Ночь колокольчиков

/Пусть никто не поверит, но это быль!/
 

Что ж, теперь ходим круг да около
На своём поле как подпольщики?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь время колокольчиков…
                Александр Башлачёв

        Всё-таки апрель – самый непредсказуемый месяц в году! С утра денёк обещал быть безоблачным, но ближе к обеду небо забросало тугими тучами-подушками, набитыми холодным снегом. Почки на деревьях уже приготовились выстрелить первыми острыми листочками, а тут снова налетел наглый пронизывающий ветер, так что едва показавшиеся на свет зелёные клювики замерли, не рискуя выбираться наружу. Как кепка на глаза, надвинулась на город безнадёжная хмарь, словно и не апрель вовсе, а обречённый на близкую бесконечную зиму ноябрь.
        Настроение тоже было далеко не весенним. Очередной литературный конкурс завершился для меня ещё одним провалом, веерная рассылка рукописей по редакциям ознаменовалась лишь несколькими дежурными отписками. На душе было муторно, а в голове возобновились ухающие в такт работы сердца шумы. Два года назад болезнь удалось притушить после долгого и весьма дорогостоящего для моей скудной библиотечной зарплаты лечения. И вот всё вернулось на круги своя – в голове сипло дышат незримые кузнечные меха, в кармане пусто, а для спасительного творчества не осталось больше ни времени, ни сил.
        Всё. С поэзией в моей жизни покончено, да и с прозой, похоже, тоже. О чём писать? Кому это всё нужно? «Лучше пол иди мой! За это хоть какие-то деньги да заплатят» – посоветовала мне бывшая школьная подруга, которой я рискнула однажды прочесть свои стихи. Помню, тогда оскорбилась я до глубины души. Столько лет прошло, а не забывается. Но теперь думаю, жаль, что не послушала её! Стольких бы проблем и разочарований могла бы избежать в жизни.
        Хотя в ту пору, в «эпоху тотальной нелюбви», я только стихами и могла спастись. Без них бы, наверное, и не выжила. Не вывезла бы непосильный груз обид, что сыпал на мою бедную голову прежний муж – пьяница и отъявленный потаскун. До сих пор не могу себе простить, что так долго терпела издевательства. Знала о его изменах, о тратах денег «налево» в то время, когда мы с ребёнком перебивались впроголодь. То ли так болезненно любила его? Но слишком долго не решалась вырвать из себя эту мучительную «люболь». Терпела ради ребёнка. Только когда уже подросший сын стал корить: почему ты не оставишь его (?), решилась – выдрала из нутра с мясом это чёрное разрушающее чувство, как впившуюся в плоть гадюку. Но рану приходится зализывать до сих пор.
         
