить их нашим решением. Вы не против, товарищ мичман? Вот и решение комитета уже заготовлено…

В этот момент в ленкаюту вошли отсутствующие по причине дежурства на вахте другие ДМБовские годки, среди которых были и отсутствующие члены комитета ВЛКСМ корабля и некоторые секретари первичных комсомольских организаций боевых частей. Присутствующие встретили их радостными возгласами и одобрительным гулом.

Таким же гулом и одобрительными возгласами встречали каждую зачитываемую характеристику. Те ДМБовские годки, про которых читали, вставали, заметно волновались, слушали, потом отвечали на вопросы, шутки и замечания, а потом с потными лицами садились на банки (скамейки) ленкаюты и отдувались, словно делали трудную работу. Все комсомольские характеристики были приняты на «ура», утверждены и я поспешил оформить подписями протокол расширенного заседания комитета комсомола БПК «Свирепый». Мичман Дворский подписал протокол, а потом, под шум годков и присутствующих, подписал все характеристики.

Повинуясь скорее интуиции, чем мысли или чувству, я набрал номер телефона каюты замполита и услышав в трубке его недовольный голос, волнуясь и торопясь, сказал…

– Товарищ капитан 2 ранга, матрос Суворов. Докладываю. Ваше приказание выполнено. Проведено расширенное заседание комитета комсомола корабля с участием мичмана Дворского. Рассмотрены и утверждены комсомольские характеристики матросов и старшин, уходящих в запас. Происшествий нет. Замечаний нет.
– Какое ещё заседание комитета? – ещё более недовольным тоном спросил Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Какой ещё приказ? Я вам ничего не приказывал…

– Ах, да! – воскликнул замполит. – Характеристики! Да! Надо же каждому комсомольцу, уходящему в запас, составить комсомольские характеристики. И снять их с учёта. Я как раз хотел поручить это Дворскому. Он у вас?
– Так точно! – ответил я.
– Позовите его к телефону! – приказал Бородавкин.
– Вас! – протянул я телефонную трубку мичману Анатолию Дворскому.

Потом я узнал от Дмитрия Васильевича, что он приказал Дворскому оформить снятие с учёта уходящих на ДМБ комсомольцев, подписать все комсомольские характеристики, рассмотренные и утверждённые на комитете комсомола и предупредил его о неполном служебном соответствии, так как выполнение этой работы входит в обязанности секретаря комитета ВЛКСМ. Анатолий Дворский молча выслушал всё, что говорил ему замполит, отдал мне трубку телефона, обречённо махнул рукой и, ни с кем не прощаясь, вышел из ленкаюты. Расстроился…

Я торжественно пропечатал все листы с характеристиками печатью комитета ВЛКСМ комсомольской организации БПК «Свирепый», выдал всем учётные карточки и комсомольские билеты, получил от ДМБовских годков увесистые тумаки по плечам и по спине в знак благодарности и выпроводил всех из ленкаюты. Устал я до чёртиков от этой работы…

В 21:50 на вечерней проверке вернувшийся из краткосрочного отпуска старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов зачитал приказ командира корабля капитана 2 ранга Е.П. Назарова и список ДМБовских годков, уходящих в запас рано утром 1 ноября 1973 года. В списке оказались не шесть, а девять моряков:
– старший минёр БЧ-3 Рябчук Леонид Александрович, дата призыва 22.11.1970 г.;
– старший комендор БЧ-2 Урмаш Алексей Ефимович, дата призыва 19.11.1970 г.;
– командир отделения комендоров БЧ-2 Клапин Степан Изотьевич, дата призыва 16.11.1970 г.;
– командир отделения радиометристов-наблюдателей РТС Мазур Пётр Евтихович, дата призыва 22.11.1970 г.;
– электрик сильного тока БЧ-5 Стельмах Александр Васильевич, дата призыва 15.11.1970 г.;
– старший электрик ПЛО БЧ-3 Вишневский Николай Иванович, дата призыва 09.11.1970 г.;
– ещё один матрос (не помню фамилию),
– старший радиометрист БИП РТС Евдокимов Вячеслав Михайлович, дата призыва 12.11.1970 г.;
– командир отделения мотористов БЧ-5 Фёдоров Виктор Петрович, дата призыва 12.11.1970 г.

После читки приказа и списка дежурный офицер по кораблю строго всех предупредил, что после отбоя никаких «кучкований» и сборов матросов на баке, якобы, покурить он не допустит, а «завтра утром уходящие на ДМБ должны уйти тихо, без шума, без криков, возгласов и всякой музыки». После окончания вечерней поверки моряки по-братски прощались со счастливчиками и все спрашивали, за что им такая привилегия.

– Потому что мы лучшие из лучших! – с гордостью отвечал за всех ДМБовских годков командир отделения радиометристов-наблюдателей РТС Мазур Пётр Евтихович (дата призыва 22.11.1970 г.) и это утверждение никем из моряков-свиреповцев не оспаривалось.

Поздно вечером в «аппендиксе» (боковой части) столовой личного состава экипажа корабля за вечерним чаем ДМБовские годки тихо и печально сидели и смотрели (без звука) телепередачу Первого канала ЦТ о чемпионате СССР по шахматам. К ним подходили прощаться те, кто был в очередной смене корабельного наряда и подвахтенной смены. Я был с ДМБовскими годками, но они на меня опять обиделись, потому что я не сделал им фотографии наших вчерашних ночных посиделок в ленкаюте. А я и не мог ничего поделать, так как у меня не было ни грамма проявителя и закрепителя, чтобы проявить фотоплёнку и напечатать фотографии. Никому не было дела до моих проблем и страданий. Никому…

Фотоиллюстрация из фотоальбома Ивана Крючкова: 31 октября 1973 года. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Годки весеннего призыва 1971 года на баке корабля. Единственная фотография того дня хорошо иллюстрирующая настроение и состояние моряков-свиреповцев перед ДМБ лучших из лучших военных моряков БПК «Свирепый» осеннего призыва 1970 года. Тяжело было прощаться с надёжными и опытными братишками: позади была трудная БС (боевая служба) в Северной Атлантике, впереди –неизвестность.