118. Напиши мне письмо, хоть две строчки всего!

Предыдущая глава: 117. Любовь прошла, завяли апельсины. 
http://proza.ru/2024/07/28/61

         Что касается нашей общей любимицы, обожающей быть в центре внимания, Шельмы, то
большую часть времени эта рыжая миниатюрная собачка проводила в нашем доме. Бабушка, конечно, по привязанности была у неё на первом месте, но и с нами установились хорошие отношения.

          Шельма оказалась очень переборчива в харчах, бабушка ей постоянно подсовывала какие-нибудь лакомые кусочки, но и сама Шельма была не промах раздобыть  вкусненькое — если что-то заманчивое оставалось на столе, могла незаметно стянуть тут же, без промедления.

         Однажды мама прибежала на перерыв домой, положила на тарелку творожок со сметаной, присыпала сахаром, да отлучилась на минутку проверить кроликов и  свинушек. Вернулась, а на столе идеально чистая тарелка стоит. Мама в недоумении позвала: "Валюш, это ты надо мной подшутила?" Заглянула в комнату, меня нет — я ещё в школе.

        Взгляд её упал на Шельму, сидящую, на всякий случай, уже возле входной двери. И тут собачка дрогнула и стыдливо опустила хитрую мордочку, выдавая этим себя. "Айяйяй, как не стыдно тебе, Шельма?!" — возмутилась мама. И воришка только ещё ниже опустила голову. Но мы всё равно любили её за эту ловкость, хитрость и изобретательность, постоянную доброжелательность к своим, поэтому прощали рыжей собаченции многие проказы.

         Чужих Шельма не жаловала. Особенно не любила почтальона. Он ещё не появлялся на горизонте, а рыжая бестия уже настораживала свои ушки-локаторы — она ненавидела почтаря всей глубиной своей собачьей души и караулила его приход, чтобы выплеснуть всю свою ненависть в оглушительно-звонком лае. При этом она иногда оглядывалась на нас, как бы ища нашего одобрения и поддержки: "Ну, как, здорово я его отбрила?! Будет знать наших!"

         Если в это время собачка была в комнате, то она буквально припадала к стеклу и заходилась в оглушительном лае, но если цыкнуть строго на неё в этот миг, то она тут же прекращала свою истерику и, цокая коготками по деревянному полу, с достоинством удалялась в кухню, приветливо помахивая нам своим хвостом-колечком: дескать, что поделать, служба моя собачья такая.

                Если же она находилась в момент прихода почтальона возле калитки, то, казалось, что эта шмакодявка просто разорвёт бедного мужика на куски, настолько яростно она бросалась к штакетнику.

                Однажды я выглянула в окно, заслышав Шельмин злобный лай, и увидела, как почтальон в сердцах сильно топнул ногой и прикрикнул грозно: "Цыть!" И наша отчаянно-храбрая собачонка вдруг упала в кратковременный обморок, потом вскочила и, стыдливо опустив голову, убежала. Я, конечно же, рассказала нашим эту историю, и мы долго посмеивались над смелостью Шельмы.

        Если же звоночка-Шельмы не было, то кому-то из нас приходилось в любую погоду — дождь или снег, зной или метель — выбегать по несколько раз в день из дома за калитку и заглядывать в почтовый ящик с нетерпением: а нет ли писем?! И каково же было моё ликование, если в ящике лежало письмецо, а то и два-три!

         Сейчас, к сожалению, мы уже не испытываем такой радости, получая какие-то сообщения или электронные письма. А тогда это было для нас большим событием — всегда рассматривали конверт и рисунок на нём, марку, обратный адрес — понять, от кого письмо, а уж потом смаковали само письмо .

           В прошлые годы, если мама первая доставала адресованное мне или Вере послание, она могла повертеть им перед нашим носом: "Спляши/станцуй, потом получишь!" Но это была не лично её выдумка такая, а давняя народная традиция, наверно, ещё зародившаяся на фронтах Великой отечественной войны, а, может, ещё и раньше. Мы нехотя делали несколько ленивых танцевальных движений и получали свой заветный конверт. Теперь же мама просто отдавала мне письма без всяких требований.
         
          Неизъяснимые сладость и предвкушение долгожданных новостей испытывала моя душа, когда я получала письма от подруг, от отца или от Веры. Верины письма, пронизанные её удивительным тонким юмором и самоиронией, доставляли нам особенное удовольствие. Мы их перечитывали по несколько раз.

        К этому времени сестрёнка уже училась на первом курсе медучилища на фельдшера, часто писала нам и присылала фото, а однажды даже накатала огромное письмо с подробными новостями из своей и отцовской жизни, с уморительными комментариями. Ей удалось получить место в общежитии, на выходные она всегда уезжала к отцу, который так и жил обособленно в своей общежитской комнате и вот-вот должен был получить квартиру. Не затягивая, я тут же тоже исписала почти тетрадь — целых 8 или 10 листов, еле втиснула в конверт и незамедлительно отправила, чтобы с нетерпением ждать скорейший ответ.

         Моя салаватская подруга Люда училась уже на втором курсе медучилища на медсестру, тоже частенько радовала меня письмами и чёрно-белыми фотками — из обычной симпатичной девчонки с конопушками на носу Люда превратилась в красавицу с орехового цвета глазами и тёмными длинными распущенными волосами, она начала слегка подкрашивать глаза и волосы, лучше одеваться — прощай школа, здравствуй, взрослая жизнь!

          Конверты, открытки и марки стоили в советское время сущие копейки. Авиаконверт был самый дорогой и стоил 6 копеек, письма в нем доходили гораздо  быстрее, а обычный конверт с маркой стоил 4 копейки. Открытки с маркой были по 4-5 копеек, без марки — по 1-2 копейки.  Теперь эти цены кажутся нам просто невероятными, а тогда это воспринималось в порядке вещей.

           При том, что почта, в целом, работала нормально, и письма доставлялись в срок. Позже, в восьмидесятых годах, почта СССР становилась всё более необязательной, иногда пропадали письма или открытки, а с посылками повсеместно происходили постоянные махинации — то посылка повреждена и всё внутри перепорчено, то она вскрыта и частично разграблена, а то и вовсе бесследно пропала, а почтовые работники только разводят беспомощно руками — дескать, не знаем, куда подевалась. Да что там посылки, пропадали даже денежные переводы! И не было на почтовиков никакой управы, а беспредел этот почтовый с годами только нарастал.

Продолжение: 119. Бураная исповедь
http://proza.ru/2024/08/05/79