        Я перешла знакомую, тысячу раз хоженую дорогу от диагностического центра, но направилась не по широкой улице к остановке, а нырнула вглубь дворов, намереваясь пройтись пешком немного, сократив путь. Плутая по незнакомым закоулкам, вскоре с удивлением поняла, что заблудилась.
        «Как можно потеряться в излазанном с детства вдоль и поперёк городке?» – растерянно задавала я себе один и тот же вопрос. Сначала смеялась над собой, надеясь на то, что быстро найду выход, потом негодовала, обвиняя себя в топографическом кретинизме. Но чем глубже я удалялась в одинаково серые и облезлые дворики безликих «хрущёб» и «девяток», тем яснее осознавала, что уже вообще не понимаю, в какую сторону нужно двигаться.
        Да где ж я?! Дома;, дома;, дома;… все чужие, незнакомые, тоже мне – родные пенаты, называется! Вот так же, наверное, и чувствовала себя моя бабушка, когда однажды вдруг на девятом десятке, после многолетнего сидения в четырёх стен отважилась самостоятельно дойти до «Хлебного» и, конечно же, заплутала. Да так далеко ушла, что нашли её только поздним вечером, совсем в другой стороне от магазина, одиноко скорчившуюся на лавочке, словно бездомная бродяжка. Что поделаешь – возраст… а вот меня он что-то рановато атаковал.
        Нужно спросить у кого-нибудь дорогу, сверлила висок навязчивая мысль. На улице, как назло, не было ни одного прохожего, только стая бездомных дворняжек, расположившаяся на полянке с погребами, проводила меня единым настороженным и недружелюбным взглядом.
        Перебегая из одного унылого двора в другой, я вдруг услышала отзвуки далёкой музыки и кожей ощутила ритмичные вздохи ударных установок. Стремглав помчалась навстречу звукам, подумав, что оркестр играет похоронный марш. Давно не слышала, чтоб кого-то в наши дни с музыкой хоронили! Но вскоре я разобралась, что это наслаиваются друг на друг разные «музыки», точнее, рок-композиции. И это показалось спасением, ведь раз есть музыка, значит, должны быть и музыканты!
        Люди появились как-то неожиданно и не по одному или парами, а сразу компаниями. Словно жители всех близлежащих кварталов решили непременно собраться в одном месте, чтобы насладиться какофонией из разнообразных обрывков рока. Группы парней, в джинсах и чёрных кожаных куртках, стекались в один из ничем не примечательных двориков. Двор как двор – периметр из хрущёвок-клонов, из-за которых выглядывают ряды многоэтажек, будто родители на школьной линейке первого сентября бдят за своими первоклашками.
        Только зайдя внутрь стихийного фестиваля, я поняла, чем это место было так притягательно для местных рокеров. Посреди двора прямо под открытым небом располагался бар со всеми положенными атрибутами питейного заведения: скоплением мерцающих бутылок с заточёнными внутри джиннами, разноцветным ковром этикеток от которых пестрило в глазах и услужливыми барменами, что метались за стойками.
        Эпицентр алкогольных утех представлял из себя поблёскивающую гору стеклянной тары, словно обнесённую ограждением – дубовыми барными стойками. Вокруг сверкающего нагромождения, как мелкие лавчонки вокруг замка крупного феодала, были рассыпаны столы и стулья с клубящимися повсюду посетителями. Столики под лёгкими зонтами (сущая нелепость для апреля в Сибири!) тесно группировались вокруг бара, широко разбегаясь до самых дальних уголков двора. Будто какой-то сумасшедший ресторатор-авангардист, не заморачиваясь с арендой помещения, решил устроить бизнес, прямо не отходя от собственного подъезда.
        Вопреки моим ожиданиям, эстрада с живой музыкой отсутствовала вовсе, зато почти за каждым столиком кучковались компашки с гитарами, разными свирелями, барабанами и каждая группа играла что-то своё, создавая немыслимый звуковой хаос. Пытаясь зацепиться взглядом хоть за какие-нибудь живые глаза, я направилась к барной стойке, ведь именно там, наверное, кипит настоящая жизнь.
        Поначалу, стремясь обратить на себя внимание, я тщетно дёргала каких-то людей за рукава, хлопала по незнакомым плечам, но от меня лишь отмахивались, словно я была и не человек вовсе, а просто обнаглевшая мошка, что вьётся у лица. Мой вопрос «где я нахожусь и как мне отсюда выйти?» тонул и растворялся в общем оглушающем сумбуре. Ошалев от музыкальной каши, творившейся теперь не только вокруг, но и у меня в голове, я поняла, что в этаком шуме никто мне ничего вразумительного всё равно не ответит.
        У самой стойки я заприметила один свободный высокий стул, какие обычно бывают в барах. Не без труда на него взгромоздившись, я с силой зажала уши ладонями, силясь хотя бы немного ослабить разноголосый грохот. Шустрый бармен подозрительной для наших широт латиноамериканской наружности заботливо поставил передо мной высокий бокал с небесно-голубым коктейлем. На все мои возражения, что я, мол, не пью и вообще ничего не заказывала, он только, улыбаясь на все тридцать два белоснежных зуба, кивал да ближе пододвигал ко мне бокал.
        Обычно я стараюсь вести себя сдержанно, особенно в присутственных местах, но тут просто взъярилась:         
– Да чего вы, в самом деле?! Не понимаете или прикидываетесь?! Я ж русским языком говорю: не-хо-чу!!!
        В ответ юноша, лукаво сверкнув очами-черносливинками, вдруг издал гортанный свистящий звук, похожий на крик приморских чаек. Я не знаю, что именно в этот момент произошло, да и невозможно, видимо, объяснить сие рационально! Парализующий крик-свист или скорее гарканье вверг меня в испуганное оцепенение, но вместе с тем я сразу поняла всё, что тот пытался мне сказать.
        Оказывается, донести до меня он хотел довольно многое, а главное желал успокоить, что, мол, и музыкальный бедлам этот скоро закончится, ведь через пять минут наступит час тишины, и коктейль – бесплатный презент от заведения для всех новеньких посетителей, и выйти я отсюда могу в любой момент, никто меня тут вопреки моему желанию надолго не задержит. 
        Однако этот зычный нечеловеческий вскрик произвёл на меня столь ужасающее впечатление, что вместо того, чтобы выдохнуть и разгрузиться, я впала в ступор и почувствовала, как беспощадный иррациональный страх сжимает моё маленькое сердце костлявой ледяной ручищей.
        Поняв, что все его старания не возымели успеха, юркий парнишка поспешил удалиться, видимо, предпочитая иметь дело с клиентами, обладающими более устойчивой, чем у меня, психикой. С уходом бармена мне действительно стало легче, будто неопознанный летающий объект, неожиданно зависший у меня над головой, удалился, а вместе с ним отодвинулась и опасность моего похищения внеземной цивилизацией.
        Через несколько минут музыкальная сумятица на самом деле улеглась, хотя где-то на задворках ещё немного попиликали несколько далёких скрипок, но вскоре и они смолкли. На первых секундах тишина показалась оглушительной, словно сидишь в шлеме, через который почти не проходят звуки. После нестройного громкого спора сотни рок-хулиганов, затишье ощущалось как блаженство. Хорошо, здесь ещё реперов нет, тех я за полноценных музыкантов и вовсе не считаю: не-до-поэты, не-до-певцы, пустые рифмоплёты… способные лишь раздражать… Да-а, видимо, если меня так уж стала бесить молодёжная музыка, то вот она, значит, и пришла – старость!
        Наблюдая за тем, как беседуют между собой рокеры, снуют между клёнами, как неустанно перебегают от столика к столику, смолят бесконечное курево, я стала постепенно понимать, что все они не разговаривают привычным для людей способом, а лишь перебрасываются цитатами – отрывками из своих же песенных текстов, которые только что исполняли, либо каркают друг другу в лицо, примерно так же, как буквально недавно ответил мне тот чернявый бармен.
        Вдруг среди приглушённых разговоров, похожих на рокот волн далёкого океана, я услышала мелодичный звон серебряных бубенчиков. Позвякивало где-то совсем рядом. Повернув голову, увидела обычного паренька, невысокого и щуплого. Он сидел буквально за моей спиной. Ничего в его простенькой провинциальной внешности не было примечательного, а вместо одного из передних зубов у него даже металлическая фикса поблёскивала. Да кто сейчас вообще, скажите на милость, из артистов с железными зубами ходит? Или это новый тренд такой? 
        Мятая тёмная толстовка, волосы до плеч, так тут полно волосатиков с пышным шевелюрами, «конскими хвостами», дредами и африканскими косичками. На руке и на голой шее у парня висели крохотные маленькие колокольчики, ну так мало ли вычурных аксессуаров надевают на себя любители рок-тусовок. Вон один крендель шатается между столов с амбарным замком на толстенной цепи, обмотанной вокруг шеи, торса и пояса… а тут всего-то какие-то крохотные колокольчики… подумаешь! Маргинал какой-то, наверняка, бродяга и тунеядец. 
        Но в этом пареньке было нечто необычное, что вновь и вновь притягивало внимание. Словно волшебным гипнозом магнитил он мой взгляд, как бы намекая: погоди, не отвергай, не присмотревшись, загляни поглубже, попробуй… 
        Вокруг кипела безумная вечеринка. Вон – один «кадр», явно работает под Цоя. Его проход между столиками некоторые из поклонников встречали стоя и с аплодисментами, а ведь дождаться такого от коллег по рок-н-ролльному цеху – дорогого сто;ит.
        У дальнего клёна толпа окружила Христоподобного бородача, напоминающего убиенного Игоря Талькова, а чуть поодаль от всех, грустил наедине с гитарой похожий на утончённую японскую девушку темноволосый парень с каре. Наверняка косит под Мурата Насырова, а может, ему и вправду очень хочется в Тамбов  вот и взгрустнулось бедолаге. У барной стойки напротив сидел юноша, ну точь-в-точь, Игорь Сорин – погибший солист «Иванушек». Странное тревожное чувство не покидало меня. «Всё чудесатее и чудесатее!» – воскликнула бы сейчас Алиса из Страны Чудес. Вот только какие тут меня ожидают чудеса?
        Из всей разношёрстной толпы фриков, что общались между собой обрывками песенных текстов, либо гортанным гиканьем, лишь он один, этот парень с колокольчиками на шее, говорил почти нормально, разве что только чуть нараспев. Видимо, только у него хватало слов, чтобы не заменять их теми душераздирающими криками, от которых стынет кровь.
        Вот у кого нужно спросить дорогу! Молодой человек кажется вполне адекватным посреди этого бедлама. Но как начать разговор? Вдруг он тоже лишь гаркнет в ответ, оглушив гортанным вскриком на неизвестном птичьем наречии?
        Но к моему величайшему удивлению, парень, словно почувствовав моё желание обратиться к нему, опередил меня и заговорил со мной первым: 
      
– Несколько лет, несколько зим...
   Ну, как ты теперь, звезда? 

        Это что, он меня что ли звездой назвал? Я немного смутилась, пролепетав: «Привет», и невольно поёжилась. От неподвижного сидения на высоком стуле я продрогла. Это не ускользнуло от внимания моего собеседника:

– Наверное, скоро придёт весна
   В одну из северных стран …

   Холодный апрель. Горячие сны.
   И вирусы новых нот в крови …
 
– Вирусы новых нот? Везёт же некоторым, а вот меня, похоже, творческая лихорадка оставила навсегда… – почему-то мне захотелось быть с этим молодым человеком откровенной и не сдерживать того, что накопилось на сердце. – Стихи не приходят, проза тоже не идёт, хоть сдохни!

– Всё будет хорошо, только ты не плачь.
   Скоро, скоро, ты только не спеши ...

   Поэты живут. И должны оставаться живыми .

         Его добрые глаза были доверчивы и по-детски наивны. Лицо напоминало кого-то, только вот я никак не могла вспомнить кого, будто я была знакома с ним, но давным-давно. 
        Буквально после нескольких минут разговора, парень перестал казаться мне простоватым и чересчур щуплым. Теперь я разглядела его красоту, которая светилась изнутри. Особенно удивили его необыкновенные лиловые глаза оттенка полевых колокольчиков.
        На все вопросы новый знакомый находил подходящие цитаты из своих текстов. Так я догадалась, что вовсе не заплутала во дворах, а попала в некое межмирье.
        От моего визави я узнала, что этот двор – специальное место, не ад и не рай, а пристанище для погибших музыкантов (тогда я ещё надеялась, что это просто красивая поэтическая метафора…). Здесь каждый нашёл «свою стаю», а ещё, что в бокалах у них нет ни капли алкоголя, даже жажду это питьё не утоляет… не то что похмелье.
        Петь и играть тут дозволено только всем разом, пока не научатся слушать друг друга, но пока это мало кому удавалось. Практически никому. И лишь ему, да ещё нескольким счастливчикам разрешается выходить отсюда. Однако парень жутко скучал по «братишкам», вот и забредает сюда частенько повстречаться со старыми друзьями.
        На мой вопрос: «Кто ты?» он ответил сначала пространно…

– Не умею ковать железо я –
   Ох, до носу мне чёрный дым!
   На второй мировой поэзии
   Признан годным и рядовым .

– Назовись, пожалуйста, конкретнее… – не унималась я, где-то в глубине души понимая, что стыдно не знать его… горько не помнить…

– Психически здоров. Отвык и пить, и есть.
   Спасибо, Башлачёв. Палата номер шесть .

   Хочешь подарю стихотворение?
   Прочитаешь будто бы своё.
   Как молитву на моё успение
   Будет вторить в небе вороньё…

        Именно с этого предложения и начинался стих, который он, видимо из жалости, захотел мне презентовать.
        Он декламировал, начав на полутонах, но по мере чтения распаляясь всё сильнее и сильнее, пока от него не хлынула такая энергия, что мне показалось: сейчас вот-вот полетят искры. В моей голове вспыхивали микровзрывы. Стихотворение было слишком длинным и столь много яростных чувств было в нём сконцентрировано, как в баллоне сжиженного газа… что, после, очнувшись, я, увы, не могла припомнить ничего, кроме одной его строки: «Этот крик отчаянный до рвоты. И у раны рваные края…».
        Осталось только воспоминание о том необычном состоянии сопричастности к некому Высшему. Сердце разрывалось от жалости ко всем на свете людям. А тот невероятный парень, проникнув в мою голову, ещё долго продолжал захлёбывающейся скороговоркой то ли петь для меня, то ли молиться:

– Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
   Но если хочешь – стихами грехи замолю,
   Но объясни – я люблю оттого, что болит,
   Или это болит оттого, что люблю? 

   Не надо, не плачь. Сиди и смотри,
   Как горлом идёт любовь .

        Помню, потом он повёл меня куда-то вглубь дворов, туда где было безлюдно. Когда мы протискивались сквозь толпу, я заметила, с каким почтением и почти преклонением относятся к нему окружающие. Мы вышли на площадку недостроенного дома. Среди строительного неуюта он показал мне обычную картонную коробку. По тому, как осторожно, с нежностью он открывал её, и по загадочному свету, которым сияли его глаза, я догадывалась, что в коробке должно быть спрятано нечто очень важное.
       Действительно меня ожидал сюрприз: в коробке притаившись лежал пятнистый, игрушечных размеров живой оленёнок. Мой спутник вдруг с горечью и надеждой прошептал: 

– Спи, дитя моё, люли-люли!
   Некому берёзу заломати .

        Вдруг прямо над нашими головами ударил огромный колокол. Я вздрогнула и, казалось, вместе со мной вздрогнули дома, улицы и дворы. Оглушительное долгое «донн...», мягко оттенили пересуды далёкой звонницы. Создавалось такое впечатление что невидимый колокол разметал разворошил всё вокруг, всколыхнул воздух и разбил картину мира, а угодливое позвякивание невидимого монастыря лишь поддакивало его непобедимому набату.
        С ужасом я наблюдала как всё вокруг рушится и распадается… сначала на крупные пазлы, а потом на гранулы, пиксели, которые смешивались, размывая очертания всего видимого. Только глаза моего нового друга, огромные, бездонные, с выражением полной безнадёжности всё смотрели в самую мою душу. Но, наконец, и они растаяли вместе с затухающим колокольным перезвоном.

        Очнувшись от завораживающего сна-наваждения, я долго не могла прийти в себя… Утром не утерпела, рассказала о сне коллеге, с которой работаю в одном кабинете. Вот она-то и показала мне впервые видео с Александром Башлачёвым. Я сразу узнала его, да, это именно он приходил ко мне в том сне.
        Странно, что не слышала его в юности, в конце восьмидесятых. Ведь увлекались же мы повально песнями Виктора Цоя, Бориса Гребенщикова. Но почему же Башлачёв прошёл тогда мимо, а настиг только теперь?
        После первого же потрясения от песен – «В чистом поле – дожди косые…», «Вечный пост», «Время колокольчиков» – я стала слушать и смотреть о музыканте всё, что только могла найти в интернете. Входя в кураж своих неистовых баллад, СашБаш, как при жизни называли его друзья, нередко разбивал пальцы в кровь о гитарные струны. Никогда он не заботился ни о карьере, ни о заработках. Лишь в наше уже время, после того как познакомилась с ним в удивительном своём сне, я и узнала, что возрасте двадцати семи лет в феврале 1988 года он покончил с жизнью, шагнув из окна многоэтажки. Сын Башлачёва Егор родился спустя полгода после смерти отца. 
        Чем больше я узнавала творчество талантливого музыканта-пророка, тем яснее понимала, в каком направлении мне самой нужно двигаться в творчестве. И неважно, что это будет – поэзия, проза или живопись, главное, это та беззаветная любовь к людям, которую завещал нам Александр Башлачёв. В одном из редких интервью он как-то сказал, не столько давая совет какому-то рандомному гипотетическому человеку, сколько сформулировав свою собственную цель: «Ты должен дать понять плохим людям, что они тоже хорошие. Только они пока ещё не знают, что они – хорошие…»
        После нашего сумрачного знакомства между бытием и небытием, по теням воспоминаний наших разговоров, по отрывочным фразам, которых я не обнаружила в тексте песен Александра Башлачёва, я догадалась, что он диктовал мне тексты своих ненаписанных в земную бытность песен. Да вот только дырявая моя память не удержала их все. Печалюсь и пла;чу, но, увы, восстановить уже больше ничего не могу. Хотя всё-таки несколько стихотворений мне с большим трудом и домысливанием удалось из себя выплеснуть, и они не моей тёмной, а его светлой тональности. Ему не важно было, чтобы сохранилось авторство (известность, гонорары), а было лишь необходимо, чтобы люди услышали о том, как сильно он их любит, и неважно чьи губы произнесут эти слова.
        В награду мне было дано – великое чудо – исцеление! С той ночи больше не ухают в моей голове кузнечные меха, не стучит в висок злая сбесившаяся кровь, так неотступно мучавшая меня несколько лет подряд. Без многочисленных уколов и дорогостоящих лекарств после посещения сновидческого рок-фестиваля болезнь моя отступила. Спасибо! Не знаю кому – Александру, его стихам, песням или Господу, устроившему для меня сие чудное видение…
        Одно только некоторое время так и оставалось для меня неразгаданным: зачем СашБаш показал мне крошечного оленёнка в коробке и что это вообще означает? Ведь должен же быть в этом какой-то символ, смысл, намёк?!
        Но прошла всего пара месяцев с того мистического сновидения, и вот одним дождливым летним утром с экрана телевизора прозвучала трагическая новость: 19 июня в столице погиб Егор Башлачёв – сын легендарного питерского рок-музыканта, поэта и журналиста Александра Башлачёва. Тридцатидвухлетний молодой человек выпал из окна дома на улице Чаплыгина, что на Чистых прудах. Трагедия произошла через тридцать три года после того, как при аналогичных обстоятельствах погиб его знаменитый отец, которого называли «совестью русского рока».
        Лишь после услышанного я поняла, что означала та коробка с оленёнком. Башлачёв знал, что скоро встретится с сыном и что тот повторит его смертельный полёт. Он, наверное, хотел предупредить, может, просил у меня помощи.
        Но почему именно у меня? Что я могла сделать, безвылазно сидючи в своём медвежьем сибирском углу? Без средств на путешествия даже по родимой стране, без знакомств в этом кругу, без денег… Не знаю?.. К сожалению, история не имеет сослагательного наклонения, и не нам судить, что бы могло быть, если бы да кабы…
        Может, при невероятном стечении обстоятельств я бы смогла, наверное, поговорить с Егором, не допустить… если бы я только знала тогда, если бы поняла… если бы мы все знали, если бы поняли…

19 апреля 2021 год.

______________________________________________

[1] «Мальчик хочет в Тамбов» – песенный хит 1997 года в исполнении Мурата Насырова, перепевка с сингла «Tic, Tic Tac» альбома «Festa do boi bumba» (1996) бразильской поп-группы «Carrapicho».

[2] Из песни Александра Башлачёва «Минута молчания (Песня о музыканте)».

[3] Из песни Александра Башлачёва «О, как ты эффектна при этих свечах».

[4] Из песни Александра Башлачёва «Все от винта!».

[5] Из песни Александра Башлачёва «Все будет хорошо».

[6] Из песни Александра Башлачёва «На жизнь поэтов».

[7] Из песни Александра Башлачёва «В чистом поле».

[8] Из песни Александра Башлачёва «Палата номер шесть».

[9] Из песни Александра Башлачёва «Посошок».

[10] Из песни Александра Башлачёва «Все от винта».

[11] Из песни Александра Башлачёва «Некому березу заломати».